№ 01/53, I.2021

Именно потому, что большинство населения не способно оценивать явление в комплексе, и возникают эти глупости про «писатель хороший, а человек не очень». Человек и писатель — это единое и неразрывное целое. Нельзя отрывать гражданскую позицию человека от его творчества.

Чуковский вполне приемлем как писатель первой фазы коммунизма, то есть фазы, где в мышлении, психологии и быте многое осталось буржуазным, и для условий 20 — 30 — 50-х и более поздних годов его творчество было вполне прогрессивным, но при этом некоммунистическим.

Чуковский боролся с коммерциализацией культуры, с пошлостью, глупостью, с казенщиной, формализмом, с подменой живой творческой работы с ребенком, с языком, текстом топорной кустарной схемой и коммерческим расчетом. Но боролся при этом в большинстве случаев с позиций вполне себе буржуазного эстетизма.

Его работа по Некрасову, например, великолепна, но не потому, что она концептуально марксистская (там есть, что критиковать), она великолепна по объему проделанной работы по биографии и творчеству Некрасова, по внимательности к деталям. И в ней Чуковский, будучи добросовестным исследователем, в ряде мест смог подняться до уровня исторического материализма. Но насколько в последнем заслуга лично Чуковского, сказать трудно. Чуковский жил и писал эту работу не в вакууме — он общался с марксистами, он читал марксистскую критику, его самого жестко критиковали марксисты (например, Богданов), и к каким-то моментам критики он, как человек неглупый, прислушивался. Его книгу многократно редактировали марксисты в советских издательствах, ее критиковали в Союзе писателей. По сути большинство его критических работ, изданных в советское время, несет на себе «печать эпохи», ничуть не меньшую, чем качества его личности.

По дневникам Чуковского ясно видно, как его гражданская мимикрия в советское время заставляла его пользоваться марксистским анализом в целом ряде статей, и поэтому это великолепные статьи.

Но у него была не только мимикрия. Чуковский сразу встал на путь сотрудничества с Советской властью в первую очередь потому, что Советская власть была культуртрегером, она активно выступила против мещанства — того мещанства, которое и порождало примитивную и глупую культурную жвачку, столь отвратительную Чуковскому, впитавшему искреннюю любовь к литературе и научную любознательность на своем трудном дореволюционном пути. И он, не увидев больше иной силы, которая сможет защитить культуру от буржуазной пошлости, пошел на сотрудничество с большевиками, идейно и по большей части философски оставшись кадетом.

У него были приступы большой симпатии к марксизму (когда огромные успехи Советской власти в деле поднятия народной культуры, переворота в промышленности и сельским хозяйстве были ошеломляющи по срокам и по своей потрясающей эффективности), но при этом, когда он видел трудности, когда наблюдал, как правильные идеи корежатся на местах и искажаются малокультурными исполнителями (например, см. его статью о литературе в школе, но с другой стороны — а где было взять других? Растить низовых исполнителей — дело очень долгое), то впадал в пессимизм и обращался к либеральным фетишам. До той поры, пока СССР внедрял классическую школу в низы общества, Чуковский аплодировал с позиции эстетства и подправлял и подгонял советские педагогические и литературные органы в этом деле. Но когда заходила речь о собственно коммунистическом воспитании, то Чуковский крепко сжимал в кармане фигу.

Эта его двойственность отражалась в его позиции в Союзе писателей, например, она была надежным спасательным кругом, который держал на плаву в обществе толпу настоящих и ярых антисоветчиков, писателей буржуазных и идеологически, и даже не пытавшихся мимикрировать, как Чуковский с Маршаком. Стараниями Чуковского с Маршаком в том числе (я не исключаю из списка виновников ни Симонова, ни Твардовского, ни Германа, ни других «свободолюбцев»), например, в Союз писателей напринимали толпу «писателей», которые, подобно Солженицыну, активно лили мельницу на антисоветскую пропаганду, поливая грязью «культ личности» и людей, которые тогда жили и трудились, писателей, которые создавали в массовом сознании художественную легенду (!) про толпы «репрессированных низашто». Этими же стараниями держалась на плаву кучка эстетствующих декадентов типа Ахматовой и Пастернака. Этими же стараниями давился в советской литературе жанр «производственного романа», с позиций формальной эстетики он высмеивался, обесценивался в массовом сознании, с этих же позиций литературная банда буржуазных по духу писателей травила писателей-коммунистов (например, Кочетова).

То есть в той мере, в какой коммунисты выполняли по сути программу буржуазной революции (в нашем случае, буржуазной культурной революции, как она представлена в сознании буржуазного интеллигента, а его социальный идеал — это общество «элоев», саркастически показанное в «Машине времени» Уэллса), Чуковский отвечает интересам коммунизма, а вот во всем остальном — это вполне себе мимикрирующий враг, и в литературе и в политике. И там и там он себя достаточно проявил.

И. Бортник
21/01/2021