Предисловие СП
Предлагаем вниманию читателей материалы партийной дискуссии о коммунистической морали и партийной этике, которые были незаслуженно забыты в советской историографии. Ниже такими марксистами, как Ярославский и Лядов, рассматриваются как общетеоретические вопросы формирования коммунистической морали, так и прикладные темы, волнующие в 1920-е партийный актив. Может ли член партии иметь прислугу? сколько должно быть костюмов у коммуниста? можно ли изменять жене? не исключат ли из партии за онанизм? можно ли коммунисту материться? сколько стаканов и какой водки допускается выпивать? может ли коммунист ездить на велосипеде? может ли иметь автомобиль? имеет ли право кончить жизнь самоубийством? — такие, порой забавные, вопросы приходилось разбирать с высоких партийных трибун. Это говорит лишь о том, что кадровый состав партии был далёк от идеального, а влияние нэпа нарастало.
Если человек владеет диаматикой, мобилизуют свою совесть, является грамотным марксистом, то ему никакая специальная этика и особая мораль не нужна. В чём, коротко говоря, состоит действительная коммунистическая мораль с точки зрения марксизма? Ленин, как известно, писал, что морально исключительно то, что приближает коммунизм. Конечно, некоторые альтернативно одарённые, увидят в этом положении Ленина проявление волюнтаризма и аморальности или проявление философии прагматизма, если они принадлежат к левому движению. Если же отбросить нелепые попытки кодификации, то коммунистическая мораль — это есть усвоенный на «пятёрку» марксизм, применяемый на практике. Марксизм предполагает, в отличие от всех других вариантов морали, неразрывную связь уровня сознания и характера поступков человека. Объективные требования общественного развития определённым образом соотносятся с личностным потенциалом человека, главным образом, с качеством его мышления. И степень соответствия практики его жизни этим объективным требованиям и является степенью «моральности». Однако из этого вовсе не следует отрицания неких общих установок, но наоборот — выведение их из требований прогресса. Но кодексом их, конечно, не назвать. Это скорее формула, которая звучит: жить и работать так, чтобы общество в тебе признавало ум, честь и совесть эпохи. Что, грубо говоря, означает марксистскую компетентность, честность и бескомпромиссную, беспощадную самокритику. В этом проявляется марксистская партийность морали и этики.
Некоторые возразят, что коммунизм строить может и не марксист, особенно в аспекте материально-технической базы. Да, но быть строителем коммунизма, то есть демиургом новых общественных отношений, может только марксист.
Таким образом, коммунистическая мораль есть высший тип морали не только потому, что она основывается на коллективизме, как и, например, первобытная или общинная мораль, и даже не только потому, что коллективизм коммунистической морали охватывает всё человечество как единую форму материи, но потому, что она основывается также и на научном познании, то есть производит ценности и созерцание не из стихийных социальных процессов, не по ложному восприятию мира, но по истинному.
Отсюда вывод: следует не плодить установки, правила и кодексы, а воспитывать грамотных марксистов с развитой совестью. Однако в тактических целях, для очищения рядов, конечно, установки имеют известную пользу. В материалах, представленных ниже, читатель найдёт пример разрешения данного тактического вопроса большевиками с учётом соотнесения этических установок с мнением пролетарских масс. Кроме того, в них содержится немало интересных партийных реалий 1920-х годов. Левым найдётся повод поразмышлять о своём собственном нравственном портрете.
Содержание
I. Е. Ярославский, Доклад на II пленуме ЦКК РКП(б) 5 октября 1924 г. «О партэтике».
IV. Указание пленума ЦКК о подходе КК и отдельных членов партии к отрицательным явлениям в партии.
О партэтике
Товарищи, мне придется свой доклад ограничить по возможности временем, потому что мы хотели сократить сегодня заседание. Поэтому я мало буду останавливаться на обосновании содержания тех тезисов, которые мы предложили пленуму, а больше остановлюсь на тех взглядах, которые мы встречаем на практике.
Как возник этот вопрос? Вы помните, что не раз на заседаниях Центральной Контрольной Комиссии и у вас на местах возникали разногласия по поводу того, как оценивать тот или иной поступок, считать ли его допустимым для коммуниста или недопустимым. Ряд вопросов так и оставался нерешенным. Здесь, в ЦКК, когда мы обсуждали вопросы о некоммунистических поступках, за которые на местах выносились иногда не только порицание и выговоры, но люди исключались из партии, мы после обсуждения понимали, что эти товарищи некоммунистических поступков не совершали и их надо восстановить. Таким образом, получалась совершенно разная оценка поступков. Ясное дело, что это вносило известный произвол в наши решения. Если за один и тот же поступок различные организации могут вынести такие различные постановления, как исключение из партии, выговор или полное оправдание, то ясное дело, что здесь нам надо договориться. Этот вопрос возникал и на пленумах ЦКК. Вы помните, как на прошлом пленуме. Надежда Константиновна выразила это в известном положении, чтобы мы дали указание, что можно и чего нельзя. Вот эта попытка — установить, что можно и чего нельзя,— выражается у некоторых товарищей в стремлении создать своего рода новый, коммунистический устав, кодекс коммунистического поведения.
Думая над этим вопросом, пытаясь собрать материалы, которые у нас имеются разбросанными, я убедился в том, что такого целостного взгляда, точно и лучше сформулированного, мы не найдем, пожалуй, нигде, кроме как у тов. Ленина в его речи на III комсомольском съезде, выдержки из которой я привел в этих тезисах. Конечно, у Владимира Ильича можно найти целый ряд других замечаний, касающихся вопросов нашего коммунистического поведения, скажем — о комчванстве и других наших недостатках, или, наоборот, подчеркивающих серьезные достоинства коммунистического поведения, как в его брошюре и статье «Великий почин». Можно у основоположников марксизма Маркса и Энгельса найти разбросанными отдельные мысли, можно было бы их свести в одно, но думаю, что лучшей формулировки не найдем, чем та, которую дал Ленин в этой его речи.
Я обратился от имени Центральной Контрольной Комиссии ко всем контрольным комиссиям и ко всем членам ЦКК с просьбой высказаться по этим вопросам. Меньше всего ответили по этим вопросам члены ЦКК. Почти что ни один из работников, ведущих непосредственную большую работу в этой области, на эти вопросы ответа не дал, а они-то как раз и имеют колоссальный опыт решения вопросов партэтики, накопленный в течение нескольких лет.
На вопрос, почему они не дают этого ответа, они говорят: это очень трудно. Да, очень трудно, но трудность эту мы обязаны преодолеть.
Из губернских контрольных комиссий также очень немногие ответили. У меня имеется всего каких-нибудь ответов, в том числе и немногие ответы членов ЦКК. А между тем прошло много времени, было время немножко подумать над этим, сформулировать, что же мы считаем коммунистическим и что мы считаем некоммунистическим, какие мы предъявляем требования к коммунистам в той или другой области. Таким образом, мы не имеем еще этого оформленного материала, на основании которого мы могли бы дать, так сказать, вполне точную сводку существующим в партии мнениям. С другой стороны, некоторые товарищи впадают в такую крайность, что нам, коммунистам, вообще нет надобности вырабатывать какие бы то ни было основы коммунистической этики, создавать эти основы. Немногие товарищи даже приближаются к той точке зрения, что у коммунистов вообще нет какой бы то ни было установленной морали, и впадают, так сказать, в настроение аморализма, в отрицание морали для коммуниста вообще.
Но большинство товарищей понимает, что здесь нужен какой-то руководящий основной принцип; но они думают, что это нужно каждый раз придумывать в отдельности, что даже общих основ нельзя дать. Вот почему надо было предпринять попытку внести ясность в наши взгляды по этим вопросам.
Когда я предложил свой первоначальный проект тезисов на обсуждение Секретариата и Президиума, была выделена комиссия в составе тов. Крупской, Шкирятова, Сольца, Гусева и меня. Мы стали обсуждать пункт за пунктом и увидели, что у нас серьезных разногласий нет, что по основным вопросам мы сходимся, что расходимся только по отдельным вопросам и то несущественно. Мы пришли к тому, что всеохватывающего кодекса коммунистической этики мы дать не можем, что если на переживаемый нами переходный период нужны те или иные нормы поведения товарищей в их взаимоотношениях между собой и в их взаимоотношениях с рабочим классом, крестьянством, беспартийными массами, с нэпманами и т. д., то мы можем дать лишь общие основы, но не разработанный какой-нибудь детальный кодекс. Я убедился также из присланных с мест материалов, что на местах товарищи в общем и целом принципиально правильно понимают задачи, которые стоят перед нами.
Так, например, Новгородская КК отмечает:
«КК, сталкиваясь ежедневно с массой вопросов, касающихся этики, убедилась, что в партийной среде по этому вопросу существуют самые разнообразные и нередко противоречивые представления. Но в своей практической работе КК руководствовалась всегда одним основным принципом, что для рабочего класса этично все то, что способствует развитию пролетарской революции» и затем дальше: «Каждый рабочий и крестьянин, каждый член партии, который своим поведением или поступком содействует укреплению диктатуры пролетариата и внутреннему росту и сплочению коммунистической партии, может быть, нарушает самые святые принципы буржуазной этики. Отсюда вытекает, что этичность рабочего и члена партии теснейшим образом связана с его сознанием своего классового положения, и вернейшим методом борьбы с нарушением коммунистической этики является поднятие уровня классового сознания каждого партийца».
Вот, товарищи, по-моему, правильная оценка, в целом совпадающая с теми мыслями, которые были высказаны Владимиром Ильичем в его речи. Другая КК считает: «Установить строгие правила, за какие проступки полагаются какие меры партвзыскания, совершенно невозможно. Никакого, даже и неписаного, кодекса о коммунистической этике не может быть, но если партия определенно и ясно укажет те общие принципы, которых должен придерживаться каждый член партии, то это будет уже большим шагом вперед в укреплении сознания партэтики в широких массах». И вот, товарищи, этот шаг мы делаем: мы делаем попытки указать те общие принципы, которых должен придерживаться каждый член партии. Эти общие принципы мы изложили в тезисах.
Мы должны все же сказать, что, несмотря на признание этих общих принципов, именно потому, что наша партия так еще пестра, и особенно пестрой она была до сих пор, и именно потому, что мы работали в такой чрезвычайно трудной обстановке, в чрезвычайно сложных социально-бытовых условиях, мы очень часто от этих принципов отступали и очень часто у нас было неправильное понимание коммунистической этики. Я бы хотел остановиться на тех ответах, которые мы получили и которым я попытался сделать сводку, чтобы нам договориться и не ставить во многих местах вопрос так, как он ставится сейчас.
Я беру вопрос, который мы озаглавили «Онэпивание», хотя один товарищ понял это так: онэпивание — значит не надо пить (общий смех). Но это — ничего, это не так плохо, если товарищ так понял. Так вот это самое «онэпивание». Я начинаю с него, потому что имеется сейчас целый ряд отрицательных явлений, связанных с некоторыми сторонами нэпа, с тем, что большой слой наших работников выделен на такие посты, где они соприкасаются каждый день с нэпманами, с нэпманской средой. У нас есть элементы, вышедшие из буржуазной среды. Когда буржуазия была придавлена, как будто бы казалось, что они с ней порвали, но когда она начала покрываться пухом и перьями, то мы видим, что снова происходит смычка с этой буржуазной средой, с этой нэпманской массой, принятие их привычек, принятие образа жизни, ведущего к залезанию в государственный карман, использованию своего положения для своего и буржуазных родственников обогащения. Я не буду останавливаться на описании этого явления подробно — это мы отчасти сделали в тезисах, но, товарищи, я должен сказать, что далеко не всегда и не везде существует правильное представление об этом. Иногда под «онэпивание» подводятся все-таки незначительные проступки, которые больше связаны с тем, что человек позволил себе немного лишнего. В таком случае надо его вырвать из той обстановки, которая доводит его до этого. У нас нет разногласий в том, что делать с теми, которые непоправимо поддались отрицательному влиянию нэпа. Если это ценный товарищ и мы видим, что его можно спасти принятием разных мер, приближением к массе, от которой он оторвался, и т. д., то, конечно, мы должны это сделать.
Но мы должны не только эту задачу себе ставить. Мы должны постоянно наблюдать за такими неустойчивыми товарищами, и когда увидим малейшие признаки опасности, угрожающие этому товарищу, предупредить его, помочь ему выбраться из этого положения, если только этот товарищ такой, которому стоит и можно еще помочь. В общем, все предложения по этому вопросу сводятся к тому, чтобы исключать тех, кто компрометирует партию, кто ее предал тем, что использует партию в корыстных интересах, ради своего родства, своей близости к нэпманским элементам. Яркий пример мы имели в деле Краснощекова. По отношению же к тем, кого мы рассчитываем спасти, почти все правильно предлагают, что надо взять товарищей с опасных мест, где у них голова кружится, где они не умеют стоять, если это ценные товарищи, перевести их в другую обстановку, дать им другую работу, дать им такую партийную нагрузку, при которой они были бы постоянно перед лицом партийной массы, должны были бы перед ней отчитываться. Правда, тут трудности очень большие. Мы знаем, когда мы крупным ответственным работникам, которые связаны с нэпмановской средой, начинаем указывать на опасности, они прежде всего понимают это так, что вот, мол, им поручили такую большую государственную работу, а мы, как какие-то гувернантки, вроде классных дам, учим их морали. Но мы знаем уже по целому ряду примеров, что это пренебрежение мнением партии, мнением рабочего класса, основами партэтики приводит к исключению из партии. И поэтому мы должны со всей решительностью таких товарищей одергивать.
Перейду к так называемому хозяйственному обрастанию и излишествам. Прежде всего по поводу хозяйственного обрастания. Здесь, конечно, приходится принять в расчет местность, о которой идет речь: одно дело — Москва, другое дело — губернский город, третье дело — деревня, четвертое — уездный городишко. Затем — национальные особенности. Все это приходится иметь в виду. Но правильно ли, когда, например, на местах выносят постановление: коммунист не вправе иметь собственный дом. Если вы это примените к рабочим железнодорожникам, к рабочим поселкам, любому городу, где имеется железнодорожный узел, где имеются такие рабочие железнодорожные поселки,— я беру знакомые мне города: Оренбург, сибирские города, Пермь и т. д.— везде есть крупные ж.-д. поселки, где живут по 1000 — 2000 человек членов нашей партии. Возьмите сибирские шахты. На многих почти нет казенных домов для рабочих, а есть маленькие хибарки, которые они построили. Некоторые товарищи считают, что недопустимо, чтобы коммунист имел такой домик. ЦКК Азербайджана постановляет отобрать все дома у коммунистов, которые в Шемахе на развалинах построили эти домики, и передать их в жилищную кооперацию. Жилищная кооперация — в самом начале. Она ничего дать не может рабочим поселкам. Целесообразно ли это? Можем ли мы немедленно изменитьжилищные условия рабочих так, чтобы дать им другое жилище? Изменить хотя бы путем жилищной кооперации условия, в которых они живут? Не можем еще. Или когда Зырянская КК предлагает: те, кто имеет дом, чтобы перешли в жилищную кооперацию, а если не имеют, не позволять строить собственные домики. Я не знаю, может быть, в Усть-Сысольске можно так жить, но все-таки это местность, в которой по самым условиям существования рабочий вынужден обзаводиться каким-нибудь углом, строить, как, скажем, строятся в Омске. Я думаю, такой подход к хозобрастанию будет неправилен для данного периода, когда мы не развили еще жилищное строительство в необходимых размерах. Это не есть хозобрастание, а есть использование мелкой собственности, вынужденное самими условиями существования пролетариата в нашей стране. Или, например, по вопросу об излишествах иногда говорят, что если товарищ имеет два костюма, переодевается два раза в день, да, кроме того, имеет еще третий, то надо изгнать его из партии. Рабочий покуда нищ, конечно, у него есть только одежда, которую он носит каждый день. Но если это квалифицированный рабочий, у него есть одежда, в которой он работает на заводе, которую надевает после работы и которую надевает в праздник, скажем, Первого мая. Почему его исключать из партии, если он имеет возможность одеться по-человечески? Такой подход, как в какой-то секте, вроде нищенского ордена: дескать, чем беднее мы будем одеваться, чем хуже, тем святее мы будем,— это совершенно неправильный подход. Он ничего общего с нашими целями — сделать жизнь радостнее, ярче, светлее, поднять уровень благосостояния рабочих — не имеет. Между тем, как видите, такого рода подход есть. И если такому товарищу самому приходится решать вопрос, он так именно и решает, что перед ним человек, который уже оброс: «У него уже три костюма есть — какое преступление для коммуниста!» Я приведу другие примеры (не называю имен, считаю это совершенно излишним), когда говорят так:
«Мое мнение такое, что если оброс, оторвался от служебных и партийных обязанностей, глубоко укоренился, то следует лишние корешки подчистить, повыдергать да такое деревце посадить, т. е. перебросить в гущу рабочих. Накачать его как следует партработой, тогда и он, может быть, будет расти так, как растут его однородные деревья. Если же это не помогает, тогда с корнем вырубить его из нашей рощи».
Если вы это примените по отношению к деревенскому коммунисту, что получится? Получится действительно то, что мы в деревне коммунистов должны будем иметь только таких, которые переходят от одного крестьянина к другому на ночлег, которые не имеют дома, не имеют хозяйства. Некоторые говорят так:
«Ну конечно, крестьянин может иметь хозяйство. Но это хозяйство у него должно быть, так сказать, не выше бедняцкого крестьянского хозяйства».
А с другой стороны, мы предъявляем требования к деревенскому коммунисту, чтобы он был образцовым хозяином. Ну какой это образец? Разве бедняцкое хозяйство может быть образцовым? Если вы с таким требованием подойдете к крестьянской губернии, скажем, к одной из сибирских губерний или другой, где имеется большое число членов партии-крестьян,— а мы в крестьянской стране не можем строить партию совершенно без крестьянского элемента, и долго еще у нас будет существовать это индивидуальное хозяйство, и долго еще наши деревенские коммунисты не смогут создать общественного хозяйства, куда бы они все входили,— если такое требование будете предъявлять, мы должны будем распроститься с той задачей, чтобы деревенские коммунисты были образцовыми хозяевами-крестьянами. Тут надо найти такую линию, которая бы дала возможность и деревенскому коммунисту выполнять партийные директивы.
Что считать излишествами? Мы писали циркуляр, и многие на местах этот циркуляр по-своему разработали, уточнили его, а от этого уточнения иногда получались нехорошие вещи.
Для примера приведу еще некоторые мнения товарищей:
«Деревенский коммунист, в особенности если он является ответственным работником, должен жить так, чтобы не выделять себя из окружающей крестьянской среды. Если такой коммунист по размерам своего хозяйства превышает окружающих крестьян, если он обзаведется, например, живым инвентарем в количестве, превышающем потребности хозяйства, то у крестьян появляется мысль, что такой коммунист использует свое положение в своих личных выгодах, и коммунист этот, безусловно, подрывает авторитет партии» (Смоленская губ. КК).
«Коллектив —в противовес индивидуальному хозяйству, особенно в отношении селян коммунистов, состоящих на службе, оторванных от партийных масс. Усиление партвлияния» (Полтавская губ. КК).
«Привлекать к ответственности товарищей, стремящихся расширить свое личное хозяйство до размеров, требующих эксплуатации наемного труда» (Пермская OKK).
«Государственная жилищная кооперация; считать недопустимым для членов партии постройку собственных домиков» (Смоленская губ. КК).
«Недопустимо для члена партии, заработная плата которого обеспечивает ему прожиточный минимум, обзавестись хозяйством в какой бы то ни было форме». (Смоленская губ. КК)
«Так как жизнь доказывает, что быть хорошим, исполнительным членом партии и в то же время хорошим хозяином-крестьянином почти невозможно, надо установить точно, чего мы требуем от крестьянина-коммуниста». (Смоленская губ. КК)
«Применение наемного труда считаем допустимым только в исключительных случаях, когда член партии, как единственный трудоспособный работник в хозяйстве, на более продолжительное время отрывается на обще ственную работу». (Смоленская губ. К К)
«Коммунист должен быть передовым крестьянином по отношению ко всем новым приемам сельского хозяйства, а в отношении имущества — не ниже уровня середняка по местным условиям, во всяком случае коммунист должен входить в артели и организовывать их сам, нельзя допустить коммуниста-крестьянина накапливать и чтобы он эксплуатировал наемные руки, надо обгрызать у него излишки». (Член ЦКК тов. Макаров)
Балашовский Уком, например, довел до того это уточнение, что все коммунисты, которые имеют собственный велосипед, должны сдать его в Уком. Иметь велосипед — недопустимо для коммуниста! Почему? Если бы это было военное время, когда наступали белые около этих мест и надо было иметь в распоряжении организации все средства передвижения, если тогда такое требование предъявляет организация коммунистов: все, что у тебя есть,— все средства передвижения, мебель, дом, если понадобится,— отдай партии, то коммунист должен отдать. Если это такой коммунист, который считает, что не должен отдать, а готов выйти из-за этого из партии, если он ставит свои собственные интересы выше интересов партии, выше интересов революции, конечно, его нужно гнать метлой из партии. Но ведь этого не было, когда в 1923 г. говорят: сдай в УК все велосипеды. Что там будут с ними делать? Значит, если в Балашове у членов РКП есть 40 велосипедов, они должны занимать какую-то комнату в УК. Для чего это нужно? Почему езду на велосипеде не считать здоровым спортом? Может быть, от этого будет меньше пьянства. Так вот против таких форм регламентации излишеств вы, конечно, должны самым решительным образом бороться. Мы — не монашеская секта, не орден нищенствующих. Мы боремся не за то, чтобы все жили бедно, мы боремся против того, чтобы государственные средства употреблялись в личных интересах и чтобы это употребление приводило к отрыву от рабочей массы, к углублению пропасти, к тому, чтобы создавались две совершен но различных социальных группировки. Некоторые товарищи предлагают с этим бороться путем уравнительности. Мы в тезисах говорим о том, что вынуждены на известное время сохранить некоторое неравенство, которое в общем и целом совпадает с тем неравенством, которое существует в самом рабочем классе. Некоторые товарищи говорят: для того чтобы уничтожить всякого рода излишества и хозобрастание, надо платить члену РКП, скажем, не больше 100 руб., тогда не на что будет излишествовать, т. е. свести к такому уровню существование, когда он имел бы на жизнь только в обрез. Но если бы вы для коммунистов создали такое положение, что коммунисты-рабочие не могут получать высшую ставку, а некоммунисты могут? Можем ли мы, должны ли таким образом выделять себя из всей остальной массы? Не можем, не должны. Если можем выделить в каком-нибудь отношении, т. е. в смысле запрещения получения тантьем вознаграждений в виде процентов от прибыли, спецставок и пр. и пр., то это мы должны делать и делаем. Точно так же мы должны требовать, чтобы члены партии сдавали излишки заработка сверх определенной суммы в кассу взаимопомощи коммунистов. Это — другое дело. Но так, как здесь предлагают некоторые товарищи,— просто-напросто бороться с этим понижением норм,— невозможно. Некоторые товарищи предлагают так:
«Необходимо строго придерживаться для всех одинакового. Для этого надо установить норму обстановки и площади жилья, а также норму животных. Например, у коммуниста двое детей и у него одна корова, две свиньи. Это — ничего. Но если коммунист в день меняет два костюма и еще есть у него в запасе костюм, то это недопустимо (три костюма недопустимо иметь.— Е. Я.), то это уже не коммунист».
И предлагается затем: «Мера борьбы с излишествами— исключение из партии».
Если бы мы держались этого, что же получилось бы? Мы должны были бы выработать нормы для всего: сколько должно быть кур, сколько телят, сколько коз. Конечно, мы так вопрос не можем ставить. Мне кажется, что та формулировка, которая содержится в наших тезисах, где даны лишь общие основы, общие указания, как нужно относиться к каждому товарищу на местах, правильна. Пользуясь этими указаниями, партколлегии смогут индивидуально рассмотреть каждый случай — есть ли вредное для дела обрастание, или нет. Что касается тех мер, которые предлагаются для борьбы с обрастанием и излишествами, т. е. в смысле переброски, приближения к массам, в смысле большего общественного контроля,— это, конечно, совершенно правильно, как правильны, мне кажется, такие предложения Новгородской ГКК:
«Курорты и отпуска ответственным работникам давать такие же, как и рабочим, и только в случае исключительной изношенности или болезни — более продолжительные. Борьба с полубарскими затеями, с не оправдывающими наше хозяйственное положение расходами по охране памятников старины и т. д. (в Новгороде за счет государства ремонтируется специально командированным для этого архитектором старая колокольня, которой ежедневно пользуется коллектив верующих)».
Я перехожу к другой группе вопросов — к вопросам, связанным с половыми, семейными отношениями. Это — одни из самых труднейших вопросов. Здесь какие опасности? Во-первых, опасность, что мы под видом коммунистической этики будем преподносить просто-напросто половую мораль. Такая опасность есть, когда одна из КК выносит постановление исключить женщину из партии за проституцию, причем выясняется, что проституция заключается в том, что она имела половую связь с двумя мужчинами. Потом ГКК этого товарища восстановила в партии, причем свое восстановление обосновала таким образом: так как этот товарищ был на фронте в период Колчака, в партизанском отряде и постоянно жил среди мужчин, то ему можно простить это. Таким образом, этого товарища спасло только то, что он был в партизанском отряде, а если бы этого не было, то ему не миновать бы исключения из партии. Я не знаю, много ли мужчин исключают из партии за то, что они имеют иногда одновременно связь с 2-мя или 3-мя женщинами?
Если бы мы стали на такую точку зрения, это было бы совершенно недопустимо. Между тем некоторые товарищи на этот счет прямо, я бы сказал, неграмотны. Например, одна из наших организаций пишет следующее:
«Многоженство и многомужество, по мнению партколлегии, есть проституция, и считаем необходимым принять в этом отношении самые строгие меры вплоть доисключения из партии».
Нельзя смешивать многоженство с проституцией. Конечно, у нас в общем у всех, вероятно, отрицательное отношение к проституции, но все-таки надо же различать эти вещи, и исключать товарища за то, что у него половые связи недостаточно правильны, все-таки не приходится, если это не наносит какого-либо вреда партии. Но тут как раз товарищи становятся иногда на такую точку зрения, что всякий такой шаг, который не укладывается сейчас в головы самых отборных слоев рабочих и крестьян и который в их сознании является отрицательным, с их точки зрения, надо считать безусловно подлежащим осуждению и за него карать. Причем некоторые товарищи считают необходимым, касаясь этой области, исключать из партии и за онанизм. Я, товарищи, привожу этот факт, у меня есть здесь письменное предложение, и товарищи ужасаются, что в одной из организаций, где-то в одной бригаде, они нашли двух товарищей, которые занимаются онанизмом. И они говорят об этом с каким-то невероятным ужасом, просто-напросто не будучи знакомы с тем, что это — не вопрос о морали, а болезнь, чисто физиологическое явление, распространенное чрезвычайно широко, захватывающее широкие массы; и что если они нашли случайно двух человек, то это ровно ничего не говорит.
Я вот возьму анкету о половой жизни студентов коммунистического Свердловского университета, которая была проведена в 1922 году. Из этой анкеты вы узнаете, например, следующее. Здесь имеется, между прочим, сравнение с анкетой, которая проводилась доктором Членовым среди студентов Москвы в 1905 году. Анкета эта была анонимной, каждый мог, не стесняясь, писать правду о себе. И вот в 1905 году занимавшихся онанизмом среди студентов было 73%, а в коммунистическом университете мы имеем цифру в 45%. Но и 45% — громадный процент, почти половина всех студентов. Конечно, это не значит, что все они сейчас страдают этой болезнью, но страдали ею в различные периоды своей жизни. Уже в 22-м году мы имели значительное снижение этого процента. Между прочим, анкета показывает, что революция ослабила половое чувство, половые стремления, как у мужчин, так и у женщин, что она направила энергию на другое. У меня имеются чрезвычайно интересные цифры, характеризующие половую жизнь. Я думаю, что привести их интересно и нужно. Начало половой жизни протекает у рабоче-крестьянского студента нормальнее, чем у буржуазного: первое половое сношение до 14 лет имело 21,5% буржуазного и только 11,2% рабоче-крестьянского студенчества. Первое половое сношение с проститутками имели 42% буржуазного и 24% рабоче-крестьянского студенчества (в прошлом). Онанизмом в разные периоды жизни болели 73% буржуазного студенчества и 45% рабоче-крестьянского. Отсюда меньшая распространенность (но все еще огромная) венерических болезней: болели только одним триппером 40% буржуазных студентов и студенток, всеми видами венерических болезней 21% студентов Свердловского университета.
О чем говорят нам эти цифры? О том, что нельзя подходить к таким явлениям с моральной оценкой. Это — физические болезни, которые нужно лечить, вырвавши товарищей из нездоровой обстановки, предрасполагающей к болезни, привлекши их к здоровому спорту, к здоровому, разумному развлечению. Необходимо иные понятия привить, даже вот об этой же самой болезни. Ведь многие из товарищей, страдающие этой болезнью, считают, что от нее избавиться нельзя, что подверженный этой болезни — погибший человек, и это отражается угнетающе на всей его психике. Так что необходимо в таком случае лечить, но не исключать из партии, если это обнаружится. Между тем подходят часто к чисто физиологическим явлениям с моральной оценкой, как к другим ненормальностям половой жизни, притом, я бы сказал, с такой медицинской, половой неграмотностью и решают эти вопросы.
Возьмите, например, вопрос об абортах. Я затребовал справку из наших родильных домов, из отдела социального обеспечения. Эти цифры также чрезвычайно интересны. Сейчас же я должен только сказать, что по сравнению с дореволюционным периодом эти цифры ужасающи. Если мы возьмем, скажем, рост абортов хотя бы по одному такому учреждению, то имеем для 1900 года — 8%, для 1919 года — 18,2% приходивших туда больных, а в 1922 году — 30%.
Тов. Куйбышев. Раньше были запрещены аборты.
Тов. Ярославский. Тов. Куйбышев говорит правильно, что раньше аборты были запрещены, и большинство абортов было скрыто, потому что в тех буржуазных странах, где открыто разрешены аборты, имеется огромное количество абортов. Количество в год в Париже — 100 000, в Нью-Йорке — 80 000, в Вене — 14 000, в Берлине — 10 000. В ленинградской больнице мы имеем такие цифры после революции: за 1919-й год — 1274, 1920-й год — 1460, 1921-й год — 2134. За последние годы у меня цифр нет. По Москве: 1910 год— 1884, 1911-й — 1531, 1913-й — 2372, 1922-й — 6859. За короткий период времени 1924 года имеются уже данные, что эта цифра возросла. Тут дело, товарищи, не в цифрах, абсолютных или относительных, ибо в общем и целом они все же ниже, чем в любой буржуазной стране. Причем причины абортов главным образом чисто экономические. Вовсе не нужно их относить к нравственности или безнравственности. Анкета Свердловского университета 1922 года указывает на то, что громадный процент абортов, больше половины абортов,—на чисто экономической почве: невозможность воспитать и содержать детей, невозможность учиться здесь с детьми. Идеал огромного большинства нашего студенчества — вовсе не мимолетная связь; за длительную совместную жизнь высказалось больше 80%. Есть преобладающее стремление к более постоянной связи, а не вообще к беспорядочной половой связи, как это представляется многим. Но есть цифры, на которые следует обратить внимание и замалчивать которые нельзя. Эти цифры говорят, что к абортам прибегают иногда в детском возрасте, есть такие отдельные случаи. Если это будет прививаться в рабочей среде, если наша комсомольская среда будет этим заражена,— то нельзя будет нам обеспечить здоровую смену. Об этом надо думать. Было бы лицемерием с нашей стороны замазывать такие факты и не говорить о них, когда мы ставим себе задачей создание здорового коммунистического поколения. Здорового поколения, из тех, кто уродует себя в раннем возрасте беспорядочными половыми связями, ранними и частыми абортами выйти не может. Вот почему мы должны на этих вопросах остановиться. Я думаю, что тов. Куйбышев в своих тезисах, в пункте 7, правильно отметил ряд вопросов, которые при правильном разрешении позволили бы нам изжить значительно это зло. Я напомню вам эти слова:
«Обязательным условием осуществления социализма является повышение общей культурности рабочего класса и крестьянства и внесение в быт рабочего и крестьянина тех изменений, которые вытекают из факта крушения буржуазного общества и построения социализма. Революция разрушила многое в старом быту рабочего и крестьянина и поставила трудящихся перед поисками новых форм. Многие черты нового быта уже вырисовываются в результате творчества рабочих масс (ясли, детские дома, пионерство, дома-коммуны, жилищная кооперация, трудовая школа, клуб, спорт, изба-читальня, коллективное хозяйство в деревне, делегатское собрание работниц и крестьянок и т. д.), но бедность государства, разоренного империалистической войной и борьбой помещиков и капиталистов, затрудняет быстрое движение вперед в области культуры и быта, причем творчество в этих областях еще больше осложняется условиями существования государства в обстановке нэпа. Сказанное не исключает, однако, больших возможностей, кроющихся в распоряжении государственных и общественных организаций и в творчестве самих масс в деле поднятия культуры и реорганизации быта. Эти возможности часто остаются невыявленными и неиспользованными благодаря присущему нашему государственному аппарату бюрократизму и чисто формальному подходу к порученному делу».
Вот на этот пункт я предлагаю обратить особое внимание в практической работе. Здесь, если мы правильно поставим дело, обратим большее внимание на эту сторону, сможем многого достигнуть, кое-что сделать, и тогда не надо будет ставить вопрос так, как он сейчас ставится, ибо в большинстве случаев указанные ненормальности половых взаимоотношений вытекают из черт и основ нашего быта.
Конечно, есть и другие стороны. Есть во многих случаях простая разнузданность в том смысле, что человек, дорвавшись до власти, до такого положения, где он может кое-что себе позволить, считает: ну что я буду возиться со своей женой, которая так необразованна, неразвита и прочее. У него голова действительно начинает кружиться. Он старую партработницу, с которой жил в течение целого ряда лет, бросает из-за какой-нибудь разряженной куколки. Мы здесь подходим не морально, а так, как к этому относятся рабочие массы: они относятся к такого рода фактам с безусловным осуждением, и это правильно, потому что здесь налицо нет ни малейшей серьезной попытки создать новую семью, создать новую форму семьи, а есть только простое удовлетворение похоти.
Правда, есть ряд случаев, когда у отдельных товарищей создается трагическое положение. Один курсант пишет, что он из рабочей семьи, но был оторван от своей семьи в течение целого ряда лет, был на фронте и т. д., вырос значительно, и когда вернулся домой к своей семье, то почувствовал, что у него нет ничего общего с этой семьей, его интересы не сходятся с интересами семьи. Создается трагическое положение. Что ему делать? Если бросить семью, крестьяне будут говорить об этом, будут его осуждать. А не бросить — значит постоянно лгать, лицемерить и т. д. Могут быть, конечно, такие отдельные случаи. Но часто мы имеем полное пренебрежение к общественному, партийному мнению. Очень часто бывают случаи, когда мать должна обращаться к социальному обеспечению, так как отец бросил семью ради новой и не заботится о прежней, или когда мать-партийка не находит ни времени, ни возможности вести партийную и общественную работу, так как муж считает, что он ни в малейшей степени не обязан заботиться о семье, что это — дело жены, и только ее дело. Тов. Смидович была на суде, где разбирался аналогичный вопрос и партийный товарищ был привлечен к суду. Мы сочли необходимым в тезисах сказать, что не только суд пролетарский должен относиться сурово, но все должны знать, что и партия за это сурово покарает, нужно чтобы все знали и поняли, что такое отношение к матери, к ребенку для коммуниста совершенно недопустимо и нетерпимо.
Еще есть ряд вопросов, хотя бы вопрос о воспитании наших детей, и особенно о воспитании детей ответственных партработников, которые растут иногда, находясь в привилегированном положении. Вопрос об отношении к матери-коммунистке, которая все-таки находится в таком положении, что не имеет возможности исполнять свои общественные и партийные обязанности. Вопрос о пренебрежительном отношении многих партийцев к созданию условий, которые помогли бы эту женщину высвободить для общественной работы. Это все — чрезвычайно серьезные вопросы. Надежда Константиновна, мне кажется, чрезвычайно правильно и удачно сформулировала в тезисах наше отношение, основную нашу задачу в смысле создания новой семьи коммуниста как своего рода коммунистической ячейки, как своего рода маленького товарищеского трудового коллектива, где члены семьи помогают друг другу и помогают Коммунистической партии добиваться ее целей. Многие ли из нас ставили перед собой эту задачу? Между тем, если мы поставим вопрос правильно, то разрешим целый ряд других вопросов, которые нас иногда очень сильно мучают.
Возьмем хотя бы вопрос об отношении к прислуге. У нас товарищи рассматривают это дело так, что мы должны запретить иметь прислугу. Некоторые товарищи допускают в известных случаях пользование прислугой, но отношение к прислуге, конечно, не совсем правильное. Мне кажется, что тут правильно подошли такие КК, как Новгородская КК, КК Московского уезда и целый ряд других, когда они ограничивают право пользования прислугой, считают недопустимым такое обслуживание здоровых и трудоспособных лиц, которые в этом вовсе не нуждаются. Но неправы те, кто предлагает с этим вопросом в каждом конкретном случае обращаться в КК. Если мы поставим вопрос так, что прислуга находится в семье на правах ее члена, но получает определенное вознаграждение, то, по-нашему, будет вполне достаточно и правильно, чтобы она пользовалась всем тем, чем пользуются члены семьи, она становится членом этого трудового коллектива, который ее принял, приняв тем самым на себя известную обязанность заботиться о политическом ее воспитании и т. д.
Я перехожу, товарищи, к вопросу о пьянстве. Здесь я должен сказать, что этот вопрос перед нами в ближайшее время возникнет не только как вопрос, стоящий перед партией по отношению к членам партии, но встанет в гораздо более широком масштабе — как вопрос о борьбе с алкоголизмом при условии, когда меры запрещения производства суррогатов алкоголя вроде самогонения, всякого рода пивоварения и т. д., когда этими мерами мы не достигаем почти никаких результатов. У нас — колоссальное переполнение тюрем, у нас — озлобленное крестьянство на этой почве, у нас — отравление разными суррогатами алкоголя, как, например, на Украине, где отравляются денатуратом, или — как они его называют— «синей монополькой». У нас чрезвычайно болезненные явления на этой почве. У некоторых товарищей возникает мысль о том, что мы должны бороться с этим болезненным явлением тем, чтобы разрешить дешевую продажу водки, стать на этот путь. Я этого вопроса касаться здесь не буду, ибо это совершенно особый вопрос.
Некоторые товарищи говорят:
«Так как же можем мы бороться против пьянства, добиваться, чтобы не пили, когда мы разрешаем продавать водку».
Но ведь это не значит, что мы разрешаем коммунистам пить эту водку. Мы, например, разрешаем продавать автомобили, но мы не разрешаем коммунистам иметь собственные автомобили. Это еще не доказательство, что, раз мы разрешаем продавать все, мы разрешаем коммунистам покупать все для собственного пользования. Может быть, этот пример неудачный — с автомобилем, так как автомобиль прельщает людей меньше, чем водка, и не так прельщает. Мы к коммунисту можем предъявить большие требования. Для члена партии, который подвержен употреблению спиртных напитков, который без них жить не может, — для такого члена партии иногда партия перестает быть сдерживающим центром, потому что эта страсть в нем перевешивает. Он просто-напросто не в состоянии думать о том, что делает. Мы имели целый ряд таких случаев. Я должен сказать здесь товарищам из ГКК. В день 9 января, когда на местах получили известие о смерти тов. Ленина, устроены были во многих городах попойки. Это же позор. А это, говорят, с горя напились. Разве такое совместимо в какой-нибудь степени со званием коммуниста? Не то что втихомолку пошел и напился, а буквально попойка. И целый ряд товарищей были исключены за это из партии. Один дошел до того, что в пьяном виде делал доклад об этом дне и закончил криком «ура», т. е. буквально не понимал, что делал, что говорил. Когда мы говорим с товарищами, которые под влиянием выпивки забывают, что они делают,— ясно, что нам не приходится иногда останавливаться перед жестокими мерами, если нельзя такого поместить в санаторий, где бы его вылечили.
Некоторые товарищи становятся на такую точку зрения, что дело в том, что пить. Наиболее курьезный подход, когда товарищи пытаются создать такой кодекс, который различал бы кто и что пьет. Вот что пишет однаконтрольная комиссия:
«а) Выпивка самогонов и напитков, не входящих в совторговлю, совершенно недопустима для членов партии, и виновные без всяких апелляций исключаются из партии;
б) выпивка до опьянения продуктами госспирта недопустима. Партколлегия относит ее к категории излишеств и предлагает меры к исключению из партии;
в) при слабом опьянении рабочего и крестьянина принимать во внимание уровень развития товарища и в этом случае необходимые меры увещательного характера до двух-трех раз;
г) опьянение не рабочего, а занимающего ответственные посты, считать недопустимым явлением и грозить на первый раз снятием с должности, направлением к станку, а при повторении исключать из партии».
Записка начинается с того, что если напиток — не государственного изготовления, то выпивка совершенно недопустима. Затем дальше: «…выпивка до опьянения продуктов госспирта недопустима». Там всякая выпивка совершенно недопустима, а тут недопустимо только напиваться до опьянения, потому что все-таки продукт государственного изготовления.
Я думаю, товарищи, делать такое разграничение — чем напивается коммунист: спиртом или самогоном — коммунисту ни в коем случае нельзя. Некоторые предлагают пить умело: «Если товарищ не может пить умело…» и т. д. Я думаю, товарищи, что опять-таки мы в своих тезисах правильно подходим, что в общем мы ставим себе задачей как среди комсомольства, так и среди партийцев добиться абсолютной трезвости. Эту задачу мы должны выполнить. Но мы были бы младенцами, если бы думали, что, коль дадим такую инструкцию, что пить нельзя, сразу все перестанут пить на завтрашний день, а тех, которые не перестанут, мы исключим из партии. Тогда уж, конечно, больше никто у нас пить не будет. Это совершенно неверно в той обстановке, в которой мы живем. Рецидивов будет много. Нам надо остановиться на тех общих местах, которые мы предлагали в тезисах, и не регламентировать более подробно относительно того, сколько можно и как можно пить. В том случае, если товарищ действительно становится невменяем, если он дискредитирует партию, в особенности товарищ, соприкасающийся с рабочей массой, с крестьянской массой, его приходится иногда исключать из партии: останавливаться перед исключением в отдельных случаях нельзя. Но в общем здесь надо подойти к пьянству как к тяжелой социальной болезни, которую надо внимательно лечить.
Относительно религии я останавливаться более подробно, чем это сделано в тезисах, не буду. Тут и с мест никто ничего нового не сказал. Я хочу остановиться на одном вопросе, которого в тезисах нет — на вопросе о самоубийствах. Товарищи, я не писал о самоубийствах в тезисах, и мы здесь не даем никакой специальной директивы, но этот вопрос находится в поле внимания ЦКК. Мы этот вопрос у себя поставили, поручили отдельным товарищам его проработать, подобрать материал. И теперь можно сказать: совершенно неверно, когда некоторые товарищи изображают дело так, будто бы у нас массовые самоубийства. Этого у нас нет. Количество самоубийств в СССР вообще ниже, чем в любой буржуазной стране, но если сосчитать количество самоубийств, которое было в 1921-м году, в период, когда мы вводили новую экономическую политику, то тогда количество самоубийств партийных товарищей на идейной почве, на почве того, что они неумели войти в эту новую, чрезвычайно тяжелую полосу, а жили настроением эпохи наступления, эпохи военного коммунизма,— тогда самоубийств было гораздо больше. Если взять число самоубийств, которое было в эпоху военного коммунизма, в эпоху гражданской войны, когда масса народа умирала в чрезвычайно тяжелой обстановке,— покончивших самоубийством также было больше. Но смертей было так много, что мы не замечали смертей многих товарищей. Теперь, когда мы живем в более мирной полосе, эти смерти выпячиваются. Основная ошибка, конечно, этих товарищей — в их отрыве от партии. Был случай, когда такой оторвавшийся товарищ на время подвергся влиянию непартийных элементов, которые его вовлекали, спаивали. Для человека, годами жившего с партией, такой отрыв оказался трагическим. Кончают самоубийством люди усталые, ослабленные. Но нет общей причины для всех. Каждый отдельный случай приходится разбирать индивидуально. Нам приходится вопрос не в этой плоскости ставить, а в плоскости отношения к самому факту самоубийства в нашей коммунистической среде. Мы не можем ни в какой степени оправдывать факт самоубийства товарищей, ни в коей мере, а тем более считать, что для них это был единственный выход. Я беру тот случай, о котором сегодня утром говорил. Товарищ не исчерпал всех возможностей для своей реабилитации, он не обратился в ЦКК, не сделал попытки хотя бы дать справку о том, в чем же заключается ошибка, заставляющая его уходить из жизни. Он просто-напросто решил, что, раз меня так обидели, я такую обиду перенести не могу, я, занимающий такое-то и такое-то место, ведущий такую-то и такую-то работу, не могу вынести такую обиду, что меня как чуждый элемент ошибочно исключили из партии. Вот, товарищи, мы должны дать самое суровое осуждение фактам самоубийства— и тогда самоубийств будет меньше в нашей среде.
Конечно, тут есть и другая, еще более обязательная сторона: внимательное отношение к живым товарищам, попавшим в трудное положение. Но бывает и так, что к нам приходят и говорят: если вы такого-то товарища исключите из партии, он покончит самоубийством. Недавно был случай, когда один товарищ фактически перешел в другую партию, оставаясь членом РКП. Он вошел в сношение с другой организацией, участвовал в собраниях этой организации, составлял воззвания, направленные против Коминтерна и против компартии,— этот товарищ сам поставил себя таким образом вне рядов партии, и мы вынуждены были поставить вопрос об его исключении. И вот нам говорят: если вы его исключите, этот товарищ покончит самоубийством. Ну что ж, пусть он покончит самоубийством, это будет лучший исход для него, потому что он сам себя политически убил. Так вопрос ставить нельзя. Будут еще случаи, когда товарищ слаб, когда он стоит на грани распада своей личности, когда он оторвался от своего коллектива и чувствует, что с этим коллективом связи уже не может восстановить. Вот в какой плоскости этот вопрос нужно поставить, а не оправдывать таких слабых товарищей, тем более — хвалить за такие неверные шаги, вредные для дела коммунизма.
Товарищи, мы умышленно не вносили в эти тезисы конкретных предложений для КК, как нужно решать вопрос в том или ином отдельном случае. Мы дали общие директивы, общие основы нашей коммунистической партэтики. Я думаю, что, если бы товарищи внимательно вчитались и каждый коммунист усвоил бы сознательно то, что написано в приведенных словах Вл. Ильича, нам не нужно было бы писать никаких тезисов. Другими словами, если бы каждый коммунист был настолько сознателен и понимал бы, что для него интересы партии, интересы класса стоят выше всего, нам не нужно было бы вырабатывать никакой коммунистической этики, потому что в этом — вся наша коммунистическая этика. Нужно сказать всем, каждый должен убедиться, что мы в каждом поступке руководимся интересами класса, интересами партии. Но именно потому, что это еще неглубоко вошло, что эта мысль не усвоена, нам приходится вырабатывать некоторые общие основы коммунистической этики. Мы делаем эту попытку, и я думаю, что если те предложения, которые вносим, проработаем на местах, привлечем к их обсуждению массу членов партии, если мы на следующий пленум придем, проработавшиих во всех своих организациях, с известными поправками, с другими, более точными и более ясными формулировками,— мы действительно дадим возможность нашим КК и всем членам партии более правильно разобратьсяв том, что можно коммунисту и чего нельзя.
Е. М. Ярославский
Вопросы быта
Что такое в конце концов мещанин? Это человек, который к каждому вопросу подходит с точки зрения своего «я». Взгляните, например, на мещанина и общественной деятельности. В ходе нашей революции наш российский интеллигент — это типичный мещанин. Он долго сочувствовал революции, но когда она наконец наступила, он ее оценил прежде всего с точки зрения своих удобств. Он привык каждое утро читать свежую газету, есть горячие булочки с кофе. Первая вещь, с которой ему пришлось столкнуться в ходе революции,— это забастовка наборщиков. Потом забастовали пекари: нет свежих булочек, нет привычной газеты.
«Революция вещь хорошая, но почему я должен от революции страдать — это неприятно. Что-то не ладно в революции, ее не так ведут». Затем забастовали дворники. Надо ему самому дрова принести. Он начинает уже враждебно относиться к революции. «Революция вещь хорошая, если она даст мне возможность лучше жить. Меня раньше могли в тюрьму посадить. Теперь этого нет. Но ведь при царском режиме я получал горячие булочки, дворник носил дрова, а при пролетарской революции я должен от этих удобств отказаться. Надо идти против «товарищей», они погубят мою свободу, мое благополучие». Это — трагедия всей нашей интеллигенции. Свое отношение к пролетарской революции она определяла с точки зрения горячих булочек и прочих удобств.
Я привел этот пример, чтобы характеризовать отношения мещанина к общественным делам. Он к общественным делам подходит с точки зрения личных интересов, оценивает их лишь под углом зрения личных благ, личных удобств. Увеличивает революция сумму благ, которыми он пользуется,— тогда он приемлет ее, в противном случае будет бороться против нее, потому что она грозит выбить его из обычной колеи, разрушает его нормальную обычную жизнь, его семейный быт и т. д.
Какую же психологию мы должны противопоставить этой мещанской психологии? Психологию будущего общества. Мы часто говорим о будущем обществе, но мы ясно не представляем его себе. Мы знаем, как оно подготовляется. Но какую перемену оно должно создать в отношениях людей друг к другу? Мы над этим мало думали. Мы видим, как постепенно, в ходе развития сама жизнь подготовляет будущего человека. Крупная фабрика и завод уничтожают дух индивидуального творчества, индивидуальной психологии. Когда на заводе выпускается паровоз, ни один рабочий не может указать, что сделано каждым отдельным рабочим в этом общем коллективном труде. Каждая частица прошла через сотни рук, прежде чем была сделана. «Мы творим, мы создаем», говорит и думает рабочий завода. Сама жизнь подсказывает рабочему, что только коллективными усилиями он может улучшить свое экономическое положение. Коллективная психология зарождается на крупном заводе и все более и более вытесняет психологию индивидуальную. Буржуазный строй пытается путем школы и воспитания вытравить эту коллективную психологию, которую жизнь создает у рабочего. Но, несомненно, у взрослого рабочего коллективный подход побеждает индивидуальный.
В будущем обществе даже интеллигентный труд будет коллективным. Возьмите сейчас уже такие учреждения, как институт Эдиссона, где каждый инженер и техник делают только отдельную часть, а изобретение в целом принадлежит всему институту, или Пастеровский институт в Париже, где исследовательская работа является коллективным творчеством. Таких примеров коллективного творчества можно указать очень много. Коллективное творчество гораздо продуктивнее индивидуального во всех видах человеческой деятельности, и в будущем обществе во всех видах человеческой деятельности будет исключительно коллективная общая работа. Значит, сама жизнь идет к этому, она создает формы общественного творчества, разрушая творчество индивидуальное. Все более и более человек начинает коллективно творить и коллективно мыслить. Это идеал.
Сейчас существует государство со сложным регулирующим аппаратом, который определяет отношения людей друг к другу, создает заградительные пределы моим личным желаниям в интересах господствующих классов общества. Мы представляем себе будущее общество как отмирание государства. Когда это станет возможным? Когда моя личная воля не будет противостоять общей воле, когда мои личные интересы примирятся с интересами коллектива. В мещанском обществе, основанном на меновых отношениях, на всеобщей конкуренции всех против всех, государство неизбежно. Оно должно налагать свою лапу на мои личные желания, потому что мои желания безграничны, потому что я вечно противопоставляю себя коллективу.
Но уже сейчас начинает создаваться примирение между моими интересами и интересами коллектива. Сама жизнь это примирение подготовляет. Возьмите партию. Мы добровольно вошли в партию; входя в нее, мы добровольно ограничиваем свою волю, свои интересы интересами и волей всей партии в целом. Интересы партии для нас становятся важнее наших личных интересов. Мы не чувствуем гнета партийной дисциплины, так же как не чувствует рабочий гнета коллективной трудовой дисциплины, без которой немыслимо творчество. Достигаем мы этого нашим сознанием, что партия выражает интересы всего класса, а следовательно, и мои интересы как члена класса. Мне хорошо, когда хорошо всему классу в целом.
Значит, сама жизнь создает новые формы подчинения, добровольного подчинения моей личной сознательной воли воле коллектива. В общественной работе я свою волю приучаюсь дисциплинировать, подчинять воле класса, сознательным авангардом которого является наша партия.
Будущее общество мы себе представляем как общество, в котором каждый будет чувствовать, что его интересы совпадают с интересами всего коллектива. Каждому будет больно, он будет чувствовать тягость, если его личные интересы в чем-нибудь будут противоречить интересам коллектива. Это будет ненормально. Наоборот, каждый будет сознавать, что только тогда будет радостно и хорошо житься, когда все вокруг него не будут ни в чем нуждаться. Каждому лучше будет жить, когда будет создано достаточно всевозможных предметов, когда каждый получит все по своим потребностям. Участвовать в общем труде, созидающем общее благополучие, будет доставлять величайшее удовольствие.
Это мы видим уже сейчас. Раньше труд был подневольный, сейчас возникает уже представление о труде как о коллективной работе, доставляющей наслаждение. Возьмем рабочих, преподносящих к октябрьской годовщине целый поезд. Это доставляет всем участникам радость, это наслаждение для них. Субботники, которые были организованы нашей партией в тяжелые годы, это радостный, свободный труд. Здесь тесно переплеталось улучшение моего положения с улучшением положения всего общества. Будущее общество мы себе рисуем так: труд настолько производителен, что может создавать блага, достаточные для удовлетворения всех наших потребностей. Мы в веселом, радостном труде создаем всю массу благ для общественного коллективного наслаждения. Здесь нет поводов противопоставлять свое личное «я» всему коллективу. Это конечный идеал.
Что тут регулирует наши отношения? Ведь принудительной власти нет больше. Вырабатываемые самой жизнью, всем общим творчеством, задерживающие центры в каждом из нас. Я не могу наслаждаться, если вижу, что рядом со мной кто-то не может наслаждаться. Я могу наслаждаться только общей радостью, общим удовольствием, неограниченным наслаждением, которые вокруг меня царят. Я чутко отзываюсь на каждое нарушение этой радости, где бы оно ни произошло. Чем больше народы между собою связываются, тем больше несчастье, где-то далеко происшедшее, отзывается на мне, и я реагирую на него. Я могу чувствовать полное удовлетворение только тогда, когда весь мир тоже это удовлетворение чувствует. Здесь моей сознательной волей создалось действительно полное добровольное подчинение моих интересов интересам коллектива. Мои интересы и интересы всего человечества сливаются. Мне будет больно нарушить эти интересы, и в будущем обществе на человека, нарушающего эти общие интересы, будут смотреть как на больного, которого нужно лечить.
Это конечный идеал.
Но тут обычно говорят: рано или поздно жизнь к этому приведет. Тогда наступит будущее коммунистическое общество, когда все люди будут совершенно освобождены от власти индивидуальных стремлений, индивидуальных интересов. Но сейчас нет еще экономических условий для создания этого будущего общества. Будем спокойно ждать, когда оно наступит. Когда создастся экономическая база будущего общества, сама собой произойдет идеологическая перестройка.
Так могут рассуждать и так всегда рассуждают меньшевики, которые и в политических вопросах держались той же линии: диктатура пролетариата наступит тогда, когда будет изобилие товаров, когда буржуазное общество не в состоянии будет справиться с кризисом, когда человечество будет иметь все в изобилии, но это все будет принадлежать небольшой кучке. Тогда создадутся предпосылки социалистической революции. Сейчас этих предпосылок нет, значит, большевики — авантюристы, обманщики и т. д.
Мы видим, что активная воля большевистской партии и российского пролетариата вмешалась в стихийный процесс и повела его по-своему. Мы при полной голодухе и разорении произвели социальную революцию, захватили власть в свои руки. Сделали это вопреки всем предсказаниям меньшевистской трактовки марксизма, вопреки всем нашим же прежним предположениям. Мы не дожидались пассивно, пока естественный процесс создаст окончательно все предпосылки для переворота. Роль революционного авангарда состоит в том, чтобы сознательно предвидеть будущее и акушерским вмешательством ускорить его наступление. Меньшевизм всегда представлял себе весь ход развития чисто автоматически, вне воли человека. Роль человека пассивная, только наблюдательная; он не играет активной роли в процессе, плетется в хвосте жизни, он только констатирует факт все большего и большего разложения капитализма, все большего и большего врастания в социализм.
Мы говорим: нет, раз наше сознание уже созрело, мы должны активно вмешаться в процесс, не дожидаясь, пока экономическая почва окончательно подготовит нам возможность перехода к высшей стадии развития.
И в процессе нашего перевоспитания, нашего приближения к идеалу будущего человека нам нужно точно так же поступить по-большевистски, а не по-меньшевистски: не ждать, пока будущее общество созреет естественным ходом своего развития. Нам предстоит и здесь совершить свой «октябрь».
Если мы можем поставить правильный диагноз, если можем определить, что мешает нам быть настоящими коммунистами будущего, то мы должны найти лекарство против болезни. Недаром Маркс говорил, что человечество ставит себе только выполнимые задачи. Если задача нами ясно осознана, значит, есть основания к ее выполнению. Мы должны найти методы борьбы с этим в нас сидящим антиколлективистом-мещанином. Мы должны приступить к созданию новых форм быта, так же как мы создали новые, невиданные формы государственного строительства.
Значит, идеал у нас есть. Мы знаем, что освободиться от старого быта может только коллективный человек. Перед нами ребром стоит вопрос о подготовке этого будущего коллективно мыслящего и действующего человека, которого мы должны воспитать. Тут прежде всего нужен резкий перелом во всем деле воспитания наших детей. Если буржуазное общество через свои школы, свои детские дома сумело проводить искусственное воспитание мещанина, против которого шла уже сама жизнь, то мы должны первый удар нанести по этому месту, изменить прежде всего дело воспитания наших детей.
Можно ли коллективного человека воспитать в индивидуальной семье? На это нужно дать категорический ответ: нет, коллективно мыслящий ребенок может быть воспитан только в общественной среде. В этом отношении лучшие родители губят своих детей, если воспитывают их дома. Каждый сознательный отец и мать должны сказать: если я хочу, чтобы мой ребенок освободился от того мещанства, которое глубоко сидит в каждом из нас, нужно изолировать ребенка от нас самих. На ребенка в семье смотрят как на центр, вокруг которого сосредоточиваются все интересы, заботы и внимание всей семьи. Он видит нежность, которой его окружают, и это ёго губит. Он приучается думать: для меня существует эта обстановка, для меня отец работает; чтобы мне лучше жилось, он и мать готовы на все. Чем больше ухаживают за ребенком родители, тем больше его портят, в нем воспитывается эгоизм, гипертрофия своего «я», он невольно приучается с точки зрения своего «я» подходить ко всему остальному миру. Ребенок, хорошо одетый, выходя на улицу, видит разутых и раздетых ребятишек, с которыми ему приходится играть. Он приучается смотреть на них свысока. Возьмите наших детей, особенно детей наших ответственных работников. Он сын комиссара, он это чувствует, он лучше одет и обут, он приходит сытым, а другие голодными. Но ребенок должен воспитываться не в изолированном детском доме, который устраивается в наших советских домах, где изолированно собираются только эти комиссарские дети. Нет, он должен воспитываться в равных условиях среди массы детей.
Вы скажете: но у нас нет ни одного хорошего детского дома, там портят, там калечат детей, там занимается персонал, неподготовленный к коммунистическому воспитанию. Это верно. Но разве это безнадежное положение? Ведь каждая мать, при семейном воспитании, на своего ребенка тратит много времени. Отдав ребенка в детский дом, она считает себя уже совершенно свободной, не тратит уже ни минуты времени. Разве так трудно строить очередное дежурство матерей на помощь и для контроля за педагогическим персоналом? Сколько дефектов благодаря таким дежурствам было бы изжито. Говорят, мать любит своего ребенка и поэтому не хочет разлучаться с ним, доверить его чужим людям. Если она действительно любит его, то есть любит в нем не забавную игрушку, с которой так занятно провести время, любит не по-мещански «для себя», а любит в нем будущего здорового физически и умственно человека, то именно поэтому она должна отдать его для коллективного воспитания. Пусть она, если ей так трудно разлучиться со своим ребенком, посвятит себя делу воспитания всех тех детей, среди которых должен расти ее ребенок. Пусть свою сильно развитую материнскую любовь она распространит на всех детей. Этим она принесет бесконечно больше пользы своему ребенку, чем если она посвятит себя всю одному своему ребенку. Пусть побольше таких богатых материнской любовью женщин сгруппируется вокруг детского дома, и, без сомнения, мы скоро создадим идеальный детский дом. Если каждая мать будет ходить в детский дом на дежурство, тратить на это хотя бы один день в месяц, то многих недостатков можно будет избежать. Наверное, подтянулся бы служебный персонал, улучшилось бы питание, внимательнее был бы надзор.
Каждый считает, что родить ребенка очень нетрудная штука. Для этого никаких знаний и никаких дипломов не требуется. Но уметь родить — это не значит уметь воспитать. Мы требуем дипломов, экзаменов от преподавателей, а не требуем их от тех, кто берется воспитывать ребенка впервые, самые ответственные для будущего человека месяцы и годы его жизни. А ведь это вещь очень трудная. Нужно уметь понять сложную психологию ребенка. Без подготовки этого нельзя достигнуть. К этому нужно готовиться. Нужна большая подготовка, чтобы уметь разобраться в детской психологии, понять душу его и как следует в нем предупредить развитие предрасположений, передаваемых нами по наследству. Ведь все законы наследственности грозно стоят перед нами, пока мы их не понимаем. Как только мы начинаем их познавать, мы на пути к изживанию их. Ребенок родится здоровым физически и морально. Только воспитанием мы прививаем ему наши наследственные болезни, наши наследственные черты характера. В момент рождения мать награждает его часто триппером, которым наградил ее отец, и т. д. Нервозность, туберкулез, сварливость — все это передается вместе с молоком матери.
Чем скорее от матери будет отобран ребенок и сдан в общественное воспитание, тем больше гарантий, что ребенок будет здоров. Правда, нам нужно много и серьезно поработать над делом изучения ребенка, над каждым нужно научно работать, выявить все те предрасположения, которые переданы ему родителями. Соответствующей обстановкой, особым подходом мы должны научиться вовремя предупредить развитие той или другой болезни, той или другой черты характера Только таким образом мы изживем проклятие прошлого, фатальную передачу ребенку всех наследственных качеств, воспринятых нами от наших предков. Этого никогда не достигнуть в самых идеальных условиях семейного воспитания. Этого легко достигнуть в условиях коллективного воспитания. «Мой ребенок,— говорил мещанин,— как хочу, так я его и порчу». Ты родил ребенка, но он не твоя собственность, он родился как член общества, и все общество заинтересовано в том, чтобы он рос здоровым, нормальным ребенком, чтобы он меньше всего унаследовал твои мещанские качества, твои социальные болезни. Поэтому не ты, а общество должно воспитывать его, этого будущего строителя будущего общества. Ты умеешь только ласкать ребенка и портить его.
Воспитать ребенка можно только нормальным здоровым коллективным воспитанием. Тут ребенок с пеленок должен понять, что наслаждаться он может только тогда, когда все дети вокруг него чувствуют это наслаждение. Все игры должны в нем развить коллективное мышление, коллективный труд; чем скорее это сделать, тем лучше. Не забывайте, что ребенок в первые годы своей жизни проходит всю историю человечества и он может задержаться на той или иной эпохе этой истории. Только правильным воспитанием можно ускорить этот процесс, заставить его пройти отдельные этапы истории человечества более быстрым темпом, чтобы они оставляли на нем как можно меньше следов. До сих пор мы искусственно задерживали его на эпохе мещанства, на эпохе, которая давно уже пройдена человечеством, развивали в нем индивидуалистические инстинкты, искусственно создавали в нем эгоцентризм, гипертрофию своего «я».
Только коллективным творчеством мы можем в нем воспитать подчинение своего «я» общей воле. Нужно над этим начать коллективную работу, за нее должен взяться коллектив матерей, наиболее заинтересованных в этом, вместе с переподготовленным педагогическим персоналом. Серьезно готовиться к этой работе должна каждая мать, которая хочет принять участие в воспитании своего ребенка.
Я не буду говорить о всех проблемах воспитания. Тут перед нами широкие возможности даже при нашем нищенском состоянии. Мы можем от многого спасти наших детей, и прежде всего от всего того мещанства, которое в нас сидит и которое мы сами изжить в себе не можем.
Перейдем теперь к молодежи. Молодежь меньше нас заражена этим мещанством, она выросла в лучших условиях, чем мы, взрослые. Она рано вырвалась из душной атмосферы семьи на простор общественной работы. Она первая ринулась в бой со старым бытом. Больше всего поработала над клубами, физкультурой, над всем тем, что способствует изживанию старого мещанства, изживанию глубокого индивидуализма. Она со всем жаром и энергией молодости пытается создать новые формы взаимоотношений людей друг к другу. Но справиться с этой задачей одна она не может. Вместе с нашей кровью мы передали молодежи по наследству все наши мещанские черты, всего таящегося в нас мещанина. И вот поэтому мы все обязаны прийти к ней на помощь. Партия должна уделить максимум сил и средств на помощь молодежи, на ее перевоспитание. Партия должна помочь молодежи, должна ребром поставить вопрос о новом человеке перед юношеством. Нужно прощупать переданного ей нами мещанина и гнать его коллективными усилиями. Нужно поставить ясно перед молодежью прежде всего половую проблему, о которой я уже говорил. С этого придется начать. Здесь больше всего уязвимое место у нашей молодежи, и туда должны быть направлены особые усилия. В каком направлении? С точки зрения морали, этики? Ни в коем случае. Это не наш подход. Возрождать старую мораль мы не хотим. Создавать новый катехизис тоже не будем.
Представим себе опять будущего человека в области половых отношений. Мы отлично знаем, что во всем животном царстве половые отношения существуют не в той форме, как у нас. Во всем незараженном близостью к человеку животном мире природа сама регулирует половые отношения. Половое чувство не является господствующим чувством ни у одного животного в течение всего года. Оно появляется только в определенный период времени, к моменту весенней течки, весеннего оперения. В остальное время его нет вовсе и никакой роли оно в отношениях между животными не играет. Половое чувство служит инстинкту оплодотворения и только. Оно не связывается с процессом наслаждения. Самка выбирает наиболее сильного самца, который более всего подходит к целям размножения, который дает больше всего гарантий, что от него получится лучшее потомство. Самка выбирает этого лучшего самца и после акта зачатия успокаивается вполне. Это нормальные отношения. Человек в течение долгого исторического периода (это видно по целому ряду исторических памятников), подобно всем остальным животным, сходился только раз в год. Вы сейчас видите остатки тех весенних праздников, когда свободно сходилась молодежь вокруг храмов для удовлетворения половой потребности. Тогда свободная женщина выбирала себе отца своего ребенка. Это осталось как памятник от прежних времен. Только в сравнительно поздний период создались совершенно другие отношения. Когда они создались? Когда женщина обратилась в рабу, когда ее приводили из чужого племени и насильственно превращали в орудие наслаждения победителя. Когда началось товарное общество, когда началось накопление частной собственности, тогда и женщина превратилась в частную собственность и должна была быть готова во всякое время удовлетворять страсть своего господина.
В гаремах, в которых содержались захваченные грабителями или купленные женщины, выработалось искусство наслаждаться половой страстью, тут искусственно воспитывали самку, которая в любой момент могла служить самцу не для размножения, этот инстинкт отходит на задний план, а для удовлетворения его чувственности. Именно в связи с легкостью удовлетворения этой чувственности всегда послушной самкой и в самце развивалось ненасытное половое чувство. Только с этого времени начинается преобладающая роль полового чувства в человеке. Недаром как раз на этой ступени человечество стало главным образом заниматься скотоводством. Одновременно человек перевоспитывал диких животных в домашний скот, прививал им наиболее нужные ему инстинкты. Он научился особой пищей, особым уходом развивать в домашнем животном те или другие нужные ему качества. И он начал создавать нужные ему качества у своей рабыни-женщины. В душной обстановке гарема, вечно искусственно возбуждаемая пряной пищей, эротическими песнями, плясками, сказками, искусственным культивированием особых частей организма, свободная, гармонически развитая женщина превращалась в страстное животное, только думающее о том, чтобы удовлетворить похоть своего господина. Именно тут, в гареме, воспитались все те чисто женские, так резко непохожие на мужские, качества современной женщины. Здесь и вырабатывались те особые приемы воспитания наших девочек, все те игры, которыми мы продолжаем в них будить преждевременную половую страстность.
Перед нами задача избавиться от этого проклятого наследия рабства. Мы должны вернуться к природе. Для нас половое чувство не должно играть преобладающей, властвующей над нами роли. В такой форме оно не свойственно ни одному животному, а искусственно создано только человеком-рабовладельцем, именно он заразил своих домашних животных этим чувством. Мы позорим животное, когда говорим о животных инстинктах, пробуждающихся у нас. У животных (кроме домашних) таких инстинктов нет. У нормального человека, человека будущего общества, половое чувство над ним господствовать не будет, он будет господствовать над своим половым чувством. Ему не может доставлять наслаждение то, что доставляет наслаждение современному изгаженному мещанством человеку, живущему в самых ненормальных условиях. Нормальный человек вернется к природе, где господствующим инстинктом является инстинкт размножения. Он освободит это красивое чувство от всех наслоений, созданных историческим развитием, которое превратило здоровый нормальный инстинкт в самоцель, в «высшее наслаждение» несчастьем других.
У нормально развивающегося юноши или девушки, живущих в нормальных условиях, половое чувство не может преобладать, играть доминирующей роли. У женщины, осознавшей свое освобождение от рабства, которая хочет быть равной мужчине, которая хочет быть человеком, в ней это чувство должно атрофироваться, как преобладающее, вечно тревожащее ее. То же самое и нормальный здоровый юноша, занятый не только умственной работой, но и развивающийся физически, принимающий участие в общественной жизни, он не может, как сейчас, находиться в плену у этого чувства. Вот наш конечный идеал. К нему мы должны теперь же стремиться. Его мы должны теперь же осуществлять.
Жизнь подсказывает и способы борьбы. В доброе мещанское время задерживающие центры у большинства людей создавались страхом перед государственным законодательством, велениями религии и общественной морали. Именно этот страх заставлял девушку беречь себя до замужества, до момента, когда ее продадут раз навсегда законному мужу. Мы разрушили все эти страхи, все это исчезло для нас. Но у нас вместе с тем исчезли и задерживающие центры, и мы ничего не создали взамен боязни общественного мнения, боязни греха, ответственности и т. д. Все это заставляло когда-то бороться с собой. Мужчина трусливо бегал в публичные дома, а девушка часто страдала, вечно думала о желанном, но боялась. Сейчас сдерживающих начал борьбы с самим собой нет, каждый думает: я вполне свободен. В этом отношении мы сейчас еще дальше отошли от того идеала будущего человека, к которому должны стремиться. Именно у молодежи, в особенности после окончания гражданской войны, мы наблюдаем сейчас известное ослабление воли. Это ведет к податливости всяким соблазнам, к неустойчивости и довольно частым случаям панического бегства от жизни, к самоубийству.
Ослабела воля. Это не случайность. Напряжение от обстановки гражданской войны, продовольственных отрядов, жизни в атмосфере постоянной опасности закаляло молодежь. Она должна была вечно быть начеку, не распускаться, следить за собой. Нигде так не развиваются задерживающие центры у человека, как в момент опасности. Личная воля ежеминутно в подчинении общей воли. Миновала опасность, миновало напряженное настроение. Нервы распускаются, воля ослабевает. Приходит желание отдохнуть, насладиться, развлечься. После годов лишения, отказа от личной жизни ярко вспыхивает желание личного счастья. Кино, театр, романы — все это твердит про любовь, про «безумное» упоение страстью, про радость полового сближения. Старая мораль, которая мешала наслаждаться,— ее ведь нет. Что мешает испить чашу до дна? Случайная встреча, случайная связь. За ней вторая, третья. Победа дается легко. Голова работает преимущественно в одном направлении. Искать и находить новые и новые формы наслаждения. Что мешает? Да стоит ли бороться против инстинкта? Хочется — почему не выполнить желания. Задерживающие центры ослабевают, притупляются и, наконец, атрофируются вовсе.
Вспоминаю встречи с теми, кто прославился в качестве провокаторов. У всех у них было одно общее качество — невоздержанность в половом отношении. Когда мне приходилось знакомиться с их личной жизнью, у меня появлялось подозрение против них. Помню провокатора Черномазова, который провалил «Правду», помню Малиновского, члена ЦК, члена 4-й Государственной думы, помню Романова, так называемого Пелагею, моего Каприйского ученика, который был членом Центрального областного комитета в Москве, помню Азефа. У всех у них основная черта — полная половая распущенность, вечные романы, вечные связи. Основной мотив, толкнувший их на путь провокации (они не сразу стали провокаторами), это то, что они распустили себя в области половых отношений, воля их ослабла, они разучились сопротивляться своим желаниям. С одной стороны, нужно было больше заработать, жизнь нелегального не могла дать им этой возможности, нужно было искать легкого заработка, а с другой стороны, ослабела сама воля, сдерживающие центры, которые могли бы оказать сопротивление натиску жандармов.
Возьмите и сейчас все наши уголовные процессы, в которых замешаны наши товарищи коммунисты, видные хозяйственники и т. д. Вы увидите, что каждый из них в прошлом имел целый ряд связей, которые в конце концов подточили его волю и заставили идти на то или иное преступление.
Вот это ослабление воли при отсутствии сдерживающих центров, которые существовали для мещанина, особенно опасно для нашей молодежи. Стремления остались мещанскими. Мещанин чувствовал удовольствие в том, чтобы взять женщину, и чем больше недосягаемой была она, тем больше сулила удовольствия. Я хочу — я возьму. Это мещанский подход, который остался и у нас. Но задерживающие центры отсутствуют. Действовавший у мещанина страх перестал действовать. Мне доставляет наслаждение завладеть, у меня явилось желание, я не думаю и не спрашиваю, что получится. Женщина, которая мне отдалась, должна идти по пути абортов. Я этим не интересуюсь, для меня она — орудие наслаждения, я подхожу к ней чисто по-мещански. Смогу ли я с ней жить в дальнейшем, не спрашиваю себя. У меня сейчас явилось чувство, желание, страсть, и я отдаюсь ему. Я овладел. Я отдалась. Это чисто мещанское чувство, но у меня нет сдерживающих центров, которые были у мещанина.
Можно ли с этим бороться? Можно и нужно. Как бороться? Я говорю о нашей молодежи. Прежде всего воспитать в себе уважение к человеку, не мужчины к женщине и не женщины к мужчине, а человека к человеку, воспитать чувство товарищества. Я товарища люблю, я его не обижу, я чувствую, если ему плохо живется. Я должен сделать все, чтобы ему не жилось плохо благодаря мне. Я должен создать в себе новые сдерживающие центры, которых не было у мещанина. Он боялся общественного мнения, законов. Я боюсь своей ответственности за судьбу товарища, за его будущее. Мне нужно в своей среде создать общественное мнение. Это легко для нашей молодежи, которая живет сейчас в действительно коммунистических условиях, которая на деле изживает мещанское неравенство полов. Женщина учится, работает, наслаждается вместе и наряду с мужчиной. Она с ним товарищ и в общественной жизни, и в физкультуре, и на школьной скамье, и в работе. Вот это-то и нельзя забывать ни на минуту. Женщина прежде всего товарищ.
Нужно вести борьбу с двух сторон: прежде всего женщина должна понять, что она действительно человек, что она не самка. А второе. Вспомните сами все те случайные связи, которые у каждого были, давали ли они действительное, длительное наслаждение. Не было ли самообмана, самовнушения? Сегодня — радость: я обладаю той, которая мне понравилась; я отдалась тому, в кого я влюбилась. А завтра — чувство неудовлетворенности, ведь это не наполнило всего моего существа. Осталось впечатление того, что немцы называют кацен-ямер (чувство похмелья). Я ищу новой связи и там еще большее разочарование, еще больше неудовлетворения. Эти вечные поиски чего-то нового, эта неудовлетворенность чувства — это неизбежный результат случайных связей. Никогда один физиологический акт сам по себе удовлетворить действительно сознательного, мыслящего человека не может.
Нужны настоящие человеческие отношения. Я не могу смотреть на женщину, с которой я рядом работаю, только как на самку, я ищу в ней человека и не могу не искать его в ней. Если я нашел в ней человека, между нами возникает прочная, крепкая связь, и половое чувство перестает играть решающую роль, преобладающую роль. Мы вместе создаем свою семью, настоящую коммунистическую семью будущего. Но если я этого не нашел, у меня остается пустое место. Мне тяжело с ней, она быстро приедается мне. Меня тянет к другой. Если я не нашел человека, с которым мог бы поделиться своей радостью, с которым мог бы говорить о своих надеждах, о своей работе, о своих исканиях, то одни сношения в постели нас удовлетворить не могут. Мы настолько уже созрели как люди общественные, что одно половое чувство нас удовлетворить ни в коем случае не может. Поиски этого всеобъемлющего чувства — безнадежны. Разочарование неизбежно.
Вот эту сторону вопроса перед молодежью нужно широко развить, надо добиться того, чтобы молодежь ясно осознала, что случайные связи неизбежно толкают на быстрый разрыв этих связей, на поиски новых и неизбежно приносят все новые и новые разочарования и что эти вечные искания опустошают душу, исчезает всякое наслаждение,— все это неизбежно ведет к полной потере воли. Я ищу все новых и новых побед. Это становится моим преобладающим чувством. Я отвлекаюсь от всякой другой работы. Человек становится рабом этого чувства. Оно над ним господствует. Он ему не в состоянии противиться. Общественный работник, стойкий, выдержанный коммунист, коммунистка или комсомолец исчез, погиб в этой вечной погоне за юбками, за френчем.
Тут мы вплотную подошли к вопросу, как бороться с этой опасностью. Мы поем в нашей песне: «Коммунары никогда не будут рабами». Мы не должны быть рабами наших страстей. Это первый урок, который должна усвоить себе наша молодежь. Как создавать новый быт, как приблизить наш быт к новой будущей жизни? Запомним первое и главное условие: никогда не быть рабом своих страстей, уметь противопоставить своим страстям, желаниям сдерживающие центры, подходить к каждому вопросу, не слепо повинуясь моментальному побуждению, а сознательно, спросив себя, а после что.
Значит ли это, что я говорю — никаких наслаждений. Отнюдь нет! Да, наслаждаться нужно, но действительно наслаждаться, а не обманывать себя мнимыми наслаждениями, не могущими удовлетворить нас. Наши наслаждения должны быть настоящими, здоровыми, человеческими. Мы должны помнить, что можем получить полное удовлетворение только тогда, когда мы сходимся с человеком, с которым у нас есть общая не только постель, но и жизнь, когда нас связывает не только физиологическое, но и психологическое чувство. Нам нужна полная жизнь. Только она удовлетворяет нас. Будущий брак рисуется мне вовсе не как мотание с одного цветочка на другой. Я рисую его себе вроде того брака, который наша молодежь должна иметь перед собой,— семейную жизнь Владимира Ильича. Он 30 почти лет прожил с Надеждой Константиновной, и более счастливый брак трудно найти. Это был настоящий союз двух товарищей, связанных общей работой, общими целями, союз, основанный на полном, безграничном уважении и настоящей любви друг к другу, прежде всего как к людям и товарищам.
Несомненно, пока мы окончательно не изживем половое чувство в теперешней его форме, нам нужен близкий человек, но мы должны ясно уяснить себе, что одно физиологическое чувство сознательного человека удовлетворить никоим образом не может.
Это не новая мораль, которую я желал бы навязать молодежи. Это только призыв к сознательному отношению и к самому себе и к близкому человеку, это призыв к борьбе, который каждый должен проделать над самим собою, над тем мещанином, который так властно сидит в каждом из нас.
Если вы хотите ребром поставить вопрос о создании нового быта, то для этого никакого нового катехизиса создавать не нужно, нужно только к любому вопросу быта подходить не с точки зрения личного интереса (сущность мещанства), стараться не быть слепым рабом своей страсти. Этим и только этим мы определяем всю линию нашего поведения в строении нового быта.
Пить можно? Можно, но не быть рабом той рюмки, которая превратит меня из сознательного человека, владеющего собой, в безвольное существо, доступное всякому воздействию и влиянию. Если я никогда не поддаюсь пьяной рюмке, если я чувствую наслаждение, когда выпью в хорошей товарищеской компании, когда я знаю, что не буду пить, когда пить нельзя, я могу пить. Во всем остальном то же самое. Наряжаться можно? Можно, но если я для того, чтобы получить наряд, который мне кажется нужным, буду совершать те или иные проступки, буду идти на те или иные компромиссы — нельзя. Если я чувствую себя несчастным, если не надену брюки клеш или какую-нибудь нарядную финтифлюшку,— то нельзя. Если я для того, чтобы нарядить свою жену, вместо того, чтобы удовлетвориться партмаксимумом, буду искать посторонней работы, буду залезать в казенный карман,— это нельзя.
Можно обрастать хозяйством крестьянину, члену партии? Можно и нужно, но если партия потребует завтра: брось свое хозяйство и подчинись переброске, он должен бросить, а если будет сидеть и держаться за хвост своих коров, его нужно гнать из партии.
Мы не аскеты, мы хотим веселой, радостной жизни, мы к ней стремимся, но мы не должны быть рабами наших страстей и из-за наслаждений ослаблять свою волю, ослаблять свою готовность к борьбе, не должны кривить своей коммунистической совестью, нарушать дисциплину и т. д. Это определяет нашу партийную этику: все можно делать, но не быть рабом своих страстей, своих желаний, видеть в другом человеке такого же человека, как и ты, уважать в нем человека.
Конечно, современное отношение полов заставляет нас стремиться нравиться. Важно помнить, красота — понятие относительное, и понятие о красоте создавалось и менялось в ходе истории, как сами половые отношения. Каждая историческая эпоха и каждый класс в каждой эпохе создавали свои понятия о красоте. Буржуазное общество, которое отказалось уже даже от размножения в период вырождения, создало идеал красоты — томное, изнеженное в декадентском духе, ни к чему не способное и ненужное существо, куклу. Идеал крестьянской красавицы — это толстоспинная кобыла, которая выдюжит любую лямку в хозяйском тягле.
Наш идеал — это женщина и мужчина, гармонически развитые, одинаково развитые и умственно и физически, чтобы женщина могла работать вместе с мужчиной, чтобы это не была кукла, чтобы мы видели в нем или в ней человека, а не красивый расшитый мундир, не обтянутые рейтузы, не локоны, которые покупаются в парикмахерской, не искусственно подкрашенную, обвешанную тряпками и безделушками, пустую куклу. Неумный, неразвитый человек не может быть для нас красив, как бы он ни украшал себя. Вот этот идеал мы должны в себе культивировать, а не слепо следовать за тем, что искусственно разлагающееся буржуазное общество нам подсовывает. Когда я вижу стройную фигуру физкультурника — это идеал, я вижу будущего здорового, гармонически развитого человека. У него нет никаких прикрас, кроме внутренних качеств, которые я должен понять и узнать. Я должен проработать с ним долгое время, чтобы понять и изучить его. По внешнему виду я могу только куклу понять и влюбиться в нее. Молодежь должна ясно понять это стремление к идеалу красоты, ясно представить себе, что сознательный человек не может полюбить по первому впечатлению, «стрела любовная вдруг пальнула в меня — и крышка, погиб парень». И тогда можно быть уверенным, что молодежь не будет переживать тех разочарований, которые переживает теперь. Она будет по настоящему счастлива, и новый быт сам собой создастся.
Так и только так создаются те будущие нормальные отношения, к которым мы должны стремиться. Дело не так сложно, как кажется на первый взгляд. Мне кажется, что правильная постановка вопроса уже дает ключ к правильному разрешению его.
Но прежде всего мы все, а не только члены партии и комсомола, но и широкая рабочая масса, должны отказаться от мысли пассивно ждать, пока сама жизнь нам преподнесет в готовеньком виде новый быт, нового человека, новые отношения человека к человеку. Мы вот сейчас коллективно должны уже этот новый быт строить, должны прежде всего заглянуть в самого себя и постараться хорошей большевистской метлой изгнать из себя «мещанина», т. е. прежде всего подход к каждому другому человеку, к каждому явлению с точки зрения интересов, желания моего «я». Научиться понимать сейчас волю, интересы коллектива, ими определить волю и интересы моего «я» — вот первый подход к созданию нового быта, который, конечно, даст нам гораздо больше радости и самоудовлетворения, чем старый мещанский, полусгнивший быт с его вечными поисками и вечным разочарованием, неудовлетворением, пошлостью. Надо готовиться к октябрьскому штурму старого, к строительству нового быта, время не ждет. Молодежь поведет нас, стариков, на этот штурм. В этом мы должны быть уверены.
М. Н. Лядов
Мораль и быт пролетариата в переходный период
Как должен поступать пролетарий по-коммунистически?
«Старое общество,— говорит Ленин,— было основано на таком принципе, что либо ты грабишь другого, либо другой грабит тебя, либо ты работаешь на другого, либо он на тебя, либо ты рабовладелец, либо ты раб. И понятно, что воспитанные в этом обществе люди, можно сказать, с молоком матери воспринимают психологию, привычку, понятие — либо рабовладелец, либо раб, либо мелкий собственник, мелкий служащий, мелкий чиновник, интеллигент, словом, человек, который заботится только о том, чтобы иметь свое, а до другого ему дела нет.
Если я хозяйничаю на этом участке земли, мне дела нет до другого; если другой будет голодать, тем лучше, я дороже продам свой хлеб. Если я имею свое местечко, как врач, как инженер, учитель, служащий, мне дела нет до другого. Может быть, потворствуя, угождая власть имущим, я сохраню свое местечко, да еще смогу и пробиться, выйти в буржуа. Такой психологии и такого настроения у коммуниста быть не может. Когда рабочие и крестьяне доказали, что мы умеем своей силой отстоять себя и создать новое общество, вот здесь и началось новое коммунистическое воспитание, воспитание в борьбе против эксплуататоров, воспитание в союзе с пролетариатом, против эгоистов и мелких собственников, против той психологии и тех привычек, которые говорят: я добиваюсь своей прибыли, а до остального мне нет никакого дела.
Вот в чем состоит ответ на вопрос, как должно учиться коммунизму молодое подрастающее поколение. Оно может учиться коммунизму, только связывая каждый шаг своего учения, воспитания и образования с непрерывной борьбой пролетариев и трудящихся против старого эксплуататорского общества. Когда нам говорят о нравственности, мы говорим: для коммуниста нравственность вся в этой сплоченной солидарной дисциплине и сознательной массовой борьбе против эксплуататоров. Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем. Нравственность служит для того, чтобы человеческому обществу подняться выше, избавиться от эксплуатации труда.
Чтобы это осуществить, нужно то поколение молодежи, которое начало превращаться в сознательных людей в обстановке дисциплинированной, отчаянной борьбы с буржуазией. В этой борьбе оно воспитает настоящих коммунистов, этой борьбе оно должно подчинить и связать с ней всякий шаг в своем учении, образовании и воспитании. Воспитание коммунистической молодежи должно состоять не в том, что ей подносят всякие усладительные речи и правила о нравственности. Не в этом состоит воспитание. Когда люди видели, как их отцы и матери жили под гнетом помещиков и капиталистов; когда они сами участвовали в тех муках, которые обрушивались на тех, кто начинал борьбу против эксплуататоров; когда они видели, каких жертв стоило продолжить эту борьбу, чтобы отстоять завоеванное, каким бешеным врагом являются помещики и капиталисты,— тогда эти люди воспитываются в этой обстановке коммунистами. В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма. Вот в чем состоит и основа коммунистического воспитания, образования и учения. Вот в чем состоит ответ на вопрос, как надо учиться коммунизму».
Таким образом, Владимир Ильич дает совершенно точное определение того, что мы считаем коммунистической нравственностью. Это есть нравственность, в общем и целом подчиненная интересам классовой борьбы пролетариата. Морально с этой точки зрения, нравственно все то, что помогает этой борьбе, все то, что служит ее интересам, и, наоборот, безнравственно, антиморально все то, что мешает этой борьбе. И с этой точки зрения мы, коммунисты, должны подходить не только к партийным, но и к беспартийным: соответствуют ли их поступки, их поведение, их отношение к другим людям и между собою этому требованию? Поступают ли они так, что их поведение помогает объединению всех трудящихся, или наоборот? Поэтому, когда у нас встречаются такие товарищи, даже среди коммунистов, которые говорят: «То, что я делаю сейчас, это относится к моей личной жизни, это не касается общества»,— мы считаем, что они часто не правы. В том-то и все дело, что мы, горсточка коммунистов (а я думаю, что 1 080 000 коммунистов среди 100—150-миллионного населения — это все еще горсточка) — мы у всех на виду. К нам применяется иная мерка, чем по отношению ко всем остальным. Мы считаем, что компартия есть передовой отряд пролетариата, его авангард; комсомол есть организация, идущая на смену компартии; это есть организация, которая тоже представляет из себя коммунистический авангард рабоче-крестьянской молодежи; она является школой коммунизма, и поэтому к ней приходится предъявлять иные требования, более суровые, более серьезные. Тут иногда бывает столкновение между личным и общественным, и, разумеется, нам нужно вырабатывать такие формы общения между собою, и в личной и общественной жизни, которые целиком можно было бы назвать коммунистическими с той точки зрения, что они помогают объединить вокруг передового авангарда пролетариата остальные массы трудящихся рабочих и крестьян и колеблющиеся прослойки интеллигенции. Поведение нашего авангарда должно показать, что здесь мы имеем дело с более высокой, более совершенной формой жизни, которая ведет вперед, которая обещает расширение, многообразие, красочность жизни, ведет к известному обогащению жизни.
Владимир Ильич видел, что то поколение, к которому мы принадлежим, все еще несет на себе какой-то отпечаток старого общества. Он сознавал, что иногда мы сами не замечаем, как много в нас еще пережитков чуждой пролетариату психологии и идеологии. Владимир Ильич возлагает надежды на молодежь, на комсомол, на подрастающее поколение, которое способно будет довести дело коммунизма до конца, и указывает ему путь: «В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма». Если бы вся наша борьба не была освещена именно этой задачей — борьбой за коммунизм, тогда, конечно, все то, о чем я говорил раньше,— ложь, предательство и т. д., могло бы быть направлено совершенно в другую сторону, потому что не было бы той силы, которая осмысливает сейчас тот или иной поступок коммуниста.
Таким образом, вы видите, как подходит к этому вопросу тот человек, которого мы считаем своим учителем и учителем не только в области политики, ибо теперь для всех ясно, что в лице Ленина мы имели величайшее воплощение всего того, что составляет сущность пролетарского движения, всего того, что составляет, если можно выразиться несколько идеалистически, душу коммунизма — его основное содержание. Это был не только политик, не только теоретик и практик — это был человек, который умел осветить каждый шаг нашей борьбы, как бы она ни была тяжела, как бы она ни была мучительна. Он умел осветить его не какой-нибудь отвлеченной истиной, а вот именно этой совершенно определенной, реальной, конкретной задачей — борьбой за коммунизм, осмыслить его с точки зрения коммунизма.
Некоторые товарищи к самым понятиям «этика» и «мораль», как к определенным нормам поведения для пролетариата, относятся отрицательно. Они считают, что это совершенно не нужно. Самую терминологию они считают неправильной и полагают просто-напросто ограничиться тем, что пролетариату нужно выработать некоторые нормы поведения, вроде правил, какие составляет себе столяр, когда делает табуретку. Я думаю, что тут, в значительной степени, недоразумение. Мы вовсе не думаем устанавливать для этого переходного периода кодекса законов о морали.
Я приведу маленький пример. Мы, коммунисты, против пьянства, мы боремся с пьянством; мы хорошо знаем, что в нашей среде, среди коммунистов, есть люди, любящие выпить и умеющие выпить (смех); и некоторые товарищи, которые обладают этой слабостью, говорят: напишите, что можно выпить один стакан или два, а больше этого нельзя, определите норму (смех). Я привел грубый пример, но у нас есть другие примеры. При обсуждении вопроса о браке на сессии ВЦИК некоторые товарищи предлагали установить размеры семьи. Больше такого-то количества жен и мужей иметь нельзя, закон воспрещает, а иначе приходится привлекать к ответственности и предавать суду. Нам предлагают написать такие кодексы морали: что для переходного периода до наступления социализма или до уничтожения классов: форма семьи — такая-то, в отношении пьянства — такие- то нормы и т. д. и т. д. Конечно, мы относимся к этому отрицательно, мы не пишем кодексов морали, но мы стремимся выработать такие нормы, которые изменяются самой жизнью, которые помогли бы в борьбе пролетариату.
Об аскетизме, воздержании и половой распущенности
Мы не собираемся проповедовать монашеский аскетизм, но вместе с тем в нас возбуждает величайшую тревогу известная половая распущенность, которая есть даже среди части коммунистов, и в особенности среди молодежи. Когда мы говорим о молодежи, мы вовсе не подходим к ней так, что мы, мол, вам советуем жить монашеской жизнью. По этому поводу нам иногда говорили:
«Конечно, вы подходите иначе к этому вопросу: когда достигнете 40—50 лет, тогда вы начинаете проповедовать половое воздержание; а вот попробуйте в наши годы». Я на это неоднократно отвечал товарищам: мы пробовали, мы сидели по нескольку лет в тюрьмах, лет по 8—9 и больше. Нам волей-неволей приходилось воздерживаться. Только незнание, непонимание самых основных истин гигиены приводит молодежь к представлению о том, будто воздержание вредно. На этом я хочу остановиться несколько подробнее.
Владимир Ильич как-то в разговоре с Кларой Цеткин указывал на теорию так наз. «стакана воды».
«Изменившееся отношение молодежи к вопросам половой жизни, конечно, «принципиально» и опирается будто бы на теорию. Многие называют свою позицию «революционной» и «коммунистической». Они искренно думают, что это так. Мне, старику, это не импонирует. Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая «новая половая жизнь» молодежи — а часто и взрослых — довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости. Все это не имеет ничего общего со свободой любви, как мы, коммунисты, ее понимаем. Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что будто бы в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой теории «стакана воды» наша молодежь взбесилась, прямо взбесилась. Эта теория стала злым роком многих юношей и девушек. Приверженцы ее утверждают, что теория эта марксистская. Спасибо за такой «марксизм», который все явления и изменения в идеологической надстройке общества выводит непосредственно, прямолинейно и без остатка исключительно только из экономического базиса. Дело обстоит совсем не так уж просто. Некий Фридрих Энгельс уже давно установил эту истину, касающуюся исторического материализма.
Я считаю знаменитую теорию «стакана воды» совершенно не марксистской и сверх того противообщественной. В половой жизни проявляется не только данное природой, но и привнесенное культурой, будь оно возвышенно или низко. Энгельс в «Происхождении семьи» указал на то, как важно, чтобы половая любовь развилась и утончилась. Отношения между полами не являются просто выражением игры между общественной экономикой и физической потребностью. Было бы не марксизмом, а рационализмом стремиться свести непосредственно к экономическому базису общества изменение этих отношений самих по себе, выделенных из общей связи их со всей идеологией. Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ? Но важнее всего общественная сторона. Питье воды— дело действительно индивидуальное. Но в любви участвуют двое, и возникает третья, новая жизнь. Здесь кроется общественный интерес, возникает долг по отношению к коллективу.
Как коммунист я не питаю ни малейшей симпатии к теории «стакана воды», хотя бы на ней и красовалась этикетка «освобожденная любовь». Вдобавок она и не нова и не коммунистична. Вы, вероятно, помните, что эта теория проповедовалась в изящной литературе примерно в середине прошлого века как «эмансипация сердца». В буржуазной практике она обратилась в эмансипацию тела. Проповедь в то время была талантливее, чем сейчас; как обстоит дело с практикой — не могу судить.
Не то чтобы я своей критикой хотел проповедовать аскетизм. Мне это и в голову не приходит. Коммунизм должен нести с собой не аскетизм, а жизнерадостность и бодрость, вызванную также и полнотой любовной жизни. Однако, по моему мнению, часто наблюдаемый сейчас избыток половой жизни не приносит с собой жизнерадостности и бодрости, а, наоборот, уменьшает их. Во времена революции это скверно, совсем скверно. Молодежи особенно нужны жизнерадостность и бодрость. Здоровый спорт — гимнастика, плавание, экскурсии, физические упражнения всякого рода,— разносторонность духовных интересов, учение, разбор, исследование, и все это по возможности совместно! Все это дает молодежи больше, чем вечные доклады и дискуссии по вопросам пола и так называемого «использования жизни». В здоровом теле здоровый дух! Не монах, не Дон-Жуан, но и не германский филистер, как нечто среднее. Вы ведь знаете молодого товарища XYZ. Прекрасный, высокоодаренный юноша! Боюсь, что, несмотря на все, из него ничего путного не выйдет. Он мечется и бросается из одной любовной истории в другую. Это не годится ни для политической борьбы, ни для революции. Я не поручусь также за надежность и стойкость в борьбе тех женщин, у которых личный роман переплетается с политикой, и за мужчин, которые бегают за всякой юбкой и дают себя опутать каждой молодой бабенке. Нет, это не вяжется с революцией.
Ленин вскочил, ударив рукой по столу, и сделал несколько шагов по комнате.
— Революция требует от масс, от личности сосредоточения, напряжения сил. Она не терпит оргиастических состояний, вроде тех, которые обычны для декадентских героев и героинь Д’Аннунцио. Несдержанность в половой жизни — буржуазна: она признак разложения. Пролетариат — восходящий класс. Он не нуждается в опьянении, которое оглушало бы его или возбуждало. Ему не нужно ни опьянения половой несдержанностью, ни опьянения алкоголем. Он не смеет и не хочет забыть о гнусности, грязи и варварстве капитализма. Он черпает сильнейшие побуждения к борьбе в положении своего класса, в коммунистическом идеале. Ему нужны ясность, ясность и еще раз — ясность. Поэтому, повторяю, не должно быть никакой слабости, никакого расточения и уничтожения сил. Самообладание, самодисциплина — не рабство; они необходимы и в любви».
Вот только с этой точки зрения мы и подходим к этому вопросу. Очень часто молодежь забывает про то, что здесь это вовсе не индивидуальный акт, что мы не можем подходить к вопросу об отношении к женщине как личному делу. Это есть явление социальное, потому как зарождается третье существо, которое при отсутствии нормальных условий для его воспитания ляжет всей тяжестью на ребенка, на мать, станет увеличивать социальное зло. Пройти мимо этого нельзя. При легкомысленном отношении к этому вопросу — что мы имеем? Имеем тягчайшее положение женщины, на которую прежде всего ложится материнское бремя. Говорят, например: ты можешь не иметь ребенка, ты можешь сделать аборт. Когда девушка 16 —17 лет, первородящая, делает аборт, она наверняка себя калечит, а так как после этого аборта нужно делать новый аборт, а там и следующий, то к 23 — 24 годам она, уже искалечив себя 3—4 раза где-нибудь в родильном доме, становится неврастеничкой и больным человеком. Она делается, видите ли, «неинтересной», и потому ее нужно переменить. Это — социально вредно, это — социально опасно.
Мы говорим о том, что эти стремления возникают в такой опасный молодой период, когда идет усиленный рост половых желез, когда идет обогащение нервных тканей, когда идет рост и увеличение всего человеческого тела. Молодежи нет дела до законов природы, до того, на что предназначены элементы внутренней половой секреции, что это элементы, крайне важные для всей нашей нервной системы; и так как удовлетворение половых потребностей является в раннем возрасте наиболее приятной и легкой тратой нервной энергии, так как это есть линия наименьшего сопротивления, то по этому пути и идет растрата чрезвычайно ценной нервной энергии; а для мозговой работы, для огромной борьбы, которая предстоит молодому поколению, которое должно, по нашему мнению, достроить коммунизм,— что остается? Иногда в 25 лет можно встретить истасканную молодежь, которая нуждается в домах отдыха, в санаториях и т. д., потому что она прошла такую жизнь, которая привела ее к истощению сил.
Повторяю, к этому вопросу мы подходим исключительно с точки зрения социальных последствий, социальной гигиены, вовсе не с точки зрения морали по отношению к мужчине и женщине: мол, вы слишком увлекаетесь, это нехорошо, неприлично и некрасиво. Ничего подобного. Именно в интересах охраны здоровья молодежи, в интересах того, чтобы вырастить более здоровое поколение во всех отношениях, мы говорим о половой, социальной гигиене. В интересах матери, в интересах ребенка, в интересах пролетарского класса, потому что в других классах это дело решается гораздо проще. Мы должны сопоставить эти вопросы вместе.
Мы могли бы указать ряд теорий, идущих из чуждых пролетариату классов. Ленин указывает на теорию «стакана воды».
Недавно в одном из южных городов кружок молодежи собирался, читал доклады о марксизме и искусстве; там принимал участие даже один профессор, который распространял среди молодежи такое понятие, что марксизм не прав, когда он учит, что сознание человека определяется бытием, а прав Оскар Уайльд, что сознание определяется эротикой. Эротика, видите ли, определяет сознание.
Или, например, теория о том, что «женщина есть поле для обсеменения, для оплодотворения и мужчина является только обсеменителем», разве это учение пролетариата? То же самое и теория, что «все вещи изнашиваются, в том числе и женщина». Откуда она взялась? Это есть теория буржуазного общества, а иногда она прививается и нашей молодежи, причем некоторые даже считают «шиком» исповедовать подобные теории. А возьмем, например, «любовь трудовых пчел», которую проповедуют даже отдельные коммунисты. Ведь это вовсе не пролетарская теория для нашего периода, где воспитание каждого ребенка есть величайшая трудность. Эта теория тоже взята из буржуазного общества, где она была придумана для золотой буржуазной молодежи. Ей позволительно не знать естествознания и думать, что любовь трудовых пчел есть любовь двух трудовых индивидов. А ведь среди пчел как раз те, которые гоняются за матками, являются трутнями. Конечно, для трутня-пчелы такая теория — перелетание с цветка на цветок — чрезвычайно привлекательна, но не для пролетариата, который должен взять на себя задачу воспитания нового поколения. Больше того, мы знаем, что отдельные товарищи, например Преображенский, называют филистерскими, мещанскими семейные отношения Маркса, отношения, проникнутые величайшей нежностью, величайшей преданностью. Когда я думаю об этом, мне вспоминается также отношение Чернышевского к его жене, которое он так хорошо описал в романе «Пролог к прологу». То же относится и к Владимиру Ильичу: и если уж избирать примеры, то я думаю, что лучше учиться у Маркса, у Чернышевского и у Ленина, чем учиться хотя бы у т. Коллонтай.
В чем же мы видим разрешение этого вопроса? Я уже сказал, что мы подразумеваем под новой семьей. Но для того чтобы эту новую семью построить, повторяю, нужен целый ряд условий, облегчающих положение женщины. Ни в одной стране нет законов, которые бы так освобождали женщину, как законы нашей страны, и в этом отношении (я говорю это не только потому, что я коммунист, я мог бы сослаться на целый ряд серьезных научных произведений наших классовых врагов) буржуазные писатели Западной Европы должны были признать, что нигде нет такого совершенного законодательства по отношению к женщине, как у нас. Но одно дело — написать хороший закон, а другое дело —создать фактические условия для того, чтобы эти законы могли быть проведены в жизнь. И тут мы должны прямо сказать, что без радикальной перестройки всего нашего хозяйства мы этот вопрос правильно не разрешим.
О жилищном вопросе я уже говорил и старался наметить, какие вытекают последствия для женщины из того или иного его решения. Прежде всего надо снять с женщины заботу о питании семьи. В этом отношении мы имеем работу Нарпита. У меня есть последние отчеты Нарпита, и я дам суммарные цифры относительно количества столовых и количества людей, обслуживаемых ими: по данным за 1 ноября 1925 года мы имеем по Москве средний фактический отпуск обедов в день — 20 000. По Ленинграду — 49 000, по провинции — 67 000. И всего 137 000 обедов, отпущенных в день. А пропускная способность столовых Нарпита — 511 000, т. е. около полумиллиона. Это, конечно, еще ничтожная цифра, и работу нужно двигать все дальше и дальше вперед. Мы имеем около 150000 семейств, освобожденных от необходимости готовить обед, т. е. мы имеем 150 000 женщин, которые освобождают себя либо для работы на фабрике, либо для общественной работы.
В этом отношении интересен опыт Иваново-Вознесенска. Начали еще недавно с отпуска 400 обедов в день, теперь дошли до 5000 обедов. Всего за последний (1925— 1926) год отпущено 1 300 000 обедов, причем 71% обедов отпущено рабочим, 17% —служащим и 12% — учащимся. Привожу отзывы работниц, напечатанные в «Комс. правде» № 90 (273) в ст. А. Н. Чарова, взятые из Иваново-Вознесенской газеты «Рабочий Край»:
«Вот столовая «Новый быт». Сначала в ней обедало 300 человек, теперь — 1200. В среднем столовая пропускает ежедневно 800 —900 обедов. Довольны ли рабочие работой столовой?
— Я живу на рабочем поселке,— говорит работница Ненастьева,— но часто бегу сюда, несмотря на то что есть своя плита; дома измучаешься, а здесь как-то отдыхаешь. Хорошая посуда, чистые столы, скатерти, забываешься от семейной суеты. Нарпыт в нашей рабочей жизни большое достижение.
Мокеева, работница, 65 лет.
— Хожу я в свою столовую каждый день почти. Что и говорить, Нарпит куда как хорошее заведение, в особенности для одиночек. Только надо правду сказать: для рабочих с малым жалованьем обеды дороговаты. Да еще плоховато первое блюдо: мясо бывает не проварено, а суп — пуст.
Работница Беляева столовой довольна, ее пожелания столовой просты и в полной мере выполнимы:
— Я хожу в Нарпит почти каждый день, примерилась ко всему и скажу определенно: Нарпит — большое достижение рабочих, ругать его не стоит, только надо пожелать, чтобы он еще лучше стал, а мои пожелания заключаются в том, чтобы суп был всегда горячий, чтобы первое улучшить, а то однообразно и жидко. Чтобы хлеба выдавали по-старому, т. е. по фунту, а то в связи с урезыванием пайка на четверть фунта рабочие не наедаются и недовольны.
Заведующая Петришевской столовой Белянкина в первую очередь обращает внимание на хорошее отношение рабочих к столовой:
— Что отрадно в столовой, так это хорошее отношение рабочих. Рабочие очень бережно относятся к инвентарю. На скатертях и столах нет ни одной помарки. Если кто «ломается» на стуле (сидит на одной ножке), то сосед сразу обрежет: «Брось дурака валять!».
Если мы возьмем наши учреждения, которые заботятся об общественном воспитании детей, то и здесь мы имеем сравнительно ничтожные цифры. На них я подробно останавливаться не буду, но должен сказать, что сейчас мы имеем в кассах взаимопомощи матерей обеспеченными всего 10% женского населения (правда, городского населения). Это большой шаг вперед, но далеко еще не то, что нам нужно в деле действительного освобождения женщины. Если взять ясли, то в отношении ко всем женщинам, которые нуждаются в воспитании детей, из каждых 100 рождающихся детей только трое могут попасть в ясли, остальные же 97 должны воспитывать индивидуально. Конечно, это шаг вперед, но только маленький шаг пока.
Я прочитаю маленький отрывок из ст. Ленина «Великий почин», где он указывал на то, что иногда мы слишком много говорим, чем делаем.
«Возьмите положение женщины. Ни одна демократическая партия в мире ни в одной из наиболее передовых буржуазных республик за десятки лет не сделала, в этом отношении, и сотой доли того, что мы сделали за первый же год нашей власти. Мы не оставили в подлинном смысле слова камня на камне из тех подлых законов о неравноправии женщины, о стеснениях развода, о гнусных формальностях, его обставляющих, о непризнании внебрачных детей, о розыске их отцов и т. п.,— законов, остатки которых многочисленны во всех цивилизованных странах к позору буржуазии и капитализма. Мы имеем тысячу раз право гордиться тем, что мы сделали в этой области. Но чем чище очистили мы почву от хлама старых, буржуазных, законов и учреждений, тем яснее стало для нас, что это только очистка земли для постройки, но еще не самая постройка.
Женщина продолжает оставаться домашней рабыней, несмотря на все освободительные законы, ибо ее давит, душит, отупляет, принижает мелкое домашнее хозяйство, приковывая ее к кухне и к детской, расхищая ее труд работою до дикости непроизводительною, мелочною, изнервливающею, отупляющею, забивающею. Настоящее освобождение женщины, настоящий коммунизм начнется только там и тогда, где и когда начнется массовая борьба (руководимая владеющим государственной властью пролетариатом) против этого мелкого домашнего хозяйства, или, вернее, массовая перестройка его в крупное социалистическое хозяйство. Достаточно ли внимания уделяем мы на практике этому вопросу, который теоретически бесспорен для каждого коммуниста? Конечно, нет. Достаточно ли заботливо относимся мы к росткам коммунизма, уже теперь имеющимся в этой области? Еще раз, нет и нет. Общественные столовые, ясли, детские сады — вот образчики этих ростков, вот те простые, будничные, ничего пышного, велеречивого, торжественного не предполагающие средства, которые на деле способны освободить женщину, на деле способны уменьшить и уничтожить ее неравенство с мужчиной, по ее роли в общественном производстве и в общественной жизни. Эти средства не новы, они созданы (как и все вообще материальные предпосылки социализма) крупным капитализмом, но они оставались при нем, во-первых, редкостью, во-вторых,— что особенно важно — либо торгашескими предприятиями, со всеми худшими сторонами спекуляции, наживы, обмана, подделки, либо «акробатством буржуазной благотворительности», которую лучшие рабочие по справедливости ненавидели и презирали.
Нет сомнения, что у нас стало гораздо больше этих учреждений и что они начинают менять свой характер. Нет сомнения, что среди работниц и крестьянок имеется во много раз больше, чем нам известно, организаторских талантов, людей, обладающих уменьем наладить практическое дело, с участием большого числа работников и еще большего числа потребителей, без того обилия фраз, суетни, свары, болтовни о планах, системах и т. п., чем «болеет» постоянно мнящая о себе непомерно много «интеллигенция» или скороспелые «коммунисты». Но мы не ухаживаем, как следует, за этими ростками нового».
Товарищи, этот пример, который Владимир Ильич дал несколько лет тому назад, целиком относится к нашим дням. Действительно, к обстановке нового будущего, нового быта до сих пор мы относимся невнимательно и небрежно. В эту сторону мы обращаем слишком мало внимания. Без этой стороны дела мы вряд ли многое можем сделать,
Пьянство
Или возьмем вопрос о пьянстве. Мы уже говорили об этом страшном наследии прошлого. Мы знаем, что его нельзя сразу изжить. Разными видами (самогон, кокаин, опий) опасных ядов и всякого рода алкогольных и наркотических средств отравляются массы. Мы должны бороться против пьянства не потому, что «вино есть блуд», а потому что алкоголизм ослабляет волю рабочего класса, делает его неспособным к социалистическому труду, увеличивает прогулы на фабриках и заводах, делает менее стойким рабочий класс в его сопротивлении неблагоприятным условиям работы. Алкоголизм порождает больное поколение, а нам нужно поколение здоровых, крепких, мощных строителей. Алкоголизм ведет к преступлениям. Там, где коммунист, комсомолец или беспартийный рабочий в завкоме, в кооперативе или в другом общественном учреждении соприкасается с деньгами, алкоголизм очень часто, сплошь и рядом, ведет к преступным растратам общественных средств. Мы должны вести борьбу самую решительную с алкоголизмом, именно во имя социалистического строительства, в особенности среди подрастающей смены и смены смене — комсомола, и добиться того, чтобы комсомол и в особенности пионеры выросли в условиях отвращения к алкоголизму. Мы убедились в том, что одними запретами сделать ничего нельзя, здесь главное внимание следует обратить на создание, выработку определенного пролетарского общественного мнения, готового вести борьбу с алкоголизмом.
Мы знаем даже случаи, когда именно на почве алкоголизма развивается у некоторой части пролетариата в этот переходный период, особенно среди молодежи, случаи самоубийства. В пролетарской среде это большею частью почти всегда — проявление слабости, отсутствие воли к борьбе, расслабленность. Вот почему мы осуждаем самоубийство в рабочей среде, в особенности среди молодежи. Правда, эти случаи являются одиночными. Менее всего присущи они именно пролетарской среде. Это свидетельствует о том, что пролетарский быт, пролетарская мораль даже в самых трудных условиях вырабатывает достаточно элементов сопротивления расслабляющим влияниям.
Комчванство и спецеедство
Нам приходится в пролетарской среде бороться, в особенности в комсомольской и коммунистической, с тем, что Владимир Ильич называл комчванством — презрением к культуре других классов. Это зло, отмеченное Лениным несколько лет тому назад, не исчезло. Этот вопрос связан и с правильным нашим отношением к специалистам. Мы должны прямо сказать, что без правильного отношения к специалистам мы не построим социализма. В своей речи о «Задачах Союзов Молодежи» Ленин особенно резко подчеркнул, что наша пролетарская культура невозможна без усвоения того опыта, который оставила нам культура других классов, свергнутых нами. Он говорил тогда:
«И если бы вы выдвинули такой вопрос: почему учение Маркса могло овладеть миллионами и десятками миллионов сердец самого революционного класса — вы сможете получить один ответ: это произошло потому, что Маркс опирался на прочный фундамент человеческих знаний, завоеванных при капитализме; изучивши законы развития человеческого общества, Маркс понял неизбежность развития капитализма, ведущего к коммунизму, и, главное, он доказал это только на основании самого точного, самого детального, самого глубокого изучения этого капиталистического общества, при помощи полного усвоения всего того, что дала прежняя наука. Все то, что было создано человеческим обществом, он переработал критически, ни одного пункта не оставив без внимания. Все то, что человеческою мыслью было создано, он переработал, подверг критике, проверив на рабочем движении, и сделал те выводы, которых ограниченные буржуазными рамками или связанные буржуазными предрассудками люди сделать не могли.
Это надо иметь в виду, когда мы, например, ведем разговоры о пролетарской культуре. Без ясного понимания того, что только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее можно строить пролетарскую культуру — без такого понимания нам этой задачи не разрешить. Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор. Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества. Все эти пути и дорожки подводили и подводят, и продолжают подводить к пролетарской культуре так же, как политическая экономия, переработанная Марксом, показала нам то, к чему должно прийти человеческое общество, указала переход к классовой борьбе, к началу пролетарской революции.
Когда мы слышим нередко и среди представителей молодежи, и среди некоторых защитников нового образования нападки на старую школу, что старая школа была школой зубрежки, мы говорим им, что мы должны взять то хорошее, что было в старой школе. Мы не должны брать из старой школы того, когда память молодого человека обременяли безмерным количеством знаний, на девять десятых ненужных и на одну десятую искаженных, но это не значит, что мы можем ограничиться коммунистическими выводами и заучить только коммунистические лозунги. Этим коммунизма не создашь. Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество».
Характер и будущее пролетарской морали
Пролетарская мораль является, таким образом, моралью борющегося класса. Здесь не место таким настроениям: «после нас — хоть потоп» или «хоть день, да мой». Пролетариат — класс, уничтожающий всякое неравенство; класс, уничтожающий всякие перегородки между отдельными государствами, между отдельными нациями, между отдельными классами; пролетариат — класс, уничтожающий все социальное зло, основанное на неравенстве: войны, проституцию, беспризорность, преступления, основанные на неравенстве; пролетариат — класс, который завоевывает знания и науку для всех; пролетариат — класс, делающий материальные блага и красоту, мир и радость жизни достоянием всех. Вот почему пролетариат должен бороться, и в лице своих лучших представителей борется со всеми упадочными настроениями, со всем неверием, хныканием, со всеми попытками возврата к прошлому; вот почему пролетариат смел в своих дерзаниях, разрушает то, к чему не смели касаться другие классы. Трудности на его пути огромны, но он знает, что революция развязывает неиссякаемые источники энергии внутри класса, что революция выдвигает каждый год новые миллионы вокруг него и в других странах, идущих на помощь новому, социалистическому строительству.
Мораль пролетариата — это мораль борющегося, поднимающегося класса, это жизнерадостная мораль. То, что приходится сейчас во многом себя ограничивать, сжимать, накладывает на нее несколько более суровый отпечаток в наши дни. Однако усталые головы поднимаются от земли, расправляются могучие плечи, все крепче напрягаются мускулы, преодолевая трудности. Еще глубокие складки пересекают это лицо, напряженное от труда, мучительных усилий, но все чаще и чаще на этом лице играет радостная улыбка. Пролетарские праздники, революционные гимны пролетариата полны радости и силы, они звучат все увереннее с каждым днем во всем мире. Алые полотнища знамен все ярче и все смелее взвиваются в разных концах земного шара. Пролетариат нашей страны, строящий социалистическое хозяйство, все чаще и чаще может с гордостью оглядывать гигантские сооружения социалистического труда, своего труда.
В пролетарской морали есть величайшая красота, потому что она помогает освободить не только пролетариат, она помогает освободить все классы. Она еще не стала общечеловеческой моралью, но она привлекает к себе лучшие умы, лучшие силы и других трудящихся классов; к пролетариату идет и делу пролетариата помогает все, что есть действительно гениального даже в чуждых классах. И это будет тем сильнее, чем выдержаннее будет, чем увереннее будет, чем сплоченнее будет пролетариат в своей борьбе, в отстаивании своих классовых интересов, которые направлены именно к тому, чтобы сделать свободным все человечество.
Мораль пролетариата — это вовсе не мораль аскетов, как ее иногда изображают. Наша нищета — это наша беда, мы ее изживем. Ограничение, временный отказ от тех или иных радостей жизни — это лишь переход к более полному наслаждению радостями жизни широких трудящихся масс. Величайший и наиболее действительный лозунг настоящих дней, того, что должна определять и определяет мораль передовых пролетариев наших дней, это делать так и делать то, чтобы усилить социалистическое накопление, усилить рост и темп роста материального благосостояния Союза Советских Социалистических Республик, потому что только этот рост и усиление темпа этого роста означают, при наличии диктатуры пролетариата, рост общей культурности, общего богатства, рост равенства, но не равенства нищеты, а равенства благосостояния, рост многообразия и разносторонности жизни пролетариата.
Что же станет с этими классовыми нормами, с этой классовой пролетарской моралью, когда мы достигнем социализма, коммунизма? Сохранится ли особая пролетарская мораль, будет ли классовой? Конечно нет. Чем больше мы будем втягивать слои трудящихся других классов, крестьянство в социалистическое строительство, тем более пролетарская мораль будет становиться моралью социалистической. Она сама будет претерпевать в процессе борьбы изменения. Мы не устанавливаем каких-нибудь вечных моральных пролетарских истин. Пожалуй, даже правильнее будет сказать, что они имеют для нас служебное значение постольку, поскольку они помогают социалистическому строительству. И как при социализме станет отмирать необходимость государственной власти, как будут отмирать такие институты, как современный суд, армия, так станут меняться и формы семьи и формы отношений между людьми; так, с отмиранием классов будут отмирать и те нормы морали, которые созданы были именно потому, что налицо были классы. Многое из того, что в этот переходный период помогает создавать это равенство и уничтожать неравенство, войдет прочным наследием надолго, на продолжительный период в сознание нового общества. Многие из тех общественных навыков, которые создает пролетарская борьба, борьба за общественный труд, станут достоянием бесклассового социалистического общества. И в этом смысле многое из того, что является в настоящее время классовой пролетарской моралью, станет моралью общественной, общечеловеческой.
Борьба пролетариата направлена на осуществление социалистического строя. Социализм несет за собою уничтожение всех видов неравенства. Эта цель, эта задача так обаятельна, так прекрасна, так величественна, что ради достижения ее пролетариат не остановится ни перед какими трудностями. Ради нее стоит жить, бороться.
Е. Ярославский
Указание пленума ЦКК о подходе КК и отдельных членов партии к отрицательным явлениям в партии
Согласовано с ЦК РКП(б)
В. И. Ленин на III съезде комсомола 4.Х. 20 г. так сформулировал вопрос о коммунистической морали:
«Но существует ли коммунистическая мораль? Существует ли коммунистическая нравственность? Конечно, да. Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую мораль. Это — способ подменять понятия, бросать песок в глаза рабочим и крестьянам.
В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность?
В том смысле, в каком проповедовала ее буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы. Или вместо того, чтобы выводить эту мораль из велений нравственности, из велений бога, они выводили ее из идеалистических или полуидеалистических фраз, которые всегда сводились тоже к тому, что очень похоже на веления бога.
Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов.
Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата.
Старое общество было основано на угнетении помещиками и капиталистами всех рабочих и крестьян. Нам нужно было это разрушить, надо было их скинуть, но для этого надо создать объединение. Боженька такого объединения не создаст.
Такое объединение могли дать только фабрики, заводы, только пролетариат, обученный, пробужденный от старой спячки. Лишь тогда, когда этот класс образовался, тогда началось массовое движение, которое привело к тому, что мы видим сейчас,— к победе пролетарской революции в одной из самых слабых стран…
Вот почему мы говорим: для нас нравственность, взятая вне человеческого общества, не существует; это обман. Для нас нравственность подчинена интересам
классовой борьбы пролетариата…Классовая борьба продолжается, и наша задача подчинить все интересы этой борьбе. И мы свою нравственность коммунистическую этой задаче подчиняем. Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов.
Коммунистическая нравственность это та, которая служит этой борьбе, которая объединяет трудящихся против всякой эксплуатации, против всякой мелкой собственности, ибо мелкая собственность дает в руки одного лица то, что создано трудом всего общества… Когда нам говорят о нравственности, мы говорим: для коммуниста нравственность вся в этой сплоченной солидарной дисциплине и сознательной массовой борьбе против эксплуататоров. Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем. Нравственность служит для того, чтобы человеческому обществу подняться выше, избавиться от эксплуатации труда.
Чтобы это осуществить, нужно то поколение молодежи, которое начало превращаться в сознательных людей в обстановке дисциплинированной отчаянной борьбы с буржуазией. В этой борьбе оно воспитает настоящих коммунистов, этой борьбе оно должно подчинить и связать с ней всякий шаг в своем учении, образовании и воспитании».
На этой именно основе строят коммунисты свою нравственность.
Необходимость постановки вопроса
РКП(б) пока является единственной в мире организацией, осуществляющей диктатуру пролетариата. СССР — единственная страна, где пролетариат стал господствующим классом и перестраивает общество на началах коммунизма, подготовляя условия к полному уничтожению классового общества. Выполнение и завершение этой гигантской исторической задачи, выпавшей на долю пролетариата, не может быть делом нескольких лет и не может быть делом даже одного поколения. Поэтому в задачи Коммунистической партии входит подготовка подрастающих поколений в духе непримиримой классовой борьбы, в духе полного разрыва с сильными еще нормами и традициями капиталистического общества, выработка нового, целостного, материалистического мировоззрения как у коммунистов, так и у комсомольцев и пионеров, перестройка материальных условий существования и быта трудовых масс населения.
Выполняя эти задачи, РКП(б) наталкивается на огромные трудности материального порядка: прежде всего огромное разрушение производительных сил и средств производства в течение периода империалистической и гражданской войн. При наличии классового общества и частной мелкой собственности проведение в жизнь коммунистических форм хозяйства и быта, а поэтому и создание новых основ взаимоотношений встречает упорное и длительное сопротивление мелкобуржуазных слоев населения, точно так же, как частично восстанавливающейся буржуазии — нэпманской. Рабочий класс тысячами нитей еще связан с более отсталой и политически, и хозяйственно крестьянской массой, с ее религиозностью, с ее узкой ограниченностью кругозора. Наконец, сама РКП(б) вобрала в себя в процессе борьбы немало мелкобуржуазных элементов — крестьянских, ремесленных, интеллигентских, из других партий, недостаточно еще порвавших с пережитками чуждой пролетариату идеологии.
Международная обстановка существования СССР заставляет РКП(б) оставаться боевой организацией, способной быстро маневрировать, переходить от мирной хозяйственной строительной работы к вооруженной борьбе, сохраняя в своих рядах максимальное единство, способность не только одинаково мыслить, но и одинаково действовать.
Все это вместе заставляет РКП(б) не только отстаивать целостность и обязательность единого мировоззрения в вопросах программы, в организационном строительстве, в тактике для всех членов РКП(б), но обязывает членов партии устанавливать между собой, а также к беспартийной рабочей и крестьянской массе, такие отношения, которые привлекли бы к коммунизму максимальное число все новых и новых сил из рабочей и крестьянской массы, обеспечивали бы максимальное доверие к нам как передовому революционному авангарду рабочего класса, облегчили бы переход к новому строю. Поэтому наряду с требованием выполнения всеми членами и кандидатами РКП(б) Программы и Устава РКП(б), сохранения самой образцовой, строгой, сознательно и добровольно принятой дисциплины мы предъявляем к членам и кандидатам партии определенные требования в повседневном быту, в своих личных и общественных взаимоотношениях с окружающими.
В этом отношении компартия отличается от партий II Интернационала, которые отделяют личную жизнь от общественной и считают такие вопросы, как, например, мировоззрение, как религия, частным делом или допускают членами партии лиц, эксплуатирующих наемный труд,— фабрикантов, крупных капиталистов, лиц, живущих нетрудовыми доходами.
Партия не ставит себе задачу выработки какого-либо подробного кодекса морали, устава коммунистического поведения. Но в то же время партия должна решительно бороться с тем голым отрицанием классовой пролетарской морали, которую пролетарская Коммунистическая партия и пролетариат в целом вырабатывают в процессе борьбы. Партия должна объявить решительную войну тому голому отрицанию морали, которое особенно сильно у некоторой части нашей молодежи в своем законном протесте против отжившей буржуазной классовой морали, отбрасывающей иногда необходимость для пролетариата каких бы то ни было основ в области морали. Контрольные комиссии, созданные «в целях содействия укреплению единства и авторитета партии» (п. 50 Устава РКП(б), обязаны следить за тем, чтобы члены и кандидаты партии являлись проводниками в широкие беспартийные трудовые массы целостного коммунистического мировоззрения, включающего и определенные основы классовой морали. Эти основы мы должны пытаться конструировать из действительных отношений окружающих нас людей. Между тем до сих пор не было сделано систематической попытки договориться об установлении более или менее одинаковой оценки поведения членов и кандидатов РКП(б) в вопросах, которые обычно характеризуются как партэтика, коммунистическая этика. На местах, у отдельных контрольных комиссий, в практике встречаются самые различные подходы к решению вопросов, самая различная оценка одних и тех же фактов, совершаемых в одних и тех же условиях. Сказывается влияние местной обстановки иногда в большей степени, чем это можно допустить. Один и тот же поступок иногда расценивается в одной парторганизации как совершенно недопустимый для коммуниста, и коммунист исключается из партии; в другой организации за тот же поступок товарищ отделывается замечанием, выговором. «Болезни» РКП(б)
Болезни РКП(б) — это болезни рабочего класса и той части крестьянства нашей страны, которые составляют подавляющее число членов и кандидатов нашей партии. Но Коммунистическая партия включает в себя не только наиболее политически развитую, классово сознательную, революционно-боевую часть пролетариата и беднейшего крестьянства, связанную с производством, наряду с испытаннейшими революционерами — подпольщиками из интеллигентской среды, но она включает в себя и некоторую часть чуждых элементов, являющихся источником некоторых болезненных явлений в нашей партии.
Это, наконец, болезни того переходного периода, который переживает пролетарская революция.
Каждый отдельный период существования нашей партии чреват особыми опасностями. Период, переживаемый нами после Октябрьской революции 1917 года, также имеет свои особые опасности: в партию стремятся в мирной обстановке не только люди, готовые отдать свои силы и знания, жертвовать собой для дела социальной революции, но и люди, подчас ничего общего с соц. революцией не имеющие: карьеристы всякого рода, стремящиеся к власти, к привилегиям, к преступному, корыстному использованию партбилетов; враждебные нам партии прямо иногда посылают своих агентов в нашу партию с целью подрыва ее изнутри, с целью подрыва доверия к ней и разложения ее.
Одной из постоянных задач КК партии и всей партии является очищение от подобных чуждых, примазавшихся к ней элементов. Той же цели служат и периодические чистки, например чистка 1921 г. и проверка непролетарских слоев в 1924 г.
Контрольным комиссиям приходится иметь дело с самыми разнообразными болезненными явлениями. Неизжитые мелкобуржуазные навыки, карьеризм, подсиживание дают себя знать особенно в действиях членов партии из мелкобуржуазной среды. Имеют место и социально-бытовые болезни, как пьянство, которые особенно тяжело отражаются на поведении членов партии; неизбежно для многих тесное соприкосновение с классово чуждыми, социально-враждебными слоями населения — нэпманской буржуазией, обломками прежней аристократии, с теми спецами, которые работают «поневоле», являясь еще недавно активными саботажниками,— не проходит для наименее устойчивых товарищей бесследно; не только усваиваются чуждые пролетариату и отталкивающие массы навыки, но устанавливается и семейная обывательская связь, являющаяся каналом, по которому просачивается в некоторые партийные слои чуждое влияние, а с другой стороны, происходит использование наших, советских государственных и хозяйственных органов в интересах этих чуждых, зачастую паразитических групп населения.
Отсюда худшие виды бюрократизма — пренебрежение к рабочей и крестьянской массе; отсюда погоня за буржуазной обстановкой в личной жизни, излишества в использовании государственных средств, порою должностные преступления, онэпивание, связь с враждебными пролетариату элементами, нарушение партийной дисциплины, неизбежное ее ослабление, непозволительные слабости к фактам совершения религиозных обрядов в коммунистической среде и т. д.
Период «мирного» существования, каким представляется переживаемый нами период многими товарищами, ведет к так называемому хозяйственному обрастанию, превращающему порою коммуниста в обывателя, мещанина, больше думающего о своем благополучии, чем о задачах пролетарской революции и о своих в ней обязанностях.
Ломка экономических отношений, религиозных норм и буржуазной семейной морали, раскрепощение женщины, более свободное воспитание молодежи — все это выдвигает ряд вопросов, касающихся семейных взаимоотношений. Беспартийная масса рассматривает компартию как застрельщицу в создании новых форм семьи, семейного быта. Между тем еще не выработались в этой области вполне устойчивые новые формы.
Таким образом, вырастает ряд так называемых «болезней» партии, близко соприкасающихся с вопросами этики, с вопросами коммунистической морали.
Нам нечего бояться открыто обсуждать эти болезни. Наоборот, только привлечение активного внимания к этим вопросам всех членов и кандидатов, только создание определенного партийного мнения по этим вопросам предохранит партию от произвольных решений по ним и поможет справиться с этими болезнями.
Взаимоотношения между членами партии
РКП — правящая партия. В самых разнообразных отраслях общественной жизни она руководит и несет величайшую ответственность не только перед трудящимися СССР, но и перед рабочим классом всего мира. Это налагает обязанности на нашу партию сохранить и постоянно укреплять доверие к себе со стороны трудящихся масс. Отсюда высота требований, предъявляемых коммунистам в смысле честности, преданности делу, самоотверженности, готовности к самопожертвованию ради дела пролетарской революции.
Это необычайно трудная задача — так пропитать коммунистическим духом все государственные, профсоюзные, хозяйственные, кооперативные аппараты страны, чтобы направить их к общей цели — коммунизму. Для этого необходимо планомерное распределение сил сообразно способностям, подготовке, популярности того или другого товарища. Труднейшим моментом в деле установления правильных товарищеских отношений является то, что на определенный период остается еще некоторое материальное неравенство, связанное со всем укладом жизни, приблизительно такое же, какое сохраняется и среди всей трудящейся массы; партия должна бороться против таких форм неравенства, которые не вызываются необходимостью и не могут быть оправданы с точки зрения квалификации работы того или другого товарища или обстановки его работы, состояния его здоровья.
Однако это материальное неравенство ни в малейшей степени не должно колебать товарищеских взаимоотношений независимо от положения того или другого товарища. Партия должна обратить особенное внимание на создание таких хороших товарищеских взаимоотношений. В этом отношении наши подпольные организации порой выгодно отличались большей заботой о товарищах. Сейчас иногда наблюдается чисто формальное отношение к товарищам, хотя и объяснимое большим ростом самой партии, но далеко им не оправдываемое. Партия должна бороться решительно против всяких видов угодничества, с одной стороны, высокомерного, покровительственного отношения — с другой.
На почве местничества, беспринципных семейных обывательских группировок в организациях нередко наблюдается подсиживание товарищей, особенно в тех случаях, когда присланный из центра товарищ по своему развитию стоит выше местных товарищей. Против этого подсиживания члены партии должны также решительно бороться.
Члены партии в отдельности и ячейки в целом должны принять все меры к предупреждению всяких склок, ликвидации их в самом зародыше. Обычно ликвидация склоки происходит тогда, когда она уже достаточно развилась, дала достаточно ощутительные, вредные результаты и становится предметом разбора в партколлегии КК. Эти склоки нужно прекращать силами самой ячейки в самом зародыше постановкой на обсуждение причин ее возникновения и устранением этих причин.
Партия должна бороться особенно с одной из отвратительных форм беспринципного сведения счетов между отдельными членами партии путем доносов. Ложные доносы и доносчики должны встретить самое беспощадное осуждение со стороны членов партии и караться партколлегиями вплоть до исключения из партии. В парторганизациях должна быть создана обстановка здорового взаимного доверия. Лжедоносчик должен быть уверен, что его поступок не останется безнаказанным. Это необходимое условие здоровых отношений между членами партии.
Необходимо бороться против группового разделения членов партии, работающих в разных областях партийной, хозяйственной и советской работы. Наблюдаются такие явления, что хозяйственники отделяются в отдельные группы от товарищей, ведущих партийную работу, те в свою очередь выделяются в особую группу от других товарищей. Помимо общения на партийных собраниях необходимо активное привлечение членов партии и кандидатов к посещению рабочих клубов, активному участию в их работе, кроме того, необходима активная поддержка, особенно ответственными работниками, коллективных начинаний в ряде товарищеских столовых, детских домов, яслей и др. подобных учреждений, которые сближали бы семьи ответственных и рядовых партийцев.
О влиянии отрицательных сторон нэпа на членов партии
Период нэпа таит в себе опасности: неустойчивые элементы иногда начинают тяготиться режимом партийной дисциплины, завидуют размаху личной жизни народившейся новой нэпманской буржуазии, поддаются ее влиянию, принимают ее навыки, ее образ жизни, входят в дружбу, а не только в обязательные для них деловые отношения.
Это начинает сказываться на всем образе жизни такого коммуниста, все больше и больше сближающем его с нэпманской средой и все более отдаляющем его от рабочей массы. Иногда это связано даже с установлением родственных отношений, родственной связи с этой чуждой пролетариату и иногда прямо враждебной средой, потерявшей твердую почву и идущей на родственную связь с выходцами из пролетарской среды, чтобы упрочить свое положение.
В личной жизни это иной раз выражается в участии в совместных с нэпманами обедах, не вызываемых отнюдь деловыми соображениями,— вечеринках, развлечениях, ресторанах и пр., в допущении для себя и своих близких сверхнормальных ставок, искусственных премированиях и т. д.
Особенно это представляет опасность для тех выходцев из буржуазной среды, родственники которых стремятся использовать связи через коммунистов в целях карьеристских, корыстных. Отсюда ряд преступлений, устройство обволакивающих такого коммуниста буржуазных родственников, покровительство им с явным ущербом для трудовых масс. Отсюда же мещанское влияние на членов партии в самых разнообразных формах, расслабление революционной воли, ослабление партдисциплины, постепенный, более или менее полный разрыв с пролетарскими массами, стремление избавиться от партийной работы и партийного руководства. Отсюда же в этой среде — стремление ослабить диктатуру партии в области хозяйственной. Подпадание под влияние специалистов вместо того, чтобы самому руководить работой тех специалистов, которые честно работают с Советской властью, окружение себя лжеспецами, разбазаривание госфондов, покровительство частному рынку в ущерб госторговле, покровительство частной промышленности в ущерб государственной.
XIII съезд партии имел в виду это «деморализующее влияние отрицательных сторон нэпа на членов партии», в частности на отдельных ответственных работников (резолюция о партстроительстве, о контрольных комиссиях), и постановил, что подобного рода явления «должны встретить со стороны партии решительный отпор».
Хозяйственное обрастание
Мы живем в переходное время. Мы слишком мало накопили материальных средств, хозяйственных навыков, техника наша слишком еще низка, чтобы немедленно перейти к немедленной же перестройке всей жизни на началах коммунизма. Ни жилищные условия, ни условия питания и воспитания детей еще не соответствуют нашим стремлениям и потребностям в этом направлении. Особенно это трудно в крестьянской стране, где большинство трудящихся вынуждено еще работать в своем личном хозяйстве.
Может ли коммунист владеть собственностью, собственным жилищем — домом, хозяйством, скотом? Да, может — вынужден к этому, пока коммунисты не перестроили на коллективных началах хозяйство и иные условия существования. Но компартия требует, чтобы личное хозяйство коммунистов ни в коем случае не было средством эксплуатации наемного труда с целью извлечения прибавочной стоимости. Крестьянин-коммунист может сохранить свое личное хозяйство: мы требуем от него лишь, чтобы он не занимался эксплуатацией чужого труда с целью наживы, мы требуем от него поддержки коллективных начинаний в деревне, в которых должны участвовать все коммунисты.
В городах жилищная нужда чрезвычайно велика. Мы не можем еще всех рабочих переселить из хижин во дворцы. В любом городе есть рабочий поселок, где рабочие живут в собственных маленьких домиках, имеют небольшие огороды, кое-какой скот, коз, коров, свиней, птицу и т. д. Такая собственность не может мешать товарищу оставаться членом партии при настоящих условиях, ибо мы не можем немедленно улучшить жилищные условия всех рабочих, улучшить их питание, питание их детей, семейства. Но другое дело, если скот разводится семьей. городского коммуниста с целью торговли, как промысла. Здесь явная опасность превратиться в мелкого буржуйчика, торговца, увлечься перспективами накопления.
Опасность такого хозяйственного обрастания в том, что коммунист больше будет уделять внимания этому хозяйству, чем общественному делу, что оно свяжет его. Против этой опасности надо бороться, но отнюдь не запрещениями членам партии иметь корову, курицу, огород и т. д.
Однако практика контрольных комиссий показывает, что под хозобрастанием нередко имеют в виду домашнюю обстановку, мебель и др. Здесь, как вообще в вопросах, касающихся домашнего быта, мы не должны требовать, чтобы члены партии жили в нищенской обстановке. Мы должны предъявить только одно требование, чтобы товарищи жили по средствам, чтобы товарищи не использовали своего положения и не создавали себе исключительных удобств за счет государства.
Излишества
Сказанное выше о хозобрастании и о влиянии отрицательных сторон нэпа на членов партии в значительной степени соприкасается с так называемыми излишествами. Изданный в прошлом году циркуляр о борьбе с излишествами в общем и целом дал уже известные результаты.
Борьба с излишествами в расходовании государственных средств имела, несомненно, положительное значение. Нельзя, однако, признать ее законченной. И теперь сплошь и рядом наблюдается совершенно непроизводительное расходование средств, например, на дорогостоящие, никому, кроме издателей, не нужные ведомственные издания и тому подобные совершенно не вызываемые необходимостью расходы. При общей бедности государства, при недостаточно возросшей заработной плате, при невозможности удовлетворить элементарнейшие требования Наркомпроса, Наркомздрава, Наркомсобеса и других подобных органов, при массовой беспризорности, при необеспеченности учащихся и учащих каждый такой непроизводительный расход вызывает естественное недовольство трудящихся, обременяет бюджет государства. Иногда удорожает стоимость товара.
Необходимо внимательно отнестись к фактам подобного рода излишеств в государственном, партийном, хозяйственном, кооперативном и профессиональном аппарате и вовремя принимать предупредительные меры к их ликвидации и к выпрямлению искажений советской и партийной линии в этих вопросах.
Однако многие партийные организации заострили внимание не в сторону борьбы с такого рода излишествами, а главное внимание направили на борьбу с излишествами в личной жизни. Партия, конечно, не может отказаться от борьбы с такого рода явлениями в личной жизни товарищей коммунистов, которые отталкивают от них рабочие массы и сближают этих коммунистов с чуждой пролетариату буржуазной средой. Это не значит, что партия устанавливает какое-либо требование моды, поэтому совершенно неправильны имевшие место партвзыскания с формулировками вроде: «Сделать выговор за то, что по-мещански одевается». Это значит лишь, что партия внимательно прислушивается к голосу пролетарских масс, считается с уровнем благосостояния этих масс и стремится к тому, чтобы не создавать имущественного разрыва между отдельными частями, отдельными слоями партии, так как такой разрыв имеет тенденцию к углублению, к созданию различных социальных группировок в единой партии.
Часто возникает на местах вопрос о домашней прислуге. Партработники, вынужденные условиями своей работы и своего быта обращаться за помощью прислуги, обязаны этой прислуге создать соответствующую товарищескую обстановку.
Вместе с тем партия должна решительно бороться против наблюдаемых кое-где попыток мелочно регламентировать семейную, личную жизнь коммунистов, контролировать ее, учитывать до мелочей.
Точно так же партколлегии должны решительно бороться против также наблюдаемых попыток требовать от членов партии отказа от личных удовольствий и развлечений (например, сдача в уком всех имеющихся у членов партии велосипедов и т. д.).
Партия должна помнить, что такого рода нивелировка, такого рода «уравнительность» ни в коей степени не вяжется с периодом подъема, что задачей нашей является дальнейшее поднятие общего уровня благосостояния трудовых масс, а не искусственное, без всякой к тому нужды и целесообразности, понижение этого уровня отдельных групп трудящихся.
Пьянство
К вопросу о пьянстве партия должна опять-таки подойти не с точки зрения отвлеченной проповеди о безнравственности и вреде пьянства вообще. Здесь перед нами огромное социальное зло, ведущее в ком. среде к некоммунистическим поступкам. Мы никогда не ставили перед членами партии требование наряду с признанием Программы, Устава еще требование абсолютной трезвости: мы не сектантская община трезвенников.
Однако если алкоголизм является огромным социальным злом вообще, то алкоголизм среди членов партии — особенно страшное зло. На почве совместных «выпивок», особенно в провинциальных организациях, создаются кумовские, обывательские, семейные, беспринципные группировки, часто склока затевается именно такими группировками. Пьяный товарищ дискредитирует партию, выступая, как это констатировалось в некоторых случаях контрольными комиссиями, иногда на собраниях с бессвязной, бессмысленной речью или перед беспартийными рабочими и крестьянами с безответственными заявлениями. Пьянство сближает иногда коммунистов с худшими антипартийными элементами, которые пользуются слабостью товарищей, спаивают их, чтобы добиться своих преступных целей. Иногда спаивание сознательно ведется худшими элементами нашей партии, чтобы их нельзя было винить за пьянство: дескать, не мы одни пьем, а вот пьют и такие-то лучшие. Пьяные товарищи, у которых ослабла воля и не действуют задерживающие центры, способны выболтать секретные для наших врагов решения партии, их слабостью могут воспользоваться враги с целью хищения у них секретных документов и т. д.
Пьянство, таким образом, часто является путем, ведущим потерявшего волю товарища к преступлениям против партии, почти всегда — к нарушению партдисциплины и к неисполнению партобязанностей.
Главной мерой борьбы против пьянства должно быть создание общественного мнения в партии, решительно враждебного пьянству. По отношению к товарищу, подверженному пьянству, должны применяться товарищеские советы и увещания. В тех случаях, где они не действуют, где общественное партийное мнение систематически игнорируется, где налицо резко дискредитирующее поведение на почве пьянства, там партия не может останавливаться и перед партийными взысканиями, переброской в иную, оздоровляющую обстановку, менее связанную с соблазнами пьянства, более способную укрепить внутреннюю моральную дисциплину больного товарища, а в крайних случаях — и перед исключением.
Семья
Пролетарская революция внесла значительные изменения в семейные отношения: она вместе с частной собственностью на средства производства подорвала и прежнюю форму семьи, тесно связанную с буржуазным строем. Однако переживаемый переходный период революции не создал еще экономических предпосылок для новых форм семейных отношений, еще не создались необходимые условия для общественного воспитания ребенка, еще нет широко поставленного общественного питания, еще нет экономического равенства женщины на рынке труда. С другой стороны, мелкобуржуазные формы хозяйства, господствующие в экономике нашей страны, питают старые формы семейных отношений.
В жизни происходит мучительная борьба между еще только намечающимися новыми формами семьи, осложненными отсутствием соответствующих экономических предпосылок, но тем не менее настоятельно диктуемыми всей суммой изменений, внесенных в быт и психологию рабочего революцией, и между старой семьей с ее закабалением женщины и индивидуалистическим воспитанием ребенка. Коммунистическая партия перед лицом этой происходящей в жизни борьбы не может стать на защиту старой семьи и не может требовать от своих членов обязательного единобрачия, как и вообще не может и не должна устанавливать для членов партии в этой области какие-нибудь обязательные нормы. Но подходя и к вопросу о семье исключительно с точки зрения интересов всех отрядов рабочего класса и революции, коммунистическая партия вправе предъявлять ко всем членам требование внесения в семейные отношения максимума сознательности, направленной к созданию здорового потомства, с одной стороны, а с другой — к тому, чтобы эти семейные отношения не превращались в мимолетную связь, расплачиваться за которую социально приходится в первую очередь женщине и ребенку, а затем всему обществу.
От коммунистов партия вправе требовать самого строгого выполнения законов об обеспечении матери и ребенка. Коммунист не может уклониться от выполнения своих обязательств, установленных советским законодательством по отношению к семье; трудовые массы должны знать, что если советский закон попирается коммунистом, то не только суд, но и партия покарает этого коммуниста. Коммунисты должны знать, что мы при этом исходим не из каких-либо отвлеченных принципов справедливости, морали, а из правильно понятых интересов пролетариата, что покидание матери и ребенка на произвол судьбы при отсутствии достаточных средств для социального обеспечения усиливает проституцию и беспризорность, социальные бедствия пролетариата, роняет авторитет Коммунистической партии, члены которой допускают подобное отношение к матери и ребенку.
Партии следует обратить особое внимание на свою смену, на комсомол, на воспитание здоровых отношений между юношами и девушками, на борьбу с замечающейся иногда в комсомольской среде половой беззаботностью, гибельно расточающей энергию молодежи, подготовляющей больное поколение.
Партия должна обратить самое серьезное внимание на условия и причины, препятствующие женщине принимать равное с мужчинами участие в партийной жизни,— низкий процент женщин в организации, слабое их участие в партийной, советской, хозяйственной, профсоюзной и кооперативной работе, изучить эти причины, оказывать всемерное содействие каждому общественному начинанию, которое создает более здоровые отношения между членами семейств, создает действительно новые условия для организации питания и воспитания семьи на новых началах, раскрепощающих мать, воспитывающих ребенка в духе коммунизма.
Коммунисты должны принимать деятельное участие в тех областях советской и культурной работы, которые имеют своей задачей обобществление быта (в кооперативно-жилищном строительстве, в создании учреждений общественного питания, яслей, клубов и т. д.), так как это обобществление является необходимой предпосылкой более здоровых бытовых отношений.
Пережитки религиозных верований
1. По отношению к религии РКП не удовлетворяется декретированным уже отделением церкви от государства и школы от церкви, то есть мероприятиями, которые буржуазная демократия выставляет в своих программах, но нигде в мире не довела до конца благодаря многообразным фактическим связям капитала с религиозной пропагандой.
РКП руководствуется убеждением, что лишь осуществление планомерности и сознательности во всей общественно-хозяйственной деятельности масс повлечет за собой полное отмирание религиозных предрассудков. Партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду. При этом необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма (§ 13 Программы РКП).
2. Поэтому по отношению ко всем членам партии мы должны предъявлять требование полного отказа от какой бы то ни было связи с каким бы то ни было религиозным культом.
3. Коммунистическая партия считает религиозные верования элементом одурманивания и одурачивания народа, главным образом трудящихся масс. Всякий член партии, не изживший этих верований, не является вполне и целиком членом партии, не вполне и целиком разделяет ее программу. Всякий член партии, участвующий, как это иногда наблюдается в практике контрольных комиссий, в выполнении религиозных обрядов и церемоний (церковные браки, иконы в доме, посещение церкви, религиозные крестины, похороны, обрезание у евреев, участие в религиозных обрядах всякого рода, например в религиозной мистерии — процессии «шахсей-вахсей» у мусульман), даже не веруя в них, этим затрудняет борьбу для партии с религией и, следовательно, наносит вред интересам партии, интересам борющихся трудовых масс.