№ 1/1, IV.2016
На мой субъективный взгляд в нашей несколько «камерной» обстановке левого движения достойны оппонирования только те аргументы, которые действительно представляют хоть какую-то теоретическую силу. Ведь в действительности мы все зрелые люди, которые в разной степени, но осилили базовые марксистские работы, а значит владеем как минимум на начальном уровне диалектическим и историческим материализмом. Правда ведь? Или правы критики, и левое движение состоит из безусых митинговых горлопанов и старых «народно-патриотических пердунов»? (1) Предлагаю на время чтения данной заметки дипломатически принять «общественный договор» о том, что российский левый — это синоним начитанного по крайней мере двумя парами томов полного собрания сочинений Маркса с Энгельсом, Ленина и собрания сочинений Сталина (2).
В таких «строгих» условиях публицисту, конечно, особо не разгуляться. Оно и не надо на самом деле — умный поймет, а дураку ведь все равно ничего не докажешь. Однако в килобайтах страниц, бездарно «исписанных» (3) демцентралистами, можно накопать парочку аргументов, которые случайным образом базируются на относительно разумных вопросах. Данные вопросы ненароком могут забраться в головы действительно сознательных товарищей из пролетарской среды, которые быть может не столь искушены в идеологических спорах и могут засомневаться в научности теории, извиняюсь за тавтологию, научного централизма.
Ведь действительно, как же так: во всех советских справочниках растиражировано, что демократический централизм — это основной организационный принцип, который отстаивали Ленин и Сталин. «Так, да не так». Когда т. Подгузов озвучил теорию научного централизма в своей первой статье на эту тему (4), я поднял работы Сталина для изучения его, так сказать, авторитетного мнения по данному вопросу. Так, наверное, сделал бы всякий марксист и добросовестный читатель, который стремится проработать предложенную теорию, в том числе сверив её с классиками. И, как это часто бывает с познесоветскими источниками: «моему удивлению не было предела».
Уж где-где, а в работах, с которых, так сказать, начинается «сталинизм»: «Об основах ленинизма» и «К вопросу ленинизма», в которых Сталин разошелся со всеми оппортунистическими полюсами и зарекомендовал себя не просто как «один из», обязательно должно было быть про «важнейший принцип организационного строения, деятельности, руководства марксистско-ленинских партий» (5). Отнюдь! Так, в работе «Об основах ленинизма» есть глава VIII «Партия», где подробно разбираются особенности партии ленинского типа, и среди них нет упоминаний о демократическом централизме.
Кое-что воспаленный ум оппортуниста может привести с виду похожее на демцентрализм. Сталин пишет:
«Но партия не есть только сумма партийных организаций. Партия есть, вместе с тем, единая система этих организаций, их формальное объединение в единое целое, с высшими и низшими органами руководства, с подчинением меньшинства большинству, с практическими решениями, обязательными для всех членов партии. Без этих условий партия не в состоянии быть единым организованным целым, способным осуществить планомерное и организованное руководство борьбой рабочего класса».
Это вряд ли тянет на принцип. Думается, что это констатация факта «превращения авторитета идей в авторитет власти, подчинение партийным высшим инстанциям со стороны низших». Но здесь совсем не утверждается, что способом или формой этого превращения должна быть выборность по демократическому принципу. Строго говоря, формула «подчинения меньшинства большинству» вовсе не обрекает на демократическую процедуру. Вопрос исключительно в границе определения большинства и меньшинства. Как известно, ленинская линия в партии всегда была в меньшинстве и за каждое поворотное решение приходилось не на шутку биться как с оппортунистами, так и с инертными партийными массами. Причем бой с оппортунистами далеко не всегда проходил в белых перчатках, кое-где Ленин пользовался и аппаратной игрой. Однако настоящее мастерство интриганства всегда проявляли оппортунисты и проходимцы, потому что административная возня «как влитая» сидит в психологии политической проституции.
Но оппортунистам было сложно биться с гениями. Объективно и Ленин, и Сталин обладали уникальными способностями и имели соответствующую силу авторитета в партии и в массах. «Вера в вождя» приходила им на выручку в борьбе с оппортунистами. Можно, конечно, говорить про смётку русского народа, про его «природную мудрость» — и есть в этом доля правды, но мы, марксисты, предпочитаем смотреть на вещи шире. Вера — отнюдь не то «народное качество», на которое стоит делать полноценную ставку в политике. Как известно, вера возникает не от большого ума, и когда верят в «наших», за которыми совесть с большой буквы, гениальность и строгость научного мировоззрения, это вроде бы «в плюс». Но, я думаю, вы знаете, что история подскажет больше таких историй со знаком «минус», когда вера происходила совсем не в наших. Так что это скорее приятное исключение из неприятного правила.
В этой связи ловкое передвижение границы определения большинства, которому будет подчинятся меньшинство — как будто бы особый навык политика. История приема в партию и чисток коррелирует с внутрипартийной борьбой ленинцев с оппортунистами, которые кстати после смерти вождя тоже все заделались «верными ленинцами» – естественно только на словах. Но если внимательнее посмотреть на бесконечную борьбу за партийные голоса с общеметодологической точки зрения, суть вскрывается очень просто и быстро. Нужно задать себе вопрос: влияет ли на достижение объективной истины количество пытающихся ее достигнуть? Конечно, Сталин в «Анархизме и социализме» писал, что марксизм, так как он истинен, в конечном счете проложит себе путь в массы. Однако это утверждение имеет четкую границу применимости. Коммунизм — он ведь тоже неизбежен, но ни один коммунист из этого не делает вывод, что нужно «просто подождать». Так можно и до термоядерного апокалипсиса дождаться. Для определения перехода количества пытающихся достигнуть объективной истины в качество необходимо твердо учитывать, действительно ли они над этим трудятся. Иными словами, количество только определенного качества достигает меры, после которой происходит долгожданный скачок.
А ведь вопрос о демократической процедуре, при которой определяется, какое меньшинство будет подчиняться какому большинству, предельно конкретен. И, думаю, никто не станет отрицать, что «качество» того «количества» сегодня тяготеет в лучшем случае к качеству деятельного и искреннего обывателя. Не хочется наговаривать на великую большевистскую партию, но сами вожди постоянно твердили о политической безграмотности партийных масс. Что уж говорить о грамотности философской, методологической, без которой невозможно претендовать на правильность прогнозов и решений. Грубо говоря, политически грамотный партиец — хороший исполнитель, но хорошо иметь хорошего исполнителя, когда «рулят» гениальные вожди. А что делать, если нам здесь и сейчас без Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина нужно строить партию и коммунизм?
Я глубоко убежден, что аппаратная возня, которая так или иначе плоть от плоти демократического централизма, ни что иное как дань демократическим иллюзиям. Простое следствие идиотской мысли о том, что большинство всегда право или как минимум не может грубо ошибаться. Но даже партийное большинство самой революционной и наиболее научной партии большевиков, если бы получило прямое выражение своей воли, наломало бы таких дров… Поэтому, к слову, Сталин много пишет, как бы это нелепо не звучало, о роли Ленина в ленинизме. Не отрицая, конечно, влияния «обстановки, в которой родился и выковался метод ленинизма».
Вы не найдете у Сталина дифирамбов демократическому централизму. А все то положительное о демократическом централизме, что есть у Ленина, будет в логике примата централизма и в качестве «шага вперед» по сравнению с кружковой кустарщиной социал-демократии.
Пойдем дальше. Что Сталин писал о партийной демократии — родной «дочери» демократического централизма? Наглядная история была с обсуждением резолюции о партийной демократии (6). В силу нарастающего буржуазного нэпновского влияния руководство партии приняло резолюцию «О партстроительстве», которая была призвана ударить снизу рабочим контролем по перерождающимся партийным элементам. Вплоть до «систематического обновления партийного аппарата». Резолюция носила компромиссный характер в том смысле, что толковала «за» партийную демократию, которую истерично требовали троцкисты, а на деле служила средством очищения партии от вредителей, прямо связанных с буржуазией. Сталин разъяснял по поводу демократии следующее:
«Я перехожу к вопросу о том, как у нас некоторые товарищи и некоторые организации фетишизируют вопрос о демократии, рассматривая его как нечто абсолютное, вне времени и пространства. Я этим хочу сказать, что демократия не есть нечто данное для всех времен и условий, ибо бывают моменты, когда нет возможности и смысла проводить ее. Для того, чтобы она, эта внутрипартийная демократия, стала возможной, нужны два условия или две группы условий, внутренних и внешних, без которых всуе говорить о демократии.
Необходимо, во-первых, чтобы индустрия развивалась, чтобы материальное положение рабочего класса не ухудшалось, чтобы рабочий класс рос количественно, чтобы культурность рабочего класса поднималась, и чтобы рабочий класс рос также качественно. Необходимо, чтобы партия, как авангард рабочего класса, также росла, прежде всего, качественно, и прежде всего за счет пролетарских элементов страны. Эти условия внутреннего характера абсолютно необходимы для того, чтобы можно было поставить вопрос о действительном, а не о бумажном проведении внутрипартийной демократии.
Но одних этих условий недостаточно. Я уже говорил, что есть еще вторая группа условий, условий внешнего характера, без наличия которых демократия внутри партии невозможна. Я имею в виду известные международные условия, более или менее обеспечивающие мир, мирное развитие, без чего демократия в партии немыслима. Иначе говоря, если на нас нападут и нам придется защищать страну с оружием в руках, то о демократии не может быть и речи, ибо придется ее свернуть. Партия мобилизуется, мы ее, должно быть, милитаризуем, и вопрос о внутрипартийной демократии отпадет сам собой.
Вот почему я думаю, что демократия должна рассматриваться в зависимости от условий, что фетишизма в вопросах внутрипартийной демократии быть не должно, ибо проведение внутрипартийной демократии, как видите, зависит от конкретных условий времени и места в каждый данный момент.
Чтобы не было далее лишних увлечений и необоснованных обвинений, я должен также напомнить о тех препятствиях, которые стоят перед партией в деле проведения демократии, — препятствиях, мешающих проведению демократии даже при наличии очерченных выше двух основных благоприятных условий, внутренних и внешних. Товарищи, эти препятствия существуют, они глубоко влияют на нашу партийную работу, и я не имею права умалчивать о них. В чем состоят эти препятствия?
Эти препятствия, товарищи, состоят, во-первых, в том, что в головах одной части наших работников живут еще пережитки старого военного периода, когда у нас партия была милитаризована, – пережитки, которые порождают некоторые немарксистские взгляды, что партия наша является якобы не самодеятельным организмом, живущим самостоятельной идейной и практической жизнью, а чем-то вроде системы учреждений, низших, средних и высших. Этот абсолютно немарксистский взгляд, правда, законченного вида нигде еще не получил, законченно нигде не высказывался, но элементы этого взгляда живут в головах одной части наших работников, несущих партийные обязанности, и они мешают им последовательно провести внутрипартийную демократию. Вот почему борьба с такими взглядами, борьба с пережитками военного периода как в центре, так и на местах является очередной задачей партии.
Вторым препятствием, стоящим на пути проведения демократии в партии, является наличие давления бюрократического государственного аппарата на аппарат партийный, на наших партийных работников. Давление этого громоздкого аппарата на наших партийных работников не всегда заметно и не всегда бьет в глаза, но оно ни на одну секунду не прекращается. Это давление громоздкого государственного бюрократического аппарата, в конце концов, сказывается в том, что целый ряд наших работников и в центре, и на местах, нередко помимо своей воли и совершенно бессознательно, отклоняется от внутрипартийной демократии, от той линии, в правоту которой они верят, но которую они нередко не в силах провести до конца. Вы можете себе представить имеющий не менее миллиона служащих бюрократический государственный аппарат, состоящий из элементов, большей частью чуждых партии, и наш партийный аппарат, имеющий не больше 20-30 тысяч человек, призванных подчинить партии государственный аппарат, призванных социализировать его. Чего стоит наш государственный аппарат без поддержки партии? Без помощи, без поддержки нашего партийного аппарата он мало чего, к сожалению, стоит. И вот каждый раз, когда наш партийный аппарат вдвигает свои щупальцы во все отрасли государственного управления, ему приходится нередко свою партийную работу в этих органах равнять по линии государственных аппаратов. Конкретно: партия должна вести работу по политическому просвещению рабочего класса, по углублению сознания рабочего класса, а в это время требуется собрать продналог, провести такую-то кампанию, ибо без кампании, без помощи со стороны партии, госаппараты не в силах выполнить свое задание. И здесь наши работники попадают между двух огней, между необходимостью исправления линии работы госаппаратов, действующих по старинке, и необходимостью сохранить связи с рабочими. И они часто сами здесь бюрократизируются.
Таково второе препятствие, которое преодолеть трудно, но которое нужно преодолеть во что бы то ни стало для того, чтобы облегчить проведение внутрипартийной демократии.
Наконец, существует еще третье препятствие, стоящее на пути осуществления демократии, – это низкий культурный уровень целого ряда наших организаций, наших ячеек, особенно на окраинах (не в обиду им будь сказано), мешающий нашим парторганизациям провести внутрипартийную демократию до конца. Вы знаете, что демократия требует некоторого минимума культурности членов ячейки и организации в целом и наличия некоторого минимума активных работников, которых можно выбирать и ставить на посты. А если такого минимума активных работников не имеется в организации, если культурный уровень самой организации низок, – как быть? Естественно, что здесь приходится отступать от демократии, прибегать к назначению должностных лиц и пр.
Таковы препятствия, которые перед нами стояли, которые будут еще стоять, и которые мы должны преодолеть, чтобы честно и до конца провести внутрипартийную демократию.
Я напомнил вам об этих препятствиях, стоящих перед нами, и о тех внешних и внутренних условиях, без которых демократия превращается в пустую демагогическую фразу, потому что некоторые товарищи фетишизируют, абсолютизируют вопрос о демократии, думая, что демократия всегда и при всяких условиях возможна, и что проведению ее мешает якобы лишь “злая” воля “аппаратчиков”. Вот против этого идеалистического взгляда, взгляда не нашего, не марксистского, не ленинского, напомнил я вам, товарищи, об условиях проведения демократии и о препятствиях, стоящих в данный момент перед нами».
Из приведенного, особенно из «необходимых условий», хорошо видно то, что задачей внутрипартийной демократии является вовсе не выработка политического курса, а обеспечение прочной связи с рабочим классом, легитимация партии в глазах класса. По-другому: проведение своего влияния, используя преклонение масс перед силой делегирования власти — обратной стороной той же самой демократической иллюзии о безошибочности мнения большинства.
Данный вывод подтвердит цитата из доклада Сталина активу ленинградской организации о работе пленума ЦК BKП(б) от 13 апреля 1926 г. (7):
«Некоторые товарищи думают, что внутрипартийная демократия означает свободу фракционных группировок. Ну, уж на этот счет извините, товарищи! Мы не так понимаем внутрипартийную демократию. Ничего общего между внутрипартийной демократией и свободой фракционных группировок нет и не может быть.
Что такое внутрипартийная демократия? Внутрипартийная демократия есть поднятие активности партийных масс и укрепление единства партии, укрепление сознательной пролетарской дисциплины в партии.
…Чем были мы сильны в прошлом и чем мы сильны теперь? Правильной политикой и единством наших рядов. Правильная политика дана нам XIV съездом нашей партии. Теперь задача состоит в том, чтобы обеспечить единство наших рядов, единство нашей партии, готовой проводить решения партийного съезда, несмотря ни на что».
Конечно, в идеале укрепление сознательной дисциплины должно происходить не путем веры в силу своего выбора «правильного» партийного начальника, а на основании идейно-теоретической уверенности в истинности, научности проводимой партией курса движения к коммунизму. И понятно, что, когда партия была уже построена на уступке демократическим процедурам, других явных способов быстрого укрепления власти партии в широких массах не было. Ленин партию строил в условиях крайне культурно отсталого пролетариата из интеллигентских социал-демократических кружков, которые требовалось объединить. Но разве не ясно, что сегодня прожекты объединения левых есть антимарксизм? (8) Быть может пришло время отказаться от этой традиции верить в силу выборного бюллетеня? Все-таки между народными массами, для которых демократии Советов невозможно избежать, и партийцами должна быть огромная разница в научно-теоретической подготовке. А у нас получается, что демократический централизм и в органах публичной власти, и в «святая святых» научной организации — коммунистической партии.
Таким образом, можно представить, что демократический централизм в понимании классиков — это по большей части вопрос о подчиненности низовых организаций центральным органам. Ведь выбрав центральные органы, низовые организации логично обязаны им подчиняться. Ни один разумный человек не станет утверждать, что эта «логичность» как-то обеспечивает правильность выбора этих руководящих органов. Так почему изначально не отказаться от этого нелепого подхода, который базируется на демократических иллюзиях? Неужели мы так идейно слабы, что без упражнений демократии не признаем необходимость сознательной дисциплины?
Настороженный сторонник, начитавшись демцентралистской критики, обязательно воскликнет: ведь демократия предполагает критику снизу, а значит, и выправление ошибок и самодурства вождей! Однако и это не более чем иллюзия. Никакая коллективная воля масс не способна высчитать ошибки руководства и их исключить. Опора на «классовые инстинкты» и критику снизу хороша, когда речь идет о примитивных буржуазных замашках. Скажем о прямой связи с нэпманами, как это показано в ситуации с резолюцией о партстроительстве. Но оценки партийных масс в качестве набившего оскомину «вернейшего барометра партии» отнюдь не подойдут. Ленин учил (9), что только «меры товарищеского воздействия» способны исключить вред ситуации «наделенного огромной властью неспособного лица». Но разве оппортунист марксисту товарищ? Товарищество может сложиться только на базе единомыслия. И наша задача – обеспечить то, чтобы это единомыслие сложилось на научной основе, а не абы как. И здесь встает следующий теоретический вопрос — о роли совести в партийном строительстве (10).
Однако научный централизм вовсе не исключает самокритику или право на высказывание мнения по теоретическому или практическому вопросу. Научный централизм «всего лишь» исключает право на ошибку, которая навязана мнением некомпетентного большинства. Решения партии должны оставаться за теми, кто подтвердил свою научную квалификацию и практические политические навыки.
Можно, конечно, представить, что условные «низы» с помощью перевыборов сместили оппортунистические «верхи». Ценность такой «гарантии» невелика, учитывая сколько нам история дает таких примеров, точнее — сколько она их нам не дает. Зато мы точно знаем, что любой оппортунист, негодяй и любая сволочь «завоюет» себе место в партийном руководстве исключительно выборным путем. И нам совершенно точно известно, что если партия пойдет ошибочным путем, то только добросовестная самокритика способна провести работу над ошибками и выправить ситуацию, а вовсе не смена руководства на оппозицию. Это глупый вздор, состряпанный из либеральных сказочек о благе «сменяемости власти».
Вопрос о месте демократического централизма в марксизме легко понять по аналогии с местом вопроса о федеративном устройстве социалистической республики. В третьем томе собраний сочинений Сталина есть статья «Против федерализма» (11), если ее прочитать с примечаниями, в которых дается оценка последующим уступкам в пользу федерализма, можно уловить подход: суть — в содержании, а форма приводится в соответствие с условиями. Форма исполнения в любом политическом вопросе всегда компромиссная, то есть сообразная условиям. В деле федерализма социалистической республики содержание вопроса очевидно сводится к обеспечению научного планирования всей социалистической экономики, к крепости хозяйственных связей, поэтому идеальной формой является максимально централизованная республика. Компромиссной формой политической перспективы русской революции Ленин считал единую республику, построенную на основе демократического централизма. Ну а практика из-за силы национального невежества народов заставила диктатуру рабочего класса РСФСР одеть в «штаны» федерализма, а союзное государство — и вовсе объявить практически конфедерацией.
На мой взгляд, достаточно оснований считать, что организационная форма партии, как органа демократии партийного большинства, была вынужденной уступкой имеющимся мелкобуржуазным иллюзиям о делегировании власти и силе мнения большинства. Трезвый взгляд показывает, что большинство всегда не право, истина не выбирается голосованием, а достигается упорным теоретическим трудом. Вождям каждый раз приходилось убеждать партийное большинство в своей правоте при малейшем отступлении от имеющегося курса, который немедленно оборачивался привычкой.
Даже беглый взгляд на демократические иллюзии говорит о их мелкобуржуазной природе. А кто наиболее заражен мелкобуржуазным демократизмом? Думается, что либеральничающая интеллигенция. Демократический централизм — это уступка интеллигентскому составу партии в партийно-организационной форме.
Если привести организационную форму партии в соответствие с ее коммунистическим содержанием, мы безусловно получим партию научного централизма. Прорывовцы доказали, что сегодня отсутствуют условия для того, чтобы идти на этот старый компромисс с интеллигентщиной. Если критики научного централизма были бы умными людьми, они бросились бы доказывать, что построить партию без демократических иллюзий партийного большинства невозможно. Но сегодня даже самый отсталый рабочий понимает «ценность» выборности и идеи о делегировании власти. Есть более надежные способы доверия. Есть более наглядная и простая сила власти научного авторитета.
Ленина и Сталина, кстати, никто не избирал вождями мирового пролетариата.
А. Викторов
27/04/2016
1. По меткой терминологии самого умудренного острослова современного коммунизма т. Заречного.
2. Троцкачей и анархов не трогаем, ну не дом же терпимости левое движение, в конце концов?
3. В основном в социальной сети «ВКонтакте» и в виде ругательных комментариев, представляющих собой обрывки политически незрелых мыслей.
4. «Демократический централизм, как питательная среда для размножения «бацилл» оппортунизма в коммунистической партии».
5. Из БСЭ.
6. См. «Резолюцию о партстроительстве», стр. 771-778 «Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1953). Часть 1 (1898-1925)» и «Доклад об очередных задачах партийного строительства на XIII конференции РКП(б)» Сталина.
7. О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии: Доклад активу ленинградской организации о работе пленума ЦК BKП(б).
8. См. И. Грано «Мы непобедимы. Если мы едины?»
9. «Письмо товарищу…»
10. Постановка вопроса дана в титульной статье Подгузова «Научный централизм как противоядие от оппортунистического перерождения партий с коммунистическими названиями».
11. И. В. Сталин «Против федерализма».
Прорывист 