Предисловие СП

Есть такой миф, который запустил некто убогонький писатель Сонин, что советская физика «спаслась» от идеологического разгрома при Сталине благодаря Берии. Вот как обычно это излагается (цит. по монографии Р.Ш. Ганелина д.и.н., члена-корреспондента РАН «И.В.Сталин, А.Я.Вышинский и Ю.П.Францев в 1949 — 1953 гг.: от борьбы с космополитизмом к „делу врачей“»):

«Конечно, вряд ли он сам осознал пагубность для советской физики предстоящего совещания, — пишет А.С. Сонин. — Видимо, кто-то его определенным образом информировал. Это мог быть Курчатов, хотя, скорее всего, это сделал Берия, курировавший работы по атомной проблеме. По словам заместителя Курчатова Н. Н. Головина, референт Берии генерал В. А. Махнов рассказывал ему, что такой разговор был. На одном из совещаний в начале 1949 г. Берия спросил у Курчатова, правда ли что теория относительности и квантовая механика — это идеализм и от них надо отказаться. На это Курчатов ответил: “Мы делаем бомбу, действие которой основано на теории относительности и квантовой механике. Если от них отказаться, придется отказаться и от бомбы”. Берия был явно встревожен подобным ответом и сказал, что самое главное — бомба, а остальное — ерунда. Видимо, он тут же связался со Сталиным, и тот отменил совещание».

Это, конечно, выдумки Сонина. Интересно другое — как отзываются о Сонине и его книге на физфаке МГУ. Приводим поистине замечательную для нашей ситуации статью местной факультетской газеты.

---

В.Б. Губин, В.К. Новик,
газета «Советский физик» № 3 за 2005 г.

Правильные представления о мире и его познании весьма важны для науки, особенно в критических, парадоксальных ситуациях. Они указывают, что можно и чего нельзя, какие механизмы связи вещей разрешены, а какие нет. В истории науки скачки в ее развитии сопровождались изменением общих взглядов на мир. Известны досадные взаимные непонимания выдающихся ученых, например Галилея и Кеплера. Конец 19-го и 20-й век добавили в физике споры о согласовании термодинамики и механики, о теории относительности и природе квантовой механики. При этом переплетались как конкретно-физические основания и доводы, так и общие философские представления.

В советское время как научная преподавалась теория познания диалектического материализма. Надо сказать, большая часть ученых была с нею согласна и представляла в общих чертах познание так, как она трактовала. Основными положениями в ней были, помимо первичности материального: неисчерпаемость материи и познания, несводимость высших форм движения к низшим, представление о теориях как о приближенных моделях мира, общественно-историческая практика (а не отдельные опыты!) как конечный критерий правильности.

Однако эта теория принималась не всеми. Причины были различны: от предубежденности до простого ее непонимания или вообще незнакомства с нею, что многими практически работающими физиками считалось (и считается) в порядке вещей. Кое-кто считал ее не наукой, а идеологией, т.е. чьей-то посторонней для науки пропагандой. Это несогласие отчасти представлялось как знак независимости и прогрессивности.

В связи с тем, что споры по конкретным указанным выше глубоким физическим проблемам касались общей методологии, между физиками возникали разногласия, включая методологические. В дискуссии вступали и философы — сторонники диалектики. О согласовании термодинамики с механикой острых философских дискуссий почти не было, хотя статей было предостаточно. В отношении двух других проблем основной базой диалектиков была идея о неисчерпаемости материи и, соответственно, ограниченности и неокончательности теорий относительности и особенно квантовой механики. Эти вопросы не разрешены до сих пор, хотя внешне победил взгляд, что эти теории, причем квантовая механика — в копенгагенской интерпретации, — окончательны.

В 1994 г. вышла книга А.С. Сонина «“Физический идеализм“: История одной идеологической кампании», претендующая на объективное изложение и оценку таких столкновений в нашей стране. Вскоре после выхода книга была заслуженно забыта. Но в связи с появлением в последнее время ссылок на нее, как на достойное доверия свидетельство, истина и ответственность перед потомками требуют вновь дать оценку этому неправедному сочинению.

Первоочередным и главным тезисом этой хорошо проплаченной книги является мысль, что марксистская диалектико-материалистическая теория самоуверенно и неуместно вмешивалась в область физики. Передовым ученым приходилось отбиваться, и хотя они примерно в 1954-м году победили, вылазки их противников не прекращались и позже.

К этой линии Сонин добавляет галерею портретов ученых физфака МГУ, обычно оппонировавших «правильной» физике и поданных откровенно гнусно.

Посмотрим на проработку автором главной линии. И тут нас с самого начала ожидает сюрприз.

Для введения и разминки Сонин «изложил» один из основных трудов по теории познания диалектического материализма — «Материализм и эмпириокритицизм» В.И. Ленина. При этом он удивительным образом не упомянул о главном в той книге: ни об абсолютной истине как существующей реальности и объекте познания, ни о ее приблизительном, конечном, условном отражении в теориях, ни о наличии в них объективного содержания, ни о неисчерпаемости объектов и познания, ни о критерии общественно-исторической практики, ни о несводимости высших форм движения к низшим.

Конкретные выводы Ленина передергиваются до невообразимых глупостей. Так, согласно Сонину, Ленин утверждает (цитируем — Г.-Н.): «…в буржуазной физике никакого положительного содержания уже нет». Утверждения Ленина по этому поводу прямо противоположны, и он призывал впоследствии использовать и использовал буржуазных специалистов — разумеется, именно из-за конкретного положительного содержания их знаний.

По мнению Сонина, «…новая физика явно не укладывалась в рамки догматического диалектического материализма. Поэтому ей была объявлена война». Но никакой войны новой физике Ленин не объявлял. Он говорил вообще о другом. Он как раз разъяснял приверженцам старого понимания материи как простого вещества многообразие ее форм и призывал не делать трагедии из кажущегося «исчезновения» материи, которая как внешняя объективная реальность остается.

Манера изложения Сонина — чисто рекламная. Вот сказал словечко — «догматического», а что он под этим понимает, в чем заключается догматичность диалектического материализма, — не говорит. Он вообще нигде не говорит, что такое диалектический материализм, ни даже о том, что означает «диалектический».

В «Материализме и эмпириокритицизме» он не отметил (не смог понять?) ничего диалектического. А ведь все-таки для разбора споров диалектиков с метафизиками (недиалектиками) надо было бы хотя бы поставить задачу. Так что в методологическом отношении книга Сонина стоит на удивительно дремучем уровне. По его изложению вообще чувствуется, что он не понимает, что такое «диалектический». Спорят там неправые с правыми, и всё тут!

Книжка Сонина не только необъективна, что можно проиллюстрировать практически каждой строчкой. Она еще и совершенно некомпетентна. Автор в начале сообщает, что некоторое время учился на философском факультете МГУ, но философское понимание проблем у него отсутствует. У него вообще нет, не только философского, но даже просто методологического разбора столкновений. Особенно поражает полное непонимание сути спора о квантовой механике с копенгагенцами.

Фактически содержание книжки сводится к голословной, неумной и просто безосновательной защите даже не обычного, банального, так называемого метафизического (т.е. недиалектического) материализма, характерного для некоторых групп физиков, а просто этих групп. У автора вообще не только не видно какой-либо заботы об общей методологии познания, но и как бы просвечивает презрение к ней, как будто физическая наука ограничивается вульгарным и тупым эмпиризмом. Кроме того, Сонин не отличает и не отделяет (думаем, и не может) позиций диамата от мнений отдельных людей, которые считали, что выступают с позиций диамата, что совсем не обязательно одно и то же.

Еще раз повторим, что там почти не говорится, с какими конкретно претензиями выступали «диаматчики» и что им отвечали. А ближе к концу излагается просто обычный спор физиков друг с другом. Хорошо известно, какие острые столкновения, связанные с соперничеством или, по меньшей мере, с неадекватным пониманием работ друг друга возникали раньше и возникают сейчас. Сонин их подверстывает к идеологическому противостоянию.

Например, резкое и, по мнению Ю.Л.Климонтовича и А.А.Рухадзе, опубликованному в последние годы, удивительно несправедливое неприятие известными теоретиками основополагающих работ А.А.Власова по теории плазмы («О несостоятельности работ А.А.Власова по обобщенной теории плазмы и теории твердого тела»» В.Л.Гинзбурга, Л.Д.Ландау, М.А.Леонтовича и В.А.Фока (ЖЭТФ, т. 16, с. 246, 1946)). Страницы ЖЭТФ’а, естественно, Анатолию Александровичу для ответа предоставлены не были. Но время и человечество оценили труд А.А. Власова иначе, и не менее значимо, чем Нобелевская премия. В «Physical Abstracts» введен раздел «Уравнение Власова», и в нем встречаются такие вот заголовки: «Уравнение Власова-Больцмана», «Уравнение Власова-Эйнштейна» и т.д.

Послеоктябрьский раздел начинается со стандартной, дежурной лжи:

«То, что старое общество необходимо разрушить „до основания“, у победителей сомнений не вызывало».

Тут «хитро» извращена фраза из «Интернационала»: «Весь мир НАСИЛЬЯ мы разрушим до основанья…». Сониным область планируемого победителями разрушения экстраполируется на все старое. А ведь совершенно бесспорно, что этот бесчестный автор слышат слова Ленина о том, что коммунистом можно стать, только обогатив себя знаниями, накопленные человечеством. Но он «цитирует» чрезвычайно избирательно.

На следующей странице аналогичный перл:

«Считалось, что в ней (марксистской философии) одной содержатся ответы на все конкретные вопросы всех без исключения наук».

Диамат таких глупостей никогда не говорил, а наоборот — утверждал, что «всякая истина конкретна», т.е. подлежит непосредственному изучению соответствующей наукой.

Потом Сонин переходит к одному из главных, как он представляет, «диалектиков» — к физику, профессору МГУ А.К.Тимирязеву (сыну К.А.Тимирязева). Еще до революции А.К. Тимирязев стал выступать против теории относительности. О 20-х годах Сонин пишет:

«Статьи с критикой теории относительности Тимирязев не мог печатать в физических журналах, так как любому физику была ясна абсурдность его утверждений».

Ну и прекрасно! На что жаловаться?

Но Сонин нагнетает дальше:

«…еще Ленин, осуждая Пуанкаре и Маха, указывал, что релятивизм в познании неизбежно ведет к агностицизму, скептицизму и субъективизму. Поэтому теория относительности, с точки зрения марксистской философии, просто не может быть истинной».

Но Ленин не говорил о неправильности теории относительности. Это Сонин (отсутствие философского образования дает себя знать!?) путает релятивизм в познании — отрицание наличия объективного содержания в научных знаниях — с названием конкретной физической теории, описывающей именно объективное состояние вещей.

Изложенный букет искажений, нелепостей, глупостей содержится на первых 20 страницах. А всего их 220! Большой объем сам по себе способствует впечатлению верности, и книжка еще долго может быть примером превратного изображения отношения людей на физфаке и около него. А люди там были очень даже самостоятельные и говорили, что думали, а не то, что диктовал кто-то. И если, скажем, Борис Иванович Спасский что-то трактовал таким-то образом, то именно так он и думал и считал это верным и полезным. А не какие-то злые дяди велели ему писать цитаты из Энгельса.

О 30-х годах Сонин пишет, пытаясь создать впечатление, что за «физический идеализм» репрессировали, однако доказательств он не приводит. Он просто ловкими формулировками привязывает эту причину к арестам, например:

«Еще один „физический идеалист“ {после Ландау Г.-Н.}, … В.А.Фок тоже был репрессирован»,

— хотя чуть ниже сам же указывает другую причину. Ландау же, судя по статье Е.Л.Фейнберга «Ландау, Капица и Сталин» («Природа», 1998, № 1), был арестован за самые натуральные леворадикальные листовки.

Кажется, единственный конкретный пример научного спора, описанный Сониным, показывает его собственную полную некомпетентность. Он приводит как пристрастную и несостоятельную критику В.Н.Кессенихом радиофизика Я.П.Альперта:

«…полученная единичная кривая, в которой нельзя отделить случайные ошибки от ожидаемого эффекта, публикуется в сопровождении весьма далеко идущих выводов о совпадении теории с экспериментом».

С ошеломляющей «логичностью» Сонин резюмирует:

«Скорее всего, здесь под обвинением в недобросовестности скрываются личные обиды Кессениха».

Тут не поймешь, потрясающая ли это безграмотность, следствие отсутствия фундаментального образования или просто бессовестная инсинуация.

По крайней мере, половина книги состоит из изложения фактов, не связанных с «физическим идеализмом» — проблемой, заявленной в названии, — а с выяснением как национальных, так и личностных приоритетов и с космополитизмом. Довольно много споров о том, чем именно заниматься и кому отдавать результаты, печататься ли за границей. Напомним, что когда С.И.Вавилову говорили, что нас за границей не читают, он утешал, «Ничего, ничего, главное — чтобы мы их читали». С какой стати просвещать заграницу, а своих оставлять во мраке неведения? И, между прочим, кампания против космополитизма последовала за письмами П.Л.Капицы И.В.Сталину о необходимости развивать нашу самостоятельность и против нашей обычной манеры принижать наших ученых и инженеров и завышать оценки западной науке и технике, пытаясь копировать их во всем.

На стр. 128-129 Сонин пишет:

«Еще один борец за приоритет отечественной науки — профессор Дмитрий Дмитриевич Иваненко…. {Каков тон! — Г.-Н.} — один из ревнителей „советской“ физики, яростный борец против „физического идеализма“ и „космополитизма“…

А почему бы Иваненко не быть ревнителем „советской физики“? Почему бы ему не бороться с „физическим идеализмом“? Сонин так и не сказал вразумительно, что это такое. Да и с каких это пор космополитизм хорош? Вот будут когда-нибудь все братьями и сестрами — тогда пожалуйста.

Свое выступление на заседании Оргкомитета {по подготовке в 1949 г. так и не состоявшегося совещания по методологии физики!!! — Г.-Н.} Иваненко начал с оптимистического тезиса, что „советская теоретическая физика имеет основания и должна взять на себя решение задачи создания картины мира“. Однако, по его мнению, этому мешает Ландау, который своим авторитетом препятствует тому, чтобы физики занимались глобальными проблемами, Ландау призывает их решать конкретные задачи то, что Иваненко пренебрежительно называет „малым стилем“ в науке».

Ну что ж, по крайней мере, доля истины в словах Иваненко была.

Еще два «борца» против «замалчивания русских авторов», личности, безусловно, незаурядные (как отмечает сам Сонин), Акулов и Ноздрев, были позже, в 54-м году, приказом министра уволены с физфака МГУ как «мешавшие установлению нормальных деловых отношений с учеными Академии наук и других научных учреждений». То есть от них избавились вполне даже административно.

В действительности диаматчики были в большом загоне, и кому на кого больше следует жаловаться — еще вопрос. Можно только изумляться, какие соринки подбирает Сонин в качестве обвинений. Вот пример:

«Совершенно удивительную по своей безграмотности и безответственности статью поместил в газете „Красный флот“ {газета Северного флота — Г.-Н.} Максимов. Она называлась „Против реакционного Эйнштейнианства в физике“».

Можно себе представить, каким влиянием пользовался член-корр. А.А.Максимов, если ему удалось изложить свои взгляды только во флотской многотиражке, принявшей его явно из почтения провинциалов к его титулу! Но и там его настигли Тамм, Арцимович, Кикоин, Леонтович, Сахаров, Ландау, Алиханов, и другие письмом Л.П.Берии {метод научного спора!!!-Г.-Н.}:

«Непосредственным поводом нашего обращения к Вам послужил возмутивший нас факт опубликования в газете „Красный флот“ от 13 июня 1952 г. невежественной и антинаучной статьи члена-корреспондента АН СССР Максимова А.А. под названием…» ( С.С.Илизаров «Берия и теория относительности»/ Исторический архив. 1994, № 3).

В результате редактору газеты «указано» не непрофильность публикации…

В общем, к середине пятидесятых упрощенный материализм стал вполне независимым. И «советская физика» с тех пор постепенно стала «западной». Она почти полностью перешла на копенгагенскую позицию, так что сейчас даже перестал пониматься смысл знаменитой статьи 1935 года Эйнштейна, Подольского и Розена о неполноте квантовой механики. Напомним о статье 72-го года Ахиезера и Половина в УФН, в которой разными способами логически доказывается невозможность теории более глубокой, чем квантовая. Как пишет Сонин «поминать недобрым словом „физических идеалистов“ и „космополитов“ стало дурным тоном. Но … по-прежнему диалектический материализм считается венцом философии…». А что относительно венцов философии может сказать сам Сонин? Или он по этому поводу не имеет своего мнения, или ему стыдно его высказать? Кроме того, ведущих физиков философское давление совершенно не волновало. Например, квантовую механику А.С.Давыдов в лекциях на физфаке интерпретировал вполне по-копенгагенски без всяких сомнений и оговорок и даже упоминаний о несогласии с ней Эйнштейна.

Мы опустили много других частностей. Разбирать всю писанину Сонина долго. Но главное препятствие — это необходимость изложить и разъяснить суть проблем, чего сам автор не делает, да и явно не может.

Какова направленность и каков результат книги Сонина? Кому она выгодна? Аспектов тут несколько, и о некоторых говорить нелегко. Один из них — клановый: полное оправдание одних групп и несправедливое опорочивание других. В этом отношении у физфаковцев, знавших Власова, Иваненко, Спасского и других и уважавших их, книга вызывает возмущение. Во всяком случае, не Сонину их оценивать!

Так или иначе, А.А.Власов сделал свое дело в теории плазмы. И преподавая, он учил самостоятельно думать. В частности — не скрывал, а подчеркивал принципиальные трудности в обосновании статмеханики. Он был искренне заинтересован своей тематикой, случалось, бывал, вспыльчив, но отходчив. С ним можно было разговаривать об этих вопросах, спрашивать и возражать.

А Дмитрия Дмитриевича Иваненко, похоже, вообще все на физфаке любили, а некоторые просто обожали.

Борис Иванович Спасский был, по-видимому, идеальным руководителем кабинета истории физики. Он знал эту историю и разбирался в проблемах физики. И хорошо понимал (схватывал), что ему говорили, что бывает далеко не всегда среди авторитетных физиков, многим из которых зачастую и без вас всё ясно и понятно. Не следует преуменьшать роль широких знаний, которые дает история физики, причем поданная через призму научной методологии. Вообще говоря, потенциальной целью развития физика, помимо технических навыков, является правильная расстановка оценок надежностей различных положений физической науки. Физика — не математика. Многие ли, к примеру, осознают, что принятые разрешения парадоксов Гиббса — одни из самых сомнительных положений во всей физике? Пропорциональная оценка теорий и их интерпретаций нужна для готовности принять иные возможные разрешения трудных проблем, чтобы общая система теорий стала более согласованной. В противном случае, полагая нечто недопустимым, не считая возможным чем-то поступиться или подумать о более широком подходе или отложить доделывание неясностей на потом, он может пройти мимо крупнейших открытий или не принять их, что и происходило не единожды, между прочим — и с нашими ведущими научными группами. У Б.И. Спасского была такая правильная шкала.

Еще одна черта писаний Сонина — странная, но обычная для некоторых кругов какая-то патологическая страсть вечно помнить опасности и несправедливости давно прошедших чрезвычайно напряженных для страны дней, когда она была, мягко говоря, в критическом положении и в прямом смысле боролась за выживание, и холить и лелеять эту память, экстраполируя испуг и на более благополучные времена и вообще на весь тот общественный строй, который сейчас у нас разрушен. Истеблишмент нынешнего строя может быть доволен.

В научном же плане самый опасный результат книги Сонина — это невежественная дискредитации диалектического материализма, действительно научной методологии, знакомство с которой для физиков, по меньшей мере, весьма желательно.

Мы сказали не все, что следовало бы. В частности — что в те времена часто были неправы обе стороны. Сторонники диалектики не всегда ее достаточно понимали и потому иногда слишком много требовали от новых теорий — всё же конечных моделей неисчерпаемой реальности, однако в наших условиях вполне работоспособных. А метафизики, будучи лучшими профессионалами, во многих конкретных физических областях, плоховато понимали место физики в системе других наук и, кроме того, несколько перебирали в прагматизме и в своем апломбе. Нынешнее же отсутствие жарких споров хотя бы между физиками напоминает кладбищенский покой.