№ 1/17, I.2018

---

Сарматов из LeninCrew продолжает всеми силами отбеливать Троцкого, в основном пересказывая его сочинения своими словами. Предлагаем нашим читателям сделать выводы по поводу конкретного довода Сарматова об одной статье Сталина, которую LeninCrew считает характерным примером откровенной лжи. Самого Сталина они называют лживым интриганом, но при этом марксистом и коммунистом. Воистину странные люди. Чему они только учат свою молодёжь?

Итак, Сарматов пишет:

«Сам Лев Троцкий в январе 1929 г. был выслал из страны, его и оставшихся ему верных сторонников партийная пропаганда демонизировала в качестве „контрреволюционеров“, откровенно передергивая документы оппозиции, пользуясь их недоступностью для широких масс. Характерный пример – опубликованная в конце 1928 г. заметка Сталина „Докатились“, в которой Троцкий и его сторонники обвинялись в борьбе против пролетарской диктатуры на основании, в частности, признания ими допустимости рабочих стачек в СССР. При этом партийные вожди не вспоминали, что возможность стачек в борьбе против бюрократических извращений рабочего государства допускал, как крайний случай, и Ленин».

Статья Сталина «Докатились» была опубликована в газете «Правда» в январе 1929 года по сути в ответ на циркулярное письмо Троцкого своим сторонникам, которых начали отлавливать в подпольных типографиях и на конспиративных квартирах.

Предлагаем читателям письмо Троцкого и критическую публикацию Сталина изучить в полном объёме самостоятельно, учитывая конкретно-историческую ситуацию 1928-29 годов. А затем дадим некоторые замечания и даже покажем аргументы самого Сарматова против Сталина.

---

Циркулярное письмо Троцкого сторонникам

Дорогие товарищи, пишу вам до октябрьского пленума, во всяком случае, до того, как сведения о нем дошли до Алма-Ата. Ничего нового сказать не собираюсь. Хочу только свести воедино кое-что уже сказанное раньше и установить предпосылки для оценки предстоящего октябрьского пленума.

Зиновьев, как сообщают, говорит, что в июле победил Сталин. С точки зрения политической это абсурд. Политически центризм ослабил себя октябрьским компромиссом. Фланги — правый и левый — получили новый толчок. Но в аппаратной сфере своя логика, которая до поры до времени не совпадает с общим перемещением сил в партии, не говоря о рабочем классе, и даже идет ему наперекор.

Сдачей политической позиции Сталин расколол правых. Он «оторвал» от них (пока что) Калинина и Ворошилова, которые всей душой с новыми собственниками и «порядком», но которые пока сильно побаиваются оставаться с глазу на глаз с Рыковым, Бухариным и Томским, в качестве «вождей».

Аппаратно-организационное положение правых, видимо, достаточно плохо. Уступив политически и обеспечив свое большинство, Сталин организационно наступает. Достаточно сказать, что кандидатура Молотова на пост фактического председателя Коминтерна (вместо Бухарина) уже рассматривается как серьезный вопрос. Да, да! Мы когда-то шутили, что Сталин председателем Коминтерна посадит Мехлиса. Действительность недалеко ушла от шутки. Каганович должен заменить Угланова, на которого уже есть дело в ЦКК (совращение комсомольцев против Сталина). Каково действительное положение правых, видно из того, что, как рассказывают по Москве, Бухарин конспиративно бегает к Каменеву с черного хода и обещает «отдать» Сталина и Молотова за Каменева и Зиновьева. Буквально! Каменев, конечно, согласился бы на эту операцию, но понимает, что бухаринское политическое обещание стоит не дороже его экономических прогнозов. От хорошей жизни вождь Коминтерна, всемогущий Балаболкин [Имеется в виду Бухарин.— Прим. ред.-сост.], не стал бы бегать по вчерашним исключенцам, озираясь на собственную тень.

Как рассуждает Сталин, догадаться нетрудно. Если выпутаюсь из трудностей при помощи центристских мер (тяп-ляп), то объявлю правых паникерами-капитулянтами и сдвину их в аппарате на одну или две ступеньки ниже. Если, наоборот, положение ухудшится, возьму правый курс, т. e. обессилю правую фракцию, обокрав ее политически; объявлю, что они выдумали разногласия, действуют раскольнически, и… ссажу их на ступеньку ниже. Если правые меры не помогут, возложу на правых союзников ответственность за неудачу, пну их ногою «и попробую снова левый курс», чуть попустив аркан Зиновьеву и Каменеву, которые «смирнехонько» ждут в положении готовности и, как люди битые, «ученые», с Балаболкиным идти не посмеют. А там видно будет… Вот сталинская схема. Ее сила в аппарате. Ее смертельная слабость в том, что она сводит счет без хозяев, т. е классов. Но пока классы молчат, схема Сталина действует.

Если контрольные цифры сталинского плана видны издалека, то правым они еще виднее. Поэтому-то они и заволновались. Они не хотят дать ликвидировать себя по частям. Но очень боятся, что в случае их выступления Сталин ликвидирует их сразу.

Метод Сталина еще ярче раскрылся перед нами во время Конгресса. Число часов бухаринского говорения на Конгрессе находится в обратном отношении к его влиянию, которое падало со дня на день. Во-первых, иностранным бюрократам правая политика в СССР — зарез перед лицом полевения масс и нажима оппозиции. Во-вторых, аппарат ведь у Сталина, а в Коминтерне религия аппарата не слабее, чем в ВКП. За время Конгресса отсутствующий Сталин завоевал у Бухарина три четверти, если не девять десятых съехавшихся аппаратчиков. Присутствовать Сталину незачем было: сказать ему нечего, а действует за него безличная механика власти.

Правые — хочешь не хочешь — оказывается, вынуждены лезть в холодную воду, т. е. попробовать вынести свою драку со Сталиным за пределы аппарата. Этим объясняется появление статьи Бухарина «Заметки экономиста». Это храбрость отчаянья. Возможно, что Рыков с Томским подтолкнули Бухарина не без задней мысли: «Попробуй, а мы посмотрим». Статья Бухарина (о ней придется еще поговорить особо) есть документ не только теоретического бессилия, но и последней политической безнадежности. Ничего, кроме вреда, это выступление правым не принесет. «Настоящее» правое крыло, решившись по-настоящему вынести сор за ограду бюрократического курятника, должно бы гаркнуть: «Новые собственники, объединяйтесь, не то социалисты ограбят!». Такие призывы уже были в борьбе с оппозицией, но они звучали подловато-двусмысленно. А правым, чтобы противопоставить себя центру по-настоящему, нужно бы и рявкнуть по-настоящему, во весь голос, т. е. черно-сотенно-термидориански. Но для этого у Бухарина еще кишка слаба. Он сунул ногу в холодную воду, а входить пока боится. Стоит и дрожит… от храбрости. А Рыков с Томским сзади глядят, что выйдет, с таким видом, чтобы можно было в любой момент нырнуть в кусты. Такова диспозиция главных актеров на бюрократической сцене.

Можно сказать: сие не суть важно. Но это будет неверно. Конечно, если б классы заговорили полным голосом, если б пролетариат перешел в политическое наступление, диспозиция аппаратных актеров потеряла бы 9/10 своего значения, да и сильно изменилась бы — в ту или другую сторону. Но мы проходим через еще не завершенную эпоху аппаратного всемогущества, при росте двоевластия в стране. И Сталин, и Рыков, и Бухарин — это правительство. А правительство играет немаловажную роль. Внимательно присматриваться к диспозиции бюрократических актеров необходимо — но не под аппаратным, а под классовым углом зрения.

* * *

Как может реализоваться правая опасность «по-настоящему»? Этот вопрос имеет большое значение. Особенность положения в том, что правое крыло имеет массы своих главным образом за пределами партии. Будучи в аппарате слабее центристов, правое крыло, в отличие от центристов, имеет солидную классовую опору в стране. Но как все же сила правого крыла может реализоваться на деле? Иначе сказать: как новые собственники могут прийти к власти?

Успокоительным, на первый взгляд, является то, что политические партии имущих классов жестоко разгромлены; что новые собственники политически распылены; что правое крыло внутри партии, боясь пролетарского ядра и связанное вчерашним днем, не решается открыто опереться на новых собственников. Конечно, все это есть плюсы, завещанные нам вчерашним днем. Но это отнюдь не какие-либо абсолютные гарантии. Необходимое для реализации термидора сочетание условий может сложиться в сравнительно короткий срок.

В прошлом нам уже приходилось не раз указывать на то, что побежденная буржуазная контрреволюция должна была бы принять форму фашизма или бонапартизма, но никак не буржуазной демократии, о которой мечтают слабоголовые меньшевики. Каменев и сейчас еще этого не понимает. В своей недавней беседе с нашими единомышленниками он рисовал положение в стране так, что через известное время «на пороге будет стоять Керенский». Пустяки. Если уж поминать Керенского, то вернее будет оказать, что именно теперь, при правоцентристском режиме, страна проходит через «керенщину наизнанку». Функция исторической керенщины состояла в том, что по спине ее власть перекатилась от буржуазии к пролетариату. Историческая роль сталинщины состоит в том, что по спине ее власть скатывается или сползает от пролетариата к буржуазии. После-ленинское руководство вообще разворачивает октябрьскую фильму в обратном порядке, и сталинщина есть керенщина слева направо. В стране, потрясенной величайшей революцией, буржуазный порядок ни в каком случае не мог бы принять демократическую форму. Для победы и для удержания победы буржуазии понадобилась бы высшая, чисто военная концентрация власти, возвышающейся «над классами», причем непосредственной опорой такой власти служил бы поднимающийся новый собственник, у нас — деревенский кулак. Это и есть бонапартизм. Термидор — только этап на пути к бонапартизму. Этот этап вовсе не должен непременно peaлизоваться полностью. Контрреволюция, как и революция, может «перепрыгнуть» через те или другие ступени.

В термидорианском, особенно же в завершенном бонапартистском перевороте огромную роль (во втором случае — решающую роль) играет армия. Под этим углом зрения надо с величайшим вниманием отнестись к тем процессам, которые происходят в ней.

Не забудем, что в июльском докладе на московском активе правый горе-вождь, ссылаясь на своего друга Клима [Ворошилова], говорил: «Если еще раз прибегнете к чрезвычайным мерам, армия ответит восстанием». Это — многозначительная формулировка: наполовину прогноз, наполовину угроза. Может быть, угроза даже на три четверти. Кто же угрожает? Новые собственники — через руководящий аппарат армии. Руководящий аппарат — через Клима. Вот вам, с позволенья сказать, кандидат в Бонапарты: Клим. Было бы совсем наивно возражать в том духе, что слишком уж серый Бонапарт. Бонапарты тоже разные бывают: был ведь не только первый, но и третий, совсем захудалый прощелыга. Когда имущим классам (необходимо, они, по старинному выражению, «из грязи делают князя». Да, события могут так повернуться, что Клим (один из Климов) может выскочить в «князья». Бонапарт будет третьесортный, но это не помешает ему зарезать революцию. Правда, Клим, говорят, перешел с правой позиции на правоцентристскую и поддерживает «мастера». Но такие верхушечные комбинации складываются и расторгаются в 24 часа под действием внешних толчков. Да дело и не в Климе: если не он, так Буденный. За Бонапартом недостатка не будет. «Мастер» говорит: «Эти кадры можно снять лишь гражданской войной». Клим присовокупляет: «Если вы, рабочие, будете слишком бузить, то помните, что у меня за спиной серьезная сила». И то и другое — элементы бонапартизма. В первом случае говорит партийно-государственный аппарат, мнящий себя над всем, в том числе и над армией. Во втором случае говорит армейский аппарат, который завтра может почувствовать потребность поставить «штатских» на свое место.

Партийно-аппаратная бескровная победа центристов над правыми не снимала бы термидорианско-бонапартистской перспективы, а только видоизменяла и оттягивала бы ее. Самостоятельная победа центристов — без оппозиции, без массы — может быть одержана только дальнейшим зажимом, дальнейшим сужением массовой базы центризма, дальнейшим сращиванием центристской фракции с аппаратами государственной репрессии, в последнем счете, с командным аппаратом армии, в котором партийная жизнь давно угасла, поскольку там не разрешается вообще иметь других мнений, кроме тех, какие приказано распространять Бубнову. Пересядет ли в результате этого «сращивания» мастер сам на белого коня или окажется под конем Клима — это уже вопрос, с классовой точки зрения совсем незначительный.

Мы приходим, таким образом, к выводу, что «победа» правых вела бы прямиком, а победа центристов — зигзагом на термидорианско-бонапартистокий путь. Есть ли в таком случае между ними разница? В последнем историческом счете разницы нет: центризм представляет ведь только разновидность соглашательства (в данном случае — с новыми собственниками, с пытающимся возродиться буржуазным обществом). Но это лишь в последнем историческом счете. На данном же этапе центристы выражают в гораздо большей степени широкий слой «выдвиженцев» рабочего класса, тогда как правые корнями уходят в новую, главным образом деревенскую собственность. Игнорировать борьбу между ними было бы грубейшей ошибкой, в духе децистской политической мазни.

Центристы не хотят открыто рвать с рабочими, гораздо больше этого боятся, чем правые, которые прежде всего не хотят обижать собственников. Как ни запутан партийный переплет, какие «осложнения» ни вносят в картину личные моменты (Сталин—Бухарин—Томский—Рыков), но именно это соотношение между верхами рабочего класса и новыми собственниками лежит в основе аппаратных группировок. Различать их необходимо для того, чтобы следить за этапами их борьбы, понимать ее смысл и границы. Борьба их имеет значение не сама по себе, а поскольку она ослабляет бюрократический обруч, выводит тайное наружу, заставляет массы думать и расширяет арену для их активности.

Июльский пленум был важным моментом оползания центристов. Но нелепо было бы думать, что это последний этап борьбы, что центристы капитулировали окончательно и что дальше наступит правая «монолитность». Нет, под давлением противоречий борьба неизбежно прорвется наружу и сыграет в истории партии и революции немалую роль.

Отсюда, однако, никак не вытекает, что центристы в борьбе с правыми захотят опереться на оппозицию. На перебежчиков из оппозиции — да, на оппозицию — никогда. Центристы боятся оппозиции больше, чем правых. Центристы борются с правыми, обкрадывая их программу (как жалуется направо и налево Балаболкин). Сказать, что блок с той или другой частью нынешних центристов невозможен никогда и ни при каких условиях, было бы смешным доктринерством. Многие нынешние центристы еще будут линять влево. Если бы нам в 1924 году сказали, что мы будем в блоке с зиновьевцами, вряд ли многие поверили бы. Но случилось так, что борьба ленинградских центристов против кулацкого наступления довела их до блока с нами и до принятия нашей платформы. Не исключены (подобного рода зигзаги и для правящих сегодня центристов, если классовый нажим заставит их открыто и решительно расколоться с правыми и если обстоятельства как следует быть ущемят им хвост. Такие исторические возможности не исключены. Они могут стать ступенькой на пути к дальнейшему развитию и укреплению большевистской линии, как ступенькой явился блок наш с зиновьевцами. Но нужно было бы совершенно потерять голову, чтобы держать курс на блок с нынешними центристами, как они есть, а не на то, чтобы систематически, непримиримо, беспощадно противопоставлять пролетарское ядро партии центристам. В конце концов этими двумя тенденциями исчерпываются разногласия между подавляющим большинством оппозиции и ее маленьким меньшинством, которое «мечтает» о том, как хорошо было бы, если бы установился хороший блок с одумавшимися центристами и сэкономил бы трудности потрясения и опасности партийного и государственного развития. Увы, богатейший опыт прошлого свидетельствует, что такой мнимо экономный путь обходится дороже всего, а те, которые призывают к нему, нередко сами сползают к центризму.

Использовать аппаратно-бюрократическую драчку центристов с правыми как исходный момент коренной партийной реформы можно только при решительном вмешательстве массы. Большевистски организовать такое вмешательство может только оппозиция, политически совершенно не зависимая как от правых, так и от центристов и именно благодаря своей независимости способная использовать все этапы борьбы между ними.

* * *

Несколько слов в этой связи о решениях и советах нашего «нового» друга Каменева (в упомянутой уже «беседе» [с Бухариным]). Он, видите ли, находит, что «Л. Д. следовало бы теперь подать документ, в котором сказать: зовите, мол, нас, будем вместе работать. Но Л. Д. человек упорный…» и пр. и т. п. Каменев совсем не так наивно добродушен и, конечно, не верит сам тому, что говорит. Он прекрасно знает, что такого рода заявление отнюдь не изменило бы юридического положения оппозиции, только нанесло бы ей политический удар, снизив нас на уровень зиновьевцев. Эти последние получили издевательскую полуамнистию, обрекающую их на политическое небытие, только благодаря тому, что отделились от нас. Каменев это отлично понимает. Разговоры и заигрывания его имеют единственной целью попугать Сталина, который слишком уж презрительно третирует своих будущих «союзников». Каменев хочет себе набить цену, чтобы при новой оказии снова предать нас, но уже на более льготных для себя условиях. Поддаваться его зазываниям могли бы только вконец отпетые дурачки. На этот счет в нашей среде двух мнений не будет. Особенно замечательны каменевские сожаления о моих «частых» и «резких» нападках на его капитулянтство. «Надо работать вместе». Кто старое вспомянет, тому глаз вон. «Приходится сожалеть, что произошел разрыв. Жизнь подтвердила все положения оппозиции».. Хорошо поет Каменев, с колоратурой. То, что он поет столь смело, не пугаясь Ярославского, свидетельствует об ослаблении аппаратного обруча и о повышении шансов оппозиции. Это мы себе запишем в актив. Но вывод отсюда один: надо бить капитулянтов вдвое, втрое, вдесятеро.

* * *

Вопрос о вмешательстве массы в драчку есть прежде всего вопрос о мобилизации рабочих по всем вопросам внутренней и международной жизни, начиная с простейших и неотложнейших.

В ряде писем попадаются указания на отсутствие у нас, будто бы, платформы по «рабочему вопросу». Что, собственно, это значит? Разве наша платформа устарела? «Рабочая» часть нашей платформы наиболее детально и конкретно разработана. Боюсь, что тут просто утеряна преемственность. Многие товарищи как бы забыли о платформе, не обращаются к ней, не ищут в ней указаний и потому требуют каких-то новых и новых документов. Надо восстановить преемственность. Каждое выступление большевика-ленинца должно исходить из платформы, по возможности с приведением точной цитаты, относящейся к данному вопросу. Тезисы по любому злободневному вопросу, крупному или малому, должны начинаться цитатой из платформы. Этот документ опирается на очень большой коллективный опыт, причем все формулировки тщательно продуманы и обсуждены. Подход ко всем вопросам под углом зрения платформы будет иметь огромное дисциплинирующее идейное влияние, особенно для молодняка.

Разумеется, в платформе могут быть пробелы, устаревшие положения или ошибочные детали, требующие изменений, поправок и дополнений. Но нужно ясно и точно, исходя из самой же платформы, формулировать дополнения или поправки к ней.

Вопрос о применении платформы к каждому данному этапу и к каждому конкретному вопросу, например, к очередной колдоговорной кампании, представляет свои самостоятельные трудности, которые могут быть разрешены только при участии местных, заводских, цеховых единомышленников. Основная наша директива, решающий критерий в этой области — повышение реальной заработной платы. Насчет размеров этого повышения мы выбираем путь переговоров с хозяйственниками, с советскими, партийными и профессиональными органами. Стачка, как указывает резолюция Одиннадцатого съезда партии, есть самое крайнее средство, но отнюдь не незаконное, не антипартийное и не антисоветское. Участие большевика-ленинца в стачке и в руководстве ею может явиться партийным долгом большевика-ленинца, если испробованы все другие пути для обеспечения законных, т. е. реально осуществимых требований массы. Степень реальной осуществимости может быть определена, как уже сказано, путем переговоров, где представители рабочих выслушивают все объяснения и по-настоящему заглядывают в книги. Через кого ведутся переговоры? Это зависит от степени недовольства массы и от силы ее напора. В подходящих случаях большевики-ленинцы будут требовать выбора специальных комиссий, делегаций и пр. для переговоров с Губотделом союза, с Губкомом партии, для хождения в редакции газет, а затем и во все самые высокие учреждения, с точными записями всех хождений по мукам и с докладами перед общим собранием.

Настроение рабочих таково, что требует самой большой решимости и активности с нашей стороны. Только мы можем направить накопившееся недовольство в советское и партийное русло. Нынешняя пассивность массы, являющаяся результатом многих факторов, выражает, в частности, момент колебаний и нерешительности самой массы, когда в старых путях многие и многие разочарованы, а новых еще не нашли. Это состояние — на перепутье — по самому существу своему неустойчиво. В массе должна начаться новая кристаллизация, и она может, при известных условиях, пойти с головокружительной быстротой. По каким осям? По бюрократическим осям она уже не пойдет. Если мы не явимся осью кристаллизации, то ею явятся меньшевики, эсеры и анархисты, а это значило бы, что Октябрьская революция окончательно пошла под откос. Только большевики-ленинцы могут оградить от этого революцию, смело идя навстречу массе и опрокидывая, где нужно, рогатки, поставленные бюрократами.

Но идти навстречу массе не значит пасовать перед стихийностью, куда тянут децисты, которые либо свернут себе шею на политике авантюризма, что с полбеды, либо помогут невзначай врагам свернуть шею революции, что много хуже. Политика последнего пятилетия возродила и заново породила антисоветские, бесформенные, отчасти оформленно-собственнические настроения в рабочих массах. Мобилизовать активность массы надо так, чтобы внутри ее постоянно происходила дифференциация по классовой линии. На антисоветские ноты, особенно оформленные, сознательные, злобные, мы должны реагировать гораздо более чутко и решительно, чем аппарат. При каждом взрыве недовольства мы должны первыми разоблачать меньшевиков, эсеров, анархистов, поскольку они пытаются примазаться. Мы можем и должны реагировать на такие попытки агентов буржуазии прямыми воззваниями к рабочим.

Можно не сомневаться, что по мере роста активности и роста нашего влияния на левом крыле рабочего класса попытки чуждых нам и даже классово враждебных элементов примазаться к нам — даже перекраситься в наш цвет будут учащаться. Нужно быть начеку и выводить таких примазывающихся наружу, по возможности гласно и открыто. Надо, чтобы фланги наши и тыл были очерчены ясной линией, чтобы масса знала, где мы, а где не мы.

В частности, это относится к ДЦ. Вы помните, что в наших рядах были отдельные товарищи, подходившие к вопросу о децистах с сентиментальной точки зрения (хорошие, мол, ребята). Некоторые же не хотели видеть и разницы политических линий. Замечательно, что именно те товарищи, которые вчера еще предлагали полное слияние с ДЦ, сегодня стоят на соглашательском фланге и рвут и мечут против «децизма» в наших собственных рядах, причем под децизмом нередко понимают развитие нашей старой принципиальной линии.

Как ни досадно тратить время на второстепенные вопросы, тем не менее надо децистами заняться, в смысле разъяснения кружково-паразитического характера их политики и заложенного в ней авантюризма. Так как «вожди» ДЦ, которых мы до поры до времени предоставляли самим себе (и правильно делали), доболтались до чертиков, то они дали нам в руки серьезное оружие против них. Лучшие элементы мы у них отвоюем при помощи их же собственных документов, особенно писем В. Смирнова. Даже маленькую ранку не надо запускать, иначе всему организму грозит отравление Рабочих мы у них отобьем смелой и решительной политикой в основных вопросах, с одной стороны, разъяснительной кампанией, с другой.

* * *

Все полученные материалы свидетельствуют о том, что лозунг тайного голосования в партии и в профсоюзах может и должен быть выдвинут. Самокритика превратилась в полукомедию, полупровокацию. Это всем видно. Надо в «частичном», так сказать, переходном лозунге дать выражение настроениям рабочих, их пока еще не очень смелому желанию сместить нажимал.

— Почему ты голосовал против?
— Если б тайное голосование, тогда дело другое…

Это висит в воздухе Дойдет ли до тайного голосования, или же невыносимые противоречия будут разрешены более быстрым путем, с «перепрыгиванием» через этапы, вопрос особый; но для данного момента лозунг тайного голосования в партии и в профсоюзах является жизненным, ибо дает обобщенное выражение факту бюрократического зажима, т. е., по существу, классового нажима на рабочих через аппарат. Лозунг тайного голосования на данном этапе лучше всего выражает начинающуюся борьбу против двоевластия. Открытое голосование устанавливалось для того, чтоб враги не смели голосовать против пролетарской диктатуры. Элементы двоевластия в стране привели к тому, что рабочие не смеют голосовать за диктатуру из страха перед давлением буржуазии, преломленным через аппарат. В этом гвоздь положения. Аппаратчик стоит на трибуне и смотрит голосующим на руки, или жена дергает за рукав: лучше не голосуй. В этих условиях говорить, что тайное голосование есть потачка пассивности и нерешительности, значит поистине впадать в идеалистическое доктринерство. Кто так ставит вопрос, тот сопоставляет лозунг тайного голосования не с нынешним реальным положением, из которого еще только нужно найти выход, а с неким идеальным положением, при котором все рабочие смело и твердо голосуют по совести.

Развивая эту позицию до конца, надо бы и в капиталистическом обществе снять лозунг тайного голосования — для развития «активности и мужества». В Китае можно, конечно, рабочего-героя призвать к открытому голосованию; но ему завтра за это оттяпают голову. Вот почему в Китае лозунг тайного голосования (при всяких выборах) может получить жизненное значение, как продиктованный соотношением классовых сил. Хотя социальный режим у нас в основе другой, но основа эта уже изрядно забросана мусором. Неверно, будто нынешний характер наших выборов и голосований определяется только степенью мужества и решительности рабочих. Нет, он определяется уже в огромной степени изменившимся соотношением классовых сил. Это изменений находит свое объективное выражение в аппаратах власти, во всей их механике. Недаром же Сталин сказал: «Эти кадры можно снять только гражданской войной». Конечно, в этих словах есть элемент бюрократического бахвальства и застращивания. Перед серьезной волной снизу аппаратчик сдрейфил бы, не доводя дела до гражданской войны. Во всяком случае, этот путь — путь реформы под могучим напором масс — должен быть нами испробован до конца. На данном этапе лозунг тайного голосования толкает массу вперед, в сторону активности от нынешней пассивности. На любом собрании, где речь идет о самокритике, о партийной демократии и пр., большевик-ленинец может и должен сказать: чтоб была самокритика, надо снять зажимал; дайте нам проголосовать по совести, без страха увольнения, т. е. тайно — тогда все аппаратчики будут в узде.

Начинать надо с партии, затем перейти к профсоюзам. О Советах, где в выборах принимают участие разные классы, вопрос надо будет поставить в третью очередь, после того как накопится опыт.

* * *

Что касается общих перспектив борьбы внутренней и международной, то и на этот счет ограничусь здесь, по необходимости, самыми общими соображениями, оставляя за собой право вернуться к вопросу в ближайшее время, чтобы рассмотреть его более конкретно, применительно к отдельным наиболее важным странам, как это отчасти сделано в отношении Китая («Китайский вопрос после Шестого конгресса»). Выяснению нерасторжимой связи нашей внутренней борьбы с международной посвящена значительная часть работ, отправленных Конгрессу. Теоретики децизма совершенно не понимают этой связи, не имеют никакой линии в международных вопросах, идут на случайные, чисто авантюристические блоки с людьми, полностью порвавшими с марксизмом, как Корш и К0. Во всех последних построениях В. Смирнов является только левой карикатурой на Сталина.

Европа проходит сейчас через полосу довольно оживленного стачечного движения. Эта волна является, в известном смысле, экономически «запоздалой», так как она совпадает с явным ухудшением экономической конъюнктуры. Запоздалость стачечной волны вызвана предшествовавшими тяжкими поражениями, придавившими пролетариат, ростом влияния социал-демократии и бюрократической политикой Коминтерна. Дальнейшее ухудшение экономической конъюнктуры должно будет экономическую борьбу перевести на политические рельсы, усилив тем самым полевение пролетариата. В разных странах оно пойдет разным темном. Но совсем не исключено крайнее обострение политической обстановки в отдельных европейских странах уже в ближайшее время. Это зависит в очень большой степени от глубины, длительности и напряженности надвигающегося кризиса не только в Европе, но и в Соединенных Штатах. Америка будет преодолевать свой кризис за счет Европы и может давлением своим довести отдельные страны, в первую голову Германию, до непосредственно революционной ситуации. Здесь опять вскрывается в перспективе основное противоречие между задачами эпохи и степенью зрелости компартий. Опасность упущения новых революционных ситуаций отнюдь не устранена и даже не стала меньше. Приключение с Тельманом, конечно, не является случайностью. Нынешний режим есть рассадник смоленских дел в международном масштабе. И вот эти господа, смоленские и гамбургские, нас осуждают и исключают. Их назначение состоит в том, чтобы позорить знамя коммунизма и губить Коминтерн. Чем дальше, тем больше будет выясняться гигантская миссия оппозиции в международном масштабе. Необходимо приложить все усилия к тому, чтоб в борьбе с аппаратной казенщиной формировались на опыте, поднимались и зрели подлинно большевистские кадры. В этом будет коренное отличие третьего пятилетия Коминтерна по сравнению со вторым. Понадобилось пять лет, чтоб вывести основные вопросы и разногласия из бюрократических подвалов на мировую арену. Это уже достигнуто. Никакая сила не снимет поставленных проблем и противопоставленных тенденций. Революционные кадры иностранных партий могут расти только на собственном опыте. На командование международной оппозицией, в духе ИККИ, мы не посягаем. Широкий и правильный обмен теоретическим и политическим опытом, сотрудничество в области марксистского анализа совершающихся процессов и выработки лозунгов действия — вот с чего надо начать. Первые серьезные шаги уже сделаны в связи с Седьмым конгрессом. Остается развивать их, расширять, углублять.

Исход нашей внутренней борьбы неразрывно связан с этими мировыми процессами. Но только юродивые могут делать отсюда тот вывод, будто для судьбы Октябрьской революции безразлична в таком случае внутренняя политика, и, в частности, политика оппозиции во внутренних делах .Построить социализм в отдельной стране мы не обещаем, это известно. Мы не говорили и не говорим, будто у нас есть чудодейственный рецепт, устраняющий все противоречия социалистического развития в капиталистическом окружении. Что у нас есть — это правильная ориентировка, правильное предвидение и вытекающая отсюда правильная классовая линия. Осью нашей внутренней политики является подлинное сохранение власти в руках пролетариата, вернее сказать, возвращение ему этой власти, узурпированной аппаратом, и дальнейшее укрепление диктатуры пролетариата на основе систематического улучшения материально-бытовых условий существования рабочего класса. Никаких других рецептов и не надо.

У оппозиции есть правильная линия. Задача состоит в том, чтобы сделать ее линией пролетарского авангарда. Для этого нам нужно насквозь проникнуться сознанием величайшей исторической миссии, которая ложится на нас, и действовать с подлинно большевистским мужеством.

Л. Троцкий Алма-Ата, 21 октября 1928 г.

---

Докатились

Необходимость со всей ясностью поставить вопрос о троцкистской подпольной организации диктуется всей ее деятельностью последнего времени, которая заставляет партию и Советскую власть относиться к троцкистам принципиально иначе, чем относилась к ним партия до XV съезда.

7 ноября 1927 года открытое выступление троцкистов на улице было тем переломным моментом, когда троцкистская организация показала, что она порывает не только с партийностью, но и с советским режимом.

Этому выступлению предшествовал целый ряд антипартийных и антисоветских действий: насильственный захват государственного помещения для собрания (МВТУ), организация подпольных типографий и т.п. Однако до XV съезда партия в отношении троцкистской организации все еще принимала меры, которые свидетельствовали о желании руководства партии добиться исправления троцкистов, добиться признания ими своих ошибок, добиться возвращения на путь партийности. В течение нескольких лет, начиная с дискуссии 1923 года, партия терпеливо проводила эту линию, – линию, главным образом, идеологической борьбы. И даже на XV съезде партии речь шла о таких именно мерах против троцкистской организации, несмотря на то, что троцкисты «от разногласий тактического характера перешли к разногласиям программного характера, ревизуя взгляды Ленина и скатившись к позиции меньшевизма». (Резолюция XV съезда.)

Год, прошедший со времени XV съезда, показал правильность решения XV съезда, исключившего активных деятелей троцкистов из партии. В течение 1928 года троцкисты завершили свое превращение из подпольной антипартийной группы в подпольную антисоветскую организацию. В этом то новое, что заставило в течение 1928 года органы Советской власти принимать репрессивные мероприятия по отношению к деятелям этой подпольной антисоветской организации.

Не могут органы власти пролетарской диктатуры допускать, чтобы в стране диктатуры пролетариата существовала подпольная антисоветская организация, хотя бы и ничтожная по числу своих членов, но имеющая все же свои типографии, свои комитеты, пытающаяся организовать антисоветские стачки, скатывающаяся к подготовке своих сторонников к гражданской войне против органов пролетарской диктатуры. Но именно до этого докатились троцкисты, бывшие некогда фракцией внутри партии и ставшие теперь подпольной антисоветской организацией.

Понятно, что все, что есть в стране антисоветского, меньшевистского, все это выражает сочувствие троцкистам и группируется теперь вокруг троцкистов.

Борьба троцкистов против ВКП(б) имела свою логику, и эта логика привела троцкистов в антисоветский лагерь. Троцкий начал с того, что советовал своим единомышленникам в январе месяце 1928 года бить по руководству ВКП(б), не противопоставляя себя СССР. Однако ввиду логики борьбы Троцкий пришел к тому, что свои удары против руководства ВКП(б), против руководящей силы пролетарской диктатуры, неизбежно направил против самой диктатуры пролетариата, против СССР, против всей нашей советской общественности.

Троцкисты пытались дискредитировать всеми путями в глазах рабочего класса руководящую в стране партию и органы Советской власти. Троцкий в директивном письме от 21.X.1928 г., посланном за границу и опубликованном не только в органе печати ренегата Маслова, но и в белогвардейских органах («Руль» и др.), выступил с клеветническими антисоветскими заявлениями о том, что существующий в СССР строй является «керенщиной наизнанку», призывает организовывать стачки, срывать кампанию коллективных договоров и подготовляет по сути дела свои кадры к возможности новой гражданской войны.

Другие троцкисты прямо говорят о том, что не надо «останавливаться ни перед чем, ни перед какими писаными и неписаными уставами» в деле подготовки к гражданской войне.

Клевета на Красную Армию и на ее руководителей, которая распространяется троцкистами в подпольной и иностранной ренегатской печати, а через нее в зарубежной белогвардейской печати, свидетельствует о том, что троцкисты не останавливаются перед прямым натравливанием международной буржуазии на Советское государство. Красная Армия и ее руководители в этих документах изображаются как армия будущего бонапартистского переворота. При этом троцкистская организация пытается, с одной стороны, расколоть секции Коминтерна, внести разложение в ряды Коминтерна, создавая всюду свои фракции, с другой стороны – натравливает на СССР и без того враждебные Советскому государству элементы.

Революционная фраза троцкистских произведений уже не в состоянии прикрыть контрреволюционную сущность троцкистских призывов. Ленин на Х съезде партии предупреждал партию, в связи с кронштадтским мятежом, что даже «белогвардейцы стремятся и умеют перекраситься в коммунистов и даже „левее“ их, лишь бы ослабить и свергнуть оплот пролетарской революции в России». Ленин приводил тогда же пример, как меньшевики использовывают разногласия внутри РКП(б), чтобы фактически подталкивать и поддерживать кронштадтских мятежников, эсеров и белогвардейцев, выставляя себя, в случае провала мятежа, сторонниками Советской власти лишь с небольшими будто бы поправками. Подпольная организация троцкистов доказала полностью, что она является такого рода замаскированной организацией, которая концентрирует в настоящее время вокруг себя все элементы, враждебные пролетарской диктатуре. Троцкистская организация на деле выполняет теперь ту же роль, которую в свое время выполняла в СССР партия меньшевиков в ее борьбе против советского режима.

Подрывная работа троцкистской организации требует со стороны органов Советской власти беспощадной борьбы против этой антисоветской организации. Этим объясняются те мероприятия ОГПУ, которые оно приняло в последнее время для ликвидации этой антисоветской организации (аресты и высылки).

По-видимому, далеко не все члены партии отдают себе ясный отчет в том, что между бывшей троцкистской оппозицией внутри ВКП(б) и нынешней антисоветской троцкистской подпольной организацией вне ВКП(б) уже легла непроходимая пропасть. А между тем пора бы понять и усвоить эту очевидную истину. Поэтому совершенно недопустимо то «либеральное» отношение к деятелям подпольной троцкистской организации, которое проявляется иногда отдельными членами партии. Это необходимо усвоить всем членам партии. Более того, необходимо объяснить всей стране, широким слоям рабочих и крестьян, что троцкистская нелегальная организация есть организация антисоветская, организация враждебная пролетарской диктатуре.

Пусть те троцкисты, которые стоят на полдороге, также продумают это новое положение, созданное их лидерами и деятельностью троцкистской подпольной антисоветской организации.

Одно из двух: или с троцкистской подпольной антисоветской организацией против ВКП(б) и против пролетарской диктатуры в СССР, или полный разрыв с антисоветской подпольной организацией троцкистов и полный отказ от какой бы то ни было поддержки этой организации.

«Правда», 24 января 1929 года

---

Замечания и разбор СП

Сначала к вопросу о стачках. Во-первых, Сарматов пишет:

«Характерный пример – опубликованная в конце 1928 г. заметка Сталина „Докатились“, в которой Троцкий и его сторонники обвинялись в борьбе против пролетарской диктатуры на основании, в частности, признания ими допустимости рабочих стачек в СССР».

Тогда как Сталин обвиняет Троцкого вовсе не в «признании допустимости стачек», читаем:

«Троцкий в директивном письме от 21.X.1928 г., посланном за границу и опубликованном не только в органе печати ренегата Маслова, но и в белогвардейских органах («Руль» и др.), выступил с клеветническими антисоветскими заявлениями о том, что … [он] призывает организовывать стачки, срывать кампанию коллективных договоров.

…Не могут органы власти пролетарской диктатуры допускать, чтобы в стране диктатуры пролетариата существовала подпольная антисоветская организация, хотя бы и ничтожная по числу своих членов, но имеющая все же свои типографии, свои комитеты, пытающаяся организовать антисоветские стачки, скатывающаяся к подготовке своих сторонников к гражданской войне против органов пролетарской диктатуры».

Разве Сталин обвинял Троцкого в том, что тот «признаёт» стачки?

А что, Сталин не признавал стачки?

Во-вторых, предположим, что Сарматов – троцкист в 1928 году и получает от своего шефа это шизофреничное письмо, наполненное потоком сознания, но также содержащее следующие тезисы:

«Сталинщина есть керенщина слева направо»;

«использовать аппаратно-бюрократическую драчку» Сталина и Бухарина;

«вопрос о вмешательстве массы в драчку есть прежде всего вопрос о мобилизации рабочих по всем вопросам внутренней и международной жизни, начиная с простейших и неотложнейших»;

«большевистски организовать такое вмешательство может только…» Сарматов сотоварищи;

при разворачивании рабочей борьбы «решающий критерий — повышение реальной заработной платы», а «стачка… есть самое крайнее средство, но отнюдь не незаконное, не антипартийное и не антисоветское»;

«участие большевика-ленинца в стачке и в руководстве ею может явиться партийным долгом большевика-ленинца».

Но делает при этом вывод не о том, что Троцкий «призывает организовывать стачки» (как Сталин), но просто о том, что «Троцкий признаёт допустимость стачек».

Пусть читатели сами делают вывод о том, кто лгун: Сталин или Сарматов? Сталин или Троцкий? А кто марксист.

Сарматов оправдывает призывы Троцкого в том числе так:

«Может быть, „повышение заработной платы“, „постоянная забота об улучшении положения пролетариата и усилении его действительного участия в руководстве промышленностью“ — это всё злостные преступления с точки зрения „диаматиков“? Надеюсь они не забудут донести эту свою точку зрения до российских трудящихся».

Специально «для российских трудящихся» прорывцы разъясняли свою позицию по поводу экономической борьбы рабочих в условиях диктатуры рабочего класса и даже рассматривали вопрос о восстании рабочих против большевиков. Поэтому мы, вслед за резолюцией XI съезда, считаем безусловно злостными преступлениями пропаганду и организацию стачек как разновидность «провокационной работы контрреволюционных элементов». Такова наша точка зрения против точки зрения Сарматова. Такова точка зрения Сталина: «не могут органы власти пролетарской диктатуры допускать, чтобы в стране диктатуры пролетариата существовала подпольная антисоветская организация… пытающаяся организовать антисоветские стачки».

Далее, как видно из статьи, Сталин, вопреки напору Сарматова на стачки, обвиняет Троцкого вовсе не только в стачках. Сталин утверждает следующее.

1) Троцкий и его сподвижники развернули кампанию нападок на партийное руководство внутри страны — это в качестве пролога,
2) троцкисты представляют собой подпольную антисоветскую организацию, имеющую сеть комитетов и свои типографии,
3) Троцкий и его сподвижники развернули кампанию нападок за пределами страны, в буржуазной печати уже против советского строя и советского государства,
4) Троцкий и его сподвижники подготавливают тем самым (п. 3) кадры для развязывания гражданской войны,
5) сподвижники Троцкого призывали готовить кадры для развязывания гражданской войны непосредственно, внутри страны,
6) Троцкий и его сподвижники развернули кампанию клеветы на Красную Армию внутри страны и в зарубежной печати,
7) Троцкий и его сподвижники тем самым (п. 6) натравливали империалистические государства на СССР.

Приведём аргументы LeninCrew в защиту Троцкого от Сталина.

I. Троцкий и его сподвижники развернули кампанию нападок на партийное руководство внутри страны

Сарматов:

«Критика партийного руководства со стороны рядовых партийцев и беспартийных это нормальное явление, оно необходимо в партийной жизни, устав партии во всех эпохи, и в сталинскую тоже, признавал такую возможность».

Забавная оговорка, что устав партии признавал возможность критики партии со стороны беспартийных. По Сарматову получается, что устав партии регулировал жизнь вне партии. Не дурно! Не противоречил ли тем самым этот весьма демократический устав, скажем, постановлениям ВЦИК? Например, статье 58.13 УПК РСФСР, образца 1926 года?

«Пропаганда и агитация, выражающаяся в призыве к свержению власти Советов путем насильственных или изменнических действий или путем активного или пассивного противодействия Рабоче—Крестьянскому Правительству».

Приведённое письмо Троцкого для Сарматова является образчиком критики партийного руководства. Что ж, можно только посочувствовать, что вот это оказывается «критика»:

«Как рассуждает Сталин, догадаться нетрудно. Если выпутаюсь из трудностей при помощи центристских мер (тяп-ляп), то объявлю правых паникерами-капитулянтами и сдвину их в аппарате на одну или две ступеньки ниже. Если, наоборот, положение ухудшится, возьму правый курс, т. e. обессилю правую фракцию, обокрав ее политически; объявлю, что они выдумали разногласия, действуют раскольнически, и… ссажу их на ступеньку ниже. Если правые меры не помогут, возложу на правых союзников ответственность за неудачу, пну их ногою „и попробую снова левый курс“, чуть попустив аркан Зиновьеву и Каменеву, которые „смирнехонько“ ждут в положении готовности и, как люди битые, „ученые“, с Балаболкиным идти не посмеют. А там видно будет… Вот сталинская схема».

Критикой оказывается считаются заявления о том, что Сталин, то есть руководство ВКП(б), представляет собой форму буржуазной контрреволюции, что

«Историческая роль сталинщины состоит в том, что по спине ее власть скатывается или сползает от пролетариата к буржуазии».

Или вот это разве критика?

«Центристы не хотят открыто рвать с рабочими, гораздо больше этого боятся, чем правые, которые прежде всего не хотят обижать собственников. Как ни запутан партийный переплет, какие „осложнения“ ни вносят в картину личные моменты (Сталин—Бухарин—Томский—Рыков), но именно это соотношение между верхами рабочего класса и новыми собственниками лежит в основе аппаратных группировок. Различать их необходимо для того, чтобы следить за этапами их борьбы, понимать ее смысл и границы. Борьба их имеет значение не сама по себе, а поскольку она ослабляет бюрократический обруч, выводит тайное наружу, заставляет массы думать и расширяет арену для их активности».

Это не критика, а классическое оппортунистическое противопоставление вождей, партии и класса. Как говорится: «Одна уже постановка вопроса… свидетельствует о самой невероятной и безысходной путанице мысли. Люди тщатся придумать нечто совсем особенное и в своем усердии мудрствования становятся смешными».

И так далее и в таком духе.

Что же там с уставом? А там мы обнаружим неожиданные для активистов LeninCrew вещи. Например, пункт 83 гласит:

«Внутри партии обсуждение всех спорных вопросов партийной жизни вполне свободно до тех пор, пока решение не принято».

Хотелось бы попросить троцкистов найти в уставе ВКП(б) от 1926 года упоминание о свободе критики в партии и тем более за её пределами. Или вообще слово «критика» или синонимы.

В уставе 1934 года появится «самокритика», может быть, это и есть то, что имел ввиду Сарматов? Он утверждал, что критика — «это нормальное явление… устав партии во всех эпохи, и в сталинскую тоже, признавал такую возможность». Итак, читаем устав 1934 года:

«57. Свободное и деловое обсуждение вопросов партийной политики в отдельных организациях или в партии в целом является неотъемлемым правом каждого члена партии, вытекающим из внутрипартийной демократии. Только на основе внутрипартийной демократии может быть развернута большевистская самокритика и укреплена партийная дисциплина, которая должна быть сознательной, а не механической. Но широкая дискуссия, особенно дискуссия всесоюзного масштаба по вопросам партийной политики, должна быть организована так, чтобы она не могла привести к попыткам незначительного меньшинства навязать свою волю громадному большинству партии или к попыткам образования фракционных группировок, ломающих единство партии, к попыткам раскола, могущим поколебать силу и стойкость диктатуры пролетариата на радость врагам рабочего класса. Поэтому широкая дискуссия всесоюзного масштаба может быть признана необходимой лишь в том случае, если: а) эта необходимость признается по крайней мере несколькими местными парторганизациями областного или республиканского масштаба; б) если внутри ЦК нет налицо достаточно твердого большинства в важнейших вопросах партийной политики; в) если, несмотря на наличие твердого большинства в ЦК, стоящего на определенной точке зрения, ЦК все же считает необходимым проверить правильность своей политики путем дискуссионного обсуждения в партии. Только при выполнении этих условий можно гарантировать партию от злоупотреблений внутрипартийной демократией со стороны антипартийных элементов, только при этих условиях можно рассчитывать на то, что внутрипартийная демократия пойдет на пользу делу и не будет использована во вред партии и рабочему классу.

58. Сохранение единства партии, беспощадная борьба с малейшими попытками фракционной борьбы и раскола, строжайшая партийная и советская дисциплина являются первейшей обязанностью всех членов партии и всех партийных организаций.

Чтобы осуществить строгую дисциплину внутри партии и во всей советской работе и добиться наибольшего единства при устранении всякой фракционности, ЦК ВКП(б) имеет право применять в случаях нарушения дисциплины или возрождения или допущения фракционности все меры партийных взысканий вплоть до исключения из партии, а по отношению к членам ЦК — перевод в кандидаты и, как крайнюю меру, исключение из партии…».

Как думают читатели, деятельность Троцкого в 1928 году, которая, в частности, получила отражение в приведённом письме, соответствует уставу ВКП(б) 1934 года?

Даёт ли устав ВКП(б) свободу критики руководства, как это доказывает LeninCrew?

II. Троцкисты представляют собой подпольную антисоветскую организацию, имеющую сеть комитетов и свои типографии

Судя по статье Сарматова, LeninCrew вовсе не смущает наличие у троцкистов подпольных типографий. Более того, LeninCrew почему-то не считают этот факт нарушением партийных законов, в том числе устава. Выходит кружок LeninCrew опосредованно признаёт возможность существования фракций в коммунистической партии. Сарматов можно сказать даже превозносит борьбу против партии за «собственные взгляды»:

«После событий осени 1927 г. – раскрытия подпольных типографий Левой оппозиции и альтернативной демонстрации 7 ноября – оппозиционеры начали подвергаться репрессиям по обвинению в „контрреволюционной деятельности“. Однако в ссылки отправились лишь наиболее видные и активные из них – остальные отделывались партийными взысканиями. Кроме того, массовый характер принял отход от Левой оппозиции тех ее сторонников, кто не был готов смириться с принадлежностью к группе, официально объявленной „антипартийной“, кто ставил партийную дисциплину выше собственных взглядов».

III. Троцкий и его сподвижники развернули кампанию нападок за пределами страны, в буржуазной печати уже против советского строя и советского государства

Сарматов восклицает:

«Естественно, Троцкий пропагандировал свою точку зрения и среди зарубежных коммунистов и рабочих, а так как органы компартий были для него закрыты, то прибегал и к буржуазным газетам. Точка зрения партийного руководства тоже естественно туда попадала, по выражению Троцкого, „через агентство ТАСС Сталин систематически каждодневно сотрудничает в буржуазной печати всего мира, распространяя свою клевету против большевиков-ленинцев“».

Сложно как-то парировать, так как Сарматов полностью признаёт данное обвинение Сталина. Сарматов при этом, судя по контексту его высказывания, очевидно положительно оценивает пропаганду Троцкого и считает действия последнего вполне законными и политически целесообразными, «естественными». С этим согласиться невозможно, потому что с этим согласятся только троцкисты и все другие заклятые враги СССР в силу своих политических взглядов и мстительной ненависти к Сталину.

IV. Троцкий и его сподвижники подготавливают тем самым кадры для развязывания гражданской войны

Сарматов категорически не согласен со Сталиным:

«Абсолютно необоснованное обвинение, во всех своих текстах этого периода Троцкий призывает своих сторонников организовывать рабочих для давления на руководство, для проведения мирной смены политического курса».

Дело в том, что речь идёт о том, что Троцкий обрушился с критикой на руководство партии, затем организовал кампанию по критике уже государства и политического строя СССР, в том числе посредством буржуазной прессы, к тому же заимел подпольную организацию. На основании этих и многих других фактов, например в 1928 году было вскрыто и арестовано несколько подпольных троцкистских групп за антисоветскую деятельность, Сталин сделал вывод, что речь идёт не просто о политической борьбе внутри партии или даже за её пределами, а о подготовке вооружённого выступления. Если внимательно читать Троцкого, даже это приведённое письмо, то с этой оценкой сложно не согласиться.

Сарматов же делает вид, что Сталин обвиняет Троцкого в том, что последний призывает к гражданской войне. Это просто очередной дешёвый полемический приёмчик от LeninCrew, которым они выучивают свою паству. Только подобные LeninCrew активисты призывают к гражданской войне, не подготовив для этого кадров. Троцкий не настолько туп.

V. Сподвижники Троцкого призывали готовить кадры для развязывания гражданской войны непосредственно, внутри страны

Здесь речь идёт о том, что Сталин заявил:

«Другие троцкисты прямо говорят о том, что не надо „останавливаться» перед чем, ни перед какими писаными и неписаными уставами“ в деле подготовки к гражданской войне».

Очевидно данные сведения получены Сталиным не из письма и, не имея доступа к источнику информации, обсуждать это здесь особого смысла не имеет. У нас, марксистов, нет никаких оснований не доверять Сталину, мы Сталина, в отличие от LeninCrew, лжецом и подонком не считаем, как раз наоборот.

VI. Троцкий и его сподвижники развернули кампанию клеветы на Красную Армию внутри страны и в зарубежной печати

Сарматов на этот раз хитро возражает:

«Троцкий действительно пишет об угрозе бонапартистского переворота в СССР со стороны армейской верхушки, но вот источник этого мнения: „Не забудем, что в июльском докладе на московском активе правый горе-вождь, ссылаясь на своего друга Клима, говорил: ‘Если еще раз прибегнете к чрезвычайным мерам, армия ответит восстанием’. Это — многозначительная формулировка: наполовину прогноз, наполовину угроза. Может быть угроза даже на три четверти. Кто же угрожает? Новые собственники — через руководящий аппарат армии. Руководящий аппарат — через Клима. Вот вам, с позволенья сказать, и кандидат в Бонапарты: Клим“. Если в чем Троцкого и обвинять, так в том, что он чересчур всерьез принял слова Бухарина».

То есть Троцкий не виноват, виноват Бухарин, который в своём докладе говорил о том, что Ворошилов, по его, Бухарина, воле, заставит армию восстать против каких-то там чрезвычайных мер. Хорошо придумано! Троцкий как бы дурачок поверил балаболке Бухарину. А что делать с продолжением письма Троцкого?

«Да дело и не в Климе: если не он, так Буденный. За Бонапартом недостатка не будет. „Мастер“ говорит: „Эти кадры можно снять лишь гражданской войной“. Клим присовокупляет: „Если вы, рабочие, будете слишком бузить, то помните, что у меня за спиной серьезная сила“. И то и другое — элементы бонапартизма. В первом случае говорит партийно-государственный аппарат, мнящий себя над всем, в том числе и над армией. Во втором случае говорит армейский аппарат, который завтра может почувствовать потребность поставить „штатских“ на свое место.

Партийно-аппаратная бескровная победа центристов над правыми не снимала бы термидорианско-бонапартистской перспективы, а только видоизменяла и оттягивала бы ее. Самостоятельная победа центристов — без оппозиции, без массы — может быть одержана только дальнейшим зажимом, дальнейшим сужением массовой базы центризма, дальнейшим сращиванием центристской фракции с аппаратами государственной репрессии, в последнем счете, с командным аппаратом армии, в котором партийная жизнь давно угасла, поскольку там не разрешается вообще иметь других мнений, кроме тех, какие приказано распространять Бубнову. Пересядет ли в результате этого „сращивания“ мастер сам на белого коня или окажется под конем Клима — это уже вопрос, с классовой точки зрения совсем незначительный».

Разве дело в том, что Троцкий «чересчур всерьез принял слова Бухарина»? В словах ли Бухарина вообще дело? Налицо простая «мысля» Троцкого, которую троцкист Сарматов чего-то никак «не увидит», заключающаяся в том, что партийное руководство стоит над рабочим классом и над армией, что армия стоит над рабочим классом и над народом, и что как бы не складывалась борьба в партии, «с классовой точки зрения» по Троцкому, неминуем приход военного диктатора, то есть «бонапартизм». Троцкий прямо противопоставляет армию классу и армию партии. Но для Сарматова он просто «чересчур всерьез принял слова Бухарина». Вот бедолага…

Сарматов, между прочим, тут же возмущается:

«И кстати, обычный подловатый прием – обвиняется Ворошилов и вообще верхушка – „клевета на Красную Армию“, аналогично как антисталинский – „антисоветский“, критика руководителей партии – „антипартийная деятельность“».

Сарматов словно не знает, что единственная в политике партия, которая сосредотачивает остриё своей пропаганды не на лица, не на персоны, не на «руководство» или «верхи», а на саму систему общественных отношений — это партия коммунизма. Все буржуазные и мелкобуржуазные оппозиционеры всегда атакуют вождей, руководство, «верхи», царей, бюрократию и так далее. Это не «подловатый приём», а марксизм — видеть за этими атаками либо удары по господствующему классу, либо попытку всего лишь смены лиц у власти.

Если Сарматов считает, что вот это письмо Троцкого, опубликованное в множестве буржуазных газет, является обоснованной марксистской критикой Клима Ефремовича Ворошилова или руководства Красной Армии, то ему это и следует доказывать, а не вертеться про «подловатые приёмы».

Тоже касается и «антисталинский — антисовесткий». Историческая практика показала, что весь антикоммунизм всегда антисталинский.

Троцкисты выделяются вовсе не какой-то там особой критикой, как это вырисовывает Сарматов, а тем, что они составляли фракцию, а затем подпольную организацию и в конечном итоге банду террористов и шпионов. Причём признаки фракции определены Лениным в резолюции X съезда «О единстве партии»:

«Возникновения групп с особыми платформами и со стремлением до известной степени замкнуться и создать свою групповую дисциплину».

Будет ли LeninCrew оспаривать, что Троцкий настаивал на особой платформе и собственной дисциплине? Похожа ли троцкистская платформа с подпольными комитетами на «критику руководства»?

Далее, для примера того, как и зачем оппозиционеры атаковали вождей, приведём выступления самих оппозиционеров.

На XVII съезде Томский заявлял:

«В своей предыдущей борьбе, когда мы стояли на правильной, ленинской позиции, когда я боролся за правильную, ленинскую линию против Троцкого и всех других оппозиций, я прекрасно знал и произнес не мало хороших речей об единстве партии и партийной дисциплине. Но, когда мы встали на оппозиционную платформу, рамки партии, рамки партийной дисциплины, как и для всякой оппозиции, нам стали узки. Мы стремились расширить, раздвинуть эти рамки — и отсюда, как и у всех оппозиций, нападки на режим и на того, кто олицетворял единство партии, кто давал крепость большинству партии, кто вел за собою руководство ЦК и всю партию, — большинство наших нападок были направлены на товарища Сталина. Я обязан перед партией заявить, что лишь потому, что товарищ Сталин был самым последовательным, самым ярким из учеников Ленина, лишь потому, что товарищ Сталин был наиболее зорким, наиболее далеко видел, наиболее неуклонно вел партию по правильному, ленинскому пути, потому, что он наиболее тяжелой рукой колотил нас, потому, что он был более теоретически и практически подкованным в борьбе против оппозиций, — этим объясняются нападки на товарища Сталина».

Бухарин там же признавался:

«Борьба против партийного режима была связана и неизбежно вытекала из другой, антипартийной политической линии, точно так же, как и борьба с товарищем Сталиным как наилучшим выразителем и вдохновителем партийной линии, Сталиным, который одержал победу во внутрипартийной борьбе на глубоко принципиальных основах ленинской политики и именно на этой основе получил горячую поддержку подавляющей и сверхподавляющей массы партии и рабочего класса».

То есть нападали лично на Сталина, но таким образом боролись против партии.

Малодушники из LeninCrew заявят, дескать, Бухарин и Томский на XVII съезде говорили под «дулом» сталинского мушкета. Также Сарматов в своём видео-выступлении, между прочим, заявляет, что уголовное дело в отношении Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Тер-Ваганяна и других сфабриковано по причине того, что по обвинительному заключению и судебной стенограмме для прессы он не увидел «весомых доказательств», а показания самих обвиняемых «ничего не стоят». Само уголовное дело, кстати говоря, содержит 37 томов с материалами, которые в LeninCrew не считают необходимым изучать, предпочитая верить на слово Троцкому с его смехопретворными комиссиями и буржуазной прессе и не верить Сталину, Вышинскому и суду. Сарматов же прямо принимает позицию либералов о том, что, например, Зиновьев и Каменев — старые подпольщики, крупные политики, признавали вину перед всем миром под пытками или каким-то чудесным давлением. Аналогичный довод будет с выступлениями Бухарина и Томского даже на съезде, не сомневайтесь.

Получается, что партия и государство посредством государственного принуждения требует от обычного красноармейца, чтобы он и под пытками не сдавал военных тайн. В уставе РККА, в частности, сказано:

«Ничто — в том числе и угроза смерти — не может заставить революционного бойца Красной Армии в какой-либо мере разглашать военную тайну».

То есть обычные мальчишки, с точки зрения Зиновьева и Каменева — недавних руководителей партии и государства, должны гарантировано погибать от любых пыток, но не выдавать тайн Родины. Либо ответить по всей строгости закона. Тогда как сами они под пытками себя оговорили, как бы предав государство и коммунизм.

Получается двоякая ситуация: или Каменев и Зиновьев, Бухарин и Томский и другие — моральные уроды и лицемеры, которые под пытками себя оговорили и предали всё мировое коммунистическое движение (по их мнению), или их пытали такими невероятными способами, что сценаристы мистических шоу на РЕН ТВ отдыхают. Западная буржуазная пресса, кстати говоря, объясняла этот казус именно волшебными растворами и газами НКВД, которые зомбировали Зиновьева, Каменева и других бывших революционеров.

Невозможно представить ситуацию, в которой бы Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Молотов, Ким Ир Сен, Кастро, Ким Чен Ир, Че Гевара и другие настоящие коммунисты и революционеры оговорили бы себя хоть какие применяй к ним пытки.

VII. Троцкий и его сподвижники тем самым натравливали империалистические государства на СССР

Сарматов категоричен как никогда:

«Тут комментировать практически нечего, „не выносить сор из избы“ — это не есть политика коммунистов».

Простенько отговорился. Осталось ознакомиться с уставами ленинско-сталинской партии, резолюциями по теме внутрипартийной демократии, единстве партии и позицией классиков марксизма-ленинизма.

Правда Сарматов, наверное, к классикам уже и Троцкого причисляет…

А в 2011 году Сарматов утверждал совсем по-другому:

«Неприемлемо, когда различные мелкобуржуазные теоретики, подобные Троцкому и его последователю Клиффу (который кстати, первый из всех в конце 40-х гг. объявил советский строй „государственно-капиталистическим“) относятся к числу марксистов. Автор расписывается в своем троцкизме и все его попытки усидеть на двух стульях могут произвести впечатление только на весьма наивных людей».

И даже так:

«Так мы, коммунисты, признаем мелкобуржуазными революционерами Троцкого и часть его последователей, однако считаем, что борьба с современным троцкизмом как антимарксистским идейным течением является необходимостью».

А в 2017 году он же уже цитирует Рютина о Троцком:

«Не гений, а только крупный талант, универсально и европейски образованный; блестящий, острый, но не глубокий ум; не глубокий теоретик, а лишь несравненный по стилю, первый во всей мировой марксистской литературе публицист, склонный к красивой схеме, к яркой революционной фразе, заменяющий порой конкретный трезвый анализ; железная воля, переходящая, однако, порой в упрямство; яркая крупная индивидуальность; замечательный организатор, мировой трибун, искренне и глубоко преданный делу коммунизма, – таков Троцкий, как вождь.

Троцкий не цельная монолитная фигура гения, как Ленин. Он страдает рядом крупных недостатков и противоречий».

И добавляет от себя:

«Это очень верная характеристика, удачно захватившая главные черты Троцкого как коммуниста».

Ещё одна «очень верная характеристика» от Рютина, на этот раз всего СССР, почитайте ради представления об авторитетах LeninCrew.

Что необходимо почитать плюсом к статье Сталина «Докатились»?

1. «Троцкизм или ленинизм?».
2. «О социал-демократическом уклоне в нашей партии».
3. «Еще раз о социал-демократическом уклоне в нашей партии».
4. «Троцкистская оппозиция прежде и теперь».
5. «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников».

А. Редин
18/01/2018