О фильме 1936 года «Заключённые»

№ 7/35, VII.2019


В 1936 году в СССР был снят художественный фильм о заключённых исправительно-трудового лагеря, он так и называется – «Заключённые». Сегодня нас убеждают, что тема лагерей при Сталине была табуированной, а репрессии осуществлялись подковёрно: приехал ночью «чёрный воронок», забрал человека — и с концами, словно и не было его на свете. Поэтому весьма интересно оценить и разобрать данную картину с точки зрения наших современных представлений.

Фильм снят по пьесе Н. Погодина, режиссёр — Е. Червяков. События разворачиваются в лагере на строительстве Беломорканала. В центре сюжета — бандит Костя по кличке Капитан (играет М. Астангов) и налётчица Сонька (играет В. Янукова). Идея картины заключается в демонстрации гуманизма советской власти: всякий человек, будь он жуликом, вором, бандитом или вредителем, получает шанс покончить с преступным прошлым и задача сталинских лагерей, в первую очередь, — это перековка уголовного элемента в честных советских тружеников. Идея однозначно соответствует сущности советской пенитенциарной системы, но насколько хорошо удалось ее реализовать создателям фильма? Давайте разберёмся.

Начну с рассмотрения главных героев, Кости и Соньки. Первое, что хочется обозначить, — это то, что артисты не очень-то похожи на матёрых уголовников, коими являются по сюжету, самое грубое слово, которое от них можно услышать, — это «кусок падали»; нет, я не предлагаю артистам материться, но из-за такой чрезмерной окультуренности от героев веет фальшью. Не верю я, что передо мною бандит и налётчица, артисты тянут максимум на дворового хулигана и девицу из дома терпимости — недостаёт в них необходимой циничности, грубости и ожесточения.

Какова была жизнь героев до попадания в лагерь, мы не знаем, что толкнуло их на скользкую дорожку — также скрыто от зрителя. Что мы вообще можем сказать о них? Сонька участвовала в налётах, убивала, в конце фильма мы узнаём, что у нее на свободе есть подросшая дочка, кто занимался воспитанием девочки, если мама была занята грабежами, – неизвестно. Про Костю мы вообще ничего толком сказать не можем. Т.е. образы героев совершенно не проработаны.

Очевидно, что основной хронометраж должен был быть посвящен тому, как герои перековываются из уголовников, паразитов на теле общества в честных советских тружеников, но этого не происходит. Моральное перерождение Соньки длится буквально шесть минут экранного времени. В лагерь приезжает безымянный начальник с проверкой, увидев в бараке развязную Соньку, наотрез отказавшуюся работать, он зовёт её в кабинет на разговор. Во время разговора у Соньки случается истерика, что очень странно: если она участвовала в налетах, убивала людей, значит, нервы крепкие, а тут вдруг слёзы на ровном месте! Начальник показывает письмо Горького к некоему заключённому, и это производит на Соньку сильное впечатление. Опять же вопрос: откуда такая сентиментальность? Хорошо, мы можем предположить, что шальная преступница — это лишь маска, за которой скрывается отчаявшаяся, побитая жизнью женщина, которая за цинизмом и развязностью скрывает свою слабость и остро нуждается в человеческом тепле. Допустим, все вокруг видели в ней лишь «жалкую гадюку», как выразился один из персонажей, а начальник увидел в ней человека и таким образом растопил лед в её сердце. Но почему бы и не изобразить это на экране, почему я, зритель, должен сидеть и домысливать за сценариста! А так получается, что за три часа «душеспасительной» беседы матёрая уголовница, которая 15 лет не работала и гордилась этим, мало того, что становится на путь исправления, так ещё агитирует своего дружка Костю-капитана! Так не бывает. Порвать с прошлым порой очень трудно, оно влечет человека обратно к себе, связывает его сотней ниточек, человек, может, и сам бы рад покончить с прошлым, да не в силах разорвать все эти нити. А на экране всё происходит очень просто, без внутреннего перелома и усилий.

С Костей дело обстоит ещё «интереснее». Несмотря на увещевания чекистов, Соньки и бывшего бандита, ставшего в лагере ударником труда, Костя твёрдо стоит на своих асоциальных позициях; он наотрез отказывается работать, мало того — он и других заключённых в бараке подбивает не работать. И что же делают чекисты? Они назначают его начальником экспедиции, задача которой — сплавить лес для строительства важного объекта! Да-да, бандита, который фактически толкает людей к бунту, организует избиение заключённых, которые всё-таки выходят на работу, этого самого бандита назначают начальником и в придачу выдают ему оружие под расписку! Очень странное решение, если я хоть что-то понимаю. Ну ладно, допустим. Итак, бандита назначают начальником экспедиции, необходимо сплавить лес в течение пяти дней, и здесь, как говорится, либо грудь в крестах, либо голова в кустах — прямо готовый сюжет для ещё одного фильма! Уж теперь-то, думаю я, события забурлят и герой раскроется… Но я жестоко ошибся. Нам показали короткую сценку, где Костя, угрожая оружием, требует от неторопливого капитана парохода, чтобы посудина двигалась на полном ходу (таким образом нам показывают, как Костя быстро вжился в роль начальника), после чего титры сообщают: «А через пять дней вернулся последний человек с лесосплава». Какой сюжет выкинули за борт! Ведь здесь же самое интересное: каким образом Костя-капитан будет побуждать подопечных работать, если ещё вчера агитировал их противиться всякому труду!

Положительные герои в фильме представлены в лице начальника лагеря Громова и безымянного «большого начальника». Они довольно блеклы и малоинтересны, если Сонька и Костя обладают некоторой долей харизмы, то Громов и начальник скучны, хотя не могу сказать, что актеры плохо играют. С одной стороны, эти два персонажа заполняют собой незначительную часть от общего хронометража, поэтому возможностей раскрыться у них мало, но, с другой стороны, в кино известны немало случаев, когда незначительный, второстепенный персонаж настолько интересен, что запоминается зрителю порой лучше, чем главный герой; существует даже такое понятие в кино, как «мастер эпизода». Типичным мастером эпизода можно назвать Р. Зелёную. Вспомним, например, замечательную экранизацию Шерлока Холмса, где она исполняла роль миссис Хадсон. Казалось бы, роль совершенно эпизодическая, по сути миссис Хадсон — и не персонаж, а просто часть обстановки, как камин или кресло, и тем не менее зрителю настолько понравилась эта милая старушка, что режиссёр впоследствии изменил сценарий, отведя персонажу Зелёной большее значение в фильме. Словом, в положительных героях нет ничего такого, что могло бы произвести на меня, как на зрителя, впечатление.

На второстепенном плане показано перевоспитание двух инженеров, Боткина и Садовского, получивших сроки за вредительство. Артисты подобраны неплохо, нареканий не вызывают, но опять же, процесс перевоспитания показан как-то смазанно. Проблема в том, что в фильме не показаны мотивы их преступной деятельности. Были ли они сознательными вредителями или нет? Если да, то не вполне понятно, с чего бы это вдруг они в лагере изменили свои убеждения.

Боткин объясняет причины своего перевоспитания просто:

«а мне надоело рассуждать, я хочу работать! Я инженер, я изобретатель! Поймите, мне стыдно вот этих вот моих рук!».

С чего бы вдруг стало стыдно? Мог ли работящий человек, привыкший к кипучей деятельности, оказавшись в неволе, пересмотреть свои взгляды? Пожалуй, мог. Судя по всему, Боткин — типичный аполитичный интеллигент, готовый работать хоть на царя, хоть на большевиков, хоть на чёрта лысого, лишь бы создали удобные условия. А вот Садовский — явно идейный, он выражает презрение в адрес Боткина за то, что тот сделал проект плотины для советской власти. Он, оказавшись в лагере на руководящей должности, продолжает свою вредительскую деятельность. Что же побудило этого гражданина перевоспитаться? Внятной причины в фильме я не увидел. В одном из эпизодов Садовский приносит Громову доклад на 50 страниц, после чего Громов выдаёт следующий гневный монолог:

«Инженер, вы давно знаете, что я вас понимаю, к чему же разыгрывать петрушку? Доклад – полторы тысячи иностранных слов. Громов ни черта не понимает! За иностранные слова не спрячешься, Юрий Николаевич! Вы думаете, что государством управляют легкомысленные и невежественные люди! Я вот соберусь, инженер, и прочитаю им ваш доклад с моими комментариями, вас на смех поднимут! Вы культурный человек, не понимаете, почему вам в руки дали огромное дело [я вот тоже этого не понимаю]! Зачем я, чекист, разговариваю с вами на эту тему! Юрий Николаевич, вы становитесь старомодным, смешным, никому не нужным мертвецом в жизни!».

Довольно странно пытаться устыдить сознательного вредителя словами, что он становится смешным и старомодным. Садовскому, как я понимаю, поручили «большое дело» почти сразу, как он прибыл в лагерь, разговор этот случился спустя пять месяцев, получается, что либо чекист всё это время зачем-то молчал, делая вид, что не видит вредительства, либо инженеру таки удавалось водить чекиста за нос. После такой взбучки Садовский, видимо, понял, что чекистов обманывать больше не получится, загрустил, а потом махнул рукой и решил стать честным человеком! Впрочем, может ему стало стыдно, что бандиты и жулики перевоспитываются, а он, «культурный человек», нет. К тому же, его маменьке разрешили проведать сына в лагере, наверное, ему стало стыдно перед маменькой, которая была уверена, что сын её пострадал незаслуженно. Такие вот сентиментальные вредители.

В целом фильм оказался слабым, более того — он откровенно недоделан. Так, в фильме есть моменты, когда пропадают звуки и слышны лишь приглушенные возгласы. Лагерная жизнь показана лишь фоном, не демонстрируют, чем питаются заключённые, как отдыхают, какие мероприятия организуются для досуга заключённых; не видно, чтобы перевоспитание заключенных носило организованных характер, напротив, показано, что это инициатива отдельных чекистов, так, сотрудник лагеря удивляется:

«Три часа разговаривает с этой ничтожной гадюкой, а носит три ромба! [имеется в виду значок на петлице, заменяющей погоны] Не понимаю».

Бандиты изображаются на удивление интеллигентными, моральное перерождение героев скомканно, схематично и надуманно.

На основании изложенного возникает резонный вопрос, что перед нами: пример головотяпства или сознательное вредительство? В Википедии о Погодине, по пьесе которого поставлен фильм, можно найти такое свидетельство:

«Погодин в 1955 написал пьесу „Сонет Петрарки“ (1956), ставшую его вкладом в дело либерализации советской литературы; в ней автор требует признания человека независимым от его общественной или профессиональной функции, прав личности на неприкосновенность её духовного мира без контроля партии; показана здесь и гнусность доносительства».

Сложно сказать, насколько эта информация достоверна, текст пьесы мне найти не удалось, но задуматься есть над чем.

Вполне возможно, что режиссёр и сценарист сознательно «гнали халтуру», топорно изображали перековку заключённых, пакостничая таким образом советской власти. У творческой интеллигенции это было вполне распространённой практикой, своеобразным проявлением классовой борьбы. Предельно мало снято с художественной и научной точки зрения качественных кинокартин о коллективизации и индустриализации, не говоря уже о перевоспитании уголовников. Многие глубокие темы, как например построение коммунизма, воспитание марксистов, оказались для рядовых творцов и даже признанных мэтров неподъёмными, они с гораздо большим успехом и удовольствием копались в мелких обывательских историях. И если сталинская цензура, задачей которой было не только и не столько «тащить и не пущать», а давать произведениям строго научную критику, в известной степени сдерживала мещанство творческой интеллигенции, то после «развенчания культа личности» мещанство полезло из них, как гной из лопнувшего волдыря.

Смешно и грустно от того, что некоторые левые выступают против цензуры диктатуры пролетариата, пускай, мол, расцветают все цветы, искусство должно быть свободно от политики, и за тому подобные либеральные глупости. Такие левые не желают задумываться над тем, что они будут отвечать сознательным трудящимся, которые зададут им вопрос: почему за счет пролетарского государства производятся низкопробные, а то и вредные фильмы, книги и т.п.? Пожалуй, не лишним было бы этот вопрос задать создателям картины «Заключенные» и их партийным кураторам-идеологам.

Р. Огиенко
04/07/2019

3 ответа

  1. Кентукиец✌️

    Всё верно в жизни не так если матёрые придерживаются преступного их практически не переубедить даже силой такие люди будут делать вид что всё поняли и надо исправляться как вобщем и обычных людей трудно переубедить в каких то своих убеждениях, так что фильм показуха вот как-то так, а чтобы человек изменился должно что то случится такое обстоятельство что всю его прежнюю убеждённость заставит пересмотреть и он скажет нет так нельзя так неправильно я хочу жить по другому.

  2. Татьяна

    Спасибо за рецензию! Мне тоже захотелось понять, что такое этот фильм «Заключенные»: пример головотяпства или сознательное вредительство? Посмотрела его, прочитала пьесу «Аристократы», по которой он был снят, и, сравнив их, хочу поделиться выводами и размышлениями.

    Пьеса отличается от фильма рядом деталей, но они настолько важны, что «Аристократы» в целом выглядят и живей и логичней «Заключенных», хотя как и фильм, пьеса не справляется с основной задачей — показать гуманизм советской власти. Пьеса написана в жанре комедии, этим можно объяснить, почему заключенные не похожи на матерых уголовников. «Аристократы» что-то вроде советских «Джентльменов удачи» 1971 г., где тоже перевоспитывали оступившихся. Но если перевоспитанием «джентльменов» занимался заведующий детским садом, и это объясняло его «детские» методы, то «аристократов» перевоспитывают чекисты, однако их методы ничем не отличаются от «детсадовских»: поговорить по-человечески, оказать доверие, пристыдить — вот все, что они делают, и то, как справедливо отметил автор рецензии, это носит не организованный характер, а есть личная инициатива отдельных чекистов. Фильм 1936 г. снят как драма, и образы заключенных, комичные в пьесе, в фильме выглядят легковесными и фальшивыми. И даже больше, в комедийной пьесе главные герои-заключенные куда драматичней, поскольку их характеры раскрыты полней, чем в фильме, где вырезаны куски, характеризующие героев и объясняющие их мотивацию, и вставлены детали, которые не усиливают образы, а размывают их. Например, деталь с дочерью — ни начальник, ни Соня детей в пьесе не упоминают. Также в ней нет и письма Горького, прочитав которое Соня якобы перевоспиталась.

    В пьесе Сонька — это лайт-версия Настасьи Филипповны плюс кокаин и бандитизм. Она с детства жила в воспитательном доме, с 13 лет хозяйка научила ее «бабьей любви». Соня говорит о чистеньких подушках и простынях, на которых она спала с детства и которые ненавидит, потому что эта чистота — ложь. Это яркий штрих, который характеризует Соню и делает ее историю живой, но которого нет в фильме. Чистота — это триггер для Сони, ее бесит, что в бараке соблюдают гигиену. Ее раздражение переходит в истерику в кабинете начальника, ведь и его предложение поговорить по-человечески она воспринимает как издевку («Мы погибли и ничего не просим, и мы вас ненавидим. И не гладьте нас по голове… Вы издеваетесь над моей душой). Соня считает, что предлагая ей честную, «чистую» жизнь, чекисты издеваются над ее душой, как в детстве издевались над ее телом, когда клали на чистенькие подушки и простыни. Поэтому истеричность Сони в фильме, смутившая автора рецензии, в пьесе оправдана и мотивирована. К тому же в фильме она показана разудалой бандершей, главарем баб, в пьесе же в женском бараке ее называют психопаткой, больной, то есть изначально это образ цельный, правдивый. В фильме после разговора с начальником Соня перерождается, в пьесе же за многочасовой разговор начальник добился от нее всего лишь обещания не пить водку, а работать она наотрез отказалась. Но уже в следующем действии ее показывают за работой, и это никак не объясняется. Читателю приходится додумывать, что, возможно, бросив пить, она пошла работать от нечего делать. Интерес к работе у нее появится позже, однако и тут автор покажет не процесс изменения отношения Сони к труду, а уже конечный результат — Соня приходит к Косте с газетой, где напечатана заметка о нем как о герое труда, и предлагает соревнование.

    В отличие от Сониной истории прошлое Кости-Капитана драматург нам не раскрывает, но линия его изменения в пьесе представлена наиболее полно и логично по сравнению с линиями других заключенных. Я поверила в то, что он мог измениться, по крайней мере, сделать первый искренний шаг на пути к этому. Правда, это заслуга не воспитательной работы чекистов, а личный выбор, который был сделан спонтанно в силу сложившихся обстоятельств. По приезду в лагерь Костя настраивает дружков не работать. Он играет в карты на Маргариту Ивановну, тоже заключенную, секретаршу инженера Садовского. Об этом узнает начальство, Костю и всю его ватагу сажают в изолятор, где они маются, некоторые даже готовы работать, лишь бы выйти из изолятора. Костя с уголовником Лимоном задумывают побег. После изолятора Косте как заводиле барака предлагают стать начальником экспедиции по подрывным работам, он соглашается. Но делает это ради того, чтобы заслужить доверие чекистов и бежать. В экспедиции он заставляет заключенных работать под страхом лишения еды, табака, сапог. Работа сделана отлично и раньше срока, о Косте пишут в газете как о герое, ему сбавили год тюрьмы, выписали баян. И хотя в разговоре с Громовым Костя признает, что подрывная работа их «определенно увлекла», он все же по-прежнему собирается бежать с Сонькой и Лимоном. Соня же, прочитав про геройскую работу Кости, вызывает его на соревнование. Она, похоже, поверила в то, что ее дружок работал всерьез, но тот заявляет, что это неправда, и Соня разочарована, она высмеивает Костю. В итоге, сам того не желая, в пылу азарта Костя принимает вызов. В соревновании женская бригада опережает мужскую. Костя задет, как и другие члены его бригады. Он всерьез берется за дисциплину, запрещает пьянство, воровство, воровские клички. Лимон не принимает новых правил и уходит из их компании. Костя же не на шутку увлечен своим новым занятием — трудом. Он вообще увлекающийся человек, он любуется собой и упивается своей новой честной жизнью, как когда-то упивался жизнью воровской. Тут случается история с баяном, у которого отвалилась клавиша, а Маргарита Ивановна не дала Косте клею и назвала вором. Костя жестоко обижен. Он исчезает в разгар соревнования, но его бригада справляется и работает без него. А Костя с Лимоном совершают побег, который они планировали в самом начале. И вот он — момент выбора, который человек делает свободно, сам. Он у Кости появился, когда они с Лимоном переплывали канал. И, видимо, в какой-то момент Костя, ощутивший вкус нормальной жизни, засомневался, правильно ли он делает. А уже окончательное решение принял, когда Лимон попытался его остановить, и Косте, чтобы вернуться в лагерь, пришлось с ним бороться. Побег и борьба с Лимоном остались в пьесе за кадром, читатель об этом узнает со слов Кости, который сам пришел к Громову с повинной.

    Многого из линии Кости-Капитана в фильме нет, а ведь именно в кино трансформацию этого героя можно было показать очень убедительно! Впрочем, и в пьесе акцент сделан не на процессе изменения заключенных, а на их романтизации, шуточках, репризах. Все, что касается непосредственно моментов изменения (например, ключевая сцена побега Кости и Лимона), остается за кадром. Почему драматург решил не показывать нам эти важные моменты, хотя они заложены в линиях героев им же самим? Не хватило мастерства? Или не верил, что Костя выберет честную жизнь, но надо было написать, что выберет? Захотелось подробней изучить творчество драматурга Н. Погодина. Из рецензий на его творчество известно, что Погодин быстро реагировал на события в жизни страны, чутко улавливал новые темы, и хотя пьесы пользовались успехом, в то же время можно встретить отзывы о них, как о легковесных и конъюнктурных. Во время Великой Отечественной войны Н. Погодин ничего заметного не создал, на фронте по состоянию здоровья не был.

    А вот режиссер «Заключенных» Е. Червяков попросился на фронт, хотя мог не ходить, и в 1942 году погиб в боях за Ленинград. Хочется верить, что уже один этот факт говорит в пользу того, что Червяков, снимая фильм, не гнал халтуру и не вредил советскому государству, ведь он отдал жизнь, сражаясь за него. Можно только догадываться, почему режиссер изменил линии героев-заключенных. Возможно, хотел сделать их образы менее яркими, чтобы они не слишком выделялись на фоне невыразительных образов чекистов. Может, убрав из сценария элемент личного выбора в процессе изменения героев-заключенных, режиссер таким образом пытался усилить влияние на этот процесс работы чекистов, не умея сделать это по-другому. Но сами эти изменения говорят о том, что режиссер прекрасно видел, в чем слабость пьесы, и хотел это исправить. К сожалению, в результате фильм не только ничего не приобрел, но даже потерял по сравнению с пьесой.

    P.S. Если автор рецензии так и не нашел пьесу Н. Погодина «Сонет Петрарки», могу выслать, как и пьесу «Аристократы», скажите, куда.

  3. Татьяна

    В статье есть небольшая неточность.

    «…сотрудник лагеря удивляется:

    «Три часа разговаривает с этой ничтожной гадюкой — и носитель ромба! [имеется в виду значок на петлице, заменяющей погоны] Не понимаю».

    В фильме сотрудник говорит не «носитель ромба», а «носит три ромба» — на отлётах воротника начальника по три ромба, знак отличия генерала. Ерунда, но все же.

Комментировать