№ 1/89.I.2024
Введение
Несмотря на ложь антикоммунистов всего мира, утверждающих, будто бы большевики «убили русскую культуру», советский народ был самым читающим в истории. Любовь к книге, унаследованная коммунистами от классиков русской литературы, была возведена ими чуть ли не в ранг государственной идеологии. Подавляющее большинство советских граждан, от мала и до велика, любили читать и стремились ответственно относиться к этому процессу. Однако эта любовь, зачастую не имевшая в своей основе знаний марксизма, приводила многих книголюбов в стан врагов советской власти. Множество прочитанных повестей и романов Гоголя, Толстого и Тургенева не содержали в себе тех научных истин, знание и грамотное использование которых способствовало бы строительству именно коммунизма (а не абстрактного справедливого общества).
Даже такие, на первый взгляд, революционные писатели, как Горький, Серафимович или Гайдар, не гарантировали личности, взапой их читающей, знаний диаматической методологии мышления, знаний, найти которые можно было единственно в сокровищнице научных истин: в трудах классиков марксизма. Это же касается и многих других революционных писателей (в том числе и зарубежных), которых так любили в СССР, публиковали миллионными тиражами, стремясь с детских лет приучать людей к идеям коллективизма, взаимопомощи и равенства.
Нас же, как марксистов, особенно интересуют те произведения, в которых предпринимались попытки создать художественный образ революционера. К сожалению, результаты в этом направлении мы временно вынуждены признать неудовлетворительными. Авторы, в силу непонимания сути науки о коммунизме, не в силах были выделить в революционерах-марксистах то существенное, что отличало их от «благородных бунтарей». Соответственно, и в литературных произведениях эти качества Нового человека не могли быть освещены в достаточной степени. Перед читателем в роли революционера чаще всего представал идеализированный бескорыстный революционный романтик, отказавшийся от своих желаний ради благородной, но абстрактной идеи справедливости — это был тот максимум, на который были способны писатели, проигнорировавшие или недостаточно изучившие марксизм. К сожалению, эта тенденция наблюдалась как в отечественной, так и в зарубежной литературной традиции.
Одним из таких революционно-ориентированных произведений, пользовавшихся огромной популярностью в СССР, был роман «Овод» английской писательницы Этель Лилиан Войнич, покоривший миллионы советских сердец яркими, запоминающимися образами героев и их трагическими, но не менее запоминающимися судьбами. Свою роль в этом сыграли множественные экранизации [1] и постановки. В советское время «Овод» был включен в списки рекомендованной литературы для юношества, находясь в одном ряду с такими произведениями, как «Молодая гвардия» и «Как закалялась сталь». Однако есть основания полагать, что большинство читателей воспринимали историю об Оводе поверхностно, полагаясь только на возникающие переживания и эмоции, не могли выделить ключевое, не понимая или игнорируя ошибки, допущенные героями романа и приведшие к такому печальному финалу.
Именно анализу «Овода» и будет посвящена настоящая статья.
Общественно-политическая ситуация
Действие романа происходит в 1830 — 40-х годах в Италии периода Рисорджименто: эпохи национально-освободительной борьбы за избавление от австрийского гнета, за создание единого и независимого итальянского государства [2]. Этот период характеризуется хаотичным созданием множества мелких политических объединений, не имевших, однако, единой стратегии борьбы за освобождение Италии. Так, после краха очередной организации — общества карбонариев — один из ее деятелей, идеолог левого республиканско-демократического направления Джузеппе Мадзини основал в Марселе тайную патриотическую организацию «Молодая Италия», задача которой состояла в том, чтобы ликвидировать европейские абсолютистские режимы, отстранить католическую церковь от светской власти, освободить Италию от австрийского гнета и создать единое государство в форме буржуазно-демократической республики, опирающейся на всеобщее избирательное право и буржуазные политические свободы.
Первоначальные идеи Мадзини привлечь «наиболее многочисленные и бедные классы» к борьбе под руководством буржуазии постепенно были заменены откровенно идеалистическими религиозными концепциями о «священном долге итальянского народа», что выражалось в лозунге «Молодой Италии» «Во имя Бога и народа, теперь и навсегда». Идеи будущей организации общества носили мелкобуржуазный характер: освободить трудящихся планировалось путём наделения каждого гражданина мелкой собственностью. Организация наивно надеялась на существование добрых намерений у правительства и выступала преимущественно за путь реформ. Те восстания, которые всё-таки организовывались, оканчивались провалами вследствие произвольного (не согласующегося с движением трудящихся) выбора момента выступления и неправильной оценки расстановки сил.
В общем и целом европейские революции середины XIX века оканчивались компромиссом между дряхлеющими помещиками и ещё не достаточно «возмужавшими» капиталистами. Пролетарские массы, принимавшие в них непосредственное участие, оказывались обманутыми своими буржуазно-ограниченными вождями. Буржуазия из прогрессивного борца с феодализмом постепенно превращалась в один из передовых отрядов реакции, вынужденно вступая в сговор с земельной аристократией. Происходило это зачастую потому, что капитализм в большинстве развитых стран того времени еще не занимал положения, которое он занял ближе к концу XIX века. Молодой класс капиталистов еще не успел окрепнуть в классовых боях, а потому нуждался в помощи своих врагов, умело лавируя между двумя противоборствующими лагерями, извлекая из этого максимум выгоды и укрепляя свои позиции во многих европейских странах. Трудящиеся же массы были разобщены и дезориентированы.
Вышеизложенное подтверждается и ходом освободительного движения в Италии. Политика «Молодой Италии» не имела значительной поддержки у масс, так как идеи «общенационального объединения» игнорировали классовую борьбу нарождающегося пролетариата за свои коренные интересы (зачастую противоположные интересам буржуазии). Своё влияние оказывал и тот факт, что интересы крестьянства также не учитывались (лозунг передачи помещичьей земли крестьянам не выдвигался, так как буржуазия боялась потерять поддержку крупных землевладельцев). Таким образом, «Молодая Италия» представляла интересы в первую очередь буржуазии (несмотря на выдвигаемые лозунги), стремившейся свергнуть феодальное господство. Членом именно этой организации и являлся главный герой романа.
Главный герой
Несмотря на общий достаточно реформистский и соглашательский тон национально-освободительного движения, Оводу всё-таки не были чужды идеалы революционности, утверждение которых требует решительности в применении насилия по отношению к врагу. В этом контексте примечателен эпизод, когда Овод при первой за тринадцать лет встрече со своей возлюбленной прямо говорит ей:
«…По-моему, из двух видов патриотизма русский лучше: он доводит дело до конца. Если бы Россия основывала свою силу на цветах и небесах вместо пушек, то как долго, думаете вы, удержался бы этот князь в польской крепости?»
Эта фраза, прозвучавшая из уст Овода, заметно выделяет его на фоне абсолютного большинства членов организации, спорящих о наиболее предпочтительной форме борьбы с цензурой: петиции правительству или сатирических памфлетах, высмеивающих церковных и политических деятелей. Но даже несмотря на правильный революционный (а не реформистский) настрой, Овод, ведомый мелкобуржуазными заблуждениями, в основном руководствуется лозунгом «Лишь бы что-нибудь поделать». Например, в романе описаны ситуации, когда Овод участвует в восстаниях и поддерживает связи с контрабандистами и разрозненными группами восставших без ведома товарищей по партии, часто отлучается в поездки, ничего не сообщая коллективу. Подобная самодеятельность ведет только к огромному количеству неоправданных жертв среди участников стихийных выступлений, что, во-первых, нисколько не приближает к конечной цели, а во-вторых, дискредитирует политику организации в глазах народных масс.
Овода, как, впрочем, и остальных участников, не волновали долгосрочные последствия вероятных неудач, ибо движение представляло собой союз разнообразных политических сил, которые и не могли иметь единой стратегии. Однако в одном их мысли точно были схожи: в партии они видели не генеральный (интеллектуальный) штаб революции, не «ум, честь и совесть своей эпохи», а организацию, материально и морально поддерживающую трудящиеся массы (в основном для собственной выгоды). Примечателен тот факт, что многие современные граждане, называющие себя марксистами, действуют, подобно Оводу, не замечая при этом своих принципиальных расхождений с теорией и практикой марксизма.
Очевидно, главным недостатком Овода было то, что он был лишен знаний марксизма и в своей деятельности опирался не на теорию коммунизма, а на мелкобуржуазную критику неравенства и освещающей его религии. Однако эта, грубо говоря, содержательная сторона его недостатков менее всего может подвергаться сомнениям, ибо она должна быть очевидна любому современному марксисту. Другое дело — та форма политической борьбы, в соответствии с которой он действовал, тактика революционного движения, активным представителем которой он являлся и «успехи» которой повлияли во многом на его печальный финал. Именно в этой области Оводом и были допущены те ошибки, которые весьма не очевидны для многих товарищей, решивших ознакомиться с классикой революционной прозы.
Современные левые, стремящиеся соответствовать высокому званию коммуниста, обязаны разрабатывать тактику и стратегию только на основе развитой научной теории. Только практика, основанная на знании марксизма, приводит к последовательным победам. Подобные же Оводу «герои» (как тогда, так и сейчас) подменяют победу вечным движением к ней. Готовность пожертвовать жизнью делает судьбу храбреца, безусловно, трагической, однако деятельность его всё так же остается безрезультатной. Многие читатели и зрители в своих оценках не шли дальше первого эмоционального сочувствия. Один лишь факт того, что герой отдал жизнь за то, за что боролся, становится в глазах марксистски неграмотных граждан оправданием всех его ошибок. Именно такие взгляды разделялись сторонниками и представителями «левых коммунистов», эсеров или анархистов, и именно такие взгляды так любы их современным идейным продолжателям: всевозможным левым активистам и иным «узникам совести».
Подобное некритическое отношение к делу недопустимо. Компетентных революционных кадров всегда не хватает, поэтому каждая «боеспособная единица» должна оберегаться как зеница ока. Бездумное геройство, так активно пропагандируемое в среде «молодых и горячих» левых, может быть признано одним из проявлений оппортунизма: человек, ставящий свои личные (субъективные) принципы, чувства и желания выше партийных задач, человек, стремящийся предстать перед товарищами в роли мученика, а не в роли марксиста-победителя, является врагом либо только «в возможности» (если он стремится добросовестно подходить к процессу самообразования, если ответственно прислушивается к советам старших товарищей, демонстрируя при этом готовность преодолевать своё невежество), либо уже «в действительности» (если уже проявил себя как «герой», не желая при этом понимать и исправлять свои ошибки).
Да, Овод способен преодолевать сильную боль, он имеет стойкий характер, он смел и храбр. Однако наличие таких качеств действительно помогает делу, только если смелость не перетекает в безрассудство, а борьба не становится бездумной целью. Именно поэтому нас, как марксистов, не могут удовлетворить одни лишь описанные выше черты, ибо игнорируется главное — компетентность и добросовестность революционера.
Главная цель Овода — всё же месть за личное предательство, а не успешное решение задач, поставленных историей. Он совершает неоправданные поступки, пренебрегает элементарной осторожностью, занимается псевдореволюционной активностью. Например, оказавшись в тюрьме (тоже во многом по своей вине), он отказывается от возможности организации побега за счет помощи своего отца-священника, потому что ему важнее не продолжить работу и приносить пользу движению, а переубедить своего родителя. Это поведение недостойно революционера, обязанного руководствоваться необходимостью, а не личными обидами и желаниями. Стремление Овода рисковать и подвергаться испытаниям в большей степени является формой удовлетворения болезненного самолюбия, чем сознательной деятельностью в интересах общего дела.
Революционер всегда обязан подчинять свою волю партийной дисциплине, должен уметь отрицать животные мотивы научным миропониманием. Революционер — это не подобие Христа; очень глупо считать, что бездумными страданиями можно добиться стратегической победы. В голове верующего, быть может, бог зачтет ему такое усердие, но вот в реальности побеждает тот, чье понимание ситуации точнее, а действия логически спланированы, исходя из действительного положения вещей: если, например, обстановка требует тактического отступления, значит, должно быть грамотно организовано отступление. И, разумеется, качественное централизованное планирование действий невозможно без партии (научного центра), состоящей из компетентных кадров.
Коммунистам не чужды такие человеческие качества, как храбрость и смелость. Они, наоборот, обязательны, но только при условии их подчинения разуму. Героизм вносит положительный вклад в победу только тогда, когда он исходит из грамотного анализа ситуации, дополняя реалистичный план мобилизацией дополнительных усилий, а не воспринимается как самоценное явление. Революционную практику невозможно осуществлять на основе революционной фразы. Только сознательные действия, осуществляемые в соответствии с заранее сформулированной стратегией, способны привести общество к гармонии и миру. Только научная марксистская теория, положенная в основу преобразующей деятельности, гарантирует успешное строительство коммунизма. Именно к такому выводу должны приходить современные коммунисты после прочтения и просмотра «Овода». И именно к такому выводу, к сожалению, не приходили советские читатели и зрители. Поэтому не случаен тот факт, что советские люди, восхищавшиеся Оводом, не смогли остановить ни Хрущёва с его «развенчанием», ни Горбачёва с его «перестройкой». А всё потому, что храбрость и смелость, которые наблюдались у многих, не опирались на действительные (а не задекларированные) знания марксизма.
При этом может возникнуть предположение, будто бы Войнич, рисуя судьбу Овода столь «трагичными» красками, наоборот, стремилась показать в своём произведении ошибочность подобной «революционной идеологии». Развеять подобные заблуждения нам поможет обращение к биографии английской писательницы.
Скажи мне, кто твой друг…
Зачастую в тех или иных художественных произведениях отражаются социально-политические и философско-этические взгляды автора, его написавшего. «Овод» не стал исключением. Роман был издан в 1897 году: во времена, когда марксизм был одним из главных течений политической мысли и уж точно был известен английской писательнице. Войнич была тесно связана с русскими народовольцами, а потому и взялась рассказывать историю именно мелкобуржуазного революционера. Кроме того, благодаря сотрудничеству со Степняком-Кравчинским (личность которого, согласно литературоведам, была использована для создания образа Овода) [3], она была знакома со многими русскими эмигрантами самых различных воззрений: с анархистами, эсерами, социал-демократами. Иными словами, Войнич знала про марксизм, однако так и не встала под его знамёна.
Неудивительно, что её симпатии вылились в роман, пропагандирующий идею о необходимости революционной смены общественных устоев анархистскими [4] и левацкими, а не коммунистическими методами (при этом противоречия между коммунистами и мелкобуржуазными социалистами остаются за скобками; во главе угла находится борьба «решительных» с «нерешительными»). Именно поэтому главному герою, как собирательному образу мелкобуржуазного революционера, противостоят реформаторы-утописты, боящиеся революционных потрясений и жаждущие любыми способами их не допустить.
С чем связан недостаточно глубокий анализ содержания романа?
Знанием марксизма в СССР могли похвастаться единицы, а потому чрезмерный революционный пафос находил некритические отклики в массе трудящихся и интеллигенции, представителям которых были неизвестны многие важнейшие аспекты марксистско-ленинского учения о партии и революции. Именно поэтому наблюдалась излишняя романтизация напускной революционной храбрости и чрезмерного (не всегда оправданного обстоятельствами) героизма. Народническая идеология революционеров-героев, жертвующих своими жизнями во имя абстрактных идеалов равенства и справедливости, была разгромлена Лениным и Сталиным во многих их произведениях [5], однако её влияние по причине массового невежества в области марксизма сказывалось на протяжении всего существования СССР. Именно поэтому многие, рыдая над трагическим концом жизни Овода, так и не дошли до стадии научной оценки действий этого героя, довольствуясь поверхностной эмоциональной рефлексией [6].
Почему «Овод» был так популярен?
Воспитательная и образовательная функции искусства очень ярко проявляют себя именно в эпоху коммунистических революций, когда так остро стоит вопрос о необходимости строительства общественных и человеческих отношений нового качества. Однако реальность такова, что большинству сторонников революции в первое время будут не знакомы многие важнейшие аспекты научной теории марксизма. Поэтому неудивительно, что в эпоху гражданской войны и последующего за ней восстановления страны со всей отчетливостью встал вопрос о необходимости революционной агитации трудящегося народа. Компетентных марксистов не хватало, большая часть членов ВКП(б) признавали программу лишь на основе доверия лидерам большевиков. При этом для окончательной победы революции нужна была безусловная поддержка трудящихся масс; тех самых масс, большая часть которых не умела ни читать, ни писать. Понятное дело, что за короткое время очень трудно ликвидировать массовую безграмотность, однако, как мы хорошо знаем, большевиков подобные трудности никогда не останавливали: сразу после революции начались процессы по стремительному «окультуриванию» трудящихся масс. Одним из способов привнесения в народ научного мировоззрения была художественная литература, которая в общих чертах учила людей доброму и хорошему. Важно понимать, что это была временная мера, подготавливающая трудящееся население советского государства к обогащению своей памяти «знаниями всех тех богатств, которые выработало человечество». Подавляющее большинство начинало свой революционный путь не с «Капитала» или «Манифеста…», а с «Овода» или «Песни о Буревестнике», что было неудивительно. В этом контексте важно было не останавливаться на чтении одной лишь художественной литературы, а постепенно переходить к научным трудам.
При этом качественной художественной литературы, написанной на революционную тематику в первые десятилетия советской власти, очень не хватало, поэтому использование образа Овода в качестве примера для подражания могло быть (пусть и с ограничениями) уместно. Однако партия и страна ждали от советских писателей новых, более точных (соответствующих партийной линии) книг, повествующих о судьбе уже не просто революционеров-бунтарей, а революционеров-коммунистов, учёных-марксистов, занятых целенаправленной пропагандистской и организационной деятельностью, помнящих про конспирацию, стремящихся избежать ссылки и каторги. И пропаганды именно таких идей (приоритетности марксистского самообразования) зачастую и не хватало в содержании революционно-ориентированных литературных произведений.
Если говорить про наше время, то стоит признать, что литература, подобная роману Войнич, задачу агитации и пропаганды уже не выполнит. Ситуация сильно изменилась со времён Великой Октябрьской революции: опыт поражения КПСС должен быть учтен (простой приверженности идее мало, необходимо эту идею понимать). Сегодняшние активисты и «ррреволюционеры», действующие подобно Оводу, вредят коммунистическому движению. Перманентные (игнорирующие действительную расстановку классовых сил) призывы к «революционным действиям», апеллирующие к эмоциям простодушного пролетария, свидетельствуют либо о неграмотности призывающего, либо о скрытых провокаторских, а следовательно, и контрреволюционных его намерениях.
В произведениях классиков, в материалах журнала и газеты неоднократно было показано, что господство паразитического меньшинства над трудящимся большинством держится в первую очередь на невежестве последнего. Коммунистическая революция имеет конечной целью устранение эксплуатации, а для этого необходимо, чтобы «рабы» превзошли в интеллектуальном отношении своих «господ». Победа коммунистической революции становится возможна, когда на сторону трудящихся становятся люди, вооруженные научной марксистской теорией и организованные в партию по принципу знания этой теории, знания, подтвержденного на практике научно-теоретической формы классовой борьбы. Партия становится передовым отрядом рабочего класса, его организатором, руководителем и главным стратегом, «научным центром методологической и обществоведческой мысли». Такой партией может быть только коммунистическая партия научного централизма.
Образ какого революционера должен быть описан в художественной литературе?
Отражение героя-коммуниста в форме художественного образа — задача трудная, но важная и вполне выполнимая. Однако для того, чтобы обладать возможностью передать мысли и переживания такого типа Личности (Человека будущего, коммуниста), писателю необходимо обладать не только литературным даром, но и марксистской грамотностью, позволяющей увидеть в современниках людей будущего:
«Если классикам порой и удавалось «сфотографировать» героя своего времени (Онегина или Печорина), то образ коммуниста редко кому из советских писателей удавалось сделать живым и располагающим к себе, превращающимся в безусловный пример. Писателям не хватило ни ума, ни сердца, ни образованности, ни художественного воображения.
<…> Речь в искусстве должна идти не столько о том, ЧТО достойно презрения (это сделать относительно легко), общество и без того захлёбывается собственными духовными «испражнениями» и злобой, а о том, ЧТО необходимо осмысленно любить, чтобы быть счастливым.
Не может быть заметного нравственного прогресса в обществе, в котором ещё не родился художник, способный подняться до художественного отражения богатейших по содержанию образов Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Дзержинского, Фрунзе, Арманд, Лазо, Макаренко… “В курганах книг, похоронивших…” пока нет поэм и романов, в которых были бы адекватно изображены фигуры, сколько-нибудь близко стоящие к названным Личностям» (В. А. Подгузов «Умеем ли мы быть счастливыми»).
Настоящий коммунист понимает, что для успешной практики недостаточно одних эмоциональных побуждений. Человеку, находящемуся на пути познания объективных законов развития общества, необходимо брать пример не с Овода и подобных ему «героев», а с Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, с революционеров-учёных, готовых усидчиво и добросовестно десятилетиями заниматься самообразованием, готовя себя к решительным битвам, проникая в тайны мироздания, познавая всё более глубокие и глубокие истины, воспитывая учеников и последователей. Именно такая стратегия и позволила большевикам, принявшим эстафету от основоположников марксизма, продолжить их дело, совершив первую в истории коммунистическую революцию и приблизившись тем самым к «царству свободы». Однако мы уверены в том, что массовое распространение марксистской грамотности будет прямо пропорционально росту количества художественных произведений, отражающих в ярких и правдивых образах настоящих героев-победителей, коммунистов прошлого и будущего, титанов, всю свою жизнь посвятивших освобождению человечества из плена невежества и тьмы.
М. Северова, Бронислав
18/01/2024
1. Например, в 1955 году фильм занял третье место среди лидеров проката — 39,16 млн зрителей.
2. В это время не только в Италии, но и во многих других странах Европы вспыхивали схожие по характеру движения, в основе которых лежало стремление уничтожить старые феодальные пережитки и утвердить новый (буржуазный) строй, ошибочно воспринимающийся многими как царство разума, свободы и справедливости.
3. Согласно Большой Советской Энциклопедии, C. М. Степняк-Кравчинский — революционер-народник, писатель. Сначала разделял анархистские воззрения. С начала 80-х гг. примкнул к народовольцам, расходясь с некоторыми её членами по многим существенным вопросам. В 90-х гг. отрицал террор как метод политической борьбы. Организовал в Лондоне английское «Общество друзей русской свободы» (1890), редактировал его орган — журнал «Free Russia» (v. 1-3, 1890-92). Выступал с лекциями и докладами о России. За границей К. написал и издал много книг о России и главным образом о русских революционерах: художественные и публицистические очерки — «Подпольная Россия» (1881, рус. пер. автора 1893), «Россия под властью царей» (т. 1-2, 1885, рус. пер. 1964), «Царь-чурбан и царь-цапля» (т. 1-2, 1895, рус. пер. 1921); романы — «Андрей Кожухов» (1889, рус. пер. 1898), «Штундист Павел Руденко» (1894).
4. Примечателен следующий комментарий Войнич: «Единственный образ в «Оводе», который я могу отчасти считать портретом — и даже в этом случае портретом весьма фрагментарным,— это Джемма, образ которой был в какой-то степени списан — особенно её личный облик — с моего дорогого друга Шарлотты Уилсон, так много помогавшей Кропоткину в его работе».
5. Народовольцы имели ошибочный взгляд на ход истории: их теория «героев» и пассивной «толпы» считала исключительно отдельных выдающихся личностей творцами истории. Сталин, разъясняя противоречия указанной идеологии, в «Кратком курсе истории ВКП(б) отмечал: «На утверждения народников о том, что масса есть толпа, что только герои делают историю и превращают толпу в народ, марксисты отвечали: не герои делают историю, а история делает героев, следовательно, — не герои создают народ, а народ создает героев и двигает вперед историю. Герои, выдающиеся личности могут играть серьезную роль в жизни общества лишь постольку, поскольку они сумеют правильно понять условия развития общества, понять, — как их изменить к лучшему (выделение наше. — Прим. авт.). Герои, выдающиеся личности могут попасть в положение смешных и никому ненужных неудачников, если они не сумеют правильно понять условий развития общества и начнут переть против исторических потребностей общества, возомнив себя “делателями” истории».
6. Режиссер одноименной экранизации 1980 года, помимо романтизации революционера, характерной для романа и других фильмов, в качестве основной линии выделяет личную трагедию героя: отношения сына и отца и драму любви… Об этом (помимо содержания самой экранизации) говорят названия серий фильма: «Память», «Джемма», «Отец и сын». В качестве основной музыкальной темы звучит «Реквием» Моцарта, что затемняет осмысленный анализ ощущением неизбежности гибели героя. Такая интерпретация, акцентирующая внимание на трагичности и мрачности, отодвигает революцию и науку на второй план.
Прорывист 
Комментировать