В чём наша сила?

№ 4/80.IV.2023


«В чем сила, брат?» — спрашивал киношный Данила Багров. И получал расплывчатый и неконкретный ответ.

Если задать этот вопрос какому-нибудь левачку, то ответы будут: «народ», «трудящиеся», «рабочий класс» и прочее. На вопрос «Почему?» — скорее будет либо просто, что «пролетариев больше», либо, что «нечего терять, кроме собственных цепей», но это будет, не побоюсь этого слова, глупость. Во-первых, прикармливая и стравливая пролетариат между собой, буржуазия надежно вешает на него ограничения его политической деятельности — надеющийся на массовость пролетариата обязан во что бы то ни стало добиться простого численного перевеса. Уповающий на «нечего терять» точно так же скован в своих действиях, потому что при малейших подачках эта «сила пролетариата» тут же уходит в песок. Да, это работало раньше и полностью ресурса не исчерпало, но тем не менее этого недостаточно.

Как ответил бы на этот вопрос марксист?

Во-первых, надо определить тот фактор, для которого имеется ограничение у буржуазии и не имеется ограничений у коммунистов.

Во-вторых, надо понять, как эту силу реализовать.

Не сила, а слабость

Итак, за что такое может взяться коммунист, за что не может ухватиться буржуазия? Массовость? Нет, история знает огромнейшее количество случаев, когда буржуазия собирала во имя своих интересов ликующие толпы пролетариата, настолько подавляющие всех и всяческих не то чтобы коммунистов, но даже и фрондирующих либералов, что считать, что наша сила в массах… наивненько. Буржуазия собирает вокруг себя массы не только по причине недостаточной по количеству и качеству коммунистической пропаганды, но и потому, что в буржуазном обществе подавляющие массы изначально буржуазны — это его ЗАКОН.

То есть перед коммунистами стоит задача не просто «организовать и повести», надо массы сначала вырвать у буржуазии. Массовость — это не буржуазное ограничение, массовость, как это ни странно для левацкого уха звучит, — это наше ограничение. Это мы ограничены в возможностях набрать массы. Тот факт, что из 200 стран мира только в пяти коммунисты имеют подавляющее влияние на массы (причем качество такого влияния, учитывая систематические антикоммунистические протесты на Кубе, в Китае, Вьетнаме, я бы поставил под вопрос), а в большинстве остальных даже не могли ничего изобразить похожего на массовую партию, говорит о том, что возможности буржуазии по мобилизации масс существенно превышают возможности коммунистических организаций (даже весьма неплохих с точки зрения идеологии, как МЛ компартия Бразилии, например. Да что там далеко ходить — большевики продули выборы и в Учредительное собрание, продули выборы и в Советы в марте 1917 и систематически в ходе Гражданской войны воевали небольшими силами с подавляюще превосходящими численно крестьянскими массами).

И потому не стоит строить иллюзий, что коммунисты обязательно-де наберут столько сторонников, что задавят буржуазию массой (так как буржуазии всегда на порядки меньше, чем пролетариата). Наоборот, если коммунисты и наберут большинство, это как раз будет скорее удачное исключение из правила, нежели закономерность. Нам надо строить тактику в первую очередь из расчета, что подавляющую массовость нам набрать, скорее всего, не удастся.

Еще большим ограничением является униженное и угнетенное положение пролетария, его абсолютное и относительное обнищание. Теории рабочелюбцев, что, дескать, коммунисты более успешны в пропаганде среди нищих, и тем более о том, что пролетарий, если ему помогут организовать забастовку и подтянуть обесценивающуюся зарплату к прожиточному минимуму, пойдет за коммунистом и революцию делать, настолько убоги, что за все 30 лет с 1991 года мы наблюдали, как сформированные в 1992-93 гг. постсоветские массовые коммунистические организации, занятые будированием экономической борьбы и апелляцией к «униженным и угнетенным», только и делали, что разваливались, деградировали и сходили на нет. Потому что у капиталистов имеются куда более действенные средства для манипуляции материальным положением нищих, чем даже для сбора широких народных масс для защиты своих интересов на полях Украины. И униженная покорность капиталисту для пролетария чисто в сиюминутной перспективе намного выгодней и проще, чем сотня забастовок — она не несет никаких дополнительных лишений, не требует организации, юридически и фактически безопасна. Затаскивать пролетария в конфликт во имя трех копеек прибавки — это занятие для сущих мазохистов, впрочем, превратно понимающие суть коммунистической борьбы левые этим занимаются уже не одну сотню лет и не понимают, что же это за барьер, который они все никак не могут взять. Я лично наблюдал, как, потыркавшись в это ограничение, даже самые активные и боевые левачки через пару-тройку лет сдувались и переходили к совмещению «приятного с полезным» — например, пристраивались в ФНПР, в буржуазную прессу, в юридические консультации, а для большинства борьба вообще свелась к дежурному появлению на митингах 7 ноября и 1 и 9 мая.

Но есть же что-то, что буржуазия не может себе купить? Да, ребята, есть. Это мозги. Вот чего-чего, а мозгов буржуазия купить себе явно не может. А изначально у буржуа мозгов, как правило… нет. Но давайте по порядку.

Нужны ли мозги в антикоммунистической партии

В минуты алкогольной абстиненции кумир либеральной интеллигенции и профессиональный тунеядец Сережа Довлатов периодически писал собутыльникам проникновенные письма, подернутые страданием за судьбы антикоммунистического дела:

«СЕРГЕЙ ДОВЛАТОВ — ИГОРЮ СМИРНОВУ

6 июля 1983

Проблема, мне кажется, еще и в том, что в коммунистическую партию Советского Союза (при всей ее мерзости) принимали с некоторым разбором. Если человек пил запоем, всенародно истязал жену или крал нотные пюпитры из красного уголка — его не принимали. Здесь же в «антикоммунистическую партию» берут всех, кто заявляет о своей кипучей ненависти к КГБ и Политбюро, берут воров, мошенников, негодяев, <…>, тупиц и <…>».

Если перевести этот «плач Ярославны» на язык марксизма, то пьяный мастер недоволен тем, что в буржуазных партиях отсутствует какой-либо отбор по признаку наличия не то чтобы ума и обществоведческих знаний (об этом он и мечтать не смел), но хотя бы минимально достаточной социальной дисциплины и вообще хотя бы минимальной филистерской социализированности.

Но можно возразить, что вся та шантрапа, которая тусуется вокруг штабов навальных с одной стороны и юнармейцев с другой, не показатель — реальные владельцы заводов, газет, пароходов умнее, потому что управляют огромной экономической махиной. У них-де элитное образование, управленческий опыт и прочее.

Во-первых, значительная часть капиталистов вообще просто родилась в нужной семье с золотой ложкой во рту и не прошла даже внутрикапиталистический отбор на хватательный рефлекс. Если мы посмотрим на статистику американских миллионеров, то у нас получится, что 20% из них получили состояние по наследству, еще 10% получили по наследству суммы от 1 до 10% текущего состояния (что тоже немало), причем более половины американских миллионеров по факту отнюдь не американского происхождения, а просто переселившиеся в США миллионеры со всего мира, которые несколько размыли статистику по бизнес-династиям. Но даже треть — это уже немало. Форбс, например, и не скрывает, что все крупнейшие промышленно-финансовые гиганты не одно поколение принадлежат, по сути, одним и тем же семьям. Изредка миллионеры как бы «обмениваются» акциями, из-за чего опять-таки смазывается тот факт, что реальные руководители экономики просто получили свою социальную роль по наследству. То есть чем крупнее бизнес, тем менее его владелец имеет отношение к его организации, и большинство из этих «владельцев» ни ухом ни рылом в реальную экономику и физическое производство, а решения принимают по сравнению биржевых сводок, в силу чего качество таких решений приблизительно такое же, как и при гадании на картах Таро.

Во-вторых, даже если бы все капиталисты «богатели бы с нуля» (как вбивает в сознание мелкобуржуазных хомячков пропаганда, дескать, капиталист — организатор бизнеса), то всё равно реальная компетентность в решении социальных вопросов, да и вообще всего, что не касается увеличения банковских счетов себя любимого, низка, потому что НЕ ТРЕБУЕТСЯ НИКАКИХ ОБЩЕСТВОВЕДЧЕСКИХ ЗНАНИЙ ДЛЯ ВХОДА В БУРЖУАЗНЫЙ КЛАСС. Иными словами, компетентный человек туда может попасть только случайно. История дает нам замечательные примеры абсолютно неграмотных и вопиюще невежественных создателей бизнесов, скорее исключением является культурный и вдумчивый предприниматель. Например, Савва Морозов был единственным из 30 с чем-то представителей бизнес-клана Морозовых, кто научно подошел к общественным вопросам и задумался относительно оптимального социального устройства. Остальные его родственнички, владевшие сетями фабрик, имений и магазинов, были просто банальными упырями с двумя рефлексами в башке — сосательным и глотательным (об этом замечательно писал в книге о своем деде внук Саввы Морозова). Да что там далеко ходить — Совет Федерации РФ укомплектован в большей своей части управленцами, представителями и напрямую владельцами бизнесов. То, что публично несут его члены, ставит вопрос не просто об их компетентности в управлении обществом, но и вообще об элементарной психической вменяемости.

Низкий порог обществоведческих знаний на входе в буржуазный класс создает в рамках этого класса очень специфическую среду, в которой господствуют самые дикие заблуждения. Буржуа в содержании своих мозгов если и отличаются от охмуряемых ими мелкобуржуазных и пролетарских масс, то только тем, что в их головах витают пары не дешевой сивухи, а хорошего коньяка. А так всё то же — фашизм, национализм, религия, товарно-денежный фетишизм. Возьмем, например, Малофеева — его дичайшие социальные идеи уже в XVII веке были второй свежести, а к XIX окончательно протухли, но это никак не мешает ему в лице «Царьграда» и массы иных медиапроектов нести потрясающую чушь. Причем, что самое прискорбное, он не притворяется, он сам во всё это верит на полном серьезе. Даже если в эту среду и попадает умный и разбирающийся в общественно-экономических вопросах бизнесмен, то он мало того что будет в меньшинстве (и по массе капитала, и количественно), но среда его неизбежно опустит и пригнет до своего уровня. Сорос, решивший весьма небанально «учить капиталистов жить», со своими поучениями был фактически послан сразу же, как постсоветское пространство переделили, и выяснилось, что его «майнкампф» просто терпели, пока это помогало распиливать ресурсы бывшего соцлагеря. То есть, несмотря на то, что появление умных людей не заповедано, буржуазный класс имеет жесткие ограничения — даже если там и появляется кто-то выше среднего уровня, среда, состоящая из наследственных буржуазных бездельников и выходцев из пролетариата и мелкой буржуазии, всё равно затянет обратно.

Не лучше обстоит дело с наемными управленцами. У буржуа здесь есть очень серьезное ограничение — если наемный управленец будет умней самого буржуа, то, как правило, собственность переходит в его руки. Именно поэтому буржуазия «обменивается акциями» (чтобы не класть яйца в одну корзину), обрастает гроздьями взаимно конкурирующих и проверяющих и перепроверяющих аудиторских и консалтинговых контор, рекрутирует управленцев по принципу личной преданности, а не по реальным компетенциям, прикармливает обширную клиентеллу (то есть зависимых людей) из числа управленцев в форме аналитиков, консультантов, юристов, из которой черпает кадровый резерв. До компетентности сотрудника часто доходит в последнюю очередь. Например, рассказывали, как один из топ-менеджеров крупного холдинга требовал все отчеты умещать в формат одного листа А4 — больше ему было просто трудно понять. Задачей другого топа в компании, где я когда-то работал, было раздавать взятки таможне, собственники не допускали его до иных процессов, и попытки такого кадра порулить реальной деятельностью окончились весьма плачевно.

Система управленческого образования же деградировала, еще даже толком не начавшись, — в силу большой разницы в доходах управленцев и пролетариата она моментально стала формой добычи и перераспределения прибавочной стоимости, в которую стянулись всевозможные мошенники из системы образования. Потому качество реальных знаний даже у топ-менеджеров крайне низко. ВШЭ, например, уже давно стала притчей во языцех. Даже в 90-х, когда Соросы и Чубайсы массово вливали в нее гранты и фонды, в Институте философии, имея и сами рыльце в пушку, только посмеивались с потуг ВШЭ изобразить философию. Буржуа, в силу своей низкой подготовки, в среднем не может отличить эрзац-науку, созданную для оболванивания масс, типа «Экономикса», от реальных научных исследований в социально-экономической сфере. Его отпрыски, посланные в элитные и дорогущие «бизнес-школы», как правило, питаются всё тем же пропагандистским дерьмом, что и всё остальное население. Попытки же буржуа изучить экономику «как она есть» только повышают количество марксистов в буржуазной среде и усиливают депрессивные настроения среди буржуазии. Так как формирование чегевар в стенах бизнес-колледжей не приветствуется, то в жертву, как можно догадаться, приносится истина. Хотя в Итоне и изучают экономику «по Марксу», Маркс там приглажен и вульгаризирован холощеными буржуазными преподавателями. Или, если проще, буржуазия вынуждена пользоваться изначально обманутыми или недообразованными управленцами.

Товарно-денежные отношения, опосредующие и положенные в основу управленческого учета, фактически фальсифицируют и затушевывают реальные физические производственные процессы. Например, показатель прибыльности для завода не показывает ничего физического, мы можем легко наблюдать, как за рапортом, что завод N стал на 15% рентабельнее, чем в прошлом году, может стоять что угодно: вздувание цены при спаде физического производства, продажа складских запасов, увеличение количества с ущербом качеству, продажа части основных фондов, уменьшение заработной платы персонала и т.д. Принимать по финансовым данным физические производственные решения — задача из рода вычислить в покере следующую карту. Именно поэтому управленческий учет в буржуазных организациях очень запутанный и непомерно раздутый, именно за этим на шее сотни пролетариев сидит сотня офисных служащих, потому что чем дальше в лес, тем менее финансовые показатели отражают что-то физическое в более-менее ясной форме.

В итоге мы видим, как плохо обученные и малокомпетентные люди пытаются нажимать на кнопки пульта управления обществом, не имея точного представления о том, что при этом происходит. Одним словом, буржуазный Икар в вопросах управления может летать, но, как тот бегемот, «очень-очень низко». А приблизившись к истине близко, его крылышки быстро осыпаются и он беспомощно валится в штопор. Это его объективное ограничение класса из-за разнородности, эгоизма и отсутствия отбора по компетенции. Вероятность, что все капиталисты прочитают Маркса и начнут что-то делать по-уму, примерно равна вероятности того, что все атомы стула станут двигаться вверх и стул прыгнет.

Как этим воспользоваться

Отсутствие ограничений по компетенции — это основное и главное преимущество марксистов перед буржуазией. Никто и ничто не ограничивает марксиста в плане научного поиска относительно любого буржуазного специалиста, мы можем с развязанными руками строить свою тактику и стратегию исходя из объективных общественных законов и реализовывать на практике качественно подготовленными кадрами. В ответ же буржуазия ничего толкового не сможет противопоставить, кроме тупых обезьянок-менеджеров, наугад нажимающих на кнопки мироздания, и армии солдафонов, подготовленных в обществоведческом плане даже хуже, чем просто гражданские управленцы. Их можно и обязательно получится переиграть.

Для этого, во-первых, необходимо понимать, что надо в себе терпеливо и настойчиво взращивать ученого. Читать научную литературу, выбрать определенную специализацию, систематически выдавать работы в виде статей, книг, да хоть бы и листовок, главное, чтобы последние были научно обоснованны.

Во-вторых, переиграть мы их сможем, если сможем физически перехватить управление производством и обществом, и реально с управлением справимся. К сожалению, среди левачков совершенно отсутствует даже желание задумываться о том, как мы будем управлять и что при этом делать. Я уже не говорю о том, что каждый из нас должен выбрать себе отрасль, в которой он, помимо чисто марксистского роста, будет расти как специалист и управленец (если нет механизмов практического карьерного роста, который в капиталистических условиях с компетенцией далеко не всегда коррелирует, то расти теоретически). То есть юрист должен быть не только морально, но и практически готов написать для диктатуры пролетариата соответствующий реалиям революции кодекс; филолог — провести реформирование системы государственных языков, дать предложения по организации языкового образования; металлург должен понимать перспективы тех или иных технологий, иметь определенный проект развития металлургии. И все это не просто где-то глубоко внутри, а готовое к выдаче в виде статей, брошюр, научных работ. Когда революция случится, обосновывать свою точку зрения на организацию работы промышленности будет уже поздно — мы будем опираться на готовые работы, и если это будут работы наших единомышленников, верифицированные диаматическим методом, то наша политика будет в целом выигрышней и успешней, чем у большевиков, которым не хватало специалистов практически везде и тем более не хватало политически лояльных, а еще более не хватало лояльных с точки зрения диаматического метода. Стихийная диалектика академика Павлова, например, в учении о физиологии нервной деятельности потребовала массу дополнительного труда множества советских ученых (это еще при том, что, будучи реакционером политически, Павлов пытался отказываться учить «красных аспирантов»).

В-третьих, уже как побочный эффект качественного профессионального и марксистского роста наших кадров будет рост авторитета марксизма, в первую очередь среди специалистов, управленцев низшего и среднего звена, рабочих и служащих. Часть из них примет наши идеи, часть будет реализовывать в меру способностей, но научные идеи, безусловно, прорастут авторитетом. В такой ситуации организация в партию есть вопрос чисто технический. Долетевший до России Маркс как ученый, принятый и изученный частью образованных кругов, сделал достаточно легким и простым делом формирование партии; сложности начались, только когда выяснилось, что часть приняла Маркса только формально.

Имея же за собой некоторое количество кадров, готовых реально перехватить управление у буржуазии, задача взятия власти превращается в почти рутинную процедуру: разворачивание пропаганды и подбор социальных инструментов в виде массовых организаций, удары в слабые места управления капиталистической системы при удачном стечении обстоятельств. Подобных обстоятельств создается масса чуть ли не ежегодно, вся проблема в том, что коммунисты в нынешнем состоянии умов не готовы ничего перехватывать и не имеют ни авторитета, ни инструментов реализации. Например, на Украине весной 2022 года была очень удобная ситуация для взятия власти, не сильно менее удобной ситуацией является и текущая СВО — формируется масса добровольческих и наемных формирований (например, можно было бы в этой форме создать свою Красную армию, неважно под каким флагом), основные силы ФСБ отвлечены на борьбу с украинскими и западными спецслужбами, генералитет дискредитирован топтанием на месте и поражениями прошлого года. Но никто этим всем не пользуется, потому что людей, готовых теоретически и практически переиграть буржуазию, среди всей массы левачков нет.

Ведь буржуазия на каждом шагу делает массу глупостей, подловить ее «со спущенными штанами», ударить в больное место, подставить подножку — эти все возможности достаточно отчетливо видны, и нужны только люди, их не надо много — даже относительно небольшое, но компетентное меньшинство успешно сыграет.

Одним словом, вместо погони за массовостью или ожидания апокалипсиса, когда пролетарий начнет жрать подметки, марксистам надо озаботиться собственным теоретическим ростом, повышением научного качества и авторитетности нашей экспертизы, поиском болевых мест буржуазного управления и наращиванием силы удара по ним — сначала в теоретической форме, пока не обрастем «мясом» для практических ударов. И да пребудет с нами сила!

И. Бортник
29/04/2023

Комментировать