№ 2/18, II.2018

---

Разобрав первую часть «программного материала» журнала LeninCrew, мы пришли к выводу, что в лице коллектива LENIN CREW мы имеем зачатки троцкистского движения.

Рассмотрим теперь вторую часть «программного материала» коллектива LeninCrew, вышедшую в начале года.

Сарматов начинает вторую часть своей статьи с доводов о том, что, несмотря на разгром оппозиции в конце 1920-х годов, оппозиция все-таки была права, и Сталину фактически пришлось принять курс, предлагаемый оппозицией, в частности в вопросе сворачивания НЭП.

«Разразившийся зимой 1927/1928 гг. острый кризис советской „новой экономической политики“ поставил крест на курсе ВКП(б), который проводился под руководством Сталина и Бухарина. Этот курс опирался на успехи экономического развития СССР, достигнутые в рамках НЭПа, предполагавшего компромисс с буржуазными элементами. Мелкая буржуазия города и деревни использовалась для восстановления разрушенной Первой мировой и Гражданской войной промышленности, подъема сельского хозяйства. Однако к 1926-1927 гг. восстановительный период закончился, и выяснилось, что силу набрала не только социалистическая часть советской экономики. Одновременно укрепила свои позиции и сельская буржуазия, оказавшаяся способной бросить вызов советскому государству. Вызов этот проявился в кризисе хлебозаготовок – кулачество отказывалось продавать хлеб, провоцируя рост цен на него. Тем самым лишая продуктов города и армию».

Сарматов, анализируя процесс сворачивания НЭП и соответствующие этому моменту акты разгрома оппортунистов, пытается продемонстрировать какие-то противоречия в позиции Сталина. Получается вполне в духе современной буржуазной историографии, как не раскрывающей сути самой НЭП, так и не учитывающей реальной обстановки. Сарматов зацепился за кризис хлебозаготовок 1927-28 гг. и из него чисто в позитивистском приеме вывел чуть ли не всю социалистическую индустриализацию.

Современная буржуазная историография характеризует НЭП как политику, позволившую восстановить народное хозяйство, причем капиталистическую политику, тем самым как бы подтверждая (с буржуазной точки зрения) перспективность капиталистического пути развития и бесперспективность социалистического пути.

В чём состояла суть НЭП?

Партия большевиков была вынуждена прибегнуть к этой политике, главным образом, как к наиболее целесообразной форме борьбы коммунизма против капитализма в тех особых экономических, политических и культурных условиях.

Фундаментальным условием исторического момента введения НЭП было то, что революция победила только в России, в других странах революции были либо подавлены, либо не произошли.

НЭП была введена из-за того, что Россия была отсталой страной, а сельское хозяйство было представлено массой мелких производителей, которые и составляли большинство населения. Чтобы социалистическая революция была успешной, необходимо заложить индустриальный фундамент нового общества, а это можно начать только с достаточно развитого сельского хозяйства. Кроме того, была необходима устойчивая смычка коммунистического пролетариата и мелкобуржуазного крестьянства, и в том числе для расширения социальной базы поддержки революции были введены известные уступки, позволившие крестьянам оставить излишки продовольствия для своих нужд.

НЭП была разработана не Сталиным и Бухариным, на что намекает читателю Сарматов, а Лениным.

Вот что говорил Ленин по поводу НЭП:

«В основном положение такое: мы должны экономически удовлетворить среднее крестьянство и пойти на свободу оборота, иначе сохранить власть пролетариата в России, при замедлении международной революции, нельзя, экономически нельзя. Это надо ясно сознать и нисколько не бояться об этом говорить». (В. И. Ленин «Заключительное слово по докладу о замене разверстки натуральным налогом», т. 43, стр. 70)

«Должен сказать еще относительно индивидуального товарообмена. Если мы говорим о свободе оборота, то это означает индивидуальный товарообмен, т. е. значит поощрять кулаков. Как же быть? Не надо закрывать глаза на то, что замена разверстки налогом означает, что кулачество из данного строя будет вырастать еще больше, чем до сих пор. Оно будет вырастать там, где оно раньше вырастать не могло. Но не запретительными мерами нужно с этим бороться, а государственным объединением и государственными мерами сверху. Если ты можешь дать крестьянству машины, этим ты поднимешь его, и когда ты дашь машины или электрификацию, тогда десятки или сотни тысяч мелких кулаков будут убиты» (В. И. Ленин «Заключительное слово по докладу о замене разверстки натуральным налогом», т. 43, стр. 69).

В краткосрочной перспективе эта политика дала устойчивую смычку рабочего класса и набравшего вес середняка. Однако в дальнейшем развитие даже стесненного товарного обращения закономерно вело к усилению кулака. Что, впрочем, учитывалось как Лениным, так и Сталиным.

Вместе с тем, первый этап НЭП предусматривал реализацию плана ГОЭЛРО в секторе социалистической промышленности и развитие сельского хозяйства на почве ограниченного товарного оборота, второй этап НЭП предусматривал переход к прямой индустриализации, т.е. форсированному строительству тяжелой индустрии, и нажим на усиливающегося кулака.

К концу 20-х госкапитализм в деревне перестал отвечать росту промышленности, поэтому было принято решение о внедрении коллективных форм хозяйства. Решение дать крестьянам современные орудия производства и больше промышленных товаров. Причем этот план был задуман и разработан еще Лениным. Его и претворила партия под руководством Сталина.

Фантазии Сарматова про роль Бухарина списаны у Троцкого.

В конце 1920-х годов Сталин приступил к сворачиванию НЭП:

«В настоящее время Советский строй держится на двух разнородных основах: на объединенной социализированной промышленности и на индивидуальном мелкокрестьянском хозяйстве, имеющем в своей основе частную собственность на средства производства. Может ли держаться долго на этих разнородных основах Советский строй? Нет, не может.

Ленин говорит, что пока в стране преобладает индивидуальное крестьянское хозяйство, рождающее капиталистов и капитализм, будет существовать опасность реставрации капитализма. Понятно, что пока существуем такая опасность, нельзя говорить серьезно о победе социалистического строительства в нашей стране» («О хлебозаготовках и перспективах развития сельского хозяйства», Сталин, соч., т. 11, стр. 6).

«Существуют два пути для создания крупных хозяйств в земледелии: путь капиталистический, осуществляемый посредством массового разорения крестьян и организации крупных капиталистических имений, эксплуатирующих труд, и путь социалистический, осуществляемый посредством объединения мелких крестьянских хозяйств в крупные коллективные хозяйства, – без разорения крестьян и без эксплуатации труда. Наша партия избрала социалистический путь создания крупных хозяйств в земледелии». («О хлебозаготовках и перспективах развития сельского хозяйства», Сталина, соч., т. 11, стр. 7 – 8).

Этот путь и был успешно осуществлен.

Таким образом, НЭП не была простым отступлением, как это проповедует Сарматов:

«НЭП представлялся подходящей уступкой для укрепления союза между пролетариатом и мелкобуржуазной крестьянской стихией, так как в силу частнособственнической психологии крестьянства частный капитал был единственной возможной в тех условиях формой укрупнения сельского хозяйства».

Про таких как Сарматов Сталин говорил:

«Надо вскрыть ошибку тех, которые НЭП понимают, как отступление, и только как отступление. На самом деле Ленин еще при введении новой экономической политики говорил, что НЭП не исчерпывается отступлением, что она означает вместе с тем подготовку для нового решительного наступления на капиталистические элементы города и деревни. Надо вскрыть ошибку тех, которые думают, что нэп нужна лишь для связи между городом и деревней».

Дело в том, что все оппортунисты, в том числе Сарматов, «забывают», что отступление и использование госкапитализма было не только необходимо для восстановления рыночным способом сельского хозяйства — предпосылки развития промышленности, но и использовалось для проведения собственно индустриализации. Вместе с введением НЭП был утверждён и начал свою реализацию план ГОЭЛРО, предусматривающий строительство 30 электростанций, что стало основной будущей прямой индустриализации. Таким образом, НЭП — это не отступление, а своеобразное наступление коммунизма на капитализм, подготовка к прямому штурму капитализма.

Задумка Сарматова состояла, вероятно, в том, чтобы, не знакомя читателя с сутью разногласий, с теоретическим взглядом оппонентов на НЭП, на коммунизм, на условия РСФСР, подсунуть и повторить несколько раз, что Троцкий был фактически прав. В частности так:

«…новый курс партии подтверждал, что мнение Левой оппозиции о том, что в условиях влияния кулачества следствием богатых урожаев станет, в том числе, рост мощи сельской буржуазии, оправдалось полностью».

Формулировка мысли, конечно, страдает: «в условиях влияния кулачества» произойдет усиление кулачества… Попутно обратите внимание, что Сарматов всеми силами продвигает мысль, что НЭП — это политика «влияния кулачества». Но отставим формулировки. Сарматов утверждает таким образом, что мнение Сталина состояло в том, что следствием богатых урожаев не будет усиление кулака. В подтверждение «противоречивости» того, что Сталин якобы считал, что кулачество не усилится, приведен следующий фрагмент резолюции XV съезда:

«… несмотря на некоторый рост частника в абсолютных цифрах, гораздо более быстрый рост обобществленной части хозяйства, уменьшая во много раз опасность растущего на мелкобуржуазной основе частного капитала, создает прочные предпосылки для окончательной победы социализма.

С точки зрения социально-классовой это означает, что, несмотря на всю противоречивость развития, несмотря на рост буржуазии города и деревни (кулак, нэпман), удельный вес рабочего класса повысился, его связь с основной массой крестьянства возросла, диктатура пролетариата укрепилась».

На что Сарматов многозначительно фыркает:

«Сразу же после съезда обнаружилась вся односторонность подобных оптимистических картин. Кулачество буквально взяло за горло диктатуру пролетариата, недодав ей 128 миллионов пудов хлеба».

А чуть ниже, после приведения сталинских слов о хлебозаготовительном кризисе, повторяет то же самое:

«Как видим, подобная катастрофическая картина очень далека от заверений партии в постоянном укреплении диктатуры пролетариата в течении всего периода НЭПа».

Поскольку читатели-троцкисты документы никогда не читают, то сарматовцы могут спокойно и дальше врать, передергивать, фальсифицировать.

Итак, было заявлено, что в приведенном фрагменте резолюции XV съезда «дана оптимистическая картина» отношений с кулаком, давшая «заверение в постоянном укреплении диктатуры пролетариата».

Однако на самом деле в резолюции речь шла совсем о другом, о той стороне НЭП, которую Сарматов как настоящий троцкист и бухаринец игнорирует. Пункт, к которому относится сарматовская вырезка, называется: «Итоги и предпосылки социалистического строительства». Итоги и предпосылки социалистического строительства не в деревне, а в промышленности. Вот как он звучит полностью:

«Итоги хозяйственного развития с начала так называемой новой экономической политики, которая заложила основы пра­вильного сочетания государственной социалистической промыш­ленности с мелкими и мельчайшими хозяйствами простых това­ропроизводителей-крестьян, полностью подтвердили положения Ленина, что мы имеем в нашей стране все необходимое и доста­точное для построения социализма, что в объективных внутрен­них условиях хозяйственного и социального развития СССР от­нюдь не заложена неизбежность падения или перерождения про­летарской диктатуры, что наличие большого количества кресть­янских хозяйств и смычка с ними со стороны государственного хозяйства отнюдь не превращают нашей страны в страну кре­стьянской ограниченности.

Итоги хозяйственного развития с полной отчетливостью об­наруживают, что за период новой экономической политики про­изошла радикальная перегруппировка в отношениях между обобществленными формами хозяйства (в первую очередь соци­алистической индустрией), простым товарным хозяйством и хо­зяйством капиталистическим. Если в начале новой экономичес­кой политики государственная промышленность почти бездейст­вовала, в области товарооборота государственные и кооператив­ные органы сами прибегали к частному посредничеству, а част­ный капитал, имея все преимущества быстрого оборота, играл относительно крупную роль, то на пороге перехода от восста­новительного к реконструктивному периоду социалистическая промышленность и другие командные высоты играют уже реша­ющую и ведущую роль во всем народном хозяйстве, государст­венная и кооперативная торговля обнимает собой подавляющую часть общего товарооборота страны, обобществленный сектор народного хозяйства определяет собой общее направление раз­вития, вытесняя частный капитал, беря на буксир и постепенно преобразуя хозяйство простых товаропроизводителей-крестьян.

При таких условиях, несмотря на некоторый рост частника в абсолютных цифрах, гораздо более быстрый рост обобществлен­ной части хозяйства, уменьшая во много раз опасность растущего на мелкобуржуазной основе частного капитала, создает проч­ные предпосылки для окончательной победы социализма.

С точ­ки зрения социально-классовой это означает, что, несмотря на всю противоречивость процесса развития, несмотря на рост бур­жуазии города и деревни (кулак, нэпман), удельный вес рабо­чего класса повысился, его связь с основной массой крестьян­ства возросла, диктатура пролетариата укрепилась».

Во-первых, видно, что Сарматов в своей цитате отрезал начало абзаца: «При таких условиях», чтобы ни у кого не возникло интереса узнать — при каких таких условиях?

Во-вторых, в действительности заявление о прочных предпосылках для окончательной победы социализма и укрепления диктатуры пролетариата относится вообще не к сельскому хозяйству, не к деревне как таковой, как это пытается представить Сарматов. Диктатура пролетариата укрепилась не потому, что Сталин считал, что кулак не усиливается и помалкивает, а в связи с перегруппировкой хозяйственных укладов, которая произошла за счет 1) развития промышленности, усиления ее влияния и 2) полного охвата внутреннего рынка государственной и кооперативной торговлей.

Усиление кулака никто никогда и не отрицал. Сталин, выступая против нападок Каменева, говорил:

«Знал ли Ленин, что нэп будет использован на первых порах прежде всего капиталистами, купцами, кулаками? Конечно, знал. Но говорил ли Ленин, что, вводя нэп, мы делаем уступки спекулянтам и капиталистическим элементам, а не крестьянству? Нет, не говорил, и не мог этого сказать. Наоборот, он всегда утверждал, что, допуская торговлю и капитализм и меняя политику в направлении нэпа, мы делаем уступки крестьянству ради сохранения и укрепления смычки с ним, ибо крестьянство не может жить при данных условиях без товарооборота, без допущения некоторого оживления капитализма, ибо смычку мы не можем наладить теперь иначе, как через торговлю, ибо мы только таким образом можем укрепить смычку и построить фундамент социалистической экономики. Вот как подходил к вопросу об уступках Ленин.

…Знал ли тогда Ленин, что нэпом, уступками крестьянству воспользуются спекулянты, капиталисты, кулаки? Конечно, знал. Значит ли это, что уступки эти были, по сути дела, уступками спекулянту и кулаку? Нет, не значит. Ибо нэп вообще и торговля в частности используются не только капиталистами и кулаками, но и государственными и кооперативными органами, ибо торгуют не только капиталисты и кулаки, но и госорганы и кооперация, причем госорганы и кооперация, когда они научатся торговать, будут брать верх (уже берут верх!) над частниками, смыкая нашу индустрию с крестьянским хозяйством.

Что же получается из этого? Из этого получается то, что наши уступки идут в основном по линии укрепления смычки и ради смычки с крестьянством.

Кто этого не понимает, тот подходит к делу не как ленинец, а как либерал».

Сарматов же рассказывает сказки про то, что Сталин не признавал усиление кулака. Сталин не признавал усиление кулака, превышающее усиление смычки, то есть превышающее усиление диктатуры пролетариата. Это означало бы потерпеть поражение. Однако историческая практика наглядно продемонстрировала, что последняя оказалась куда сильнее и кулака и даже европейского империализма. А Сарматов вообще игнорирует строительство социализма в период НЭП как именно социализма, он полагает, что партия строила «рыночный социализм», что сутью этого «строительства» была торговля с деревней.

Все рассказы Сарматова про коренную смену «стратегии партии по строительству социализма» — не более, чем небылицы.

Сарматов уверяет, что в 1928 году Сталин вынужденно, из-за правоты Троцкого, поменял отношения с кулаком, в том числе с применением уголовного законодательства.

«От экономических мер борьбы с кулаком партия перешла к административному нажиму на него».

— пишет Сарматов и сам же приводит слова Сталина:

«1. Неослабно продолжать кампанию усиления хлебных заготовок и добиться выполнения годового плана хлебозаготовок во что бы то ни стало.

2. Усилить борьбу со всякими прямыми и косвенными способами повышения конвенционных цен.

3. Решительно устранять конкуренцию между государственными и кооперативными заготовителями, обеспечив на деле их единый фронт в борьбе против скупщика и кулака, спекулирующих на повышение цен.

4. Продолжать нажим на кулаков — действительных крупных держателей товарных излишков хлеба, проводя этот нажим исключительно на основе советской законности (в частности, применив на практике в отношении отдельных злостных элементов, из числа владеющих излишками в две тысячи и более пудов товарного хлеба, статью 107 Уголовного Кодекса РСФСР и соответствующую статью украинского кодекса».

Это очередная дешевая фальсификация. Сталин пишет «продолжать», «усилить», «продолжать», а Сарматов выводит: «коренная смена курса». Сталин указывает, что нажим на кулака следует проводить «исключительно на основе советской законности», предупреждая разного рода перегибы и произвол, а Сарматов выводит: Сталин решил давить кулака уголовной репрессией. А что разве кулаки не нарушали УК РСФСР ст. 107 «злостное повышение цен на товары путем скупки, сокрытия или невыпуска таковых на рынок»? Короче говоря, очередная подтасовка, причем в чисто либеральном духе.

Еще смешнее выглядит заявление:

«Выявилось, что политика партии 1924-1927 гг. страдала серьезными изъянами, главным из которых была недооценка возможностей буржуазии по укреплению своего влияния в рамках НЭПа».

Тогда выявилось совершенно другое, в частности, что

«Во-первых. Растет и богатеет деревня. Вырос и разбогател, прежде всего, кулак. Три года урожая не прошли даром. Хлебных излишков в этом году не меньше, чем в прошлом, так же как промтоваров в стране в этом году не меньше, а больше, чем в прошлом году. Однако зажиточные слои деревни получили в этом году возможность оборачиваться на сырьевых культурах, мясопродуктах и т.д., удержав у себя хлебные продукты для того, чтобы взвинтить на них цены. Правда, кулака нельзя считать основным держателем хлебных продуктов, но он является хозяйственным авторитетом в деревне, у него есть смычка с городским спекулянтом, дающим за хлеб дороже, и он имеет возможность вести за собой середняка в вопросе о повышении цен на хлеб, в вопросе о срыве советской политики цен, поскольку он не встречает противодействия со стороны наших заготовительных организаций.

Во-вторых. Наши заготовительные организации оказались не на высоте своего призвания. Злоупотребляя бонификацией и всякого рода „законными“ накидками на цену, наши заготовительные организации, вместо того, чтобы обуздать спекуляцию, повели бешеную конкуренцию между собой, подрывали единый фронт заготовителей, вздували цены на хлеб и невольно помогали спекулянтам и кулакам срывать советскую политику цен, ухудшать рынок, снижать заготовки. Правда, партия могла бы положить конец этим недочетам, вмешавшись в дело. Но она, упоенная успехами прошлогодних заготовок и отвлеченная дискуссией, прошла мимо этих недочетов в расчете, что самотек покроет все недочеты. Более того, целый ряд парторганизаций отнесся к делу заготовок формально, как к чуждому им делу, забывая, что ответственность перед рабочим классом за недостатки в заготовках, так же как и за недостатки в работе всех и всяких хозяйственных и кооперативных организаций, ложится, прежде всего, на партию.

В-третьих. Линия нашей работы в деревне в целом ряде районов оказалась искривленной. Основной лозунг партии „обопрись на бедноту, устраивай прочный союз с середняком, ни на минуту не прекращай борьбы с кулачеством“ – проводился нередко неправильно. Если парторганизации научились устраивать союз с середняком, что является громадным завоеванием для партии, то они далеко не везде еще наладили работу с беднотой. Что касается борьбы с кулачеством и кулацкой опасностью, то в этой области нашими парторганизациями далеко еще не сделано все то, что они должны были бы сделать. Этим, между прочим, и объясняется тот факт, что в наших организациях, как в партийных, так и иных, народились в последнее время известные, чуждые партии, элементы, не видящие классов в деревне, не понимающие основ нашей классовой политики и пытающиеся вести работу таким образом, чтобы никого не обидеть в деревне, жить в мире с кулаком и вообще сохранить популярность среди „всех слоев“ деревни. Понятно, что наличие таких „коммунистов“ в деревне не могло послужить к улучшению нашей работы в деревне, к ограничению эксплуататорских наклонностей кулачества и сплочению бедноты вокруг партии.

Далее. До января месяца платежеспособный спрос крестьянства, в силу увеличения доходов крестьян от незерновых сельскохозяйственных культур, животноводства и отхожих промыслов, значительно возрос по сравнению с прошлым годом, причем, несмотря на увеличение массы промтоваров, направленных в деревню, в ценностном выражении наблюдалось известное сокращение товарного предложения, т.е. отставание предложения товаров от роста платежеспособного спроса.

Все это, соединенное с такими ошибками в нашей работе, как запоздалый подвоз промтоваров в деревню, недостаточность сельхозналога, неумение извлечь денежные излишки из деревни и т.п., – создали условия, приведшие к кризису в хлебозаготовках.

Само собой понятно, что ответственность за эти ошибки падает прежде всего на ЦК, а не только на местные организации партии.

Чтобы ликвидировать кризис, надо было, прежде всего, поднять на ноги партийные организации, указав им, что дело заготовок является делом всей партии».

Сарматов с удовольствием привел сталинское «во-первых», а вот второе, третье и контекст ситуации «позабыл». Разве этими словами Сталина не сказано, что вопрос вовсе не в общей политической линии, а в организации практической работы? Списывание проблем с хлебом на кулака никакого результата не даст. Само собой очевидно, что основа всех проблем с хлебом в тот период — это классовая борьба в деревне, борьба, в первую очередь, кулака против Советской власти. И в 1928 году и в 1927, 1926 и т. д. Вопрос-то был именно в правильности политики.

Сталин к вопросу о том, чтобы представлять усиление нажима как возврат к прежним методам, добавляет:

«Разговоры о том, что мы будто бы отменяем НЭП, вводим продразверстку, раскулачивание и т.д., являются контрреволюционной болтовней, против которой необходима решительная борьба. НЭП есть основа нашей экономической политики, и остается таковой на длительный исторический период. НЭП означает товарооборот и допущение капитализма при условии, что государство оставляет за собой право и возможность регулировать торговлю с точки зрения диктатуры пролетариата. Без этого новая экономическая политика означала бы простое восстановление капитализма, чего не хотят понять контрреволюционные болтуны, толкующие об отмене нэпа».

Как раз как Сарматов:

«В связи с новыми задачами партийному руководству пришлось менять лозунги, обосновывать резкую смену курса… Вновь пошли в обращение лозунги и призывы периода „военного коммунизма“, казалось бы, позабытые в годы НЭПа».

Наступление на кулака, которое осуществлялось с 1929 года, вовсе не было простым обращением к лозунгам Военного коммунизма, а происходило на индустриальной почве политики коллективизации сельского хозяйства. Наступление на кулака производилось не потому, что кулак усилился, как это пытается обосновать Сарматов, а в связи с тем, что развитие социализма в стране к 1929 году позволило осуществить переход от капитализма в деревне к коллективным формам хозяйства. Сталин указывал (но Сарматову Сталин не указ, конечно), что наступать на кулака возможно только при условии замены кулацкого хлебного производства.

А у Сарматова Сталин съездил в Сибирь, поэтому начал наступление на кулака. Именно такие фразочки кидал Хрущёв, дескать, вы помните, когда Сталин последний раз ходил в народ? Как раз вспоминая эту поездку. Оторвался, мол, от народа.

НЭП, как новая форма борьбы различных укладов, была разработана Лениным, в том числе и в аспекте факторов по своему сворачиванию. Если же читать Сарматова, то если бы кулаки не срывали хлебозаготовки, то при Сталине СССР вечно бы «строил НЭП». Будто ленинцы не имели никакого стратегического плана и действовали по ситуации. На самом деле «по ситуации» брюзжали сарматовские герои — Троцкий и Бухарин, как раз не имея никакой внятной программы, не понимая сущности коммунистической политики, постоянно отказываясь от своих же взглядов и навязывая партии бесчисленные и бессмысленные дискуссии и дебаты.

В итоге, в части статьи про НЭП Сарматов продолжает обелять Троцкого и троцкистов, рассказывая сказки про противоречивость Сталина и сталинской политики.

Далее Сарматов переходит к главной теме буржуазных пропагандистов, к тому, ради чего он так много повторял о правоте Троцкого «задним числом», — к теме «большого террора».

Говоря о т. н. «большом терроре» LeninCrew безапелляционно принимает точку зрения буржуазной пропаганды, основанную на троцкистско-хрущевско-яковлевской «историографии». Эта наука лжи и фальшивок доказывает, что т. н. «большой террор» был вызван властолюбием и патологической жестокостью Сталина, желавшего добиться ничем не ограниченной власти, в результате чего Сталин уничтожил всех искренних коммунистов, выдающихся ученых, конструкторов, военачальников и т. д. К обвиняемым применялись недопустимые методы следствия, обвинение было построено на показаниях обвиняемых, добытых незаконным путем, представленные обвинением доказательства являлись сфальсифицированными:

«По нашему мнению, имеющиеся на сегодня документы доказывают, что все эти основные обвинения в адрес подсудимых Московских процессов представляют собой подлог. Никакой террористической организации коммунистических оппозиционеров, ставших агентами фашизма, в действительности не существовало».

«„Большой террор“ был сложным явлением, соединившим в себе стремление советского руководства, во-первых, быстро избавиться от остававшихся в СССР остатков эксплуататорских классов и уголовных элементов, во-вторых, и физически и морально (путем „доказанного“ обвинения в сговоре с фашизмом) уничтожить всякую коммунистическую оппозицию, в-третьих, снизить накал недовольства среди советских граждан несоответствием ожиданий и лозунгов реалиям жизни в СССР, путем назначения „козлов отпущения“ (часто и впрямь виновных, если говорить о партийных начальниках с барскими замашками). Определенному „морально-политическому единству“ советского общества террор конечно способствовал, но единство, основанное на грандиозной фальсификации, не могло не быть гнилым изнутри, обернувшись впоследствии дискредитацией и Сталина, и коммунизма в целом. Негативные последствия уничтожения в СССР значительной части коммунистов, не склонных „брать под козырек“ по любому поводу, пропагандистской кампании по раздуванию лживых обвинений, масштабной фальсификации реальной истории большевистской партии мы, коммунисты XXI столетия, ощущаем до сих пор».

Сарматов, как троцкист, предлагает принять буржуазную историографию на веру. Корпус документов по т. н. «Большому террору», который лежит в основе рассуждений Сарматова, он никакому анализу не подвергает и не считает нужным подвергать, ссылаясь на мнение Троцкого и троцкистов.

Интересно также, что Сарматов, отбрасывая выступления подсудимых на самих т. н. «московских процессах», забывает также их же речи на XVII съезде партии (январь – февраль 1934 года), где они признавались и «раскаивались» в антипартийной деятельности, сколачивании единого блока против Сталина:

«Я сблизился с троцкизмом, как вы знаете, в тот момент, когда троцкизм на всех парах отходил именно на ту стезю, на которой он сейчас находится, на ту дорожку, которая привела его в лагерь буржуазной контрреволюции» (Из речи Зиновьева на XVII съезде).

«Мы затем от этих колебаний перешли к упорству, к настойчивым попыткам навязать свои ошибочные взгляды партии, к борьбе против нее, к противопоставлению нашей группы всей партии и ее руководству. И мы, конечно, покатились по такой дороге, которая должна была привести к контрреволюции».

«Первая волна, которой мы не только открыли ворота, но активно содействовали, — это троцкизм».

«Товарищи, если этот блок нашей группы с товарищем Бухариным не получил развития, не стал новой вредоносной заразой партии, то только потому, что бдительность Центрального комитета, теоретическая выдержанность его руководителя товарища Сталина, его идейная непримиримость, которая осуществляет лучшие черты идейного облика Ленина, только она, вскрывши сразу же этот блок и осветивши перед партией реальное классовое его содержание, сразу же сорвала всякую попытку пойти по этому пути» (Из речи Каменева на 17 съезде).

«Ясно, далее, что решительный разгром этой оппозиции, как и разгром троцкистов и разгром так называемой ленинградской оппозиции, был необходимой предпосылкой успешного и победоносного развертывания социалистического наступления».

«Во-первых, ясно, что у правых, к коим я принадлежал, была другая политическая линия, линия против развернутого социалистического наступления, против нового штурма на капиталистические элементы, на который наша партия шла. Ясно далее, что эта линия предполагала другие темпы развития».

«Ясное дело, что именно поэтому эта группировка неминуемо становилась центром притяжения всех сил, которые боролись с социалистическим наступлением».

«Ясно, далее, в свете последующих событий, что победа этого уклона неизбежно развязала бы третью силу, ослабила бы до крайности позиции рабочего класса, позиции пролетариата, привела бы к преждевременной интервенции, которая уже нащупывала своими щупальцами наиболее слабые и больные наши места и, следовательно, к реставрации капитализма как совокупному результату обостряющегося внутреннего и внешнего положения при значительном ослаблении сил пролетариата и при развязывании сил антипролетарских, контрреволюционных» (Из речи Бухарина на 17 съезде).

Оппозиционеры прямо говорят, что, во-первых, их политика ведет к реставрации капитализма, во-вторых, они пытаются объединиться — Зиновьев и Каменев с Троцким с одной стороны и с Бухариным с другой стороны. И они это говорят еще не на суде, а на съезде, т. е. говорят явно добровольно и без принуждения. Разве не логично, что поражение в партийной борьбе толкнуло их на преступный путь? Тем более, все эти люди по своему нравственному портрету были эгоистами и двурушниками.

Также, Сарматов приводит слова Троцкого, сказанные еще в 1928 году, о предложении оппозиции объединиться:

«Вот строго практические предложения. На почве этих предложений мы были бы согласны даже и с правыми договориться, ибо осуществление этих элементарных предпосылок партийности дало бы пролетарскому ядру возможность по настоящему призвать правых к ответу, и не только правых, но и центристов, т.е. главную опору и защиту оппортунизма в партии».

Забавно, что даже буржуазия, в лице в директора ФСБ Бортникова, который действует, видимо, из ведомственных чувств, признает подлинность обвинения:

«Архивные материалы свидетельствуют о наличии объективной стороны в значительной части уголовных дел, в том числе легших в основу известных открытых процессов. Планы сторонников Л. Троцкого по смещению или даже ликвидации И. Сталина и его соратников в руководстве ВКП(б) — отнюдь не выдумка, так же как и связи заговорщиков с иноспецслужбами» («Российская газета» за 20.12.2017 г. № 7454).

Конечно, это не официальная позиция буржуазной науки или буржуазного государства, но фактическая сила ФСБ в системе современной российской власти позволяет Бортникову высказывать свое мнение. Вряд ли у него есть политический или иной мотив лгать в данном случае.

Сарматов же в своей пропаганде обходит стороной доступные материалы процессов («Судебный отчет по делу Бухарина», «Судебный отчет по делу Пятакова, Радека»), в которых достаточно четко расписаны преступления оппозиционеров, их взаимоотношения друг с другом, с Троцким – причем они это признали.

Все обвиняемые признали свою вину, раскаивались в содеянном и просили пощады. К этому следует добавить лишь то, что аналогичным образом себя вели власовцы на послевоенных судебных процессах – тоже раскаяние и мольбы о пощаде.

Кроме того, процесс «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» (Зиновьев и Каменев) в 1936 г., процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» (Пятаков, Радек) в 1937 г., процесс «Право-троцкистского блока» (Бухарин, Рыков) в 1938 г. были открытыми, кроме всего прочего, на них присутствовал ряд представителей советской и иностранной интеллигенции — Л. Фейхтвангер на процессе Пятакова и Радека, А. Толстой, И. Эренбург на процессе Бухарина.

Вот впечатления Л. Фейхтвангера от процесса Пятакова, Радека:

«В первую очередь, конечно, было выдвинуто наиболее примитивное предположение, что обвиняемые под пытками и под угрозой новых, еще худших пыток были вынуждены к признанию. Однако эта выдумка была опровергнута несомненно свежим видом обвиняемых и их общим физическим и умственным состоянием».

«Людей, стоявших перед судом, никоим образом нельзя было назвать замученными, отчаявшимися существами, представшими перед своим палачом. Вообще не следует думать, что это судебное разбирательство носило какой-либо искусственный или даже хотя бы торжественный, патетический характер» («Москва, 1937»).

Несмотря на разгром оппозиции в открытой дискуссии в конце 1920-х годов, несмотря на торжественные заявления оппозиционеров (Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков и др.) о признании своих ошибок, о признании и поддержке курса партии, эти заявления были ложью. Оппозиционеры продолжили свою деятельность, только не в партии. Они закономерно прибегли к террору, диверсии, вредительству, связи с иностранными разведками и т. д.

Сталин в заключительном слове на пленуме ЦК ВКП(б) 3-5 марта 1937 года говорил:

«Троцкизм перестал быть политическим течением в рабочем классе, каким он был 7-8 лет тому назад, троцкизм превратился в оголтелую и беспринципную банду вредителей, шпионов, диверсантов и убийц, действующих по заданию разведывательных органов иностранных государств».

Однако советская власть смогла разоблачить эту деятельность оппозиционеров и вовремя ее пресечь, наиболее крупным результатом чего и стали т. н. три открытых московских процесса и процесс «антисоветской троцкистской военной организации».

Отрицая контрреволюционные действия оппозиции и Тухачевство, Сарматов выдает пассаж о том, что Сталин ничего не понимал о реальных врагах, поэтому их выдумал:

«В то же время Сталин не имел четкого представления о внутренних угрозах социализму, сводя их к проискам империалистов и их прямых агентов, не имеющих массовой поддержки в СССР».

Если не Троцкий, Зиновьев, Тухачевский, Каменев, Бухарин, Рыков, Ягода, а затем Ежов классовые враги, то кто? Каким конкретно образом протекала классовая борьба в партии, в среде военных и государственных служащих? Или классовая борьба была строго локализована деревней? Ленинизм утверждает обратное.

Вскрытые заговоры, террор, шпионаж и убийства для троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, националистов и военных были способом борьбы за реставрацию капитализма. Их фактически обвиняли в том же самом, что и произошло с Советским Союзом на рубеже 1980-1990-х годов – в реставрации капитализма и расчленении страны. Сталин и партия смогли это пресечь.

В вопросе о т.н. «большом терроре» LeninCrew как раз и разворачивает свою программу реабилитации троцкизма.

Далее Сарматов критикует предвоенную внешнюю политику Советского Союза, направленную на создание единого антифашистского фронта, в том числе и с участием буржуазных организаций и партий.

«Весьма неоднозначные с точки зрения последствий для СССР и коммунизма зигзаги претерпела и международная политика Советской страны в предвоенные годы».

«Этот новый курс коммунистического движения был не только прямой противоположность политики предыдущих лет. Он представлял собой вообще качественное изменение всей генеральной линии Коминтерна, начиная с его образования в 1919 г. Коммунисты пошли на серьезный компромисс с буржуазной политической системой в целом и определенными группами буржуазии в частности».

Сарматов смешивает политику народных фронтов с хрущевской политикой мирного сосуществования через цитату из Фостера:

«Дальнейший опыт показал, что политика Народного фронта, четко разработанная на VII конгрессе, через десять лет привела к развитию новых форм диктатуры пролетариата (страны народной демократии). Таким образом, в условиях сильного ослабления капитализма, значительного усиления социализма в международном масштабе и организаций рабочего класса возникала возможность (в отдельных случаях) относительно мирного пути установления социализма».

Вывод Сарматова:

«С позиции сегодняшнего дня очень хорошо видна опасность данного компромисса, опасность заражения коммунистических партий парламентскими иллюзиями и вообще идеологией мелкобуржуазной „общенародной“ левизны. Которая и восторжествовала после Второй мировой войны во многих коммунистических партиях».

Дескать, Сталин и Димитров создавали в 30-х народные фронты, а потом все это вылилось в хрущевизм и чуть ли не в еврокоммунизм. Какое доказательство? Какая связь между народными фронтами и перерождениями компартий? Фостер в 1955 году написал об этом что-то похожее. С такой «логикой» все цитаты и мероприятия Маркса, Энгельса, Ленина, на которые «опирались» Хрущёв, Брежнев, Андропов и множество других оппортунистов следует объявить «с позиции сегодняшнего дня» очень «опасными».

Сарматов, рассказывая про страшную «прямую противоположность» политики Коминтерна после 1935 года, как всегда не учитывает, что в 1930-е годы международная обстановка коренным образом изменилась по сравнению с 1918-1925 годами.

Из-за слабости европейского большевизма и предательства социал-демократии (Каутский, Гед и др.) в европейских странах (Германия, Франция, Великобритания и др.) не произошло социалистических революций, более того, в странах, где были предприняты попытки таких революций, они были жестоко подавлены (Германия, Венгрия, Финляндия, Болгария). Буржуазия выдвинула против коммунизма фашизм. В 1930-е годы фашистские партии начали массово приходить к власти, причем они не скрывали своих целей — уничтожение своих коммунистических партий, а затем уничтожение СССР. Советскому Союзу, чтобы не оказаться один на один с коалицией фашистских (Германия, Италия, Япония и их сателлиты) и просто буржуазных стран, в которых фашисты тоже могли прийти к власти (Великобритания, Франция, США и их сателлиты), пришлось использовать противоречия между фашистскими и буржуазно-демократическими странами. К слову сказать, противоречия между фашистскими и буржуазно-демократическими странами являются менее серьезными, чем между фашистскими и социалистическими или между социалистическими и буржуазными странами в целом.

Политика народных фронтов не предусматривала никакого заражения «общенародной» левизной — это чисто лингвистическая спекуляция от Сарматова. Народный фронт — это союз рабочего класса с мелкой буржуазией, в том числе крестьянской, и различной городской мелкобуржуазной массой в борьбе за демократические свободы против фашистского режима или его угрозы.

Говоря о перерождении компартий, Сарматову прежде всего следовало бы провести анализ причин массового перерождения европейских социал-демократических партий в годы Первой мировой войны. Это перерождение произошло не из-за того, что, например, Каутский неожиданно воспылал патриотическими чувствами к своему отечеству и призвал рабочих его защищать против внешнего врага, а из-за того, что эти партии (в отличии от партии большевиков) не вели решительным образом бескомпромиссную борьбу с оппортунистическими элементами вроде Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина, не боролись с экономизмом, тред-юнионизмом, легализмом, слабо разбирались в современном на тот момент капитализме (эти слова можно полностью применить к современному рабочему движению в РФ), и поэтому в этих партиях и победил оппортунизм. Как показывает историческая практика в рабочих партиях часто возникают и проникают в партии различные враждебные оппортунистические и предательские элементы (либо в силу слабого знания и нежелания глубоко изучать марксизм, либо засланные извне, либо колеблющиеся, либо просто попутчики), это естественный процесс классовой борьбы, главное своевременно их разоблачать и избавляться от таких элементов, что регулярно и делалось в ВКП(б) до 1953 года при Ленине и при Сталине.

Как только партия перестала вести борьбу с такими элементами, она начала перерождаться, результатом чего и стало крушение социализма и реставрация капитализма.

Учитывая, что в своих более ранних работах сам Сарматов примерно так и определял причины перерождения компартий, то возникает вопрос в его добросовестности. Теперь его не устраивают народные фронты и, основываясь на Фостере, он решил Сталина обвинить и в капитуляции европейских компартий.

Не понимая сущности политического строя СССР, Сарматов считает, что принятие Конституции 1936 года — это «сдвиг Советов в сторону формального всеобщего демократизма», который был частью компромисса с «силами буржуазной демократии». Однако на самом деле, Сарматов — этот знаток глубинных замыслов Сталина, разъясняет, что это были все сталинские трюки для обмана «западных партнеров». Не ясно только зачем было принимать целую Конституцию для ублажения «сил буржуазной демократии».

Смысл всей этой смехопанарамы заключается в том, что Сарматов большой сторонник открытой критики партийного курса:

«Естественно, подобные заявления Сталина носили по существу, характер введения в заблуждение западных буржуазных политиков, союз с которыми оказался необходим для СССР в новых условиях. Однако, так как открытая критика курса партии и Коминтерна была запрещена, вводились одновременно в заблуждение и широкие массы советских людей и иностранных коммунистов. Очень многими подобный компромисс, освященный „мудростью“ вождя вовсе не считался компромиссом. Все зигзаги, в том числе дополнение коммунистической политики  и идеологии компромиссными моментами, воспринималось как „творческое развитие марксизма“».

Говоря о «патриотическом повороте», называя советский патриотизм буржуазным, Сарматов фальсифицирует как марксизм, так и историю. Этот тезис LeninCrew неоднократно разбирался авторами «Прорыва»: «Вновь о патриотическом повороте Сталина» (№ 53), «Как отличить колебания от троцкизма» (№ 50), «Советская власть и РПЦ в годы ВОв. Было ли коренное изменение политики?» (№№ 18, 19).

Так, в журнале сказано:

«Патриотизм — это чувство, которое обслуживает мировоззрение. Мировоззрение же всегда классовое, стало быть, и чувство, на которое воздействуют идеи и знания, трансформируется сообразно классовому сознанию».

То есть в Советском Союзе был социалистический патриотизм — любовь к первому в мире государству рабочих и крестьян, а не буржуазный патриотизм, наиболее радикальной формой которого является фашизм.

Говоря о «мобилизационном» характере социализма, построенного в СССР, Сарматов пишет:

«В итоге советский социализм был эффективен для решения задач выживания рабочего государства в экстремальных условиях, но гораздо менее приспособлен для осуществления перехода к общественному самоуправлению, любых шагов к постепенному отмиранию государства в ходе строительства полного коммунизма».

Пусть LeninCrew сначала выдадут несиндикалистскую теорию «общественного самоуправления», а потом рассказывают про эффективность сталинского СССР. Они совершенно не понимают, что такое коммунистическое самоуправление. Для них это обычный синдикализм. Ознакомиться со сжатым изложением начал теории коммунистического самоуправления можно здесь.

Сарматов не видит разницы между государством диктатуры рабочего класса под ленинско-сталинским руководством и буржуазным государством. Отвергает факты отмирания государства, указываемые Сталиным, со скрытой целью продвижения троцкистской точки зрения о невозможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране.

Как известно, Сталин сделал вывод о том, что троцкизм стал передовым отрядом империализма:

«Кто дал контрреволюционной буржуазии духовное, идеологическое оружие против большевизма в виде тезиса о невозможности построения социализма в нашей стране, в виде тезиса о неизбежности перерождения большевиков и т.п.? Это оружие дал ей троцкизм. Нельзя считать случайностью тот факт, что все антисоветские группировки в СССР в своих попытках обосновать неизбежность борьбы с Советской властью ссылались на известный тезис троцкизма о невозможности построения социализма в нашей стране, о неизбежности перерождения Советской власти, о вероятности возврата к капитализму.

Кто дал контрреволюционной буржуазии в СССР тактическое оружие в виде попыток открытых выступлений против Советской власти? Это оружие дали ей троцкисты, пытавшиеся устроить антисоветские демонстрации в Москве и Ленинграде 7 ноября 1927 года. Это факт, что антисоветские выступления троцкистов подняли дух у буржуазии и развязали вредительскую работу буржуазных специалистов.

Кто дал контрреволюционной буржуазии организационное оружие в виде попыток устройства подпольных антисоветских организаций? Это оружие дали ей троцкисты, организовавшие свою собственную антибольшевистскую нелегальную группу. Это факт, что подпольная антисоветская работа троцкистов облегчила организационное оформление антисоветских группировок в СССР».

На что Сарматов в своем стиле отвечает:

«Любой, кто читал труды Троцкого и документы Левой оппозиции, понимает необоснованность всех этих обвинений».

Любой адекватный человек, который читал труды Троцкого и документы оппозиции, понимает, что это было сборище проходимцев и оппортунистов. У Троцкого нет ни одной работы, которую можно было бы хотя бы формально считать марксисткой, хотя бы на школярском уровне.

Не менее категорично Сарматов говорит и о фальсификации истории партии:

«Вершиной же фальсификации стал вышедший в 1938 г. популярный учебник „История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс“. В нем искажение исторической реальности не знало уже никаких пределов. Например, в отношении Троцкого была придумана масса новых безосновательных обвинений, от социал-шовинистической позиции в годы русско-японской войны до соучастия в организации покушения на Ленина в 1918 г.».

Это же очевидно любому, «кто читал труды Троцкого и документы левой оппозиции»!

В заключительной части статьи Сарматов наносит удар уже и по Ленину:

«Советский народ под руководством И.В. Сталина совершил в 1930-х гг. всемирно-исторический прорыв, впервые в истории осуществив построение посткапиталистического общественного строя в масштабах СССР. Этот строй соответствовал ленинскому определению социализма, данному в 1917 г.».

Говоря о том, что в Советском Союзе было построено «посткапиталистическое общество», а не социалистическое, Сарматов встает на точку зрения как западноевропейских оппортунистов и троцкистов, так и на точку зрения современных ревизионистов типа Б. Кагарлицкого, который говорит, что социализма в СССР не было, были только элементы социализма. Своими словами, что советский строй соответствовал ленинскому определению социализма, Сарматов наносит удар и по Ленину, подразумевая тем самым, что есть и другие определения социализма, более правильные, чем у Ленина.

Несмотря на оговорки Сарматова, что Троцкий постоянно ошибался, неправильно в целом оценивал обстановку, что курс Сталина в основном был верным, главный вывод не в этом. Главное, конечно, в том, что Сарматов обеляет троцкизм. Учит молодежь не классовой борьбе в истории, партии, теории, а кормит эклектичной похлебкой из троцкизма.

LeninCrew фактически идет за банкротом Шапиновым.

Д. Иванов
28/02/2018