№ 5/5, VIII.2016
Одной из интенций буржуазной социологической науки является стремление ассимилировать идеи молодого Маркса, взятые обособленно от становления гениального мыслителя и вырванные из контекста сформулированных положений диаматики. Впервые это продемонстрировали Хоркхаймер, Адорно, Маркузе и Хабермарс, которые свои извращенные концепции представляли как противопоставление их индивидуально-уникального взгляда массовому и типичному взгляду официальной социологии, в которую, конечно же, включали и марксистко-ленинское учение. Существенной частью этой новой социологии левых является критика так называемого «общества потребления» в целом и потребительства как его проявления в частности. Именно последнему посвящена безымянная статья в ГК и ЛК «К вопросу о марксистском понимании консьюмеризма», которая перекликается как минимум с маркузианством (ублюдочный симбиоз марксизма с сюрреализмом, сдобренный троцкистской «перманентной» революцией).
Незрелое политическое сознание прикормленного интеллигента или студента-иждивенца естественным образом симпатизирует критике буржуазного образа жизни и критике лицемерия господствующей общественной морали. Причем, чем эта критика более агрессивная, тем, как правило, симпатии более выраженные. Статья «понимание», во-первых, выражает отдельные аспекты люмпен-интеллигентского мировоззрения группы ГК и ЛК, которые следует считать возведенной в степень теории ненавистью к ониомании (шопоголизм) и, что самое пагубное, к достатку вообще. Во-вторых, она является попыткой политически пристроить к пропаганде ГК и ЛК симпатии со стороны интеллигенции, студенчества к критике потребительства. И в-третьих, статья заигрывает с пролетарской классовой ненавистью, правда, именно заигрывает, а не направляет или превращает ее в коммунистическое просвещение. Автор «понимания» жаждет привлечь сторонников из среды люмпен-пролетариата, впрочем позабыв, что в этой среде мало интересуются подобной писаниной.
Когда-то ГК высоко подняла знамя политического воспитания и образования своего читателя, а сегодня газета окончательно «легла» под аудиторию паблика LeninCrew. Налицо пример, когда работает порочная погоня за симпатиями случайных читателей.
Прежде всего нужно отметить, что статья настолько путанная, что не содержит вообще ни грамма грамотного анализа, повсюду в статье чепуха и ересь. Поэтому заострим внимание на, так сказать, узловых пунктах, критика которых позволит ответить на расхожие заблуждения.
Статья, как это и принято у критиканов, начинается с необоснованных заявлений, которые выдаются за самоочевидные факты. В частности, что в развитых странах «эксплуатируемые массы втягиваются в потребление ради самого потребления». Что же, давайте посмотрим на статистику.
В США почти 50 млн человек (14%) живут за чертой бедности, в Западной Европе усредненный показатель бедности равен 17% населения. У россиян примерно такой же уровень бедности. Кажется, ясно, что примерно 15% населения «первого мира» точно не могут увлекаться «потреблением ради потребления» — им не хватает на еду и одежду. Теперь посмотрим на поляризацию доходов — быть может, оставшиеся 85% жируют? Начнем с США: 2% американцев (5,5 млн человек, 2,3 млн семей) считаются богатыми, их годовой доход превышает $250 тыс. на семью. На долю «богатых» приходится 18% от совокупных денежных доходов населения, и им принадлежит около 40% всей собственности в США. Около 23 млн семей (55 млн человек, 20% населения) имеют доходы в диапазоне от $100 до $250 тыс. в год и на них приходится около 40% совокупных доходов. Эта группа способна иметь накопления, но, как правило, их не имеет. Четверть населения США (29 млн семей, 69 млн человек) имеют доходы от $50 до $100 тыс. в год на семью или 22% от совокупного дохода американцев. Они живут в кредит, чтобы иметь возможность оплатить жилье, образование и медицинское обслуживание. На 33% населения приходится менее 10% совокупного дохода — это бедные в широкой трактовке и их ежемесячный доход не превышает $1100 на человека. 7% населения США являются бездомными. 18% населения не имеет медицинской страховки (источник).
Следовательно, около 22% населения самой богатой страны в мире можно смело относить к категории лиц, которые могут себе позволить «потребление ради потребления». Остальные, извольте, сводят концы с концами в разной степени убогости. Хотя понятие «массы» и относительно, но вряд ли 1\5 населения можно считать «массами».
Как дело обстоит в России? Есть одна цифра, которая наглядно демонстрирует количество граждан, доходы которых позволяют гипотетически «потреблять ради потребления»: число россиян, доход которых составляет от 1 млн до 10 млн руб. в год — 451 тыс. человек. Умножив эту цифру в два-два с половиной раза (до количества семей) и исключив буржуазию и рантье (158 тыс. долларовых миллионеров и примерно 200-220 тыс. членов их семей), мы получим реальное количество прикормленного «среднего класса». Стоит ли говорить, что оно не тянет на громкое слово «массы»?
В Европе аналогично нет «масс», за исключением незначительной горстки стран с совокупным населением, равным населению Москвы. В Норвегии и Швейцарии, можно сказать, что массы оскотинились, и, действительно, 85% населения можно отнести к категории профессиональных и полупрофессиональных потребителей. Но их население микроскопическое по отношению к населению и всей Европы, и тем более по выражению ГК «империалистического центра».
Стоит ли опровергать тезис о том, что в России за последние 15 лет возник якобы многочисленный «средний класс»? Полмиллиона человек — вот такая «многочисленность» у автора «понимания». Быть может, мы в разных странах живем? В моей России народ нищий.
«Рассматривая потребление по децильным группам, исследователи выявили, что нижние три группы страдают от недоедания, а верхние три группы потребляют существенно больше продуктов питания, чем предусмотрено рациональными нормами, и для них уже актуальна проблема ожирения. В рационах нижних групп явно виден недостаток белков, особенно животного происхождения: в самой нижней группе в 2012 году потребляли всего 53,4 г белка в сутки, это 65,5% рациональной нормы. Даже по общей калорийности рационы трех нижних групп недостаточны для нормального жизнеобеспечения… Особенно острое положение в городской местности, где в первой децильной группе в 2012 году калорийность питания составила лишь 1882,3 ккал на человека в сутки, причем она снижается (в 2011 году — 1890,5 ккал)» (источник).
Если взять статистику Ростата, то выяснится, что в 2012 году 20% населения России питалось хуже, чем заключенные т.н. «сталинских лагерей» в 1930-е, где норма питания была в диапазоне 2200-2900 ккал в сутки.
В 2014 году у 84,4% россиян среднедушевой денежный доход не превышал 45 тыс. руб. в месяц, из них 20,7% — 27-45 тыс. руб., 17,8% — 19-27 тыс. руб., 15% — 14-19 тыс. руб., 13,4% — 10-14 тыс. руб., 9,4% — 7-10 тыс. руб., 8,1% — до 7 тыс. руб. Для справки: денежные доходы населения включают доходы лиц, занятых предпринимательской деятельностью, выплаченную заработную плату наемных работников, социальные выплаты (пенсии, пособия, стипендии, страховые возмещения и прочие выплаты), доходы от собственности в виде процентов по вкладам, ценным бумагам, дивидендов и другие доходы («скрытые» доходы, доходы от продажи иностранной валюты, денежные переводы, а также доходы, не имеющие широкого распространения).
80% домохозяйств (=семей) от 45% до 29% дохода тратят на еду (здесь и далее первая цифра относится к беднейшим 10% населения, а вторая цифра к седьмой 10-процентной группе населения), от 8,4% до 10,8% на одежду и обувь, от 16% до 11% на жилищно-коммунальные услуги и от 3% до 2,5% на транспорт. Следовательно, у 80% населения тоже с немалой поляризацией доходов на относительно необязательные траты остается от 27,6% до 46,7% дохода. Теперь посмотрим на «предметы роскоши», которые по логике автора «понимания» должны были бы составлять то самое «потребление ради потребления»: от 0,4% до 1,6% тратят на бытовую технику, от 0,1% до 2,6% — на покупку транспортных средств, от 3% до 8,9% — на досуг из которых от 1% до 4,1% — на кафе. Следовательно, до трети бюджета 80% россиян «расползается» на мелкие расходы, а вовсе не на потребительство. Исключение может составить только высокая доля досуга (почти 9%) у «верхних» 10% наших условных «масс», доходы которых 27-45 тыс. руб.
По другому обстоит дело с 10% богатых, которые, к примеру, 29,7% дохода тратят на покупку транспортных средств, на одежду 6,5%, а на досуг 7% (источник). И нужно понимать, что 1% дохода богатых отличается от 1% дохода остальных 80% с разницей от 3 до 20 раз. Поэтому траты самых богатых на одежду в 6,5% от их доходов во много раз превышают вообще все расходы 20% самых бедных.
Для оцифровки количества россиян, которые имеют возможность «потреблять ради потребления», можно изобрести «индекс айфона», тем более, что сам автор приводит смартфон как признак потребительства. По разным данным в России в пользовании находятся от 700 тыс. до 2 млн айфонов всех поколений, что прекрасно корреспондируется с данными о 450 тыс. россиян, доходы которых превышают 1 млн руб., конечно, если учитывать членов их семей. Следовательно, реальная «многочисленность» «среднего класса» такова: 1-2 млн человек или не более 1,4%.
Неплохая визуализация на тему доходов россиян.
Интересно также, что в США в пользовании находятся около 100 млн айфонов (30% населения), что, если учитывать большую доступность смартфона, также перекликается с 22% так называемого среднего класса.
Зачем же автору понадобилось начинать статью с ложного тезиса о массовом «среднем классе»? Ответ на этот вопрос кроется в заключительной фразе вступления:
«Формируя соответствующие ценностные ориентиры у людей, создавая потребителей вместо созидателей, капитализм защищает себя от революционных изменений, закрепляя господствующие общественные отношения».
Иными словами, причины своих пропагандистских неудач автор списывает на ценностные ориентиры общества. По крайней мере в той или иной степени. Впрочем, уделим внимание словам о том, что капитализм создает потребителей вместо созидателей — совершенно крамольным с точки зрения исторического материализма и таким органичным с точки зрения люмпен-интеллигентской идеологии писателей и читателей LeninCrew.
Во-первых, что конкретно означает «создает людей»? Если мы подразумеваем, что автор «понимания» марксист или хочет им считаться, следовательно, болеет за дело коммунизма, следовательно, обращается в первую очередь к пролетариату и, следовательно, понимает, что по крайней мере с точки зрения активного исторического субъекта «люди» — это и есть народ, а в силу численности, места в общественном производстве и организованности пролетариат, как составная часть народа, является его основным движущим элементом, и стало быть под «люди» правильно понимать, в том числе, и в основном пролетариат. Во-вторых, что же получается? Если современный пролетарий — не созидатель, а потребитель, тогда кто же тогда созидатель? Империалисты? Чиновники? Мелкие лавочники? Роботы, в конце концов? Ясно, что автор не мог этого иметь ввиду, хотя и доболтался до такой глупости. По-видимому имелось ввиду то, что пролетарии — реальные созидатели, по образу своего мышления воспитываются буржуазной культурой в духе буржуазии, то есть потребителями. Но только не реальными потребителями, а всего лишь жаждущими ими быть. Но поскольку автор «понимания» выдумал массы «среднего класса», следовательно, по нему выходит, что воспитываются не только жаждущими, но и действительными потребителями. По крайней мере в отношении этого выдуманного «многочисленного среднего класса».
Однако уже совсем по-другому выглядит дурость автора, когда он начинает говорить о производстве. Здесь на «доболтался» точно не спишешь:
«Миссия современного производителя состоит не в том, чтобы произвести необходимые обществу товары, а в том, чтобы заставить общество думать, что производимые им товары являются необходимыми. На осуществление этой миссии направлена вся современная культура, а не только реклама, как это часто представляется. Она популяризирует, прославляет потребительский идеал роскошного образа жизни, который становится смыслом бытия, несмотря на отсутствие у большинства финансовой возможности для следования за прославляемым идеалом».
Перечитывая эту фразу и движение мысли автора по тексту выше и ниже мы никак не могли найти хоть каких-то разумных оправданий ее появлению. Словно автор не в курсе даже не основ марксизма, а основ буржуазной классической политэкономии. Редакция ГК и ЛК выходит к читателю с пропагандой анархо-примитивизма? Ведь дословно получается, что буржуа выдумывает блага, производит и продает их, но которые, в действительности вовсе не блага, а иллюзии, навязанные культурой и «потребительскими идеалами».
Перед этой фразой автор выражал свою ненависть к брендам и рассказывал про товары, удовлетворяющие надуманные потребности. Быть может, грешным делом, он под всеми «современными производителями» все таки имел ввиду производителей индустрии брендов (промоушен) или предметов роскоши? Это вряд ли, и вот почему. Со слов автора, который правда сослался на сомнительный источник — лекцию Петра Мостового с Полит.ру., 2/3 производства товаров потребления современного общества, поскольку они «не соответствуют базовым потребностям», являются фиктивными. Из этого можно заключить, по-видимому, что после социалистической революции необходимо немедленно уничтожить 2/3 производительных сил производства товаров потребления. Поэтому, следуя тексту, автор реально считает, что производство современного буржуазного общества во многом происходит из нужд рекламы, брендов и символических значений.
Стесняюсь спросить, но решусь. В моей России нищему народу не хватает жилья. Предприниматель руками рабочих строит многоквартирный дом и дает рекламу на ТВ. Так что? Может быть, пролетарским семьям пройти особый курс психоаналитики от автора «понимания» или врага народа Петра Мостового, и они прозреют насчет того, что им навязывают «потребительский идеал» желать хорошую, «буржуазную», квартиру? Какой позорный вздор! Но допустим автор возразит, что квартира относится им к категории, по его терминологии, сущностных потребностей, однако, если строго следовать логики автора, его определению потребительства квартира вполне соответствует:
«Вещи в этой ситуации играют символическую функцию, создают некое впечатление о своём владельце. Потребляя именно эти вещи, человек идентифицирует себя с людьми, которые потребляют такие же вещи, и в тоже время отделяет себя от тех людей, которые эти вещи не потребляют. В зеркальном «Я», то есть в своём представлении о том, как он выглядит в глазах окружающих, потребитель создаёт свой статус и конструирует свою идентичность».
В современной России нет более статусной вещи, чем недвижимость. Абсурд, скажете вы? Таков новый уровень ГК, ничего не поделаешь.
Но давайте в порядке исключения не будем столь строги к автору и представим, что он как-то неизвестным образом обошел тот факт, что всякое благо и всякая вещь вообще становится некоторым символом достатка этой вещи, то есть получает мысленное отражение в общественном сознании через представление об ее недоступности или дефиците. Допустим и то, что автору удалось строго отделить переменные по его выражению потребности от сущностных. Упустим также бред автора про 2/3 ненужного производства, простим ему по доброте душевной. Но даже тогда перед нами в полный рост встает законный вопрос: чем плохи несущностные и переменные потребности?
Как это ни странно, но в некотором роде ответ у автора имеется:
«Потребительским общество именуется тогда, когда в системе общественных отношений господствует соответствующая система ценностей, сводящая смысл жизни к конструированию и самопрезентации своей идентичности посредством потребления фиктивных товаров, удовлетворения отчуждённых потребностей. Среди относительно бедного населения в западных демократиях демонстративное потребление распространено, по некоторым данным, ещё больше, чем среди средних слоёв населения. Осуществляется это потребление через недоедание и кредиты, а служит оно как раз тому, чтобы скрыть от других свою бедность. Потребительство заставляет людей экономить на естественных потребностях, чтобы удовлетворять искусственные. Но каким бы количеством денег ни обладал потребитель, он всегда будет ощущать нехватку в погоне за быстро изменчивым трендом. Эта нескончаемая погоня требует постоянного обновления потребляемых продуктов, несмотря на то, что они ещё могут быть вполне пригодны для эксплуатации. Так, выход нового iPhone требует от потребителя его покупки, даже если его старый iPhone находится в хорошем состоянии. Таким образом, работает планируемое устаревание, которое не позволяет потребителю насытиться потреблением, вынуждая его снова и снова совершать покупки. Вред от такого отношения к предметам потребления сказывается не только на людях, чьё потребительское поведение никак нельзя охарактеризовать здоровым, но и на экологии».
То есть иными словами автор говорит так. Плохо то, что смыслом жизни становится потребление фиктивных товаров. Плохо то, как люди экономят. Плохо, наконец, то, что сколько не давай потреблять, а людям все мало. И, конечно: экология же страдает! Вообще говоря, это, конечно, не марксизм, а какое-то околоподъездное судачество.
Итак, почему смыслом жизни людей является потребление фиктивных товаров? Потому что, во-первых, смысл жизни пролетария-обывателя заключается не в потреблении фиктивных товаров, а в том, чтобы выжить наиболее комфортным способом, то есть меньше работать за большие деньги и больше потреблять за меньшую плату. Во-вторых, пролетарий потребляет не фиктивные товары, а самые что ни на есть натуральные, сообразно выработанной культуре потребления. Стало быть, способы и формы экономии, то есть расходование доходов зависят от неотложности и объективности потребностей (то, что автор представляет как «сущностные», в самом деле они просто первичные) и от вкусов и мировоззрения (то, что автор огульно бичует потребительством). А неутомимая жажда обладания является не следствием потребительства, что бы под этим кто ни понимал, а следствием недостатка благ или представления об их недостатке.
Старые айфоны сменяют новые айфоны не потому, что «ай-ай-ай потребительство», а потому, что у покупателей айфонов есть деньги купить айфон поновее. Функциональная разница между айфонами разных поколений действительно несущественная и около 30% потребителей айфонов меняет их в первую очередь с целью поддержания престижа. Но престиж айфона заключается не в айфоне, он не производится на заводах и даже не создается рекламой, он является производным от недоступности устройства. Престиж всецело следствие редкости. Поскольку на айфон высокая цена, он в этом смысле является роскошью. Особенность айфона, как предмета роскоши, заключается в том, что он телефон с отличной функциональностью, в отличие, скажем от Верту, который просто снабжают драгметаллами и усыпают ювелирными камнями. Роскошью также являются, например, дорогие механические часы, ювелирные украшения, дорогие автомобили, предметы искусства и т. п. Часть из этих вещей служат человеку, а часть всего лишь выступает в качестве носителя стоимости. Вопрос, который автор должен был бы поставить, вовсе не о потребительстве, а о производительности материальных результатов труда, о расточительстве отдельных видов производства роскоши. Незачем отделывать убранство автомобилей редкими породами дерева — это тот случай, когда производится капитал, а объективная ценность материального результата труда нулевая. Но спрос на редкие породы дерева и усыпанные бриллиантами телефоны существует не потому, что что-то там из чего-то самоконструируется, а потому, что богатство развращает буржуазию и ее проституток, извращает их потребности, уродует их личности. И уж поверьте, эта болезнь не грозит пролетариату. Автор просто отрицает закон абсолютного обнищания пролетариата. И поэтому нет ничего глупее, чем выходить к бедному критически недопотребляющему пролетариату, пользующемуся «деревянными» дешевыми смартфонами, с бредовой проповедью о том, что айфон — это плохо, потому что он создает «зеркальное «Я»… о том, как он выглядит в глазах окружающих… создаёт свой статус и конструирует свою идентичность». Пролетариату не нужно ненавидеть айфоны, а нужно ненавидеть условия, при которых айфоны ему недоступны, и ненавидеть виновников такого положения вещей. Нужно кричать не долой айфоны, а даешь каждому пролетарию по айфону! А спесь роскоши с айфона тут же улетучится, если сделать его общедоступным.
Также глупо осуждать пролетариат за стремление ориентироваться на буржуазные стандарты потребления, то, что автор бичует следованием «потребительскому идеалу». Потому что это объективное стихийное сопротивление естественному поступательному снижению уровня жизни. Не менее объективно и то, как это сопротивление осуществляется — копированием буржуазных ценностей. Если бы пролетариат был способен выработать научно-обоснованные потребности, он тотчас перестал бы быть пролетариатом. Невежество — это мировоззренческая основа рабства.
Короче говоря, практически все, что описывает автор нужно читать с точностью до наоборот. Реальная проблема заключается в том, что пролетариат недопотребляет, и нужно выдвигать требование к росту потребления «по всем фронтам». Социалистическая революция в среднесрочной перспективе гарантирует рост потребления по всем направлением, а доступность благ всецело разрушит «символизм» роскоши. И не в сознании, а путем изменения производства с непроизводительных материальных результатов на производительные. Вести борьбу с вещным и денежным фетишизмом возможно исключительно на базе расширения потребления и изживания товарно-денежной формы отношения между людьми. А вовсе не борьбой с производством материальных благ и воззваниями против айфонов!
Автор, начитавшись субъективно-психологических трактовок экономических категорий, понаписал банальной галиматьи и околесицы по сути о том, что разнообразие рынка потребительских товаров при капитализме вызывает в нем ненависть к достатку. Зачем под это было подводить теоретическую базу и склеивать свои бредни политической жвачкой из околомарксизма, остается догадываться. Может быть, нужно было чем-то заполнить «газетную полосу» и это — выполнение редакционного задания самым нерадивым сотрудником?
Впрочем, продолжим ознакомление с потоком сознания «марксиста». Несмотря на то, что в начале статьи автор объявил о том, что причиной «общества потребления» являются фиктивные ценности:
«Потребительским общество именуется тогда, когда в системе общественных отношений господствует соответствующая система ценностей, сводящая смысл жизни к конструированию и самопрезентации своей идентичности посредством потребления фиктивных товаров, удовлетворения отчуждённых потребностей».
Ниже он изменяет себе:
«Мы не можем, как это делают многие современные авторы, сводить причину потребительских ценностей к навязыванию их извне современной идеологией и ограничиваться таким взглядом. Любая пропаганда будет действенной только в том случае, если для неё есть соответствующие материальные условия. Эти условия нужно искать не в области идей, не в идеологии, а в материальном производстве, то есть производстве материальных благ».
А может быть статья — это пермский аналог письма дяди Федора из Простоквашино? Потому что по-другому метания автора не объяснить. Но допустим. Так в чем же причина потребительства из области материального производства? Оказывается, в кризисах перепроизводства!
«Перепроизводство порождено главным противоречием капитализма: противоречием между общественным характером производства, которое приводит к росту производительности труда, и частнособственнической формой присвоения, целью которой является прибыль. Потребительское поведение и свойственная ему кредитомания в такой ситуации оказывается единственно возможным, необходимым средством для смягчения неизбежных кризисов, возникающих от превышения предложения над потребительским (т.е. платёжеспособным) спросом, потому оно так распространено. Задача идеологии сводится лишь к отражению этого, к демонстрации потребительства (т.е. расточительности на ненужное барахло) как необходимости для здорового хода жизни».
Если бы автор внимательно читал Ленина, а не занимался франкфуртским блудодейством, то он бы давно понял, что объяснение кризисов исключительно недостаточностью платежеспособного спроса, или иными словами через невозможность реализации капитала, является пошлым антимарксизмом, который называется люксембургианство.
Направим автора и пытливых читателей к книге, где Лениным с кристальной ясностью доказано, что причина кризиса в беспорядочности производства, а вовсе не в невозможности реализации продукта, хотя это и играет ключевую роль. Дисбаланс между производством средств производства и производством товаров потребления рождает кризис перепроизводства. Следовательно «перепроизводство» — это не потому, что товаров потребления «много произвели» (это видимая буржуазии сторона, которая и дала такое название кризису), а потому, что недопроизвели средств производства. А то, что автор глубокомысленно теоретизирует, называется теорией недопотребления и к марксизму никакого отношения не имеет.
Еще одно явление псевдомарксизма автора — это цитаты из экономическо-философских рукописей Маркса 1844 года. Этот черновик очень любят различные антимарксисты, так как его отдельные цитаты, вырванные из контекста марксистского учения и взятые безотносительно становления мыслителя, легко трактовать в удобном смысле. Также поступает и автор, «вытягивая» из слов молодого Маркса нужный для себя контекст для следующего вывода: «труд из цели становится средством, потребление из средства становится целью» — это якобы «переворот», который осуществил капиталистический способ производства. Иными словами, по автору получается, что труд должен быть целью, а потребление средством. Средством для чего? Для труда? Эта околесица — всего лишь показательный признак того, что путаница — одно из важнейших орудий оппортунизма.
В «понимании» упоминаются все ненавистные автором вещи: и айфоны, и путешествия, и компьютерные игры, и кино, и инстаграмм, и виртуальный секс, и дружба в ее современной форме, и порочность половых отношений. Не вдаваясь в разбор всей ерундистики, допущу реплики в отношении фальсификации марксизма только в двух вещах: в вопросе семьи и в вопросе кредита.
Автор пишет:
«В отношениях между мужчиной и женщиной характер потребления просвечивает ещё яснее. Большинство таких отношений сводятся к потреблению партнера как средства для удовлетворения базовых потребностей. Средства, которое в любой момент может быть заменено других партнером. Причём количество партнёров для потребителя, также как и количество других потребляемых им продуктов, служит показателем высокого статуса и престижа. А когда один из партнёров находится в материальной зависимости от другого, то закрепленные браком эти отношения верно характеризовать словами Энгельса, как «узаконенную форму проституции»».
Сложно дать оценку этому «просвечивает еще яснее», но вот, что Энгельс писал в «Происхождении семьи, частной собственности и государства»:
«Заключение брака в современной нам буржуазной среде происходит двояким образом. В католических странах родители по-прежнему подыскивают юному буржуазному сынку подходящую жену, и, разумеется, результатом этого является наиболее полное развитие присущего моногамии противоречия: пышный расцвет гетеризма со стороны мужа, пышный расцвет супружеской неверности со стороны жены. Католическая церковь, надо думать, отменила развод, лишь убедившись, что против супружеской неверности, как против смерти, нет никаких средств. В протестантских странах, напротив, буржуазному сынку, как правило, предоставляется большая или меньшая свобода выбирать себе жену из своего класса; поэтому основой для заключения брака может служить в известной степени любовь, как это, приличия ради, постоянно и предполагается в соответствии с духом протестантского лицемерия. Здесь гетеризм практикуется мужем не столь энергично, а неверность жены встречается не так часто. Но так как при любой форме брака люди остаются такими же, какими были до него, а буржуа в протестантских странах в большинстве своем филистеры, то эта протестантская моногамия, даже если брать в общем лучшие случаи, все же приводит только к невыносимо скучному супружескому сожительству, которое называют семейным счастьем… Но и в том и в другом случае брак обусловливается классовым положением сторон и поэтому всегда бывает браком по расчету. Этот брак по расчету в обоих случаях довольно часто обращается в самую грубую проституцию — иногда обеих сторон, а гораздо чаще жены, которая отличается от обычной куртизанки только тем, что отдает свое тело не так, как наемная работница свой труд, оплачиваемый поштучно, а раз навсегда продает его в рабство… Половая любовь может стать правилом в отношениях к женщине и действительно становится им только среди угнетенных классов, следовательно, в настоящее время — в среде пролетариата, независимо от того, зарегистрированы официально эти отношения или нет. Но здесь устранены также все основы классической моногамии. Здесь нет никакой собственности, для сохранения и наследования, которой как раз и были созданы моногамия и господство мужчин; здесь нет поэтому никаких побудительных поводов для установления этого господства… Здесь решающую роль играют совсем другие личные и общественные условия. И, кроме того, с тех пор как крупная промышленность оторвала женщину от дома, отправила ее на рынок труда и на фабрику, довольно часто превращая ее в кормилицу семьи, в пролетарском жилище лишились всякой почвы последние остатки господства мужа, кроме разве некоторой грубости в обращении с женой, укоренившейся со времени введения моногамии. Таким образом, семья пролетария уже не моногамна в строгом смысле этого слова, даже при самой страстной любви и самой прочной верности обеих сторон и несмотря на все, какие только возможно, церковные и светские благословения. Поэтому и постоянные спутники моногамии, гетеризм и супружеская неверность, играют здесь совершенно ничтожную роль, жена фактически вернула себе право на расторжение брака, и когда стороны не могут ужиться, они предпочитают разойтись. Одним словом, пролетарский брак моногамен в этимологическом значении этого слова, но отнюдь не в историческом его смысле».
Стало быть, вопрос вовсе не в потребительском отношении, статусе или престиже, как это расписывает автор, а в собственности. Чем больше значение собственности, тем сильнее расчет в браке, тем брак более проституирован. Но между этой проституцией и «потреблением партнера как средства для удовлетворения базовых потребностей» есть разница, потому что последнее — всего лишь внешняя сторона первого, а не следствие консьюмеризма, как наговаривает автор. Ведь, если следовать логике статьи, получается, что причиной проституированности буржуазных браков является потребительство, а причиной потребительства, в свою очередь, кризисы перепроизводства или реклама — кому как удобнее, видимо. Таким образом, кризисы перепроизводства или реклама порождают убогость буржуазных браков. Какой нелепый вздор!
Теперь о кредите. Для автора кредит — это средство потребительства, а «кредитомания» — это основное экономическое последствие потребительства. Сущность кредита, по мнению автора, состоит в том, что кредит позволяет потреблять то, на что человек еще не заработал. Похоже на типичное определение Википедии. Короче говоря, причина распространения потребительского кредитования не систематическое недопотребление, не хроническое безденежье, не умышленная инфляция, не узурпация всех финансов планеты в руках горстки банков и как следствие еще более быстрое обнищание пролетариата, а якобы необузданные «фиктивные» потребности пролетариата и вообще народных масс.
В реальности появление современного кредитования как составной части империализма связано с созданием особых условий, а не с навязыванием потребительства. Эти условия заключается в избытке денежных средств в руках финансовых олигархов, с одной стороны, и хронической нехватке финансовых средств у большинства, с другой. Банкиры искусственно останавливают круговорот капитала, концентрируя в своих руках практически все финансы общества, тем самым получая практически неограниченную власть. Только по воле финансовых воротил рыночная экономика может «работать» — производить материальные и духовные блага. Таким образом, институт кредитования из скромного инструмента мобильности и гибкости перетекания капиталов в классическом капитализме в условиях относительного и абсолютного обнищания и тотального денежного дефицита пролетариата в империализме превратился в глобальную форму стимулирования труда. Безденежье заставляет пролетария отдаваться в рабство не только предпринимателям, но и банкирам. А кредит, словно невидимая палка, ударами ростовщических процентов гонит пролетария интенсивнее и больше работать над производством максимальных прибылей.
Итого. В статье все свалено в кучу. Автор, совершенно не разбираясь и в десятой доле явлений, про которые пишет, спутывает отрывки своих мыслей в жуткую антимарксисткую кашу. Все это сделано, вероятно, с единственной целью — обосновать свои пропагандистские неудачи объективными сложностями — потребительством.
В действительности в вопросе о потребностях нет никакой мистики консьюмеризма. Если производство стихийно-ненаучное, рыночное, то и потребление соответствующее, стихийное, невежественное и т.д. Но главная его черта — вовсе не «фиктивность товаров», а бедность, нищета, убогость потребления пролетариата и большинства общества. Следовательно, другая черта — это извращенное потребление буржуазных паразитов — новой рыночной аристократии и их телесных и духовных проституток. Если производство поставить на научно-плановые основы, тогда будет следующая картина научно-выработанного потребления. Для всего прочего необходимо удовлетворить первичные потребности — жильё, пропитание, медицинское обслуживание, образование, защита ребенка и материнства, защита общественной собственности и социалистического строя. А затем уже вторичные потребности — вкусовое разнообразие предметов личного потребления, качественный досуг и разнообразный отдых, коммунальный комфорт, развитие художественных вкусов и т.д. Конечно, мы можем социалистический, «здоровый» взгляд на потребности мысленно перенести в капитализм и навыдумывать множество критических концепций. Более того, мы может и теорию потребностей при полном коммунизме мысленно транспортировать в наш империализм. Только какой в этом смысл, если потребление является производным от производства?
Денежный и вещной фетишизм, ониомания и другие личностные уродства, в некотором виде свойственные и пролетариату, возникают не из пропаганды и не из кризисов перепроизводства, а являются отражением экономических законов капитализма в невежественном мировоззрении пролетариата по поводу удовлетворения потребностей. Но это уж точно проблема не того масштаба, которую можно хоть как-то сравнить, например, с обнищанием или безработицей пролетариата — действительным бичом потребления при капитализме. Это вопрос производный и не политический.
А. Редин, А. Боровых
17/08/2016