Маркс и Энгельс

Художественно-биографический альбом


«Подобно тому как Дарвин открыл закон развития органического мира, Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот, до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями, простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д.; что, следовательно, производство непосредственных материальных средств к жизни и тем самым каждая данная ступень экономического развития народа или эпохи образуют основу, из которой развиваются государственные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже религиозные представления данных людей и из которой они поэтому должны быть объяснены, — а не наоборот, как это делалось до сих пор.

Но это не все. Маркс открыл также особый закон движения современного капиталистического способа производства и порожденного им буржуазного общества. С открытием прибавочной стоимости в эту область была сразу внесена ясность, в то время как все прежние исследования как буржуазных экономистов, так и социалистических критиков были блужданием в потемках.

Двух таких открытий было бы достаточно для одной жизни. Счастлив был бы тот, кому удалось сделать даже одно такое открытие. Но Маркс делал самостоятельные открытия в каждой области, которую он исследовал, — даже в области математики, — а таких областей было очень много, и ни одной из них он не занимался поверхностно.

Таков был этот муж науки. Но это в нем было далеко не главным. Наука была для Маркса исторически движущей, революционной силой. Какую бы живую радость ни доставляло ему каждое новое открытие в любой теоретической науке, практическое применение которого подчас нельзя было даже и предвидеть, — его радость была совсем иной, когда дело шло об открытии, немедленно оказывающем революционное воздействие на промышленность, на историческое развитие вообще. Так, он следил во всех подробностях за развитием открытий в области электричества и еще в последнее время за открытиями Марселя Депре.

Ибо Маркс был прежде всего революционер. Принимать тем или иным образом участие в ниспровержении капиталистического общества и созданных им государственных учреждений, участвовать в деле освобождения современного пролетариата, которому он впервые дал сознание его собственного положения и его потребностей, сознание условий его освобождения, — вот что было в действительности его жизненным призванием. Его стихией была борьба. И он боролся с такой страстью, с таким упорством, с таким успехом, как борются немногие.

… Множество боевых брошюр, работа в организациях в Париже, Брюсселе и Лондоне, пока, наконец, не возникло, как венец всего этого, великое Международное Товарищество Рабочих, — поистине это было делом, которым мог гордиться тот, кто его создал, даже если бы он не создал ничего больше.

Вот почему Маркс был тем человеком, которого больше всего ненавидели и на которого больше всего клеветали. Правительства — и самодержавные и республиканские — высылали его, буржуа — и консервативные и ультрадемократические — наперебой осыпали его клеветой и проклятиями. Он сметал все это, как паутину, со своего пути, не уделяя этому внимания, отвечая лишь при крайней необходимости. И он умер, почитаемый, любимый, оплакиваемый миллионами революционных соратников во всей Европе и Америке, от сибирских рудников до Калифорнии, и я смело могу сказать: у него могло быть много противников, но вряд ли был хоть один личный враг.

И имя его и дело переживут века!».

«После своего друга Карла Маркса (умершего в 1883 г.) Энгельс был самым замечательным ученым и учителем современного пролетариата во всем цивилизованном мире. С тех пор, как судьба столкнула Карла Маркса с Фридрихом Энгельсом, жизненный труд обоих друзей сделался их общим делом. Поэтому, для того чтобы понять, что сделал Фридрих Энгельс для пролетариата, надо ясно усвоить себе значение учения и деятельности Маркса в развитии современного рабочего движения. Маркс и Энгельс первые показали, что рабочий класс с его требованиями есть необходимое порождение современного экономического порядка, который вместе с буржуазией неизбежно создает и организует пролетариат; они показали, что не благожелательные попытки отдельных благородных личностей, а классовая борьба организованного пролетариата избавит человечество от гнетущих его теперь бедствий. Маркс и Энгельс в своих научных трудах первые разъяснили, что социализм не выдумка мечтателей, а конечная цель и необходимый результат развития производительных сил в современном обществе. Вся писаная история до сих пор была историей классовой борьбы, сменой господства и побед одних общественных классов над другими. И это будет продолжаться до тех пор, пока не исчезнут основы классовой борьбы и классового господства — частная собственность и беспорядочное общественное производство. Интересы пролетариата требуют уничтожения этих основ, и потому против них должна быть направлена сознательная классовая борьба организованных рабочих. А всякая классовая борьба есть борьба политическая.

Эти взгляды Маркса и Энгельса усвоены теперь всем борющимся за свое освобождение пролетариатом, когда два друга в 40-х годах приняли участие в социалистической литературе и общественных движениях своего времени, такие воззрения были совершенной новостью. Тогда было много талантливых и бездарных, честных и бесчестных людей, которые, увлекаясь борьбой за политическую свободу, борьбой с самодержавием царей, полиции и попов, не видели противоположности интересов буржуазии и пролетариата. Эти люди не допускали и мысли, чтобы рабочие выступали как самостоятельная общественная сила. С другой стороны, было много мечтателей, подчас гениальных, думавших, что нужно только убедить правителей и господствующие классы в несправедливости современного общественного порядка и тогда легко водворить на земле мир и всеобщее благополучие. Они мечтали о социализме без борьбы. Наконец, почти все тогдашние социалисты и вообще друзья рабочего класса видели в пролетариате только язву, с ужасом смотрели они, как с ростом промышленности растет и эта язва. Поэтому все они думали о том, как бы остановить развитие промышленности и пролетариата, остановить „колесо истории“. В противоположность общему страху перед развитием пролетариата, Маркс и Энгельс все свои надежды возлагали на беспрерывный рост пролетариата. Чем больше пролетариев, тем больше их сила, как революционного класса, тем ближе и возможнее социализм. В немногих словах заслуги Маркса и Энгельса перед рабочим классом можно выразить так: они научили рабочий класс самопознанию и самосознанию и на место мечтаний поставили науку.

Вот почему имя и жизнь Энгельса должны быть знакомы каждому рабочему, вот почему в нашем сборнике, цель которого, как и всех наших изданий, будить классовое самосознание в русских рабочих, мы должны дать очерк жизни и деятельности Фридриха Энгельса, одного из двух великих учителей современного пролетариата».


«Маркс Карл родился 5 мая нового стиля 1818 г. в городе Трире (прирейнская Пруссия). Отец его был адвокат, еврей, в 1824 г. принявший протестантство. Семья была зажиточная, культурная, но не революционная. Окончив гимназию в Трире, Маркс поступил в университет, сначала в Бонне, потом в Берлине, изучал юридические науки, но больше всего историю и философию. Окончил курс в 1841 г., представив университетскую диссертацию о философии Эпикура. По взглядам своим Маркс был еще тогда гегельянцем-идеалистом. В Берлине он примыкал к кружку «левых гегельянцев» (Бруно Бауэр и др.), которые стремились делать из философии Гегеля атеистические и революционные выводы».

«Энгельс родился в 1820 году в г. Бармене, в Рейнской провинции прусского королевства. Отец его был фабрикантом. В 1838 году Энгельс семейными обстоятельствами был вынужден, не кончив гимназии, поступить в приказчики одного бременского торгового дома. Занятия купеческим делом не помешали Энгельсу работать над своим научным и политическим образованием. Еще гимназистом возненавидел он самодержавие и произвол чиновников. Занятия философией повели его дальше».

«По окончании университета Маркс переселился в Бонн, рассчитывая стать профессором. Но реакционная политика правительства, которое в 1832 г. лишило кафедры Людвига Фейербаха и в 1836 г. снова отказалось пустить его в университет, а в 1841 г. отняло право читать лекции в Бонне у молодого профессора Бруно Бауэра, заставила Маркса отказаться от ученой карьеры. Развитие взглядов левого гегельянства в Германии шло в это время вперед очень быстро… В это время рейнские радикальные буржуа, имевшие точки соприкосновения с левыми гегельянцами, основали в Кёльне оппозиционную газету: «Рейнскую Газету» (начала выходить с 1 января 1842 г.). Маркс и Бруно Бауэр были приглашены в качестве главных сотрудников, а в октябре 1842 г. Маркс сделался главным редактором и переселился из Бонна в Кёльн. Революционно-демократическое направление газеты при редакторстве Маркса становилось все определеннее, и правительство сначала подчинило газету двойной и тройной цензуре, а затем решило вовсе закрыть ее 1 января 1843 г. Марксу пришлось к этому сроку оставить редакторство, но его уход все же не спас газеты, и она была закрыта в марте 1843 г.».

С пролетариатом «Энгельс познакомился в Англии, в центре английской промышленности, Манчестере, куда он перебрался в 1842 году, поступив на службу в торговый дом, одним из пайщиков которого был его отец. Здесь Энгельс не только сидел в фабричной конторе, — он ходил по грязным кварталам, где ютились рабочие, сам своими глазами видел их нищету и бедствия. Но он не удовольствовался личными наблюдениями, он прочел все, что было найдено до него о положении английского рабочего класса, он тщательно изучил все доступные ему официальные документы. Плодом этих изучении и наблюдений была вышедшая в 1845 году книга: „Положение рабочего класса в Англии».

«В 1843 г. Маркс женился в Крейцнахе на Дженни фон Вестфален, подруге детства, с которой он был обручен еще будучи студентом. Жена его принадлежала к прусской реакционной дворянской семье. Ее старший брат был министром внутренних дел в Пруссии в одну из самых реакционных эпох, 1850 — 1858 гг.». Женни стала верным соратником Карла Маркса, их союз — пример настоящей любви в революции.

«В сентябре 1844 г. в Париж приехал на несколько дней Фридрих Энгельс, ставший с тех пор ближайшим другом Маркса. Они вдвоём приняли самое горячее участие в тогдашней кипучей жизни революционных групп Парижа и выработали, резко борясь с различными учениями мелкобуржуазного социализма, теорию и тактику революционного пролетарского социализма или коммунизма (марксизма)».

«В январе 1845 французские власти, действуя в сговоре с прусским правительством, распорядились о высылке Маркса. 3 февраля он выехал в Брюссель, где провёл три года. В апреле 1845 туда же приехал Энгельс. В начале 1846 Маркс создал Брюссельский Коммунистический корреспондентский комитет, поддерживавший связи с корреспондентскими комитетами и группами в Великобритании, Франции, Германии. Маркс и Энгельс вели решительную борьбу с представителями различных течений мелкобуржуазного социализма».

В мае 1846 произошёл разрыв Маркс и Энгельса с идеологом утопического уравнительного коммунизма Вейтлингом. Против социал-реформистских тенденций прудонизма летом 1847 года вышла первая книга зрелого марксизма — «Нищета философии».

Так, присутствовавший на заседании Брюссельского комитета Анненков описывает её следующим образом:

«С первого же свидания Маркс пригласил меня на совещание, которое должно было состояться у него на другой день вечером с портным Вейтлингом, оставившим за собой в Германии довольно большую партию работников. Совещание назначалось для того, чтобы определить по возможности общий образ действий между руководителями рабочего движения. Я не замедлил явиться по приглашению.

Портной-агитатор Вейтлинг оказался белокурым, красивым молодым человеком, в сюртучке щеголеватого покроя, с бородкой, кокетливо подстриженной, и скорее походил на путешествующего коммивояжера, чем на сурового и озлобленного труженика, какого я предполагал в нем встретить. Отрекомендовавшись наскоро друг другу и притом с оттенком изысканной учтивости со стороны Вейтлинга, мы сели за небольшой зеленый столик, на одном узком конце которого поместился Маркс, взяв карандаш в руки и склонив свою львиную голову на лист бумаги, между тем как неразлучный его спутник и сотоварищ по пропаганде, высокий, прямой, по-английски важный и серьезный, Энгельс открывал заседание речью. Он говорил в ней о необходимости между людьми, посвятившими себя делу преобразования труда, объяснить взаимные свои воззрения и установить одну общую доктрину, которая могла бы служить знаменем для всех последователей, не имеющих времени или возможности заниматься теоретическими вопросами. Энгельс еще не кончил речи, когда Маркс, подняв голову, обратился прямо к Вейтлингу с вопросом:

— Скажите же нам, Веитлинг, вы, которые так много наделали шума в Германии своими коммунистическими проповедями и привлекли к себе стольких работников, лишив их мест и куска хлеба, какими основаниями оправдываете вы свою революционную и социальную деятельность и на чем думаете утвердить ее в будущем?

Я очень хорошо помню самую форму резкого вопроса, потому что с него начались горячие прения в кружке, продолжавшиеся, впрочем, как сейчас окажется, очень недолго. Веитлинг, видимо, хотел удержать совещание на общих местах либерального разглагольствования. С каким-то серьезным, озабоченным выражением на лице он стал объяснять, что целью его было не созидать новые экономические теории, а принять те, которые всего способнее, как показал опыт во Франции, открыть рабочим глаза на ужас их положения, на все несправедливости, которые по отношению к ним сделались лозунгом правителей и обществ, научить их не верить уже никаким обещаниям со стороны последних и надеяться только на себя, устраиваясь в демократические и коммунистические общины. Он говорил долго, но, к удивлению моему и в противоположность с речью Энгельса, сбивчиво, не совсем литературно, возвращаясь на свои слова, часто поправляя их и с трудом приходя к выводам, которые у него или запаздывали, или появлялись ранее положений. Он имел теперь совсем других слушателей, чем те, которые обыкновенно окружали его станок или читали его газету и печатные памфлеты на современные экономические порядки, и утерял при этом свободу мысли и языка.

Вейтлинг, вероятно, говорил бы и еще долее, если бы Маркс с гневно стиснутыми бровями не прервал его и не начал своего возражения. Сущность саркастической его речи заключалась в том, что возбуждать население, не давая ему никаких твердых, продуманных оснований для деятельности, значило просто обманывать его. Возбуждение фантастических надежд, о котором говорилось сейчас, замечал далее Маркс, ведет только к конечной гибели, а не к спасению страдающих. Особенно в Германии обращаться к работнику без строго научной идеи и положительного учения равносильно с пустой и бесчестной игрой в проповедники, при которой, с одной стороны, полагается вдохновенный пророк, а с другой — допускаются только ослы, слушающие его разинув рот.

— Вот, — прибавил он, вдруг указывая на меня резким жестом, — между нами есть один русский. В его стране, Вейтлинг, ваша роль могла бы быть у места: там действительно только и могут удачно составляться и работать союзы между нелепыми пророками и нелепыми последователями.

В цивилизованной земле, как Германия, продолжал развивать свою мысль Маркс, люди без положительной доктрины ничего не могут сделать, да и ничего не сделали до сих пор, кроме шума, вредных вспышек и гибели самого дела, за которое принялись. Краска выступила на бледных щеках Вейтлинга, и он обрел живую, свободную речь. Дрожащим от волнения голосом стал он доказывать, что человек, собравший сотни людей во имя идеи справедливости, солидарности и братской друг другу помощи под одно знамя, не может назваться совсем пустым и праздным человеком, что он, Вейтлинг, утешается от сегодняшних нападков воспоминанием о тех сотнях писем и заявлений благодарности, которые получил со всех сторон своего отечества, и что, может быть, скромная подготовительная его работа важнее для общего дела, чем критика и кабинетные анализы доктрин вдали от страдающего света и бедствий народа. При последних словах взбешенный окончательно Маркс ударил кулаком по столу так сильно, что зазвенела и зашаталась лампа на столе, и вскочил с места, проговаривая:

— Никогда еще невежество никому не помогло!

Мы последовали его примеру и тоже вышли из-за стола. Заседание кончилось, и покуда Маркс ходил взад и вперед в необычайном гневном раздражении по комнате, я наскоро распрощался с ним и с его собеседниками и ушел домой, пораженный всем мною виденным и слышанным».

С целью борьбы против «истинного социализма» Грюна, имевшего большое влияние на общины Союза справедливых в Париже, и установления контактов Брюссельский комитет в августе 1846 года направляет Энгельса в столицу Франции. Там он устанавливает отношения с Л. Бланом, с редактором газеты La Reforme Флоконом, становится её постоянным корреспондентом. Энгельс добился серьёзных успехов в пропаганде марксизма среди немецких рабочих в Париже. Благодаря его деятельности большинство местных общин Союза освободилось от влияния «истинного социализма».

«Время от 1845 по 1847 г. Энгельс провел в Брюсселе и Париже, соединяя научные занятия с практическою деятельностью в среде немецких рабочих Брюсселя и Парижа. Тут у Энгельса и Маркса завязались отношения с тайным немецким „Союзом коммунистов“, который поручил им изложить основные начала выработанного ими социализма».

Маркс возглавил Брюссельский окружной комитет Союза Коммунистов и основал легальное Немецкое рабочее общество для открытой пропаганды коммунистических идей. Прочитанные им в рабочей среде лекции о наёмном труде и капитале были опубликованы позднее, в 1849 году.

Женни Маркс: «Между тем грозовые тучи революции сгущались всё больше и больше. Мрачно было и на бельгийском горизонте. Опасались прежде всего рабочих, социального элемента народных масс. Полиция, войска, гражданская гвардия — всё было призвано на защиту; все находились в боевой готовности. Тогда немецкие рабочие решили, что настало время и им позаботиться об оружии. Были приобретены кинжалы, револьверы и т. д. Карл охотно предоставил для этого средства: ведь он только что вступил во владение небольшим имуществом. Во всём этом правительство видело заговор, преступный замысел: Маркс получает деньги, покупает оружие — значит, его нужно удалить. Поздно ночью в наш дом врываются два человека. Они требуют Карла. Когда он вышел, они представились как сержанты полиции, имеющие предписание арестовать Карла и привести его на допрос. Ночью они его забирают. В ужасе я бегу вслед за ним, разыскиваю влиятельных лиц, чтобы узнать, в чём дело. Бегаю тёмной ночью из дома в дом. Вдруг меня хватает стража, арестовывает и бросает в мрачную тюрьму. Это было место, куда помещали бездомных нищих, безродных бродяг, несчастных падших женщин. Меня вталкивают в тёмную камеру. Рыдая, я вхожу, и тут одна из этих несчастных предлагает мне своё ложе. Это были жёсткие деревянные нары. Я опускаюсь на них. Когда забрезжил рассвет, я увидела у противоположного окна за железной решёткой мёртвенно-бледное, печальное лицо. Подхожу к окну и узнаю нашего доброго старого друга Жиго. Увидев меня, он делает мне знаки и указывает на помещение внизу. Я смотрю туда и вижу Карла, которого как раз в это время вели под конвоем. Час спустя меня ведут к судебному следователю. После двухчасового допроса, во время которого у меня мало что выведали, жандарм проводил меня к карете, и таким образом под вечер я приехала к моим трём бедным малюткам. Этот случай произвёл большую сенсацию. Все газеты писали о нём. Сам Карл вернулся из-под ареста несколько позже, с предписанием тотчас же покинуть Брюссель».

Маркс — великий учёный. Открыть новый объективный закон — это значит обнаружить новые объективные связи между явлениями и сформулировать новое определение содержанию и сущности обнаруженной связи. Но новое означает не только иную формулировку, не похожую на прежнюю, т.е. в новой словесной редакции. В диаматике новое — это, прежде всего, более точное и глубокое представление об одном и том же явлении, отличающееся от прежнего определения именно большими глубиной и обобщением по закону отрицания отрицания.

Метод Маркса — это, прежде всего, метод добросовестного творческого движения мысли в исследуемом материале: от факта и описательных рассуждений по поводу этого факта к сущности и истине. Если совесть человека молчит, и если человек не изнуряет себя напряженным движением на новую познавательную высоту, то здесь нет признаков диаматического мышления.

Невозможно выйти за пределы известного, не отрицая своих собственных прежних представлений и понятий о предмете исследования. Диаматическое мышление есть движение мысли за пределы познанного. Если в сознании человека не происходит замены уже известных положений теории истинами более высокого порядка, то он сам, фактически, знает о себе нечто не слишком приятное: он не обладает диаматическим мышлением.

Маркс писал: «Я могу помочь только одним: с самого же начала указать на это затруднение читателю, жаждущему истины, и предостеречь его. В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть её сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам».

В конце ноября — начале декабря 1847 года на II конгрессе Союза коммунистов в Лондоне Марксу и Энгельсу было поручено составить программу союза.

«Так возник напечатанный в 1848 году знаменитый „Манифест Коммунистической партии“ Маркса и Энгельса. Эта небольшая книжечка стоит целых томов: духом ее живет и движется до сих пор весь организованный и борющийся пролетариат цивилизованного мира».

«Революция 1848 г., разразившаяся сперва во Франции, а потом распространившаяся и на другие страны Западной Европы, привела Маркса и Энгельса на родину. Здесь, в Рейнской Пруссии, они стали во главе демократической „Новой Рейнской Газеты“, издававшейся в Кёльне».

«Оба друга были душой всех революционно-демократических стремлений в Рейнской Пруссии. До последней возможности отстаивали они интересы народа и свободы от реакционных сил. Последние, как известно, одолели».

«„Новая Рейнская Газета“ была запрещена, Маркс, потерявший за время своей эмигрантской жизни права прусского подданного, был выслан, а Энгельс принял участие в вооруженном народном восстании, в трех сражениях бился за свободу и после поражения повстанцев бежал через Швейцарию в Лондон».

«Новая теория была блестяще подтверждена ходом революционных событий 1848–1849 гг., как подтверждали её впоследствии все пролетарские и демократические движения всех стран мира. Победившая контрреволюция сначала отдала Маркса под суд (оправдан 9 февраля 1849 г.), а потом выслала из Германии (16 мая 1849 г.). Маркс отправился сначала в Париж, был выслан и оттуда после демонстрации 13 июня 1849 г. и уехал в Лондон, где и жил до самой смерти».

Женни Маркс: «В конце мая 1849 г. Карл выпустил последний номер «Neue Rheinische Zeitung», напечатанный красным шрифтом. Это был знаменитый „красный номер“, пылающий факел по форме и содержанию. Энгельс тотчас же примкнул к баденскому восстанию, в котором он принял участие как адъютант Виллиха».

Энгельс: «Итак, умереть за республику — такова была, или, по крайней мере, должна была быть отныне избранная моим духом цель, чувствовал себя довольно странно с этой новой целью. Я вглядывался в лица волонтеров, молодых, красивых, лихих парней. Их вид отнюдь не говорил о том, что в данный момент умереть за республику составляет цель, избранную их духом.

Из Нёйштадта я поехал на реквизированной крестьянской повозке в расположенный между Ландау и Гермерсгеймом Оффенбах, где еще находился Виллих. Сейчас же после Эденкобена я наткнулся на первые сторожевые посты, которые были выставлены крестьянами по приказу Виллиха; они встретились дальше в каждой деревне при въезде или выезде, а также на всех перекрестках дорог, и никого не пропускали без письменного удостоверения инсуррекционных властей. Уже видно было, что подъезжаешь ближе к месту военных действий. Поздно ночью я приехал в Оффенбах, где немедленно вступил в должность адъютанта при Виллихе.

… К удивлению своему, я узнал, что нет почти никаких боевых припасов, что у большинства бойцов только по пять-шесть патронов и только у немногих — по двадцать, что запасов не хватает даже для того, чтобы заполнить совершенно пустые патронташи участников вчерашнего сражения. Я тотчас же предложил отправиться в Кайзерслаутерн за боевыми припасами и в тот же вечер собрался в дорогу…» читать далее.

Женни Маркс: «1851 и 1852 гг. были для нас годами самых больших и одновременно самых мелочных забот, страданий, разочарований и всякого рода лишений.

Ранним летом 1851 г. произошло ещё одно событие, на котором я не хочу останавливаться подробней, но которое во много раз увеличило наши заботы и огорчения. Весной прусское правительство предъявило всем друзьям Карла в Рейнской провинции обвинение в опасной революционной деятельности и бросило их всех в тюрьму, где с ними обращались ужаснейшим образом. Лишь в конце 1852 г. суд начал открытое слушание дела, получившее широкую известность как процесс коммунистов. Все обвиняемые, за исключением Даниельса и Якоби, были приговорены к трём и пяти годам тюремного заключения…».

Вдохновителей политических репрессий, жертвами которых стали члены Союза, Маркс заклеймил в брошюре «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов».

Женни Маркс: «Венгерская революция, баденское восстание, революционные выступления в Италии — всё потерпело поражение; в Венгрии и в Бадене свирепствовали военно-полевые суды, и 50 000 французов во время президентства Луи Наполеона, избранного на пост президента республики в конце 1848 г. огромным большинством голосов, вступили в город на семи холмах, чтобы оккупировать Италию. L’ordre rеgne a Varsovie и vae victis — таков был пароль опьянённой победой контрреволюции. Буржуазия вздохнула облегчённо, мелкий буржуа снова обделывал свои дела, мелкие либеральные филистеры показывали кулаки в кармане, рабочих высылали, подвергали репрессиям, а люди, которые пером и мечом боролись за установление царства бедных и угнетённых, были счастливы, если им удавалось на чужбине заработать себе на хлеб.

Карл во время своего пребывания в Париже завязал связи со многими руководителями клубов и тайных рабочих обществ. В июле 1849 г. я последовала за ним в Париж, где мы пробыли один месяц. Но и здесь нам не давали покоя. В одно прекрасное утро к нам снова явилась знакомая фигура полицейского сержанта с предписанием: „Карл Маркс и его жена“ должны покинуть Париж в течение 24 часов. Ему ещё оказали милость, предложив Ванн в Морбиане в качестве прибежища. На подобную ссылку мы, конечно, не согласились, и я опять уложила свои пожитки, чтобы найти в Лондоне надёжную и спокойную пристань.

Карл поспешил в Лондон раньше меня. Там он жил в тесном общении с Блиндом. Позднее туда прибыл также Георг Веерт. Он встретил меня, когда я приехала в Лондон больная, измождённая, с тремя измученными крошками, и устроил меня у одного портного на Лестер-сквер в маленьких меблированных комнатах. Спешно была найдена более просторная квартира в Челси, так как всё быстрее приближалось время, когда требовалось спокойное убежище. 5 ноября, когда на улицах раздавались возгласы народа «Навеки сгинь, Гай Фокс!» и мальчишки в причудливых масках разъезжали по улицам на искусно сделанных ослиных чучелах, во время этого шума и гама родился мой бедный маленький Генрих. В честь великого заговорщика нашего маленького новорождённого назвали Фоксиком. Вскоре после его рождения к нам приехал бежавший из Бадена через Геную Энгельс».

«… Домой я вернулась в отчаянии. Мой бедный маленький Эдгар выскочил мне навстречу со своим приветливым личиком, а мой Фоксик протянул мне свои ручонки. Но недолго суждено мне было радоваться его ласкам. В ноябре хрупкое дитя погибло от приступа конвульсий, вызванных воспалением лёгких. Как велика была моя скорбь! Это был первый ребёнок, которого я потеряла. Увы, я тогда не подозревала, что мне предстоят ещё такие страдания, перед которыми всё остальное покажется ничтожным!.

… На пасху того 1852 г. наша бедная маленькая Франциска заболела бронхитом в тяжёлой форме. Три дня боролось бедное дитя со смертью, она так сильно страдала. Её крохотное бездыханное тельце покоилось в маленькой задней комнатке. Мы все перешли в переднюю комнату и, когда наступила ночь, легли на полу — трое живых детей лежали вместе с нами. Мы все оплакивали маленького ангела, который, холодный и бледный, покоился возле нас. Смерть дорогой девочки совпала с периодом самой горькой нужды в нашей жизни. Наши немецкие друзья именно в этот момент не были в состоянии нам помочь. Эрнест Джонс, который тогда часто и подолгу бывал у нас, обещал нам помощь. Но и он не смог этого сделать. Венгерский полковник Бандья, который в это время втёрся к нам в доверие и дал Карлу на исправление рукопись Семере, обещал временную помощь, но и он оказался не состоянии помочь нам. Тогда я в смятении отправилась к одному французскому эмигранту, который жил неподалёку и посещал нас. Я просила его помочь нам в ужасной нужде. Он тотчас же дал мне с самым дружеским участием два фунта стерлингов. Из этих денег было уплачено за маленький гроб, в котором, наконец, теперь покоилось с миром моё бедное дитя. Когда девочка появилась на свет, у неё не было колыбели, ей было долго отказано даже в последней маленькой обители. Каково же было нам, когда мы несли нашу девочку к её последнему пристанищу!».

Эмигрантская жизнь принесла семье Марксов суровые испытания. Из семи его детей выжило лишь трое дочерей — Женни, Лаура, Элеонора. Самоотверженная помощь Энгельса, вынужденного переехать в Манчестер и начать работать на невыгодных условиях в конторе его отца, нередко спасала семью Маркса от самой горькой нужды. Эти годы Маркс вёл интенсивную разработку экономической теории и теории победоносного рабочего движения, что отражает почти ежедневная переписка с его другом.

Женни Маркс: «В сентябре 1855 г. мы снова вернулись в нашу старую штаб-квартиру на Дин-стрит с твёрдым намерением покинуть её, как только небольшое родительское наследство избавит нас от цепей и уз, которыми нас опутывали булочники, мясники, молочники, торговцы чаем, зеленщики и им подобные „вражеские силы“».

Одним из немногих отдушин Марксов были пикники на природе, на которых происходили политические и теоретические беседы, поддерживался таким образом революционный оптимизм.

Маркс и Энгельс встречаются со своим другом, немецким пролетарским поэтом, сотрудником «Новой Рейнской газеты» Г. Веертом, который вернулся из путешествия по европейскому континенту. Этот немецкий писатель, поэт и журналист сообщал состояние революционного движения и был верным агентом Союза.

Маркс сотрудничал с чартистской People-s Paper, эмигрантской газетой в США Reform и с прогрессивными буржуазными газетами. С августа 1851 по март 1862 он был корреспондентом New York Daily Tribune. Буржуазную печать Маркс использовал как трибуну для обличения капиталистического общества, для разоблачения английской буржуазно-аристократической олигархии, французского бонапартизма, дворянско-монархического строя Пруссии и Австрии, царского самодержавия в России. Маркс исследовал все значимые события — забастовочное движение в Великобритании, выступления против режима Второй империи во Франции, испанскую революцию 1854 — 1856, Индийское народное восстание 1857 — 1859, крестьянскую войну тайпинов в Китае. Писал статьи об Индии, Ирландии, Иране, Китае против колониального рабства (см. т.т. 8, 9, 10, 11, 12, 13).

Маркс всю жизнь учился и заставлял непрерывно самообразовываться товарищей по партии. Возобновив свои экономические исследования, он изучил всю имеющуюся литературу по теме. Работал Маркс в том числе в читальном зале Британского музея.

С 1863 года происходит окончательный разрыв Маркса и Энгельса с оппортунистом и чваном Лассалем.

Женни Маркс: «В июле 1862 г. нас посетил Фердинанд Лассаль. Он с трудом нёс бремя славы, которую стяжал себе как учёный, мыслитель, писатель и политический деятель. Свежий лавровый венок ещё покоился на его олимпийском челе и благоухающих кудрях или, скорее, на непокорной, жёсткой шевелюре негра. Он только что победоносно закончил итальянский поход — великие люди действия замышляли новый политический переворот. Сильная борьба раздирала его душу. Он не затронул ещё многих отраслей науки! Оставалась ещё неприкосновенной египтология. „Должен ли я теперь удивить мир как египтолог или же проявить свою многогранность как человек действия, как политик, как борец, как солдат?“. Великая дилемма! Он не мог разобраться в собственных мыслях и чувствах, и эта внутренняя борьба часто находила поистине громогласное выражение. Он как вихрь носился по нашим комнатам, громко разглагольствуя, жестикулируя и часто повышая голос до такой степени, что наши соседи, испуганные этим невероятным криком, справлялись, что у нас случилось. Это была внутренняя борьба великого человека, которая выражалась в пронзительных диссонансах. Известие о тяжёлой болезни отца застало Лассаля в Лондоне. Он расстался со своим верным псом Лотаром Бухером, который во время выставки 1862 г. исполнял при нём обязанности курьера, наушника, посыльного и организатора развлечений.

… Лассаль поспешил уехать от нас, где его мания величия встречала мало симпатии, в Швейцарию. Там, в кругу великих мужей, он нашёл то, чего жаждала его душа: большее расположение к себе и большее поклонение. В окружении сикофантов и дармоедов он чувствовал себя как дома. Он вернулся в Берлин и вместо того, чтобы проявить себя как египтолог, или солдат, или политический деятель, или писатель, или мыслитель, он избрал ещё непроторённый путь — путь мессии рабочих.

…Лассаль объезжал Германию в качестве мессии и апостола, одна за другой следовали брошюры, и возникло рабочее движение, которое правительство молчаливо терпело и таким образом косвенно поощряло, ибо оно было ему очень на руку в политической борьбе с развивающейся и довольно-таки мешающей ему партией прогрессистов.

Что касается „лассалевского учения“, то оно состояло из бессовестного плагиата доктрин, разрабатывавшихся Карлом в течение 20 лет, и нескольких собственных добавлений прямо реакционного характера, из чего получилась весьма своеобразная смесь правды и вымысла. И всё же всё это импонировало рабочему классу. Лучшие из рабочих правильно понимали суть дела, а вся масса невежд и штраубингеров с фанатическим преклонением тянулась к новому учению, привлечённая ложным ореолом провозглашённого им дела, к новому мессии, которому создавался едва ли имеющий равный в истории культ. Священный фимиам, распространяемый невеждами, одурманил половину Германии, и сейчас ещё, когда Лассаль покоится на тихом еврейском кладбище в Бреславле, убитый в Женеве на дуэли валашским юнцом, продолжается воскурение фимиама, размахивание знамёнами и увенчание лавровыми венками. Лассаль оставил завещание, по которому он назначил графиню Гатцфельдт своей главной наследницей и наделил своих новых швейцарских друзей важными полномочиями. Против завещания заявили протест мать и сестра Лассаля, и процесс по этому поводу ещё не закончен. Одновременно Лассаль назначил своим преемников в руководстве рабочим движением Бернхарда Беккера».

«Эпоха оживления демократических движений конца 50-х и 60-х гг. снова призвала Маркса к практической деятельности. В 1864 г. (28 сентября) был основан в Лондоне знаменитый I Интернационал, „Международное товарищество рабочих“. Маркс был душой этого общества, автором его первого „Обращения“ и массы резолюций, заявлений, манифестов. Объединяя рабочее движение разных стран, стараясь направить в русло совместной деятельности различные формы непролетарского, домарксистского социализма (Мадзини, Прудон, Бакунин, английский либеральный тред-юнионизм, лассальянские качания вправо в Германии и т. п.), борясь с теориями всех этих сект и школок, Маркс выковывал единую тактику пролетарской борьбы рабочего класса в различных странах».

«Усиленная работа в Интернационале и ещё более усиленные теоретические занятия окончательно подорвали здоровье Маркса. Он продолжал свою переработку политической экономии и окончание „Капитала“, собирая массу новых материалов и изучая ряд языков (например, русский), но окончить „Капитал“ не дала ему болезнь».

«В 1870 г. Энгельс перебрался в Лондон и до 1883 г., когда скончался Маркс, продолжалась их совместная духовная жизнь, полная напряженной работы. Плодом ее были — со стороны Маркса — „Капитал“, величайшее политико-экономическое произведение нашего века, со стороны Энгельса — целый ряд крупных и мелких сочинений. Маркс работал над разбором сложных явлений капиталистического хозяйства. Энгельс в весьма легко написанных, нередко полемических работах освещал самые общие научные вопросы и разные явления прошлого и настоящего — в духе материалистического понимания истории и экономической теории Маркса. Из этих работ Энгельса назовем: полемическое сочинение против Дюринга (здесь разобраны величайшие вопросы из области философии, естествознания и общественных наук), „Происхождение семьи, собственности и государства“, „Людвиг Фейербах“, статья об иностранной политике русского правительства, замечательные статьи о квартирном вопросе, наконец, две маленькие, но очень ценные статьи об экономическом развитии России».

Одним из главным помощников Энгельса была его жена — Лиззи Бёрнс.

Маркс фактически возглавил руководящий орган — Генеральный совет — Первого Интернационала. В «Учредительном манифесте Международного Товарищества Рабочих» Маркс сумел в доступной форме изложить программные положения — принцип классовой самостоятельности пролетарского движения, пролетарский интернационализм и борьбу за политическую власть.

При этом Маркс писал Энгельсу: «Было очень трудно так поставить дело, чтобы наши взгляды были выражены в форме, которая делала бы их приемлемыми для современного уровня рабочего движения… Требуется время, пока вновь пробудившееся движение сделает возможной прежнюю смелость речи. Необходимо быть сильнее на деле и умереннее по форме».

Маркс организовал вокруг себя революционное ядро, превратив его внутри Совета в боевой руководящий центр.

Маркс и Энгельс уделяли большое внимание также ковке теоретических кадров, в том числе и из пролетарской среды. Они высоко ценили И. Дицгена, Маркс представлял его: «Наш философ».

Одним из самых талантливых и глубоких распространителей марксизма был П. Лафарг — ученик Маркса и Энгельса, муж дочери Маркса Лауры.

Энгельс помогал Марксу в том числе и в журналистской работе. По просьбе Маркса он написал серию статей «Революция и контрреволюция в Германии», которые сыграли значительную роль в разработке марксистской тактики руководства революцией и вооруженной борьбой. С 1851 Энгельс изучает военную теорию. Он много пишет на военную тематику: статьи о Крымской войне, о национально-освободительных войнах в Индии и Китае, об итало-франко-австрийской войне, о Гражданской войне в США, о франко-прусской войне, ряд статей для «Новой американской энциклопедии». Маркс высоко ценил военные познания Энгельса, шутливо называя его «мое военное министерство в Манчестере». За Энгельсом, с лёгкой руки дочери Маркса Женни, закрепилось прозвище «Генерал».

В конце 1870 года Энгельс переезжает в Лондон и по предложению Маркса становится членом Генерального Совета Интернационала. С этого времени их совместная с Марксом духовная жизнь, полная напряженной работы, даёт самые значительные плоды.

В 1871 году рабочий класс Франции совершил всемирно-исторический подвиг, провозгласив Парижскую Коммуну. Маркс и Энгельс прилагали все усилия, чтобы помочь участникам Парижской Коммуны выработать правильную политику. Маркс был вдохновителем движения солидарности с Коммуной, а после её падения — кампании помощи коммунарам-эмигрантам. Воззвание Генерального Совета «Гражданская война во Франции» стало фундаментом теории политической диктатуры рабочего класса.

Маркс — гениальный теоретик, создатель подлинной науки не только о развитии общества, но и о законах бытия и мышления.

Марксизм есть единственное и единое, открытое для развития научное мировоззрение, синтез истин о наиболее общих объективных законах развития, прежде всего, общества как материи особого рода, и именно этому подчинено знание всеобщих абсолютных объективных законов развития мироздания.

Понятия революционер и марксист соотносятся как единичное и всеобщее. Революционером может считать себя каждый, кто участвует в практике преобразования общества на качественно новых принципах, кто своей практической деятельностью обеспечивает отрицание отсталых форм общественных отношений между людьми и созидание новых, более прогрессивных форм общественных отношений.

Марксист может быть неформальным и формальным. Неформальным марксистом может считать себя лишь тот, кто доводит свои знания об объективных законах развития общества до практического их победоносного применения во всех трех формах классовой борьбы. Формальными марксистами можно считать тех, кто самоотверженно трудится в рамках программы строительства коммунизма, с энтузиазмом откликается на призывы партии неформальных марксистов, хотя и не вполне владеет теорией борьбы и строительства коммунизма. Неформальным марксистом может считать себя только тот, кто в области теории и практики способен совершить восхождение и сделать его содержание актуальным и победоносным.

Если же попытаться сформулировать определение марксизма, не используя имя автора этого учения, то, коротко, марксизм есть наиболее полное, т.е. всестороннее учение об объективной истине.

А поскольку истина всегда конкретна, т.е. всегда исторически актуальна, то, следовательно, марксистом является не тот, кто вызубрил все работы Маркса, а кто может дать истинный теоретический и организационный ответ на актуальный и важный вопрос, поставленный перед человечеством объективным ходом его развития.

Многие усидчивые левые не учитывают, что собрание сочинений классиков марксизма-ленинизма — не «святое писание», а сборник их работ, расположенных составителями в хронологической последовательности, т.е. по мере перехода автора от одной темы к другой, от одного открытия к другому, более высокому, от уяснения вопроса сначала для себя, затем, к изложению вопроса для внедрения содержания открытых объективных законов общественного развития в сознание, прежде всего, авангарда пролетарского класса. Следовательно, от тома к тому категориальный аппарат классиков, арсенал марксизма-ленинизма наполнялся всё более совершенным содержанием, что и требует от последователей тонкого учёта поучительного движения мысли гениев от низшего знания к высшему. Причем труды Ленина и Сталина следует рассматривать не как расположенные рядом с работами Маркса и Энгельса в хронологическом порядке, а как развитие трудов Маркса и Энгельса на базе богатейшей многолетней победоносной общественной практики большевиков в России.

Многие ещё не понимают, что некоторые ранние положения марксистско-ленинской теории соотносятся с поздними, особенно принесшими практические победы в период с 1917 до 1953 года, в строгом соответствии с действием закона отрицания отрицания, если, конечно, разбираться в сложной сути действия этого закона. А потому вряд ли в рамках современной российской действительности можно чего-то добиться, если строго руководствоваться положениями только ранних трудов Маркса и недооценивать всё то, что обосновали и осуществили Ленин и Сталин.

После поражения Коммунаров не многие смогли спастись от репрессий бушевавшей реакции. Маркс и Энгельс оказывали поддержку и помощь членам Коммуны. Так, Маркс в своей лондонской квартире принял Ш. Лонге, который впоследствии станет мужем для его дочери Женни.

«Австрийский социал-демократ Адлер верно заметил, что изданием II и III томов „Капитала“ Энгельс соорудил своему гениальному другу величественный памятник, на котором невольно неизгладимыми чертами вырезал свое собственное имя. Действительно, эти два тома „Капитала“ — труд двоих: Маркса и Энгельса. Старинные предания рассказывают о разных трогательных примерах дружбы. Европейский пролетариат может сказать, что его наука создана двумя учеными и борцами, отношения которых превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе. Энгельс всегда — и, в общем, совершенно справедливо — ставил себя позади Маркса. „При Марксе, — писал он одному старому приятелю, — я играл вторую скрипку“. Его любовь к живому Марксу и благоговение перед памятью умершего были беспредельны. Этот суровый борец и строгий мыслитель имел глубоко любящую душу».

В истории коммунистического движения пока только отношения Маркса и Энгельса, будучи межличностными, в то же время были безупречно коммунистическими. Все остальные исторические примеры отношений между коммунистами в организациях, к сожалению, чаще всего, несколько проигрывают. Между тем, в будущем, коммунисты обязаны показать трудящимся образцы и принципиальных, и товарищеских, и личностных отношений. И это можно сделать, лишь приближая сознание всех кадров партии к безупречно научному мировоззрению.

Маркс был поразительно разносторонне развит. Его работы совершили научную революцию. Кроме того, он прекрасно знал естественные науки — физику, химию, биологию, астрономию, геологию, физиологию и теорию техники. После смерти Маркса остались обширные математические рукописи. Он начал с ученических упражнений, а кончил самостоятельным исследованием диаматического обоснования дифференциального исчисления. Маркс был знатоком мировой художественной литературы. Гейне, Гёте, Шекспира, Бальзака он знал превосходно и сам писал — стихи, новеллы, драмы и даже роман. Маркс на протяжении всей своей жизни изучал, совершенствовал и оттачивал иностранные языки. Он написал «Нищету философии» на французском языке, «Гражданскую войну во Франции» на английском. Статьи для американских газет Маркс писал также на английском. Он любил перечитывать Эсхила на древнегреческом, Данте на итальянском, а Сервантеса на испанском. В пятьдесят лет, когда для раздела о земельной ренте в III томе «Капитала» Марксу потребовалось использовать русские источники, он за полгода выучил русский.

Разоблачению дезорганизаторской деятельности бакунистов была посвящена работа Маркса и Энгельса «Мнимые расколы в Интернационале», а затем памфлет Энгельса «Бакунисты за работой». В сентябре 1872 Маркс участвует в работе Гаагского конгресса, разоблачает бакунистов, защищает политическую программу Коммунизма.

Строго говоря, мировое коммунистическое движение приобрело надёжный методологический потенциал даже не вместе с появлением «Манифеста Коммунистической партии» в 1847 году, а после завершения работы Маркса над 4-мя томами его книги «Капитал. Критика политической экономии», т.е. спустя много лет. По мнению Энгельса и Ленина, в этом труде Маркс осуществил гениальную критику политической экономии, разгромив её потому, что в основу методологии исследования капитализма он, впервые в истории научной мысли, сознательно заложил диалектический материализм или, сокращенно, диаматику.

Ленин и Сталин тоже, лично овладев диаматикой, вынуждены были ради достижения текущих Побед уделить огромные массивы времени прежде всего практическому применению своих познаний диаматики для оперативного решения стратегических организационных и политических вопросов. В силу этого, мировое коммунистическое движение до сих пор не обладает столь же тщательно теоретически разработанным, структурированным ленинским вариантом изложения диалектического материализма, который «де факто» лежит в основе всех теоретических и практических побед и Ленина и Сталина.

В ответ на извращения оппортунистами революционной теории Маркс пишет гениальный труд «Критика Готской программы».

«Вся теория Маркса есть применение теории развития — в ее наиболее последовательной, полной, продуманной и богатой содержанием форме — к современному капитализму. Естественно, что для Маркса встал вопрос о применении этой теории и к предстоящему краху капитализма и к будущему развитию будущего коммунизма. На основании каких же данных можно ставить вопрос о будущем развитии будущего коммунизма? На основании того, что он происходит из капитализма, исторически развивается из капитализма, является результатом действий такой общественной силы, которая рождена капитализмом. У Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии, по-пустому гадать насчет того, чего знать нельзя. Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении видоизменяется. Маркс прежде всего отметает прочь ту путаницу, которая Готской программой вносится в вопрос о соотношении государства и общества».

«Великая всемирно-историческая заслуга Маркса и Энгельса состоит в том, что они научным анализом доказали неизбежность краха капитализма и перехода его к коммунизму, в котором не будет больше эксплуатации человека человеком.

Великая всемирно-историческая заслуга Маркса и Энгельса состоит в том, что они указали пролетариям всех стран их роль, их задачу, их призвание: подняться первыми на революционную борьбу против капитала, объединить вокруг себя в этой борьбе всех трудящихся и эксплуатируемых».

«Маркс и Энгельс являются не просто родоначальниками какой-либо философской „школы“ — они живые вожди живого пролетарского движения, которое растет и крепнет с каждым днем. Кто борется против этого учения, кто хочет его „ниспровергнуть“, тот должен хорошо учесть все это, чтобы зря не расшибить себе лоб в неравной борьбе».

С начала 1880-х годов здоровье Маркса ухудшилось. В декабре 1881 его постиг тяжёлый удар — умерла жена и верный товарищ.

Маркс так описывает крайне прискорбные обстоятельства смерти жены в письме народнику Даниельсону:

«Второго числа этого месяца после долгой и мучительной болезни умерла моя жена.

Осенние месяцы я провел вместе с больной, ухаживая за ней, сначала в одном из английских приморских местечек (в Истборне), затем в Аржантёе (приблизительно в 20 минутах от Парижа), где мы наслаждались возможностью жить вместе с нашей старшей дочерью (г-жой Лонге) и четырьмя ее маленькими мальчиками (старшему около пяти лет), чрезвычайно привязанными к своим дедушке и бабушке.

С моей стороны было очень рискованно предпринимать эту поездку в Париж при слабости моей дорогой жены. Но, положившись на мнение моего доброго друга, д-ра Донкина, я решился на это, чтобы доставить ей эту последнюю радость!

К несчастью, мое собственное здоровье было более или менее шатким все это время, и после нашего возвращения в Лондон я внезапно схватил бронхит, осложненный плевритом, так что в продолжение трех из последних шести недель жизни моей жены я не мог видеться с ней, хотя мы находились в двух смежных комнатах.

И сейчас я все еще не в состоянии выходить из дому. Я был очень близок к тому, чтобы „покинуть этот несовершенный мир“. Доктора хотят отправить меня на юг Франции или даже в Алжир.

Письма с выражением соболезнования, которые я получал отовсюду, служили для меня большим источником утешения, поскольку во всех этих письмах (за исключением одного единственного русского) звучала непритворная симпатия и настоящее понимание и признание редких качеств моей дорогой жены».

«Для меня является утешением то, что силы оставили ее вовремя, — писал Маркс своей дочери Женни спустя пять дней после смерти жены и матери. — Благодаря необыкновенно редкому положению опухоли (вследствие чего она была подвижна, могла изменять свое положение) настоящие характерные, невыносимые боли наступили лишь в самые последние дни (и то их удавалось умерять впрыскиванием морфия, что доктор намеренно приберегал к моменту приближения катастрофы, так как при продолжительном употреблении и морфий перестает оказывать какое-либо действие). Как мне предсказывал доктор Донкин, болезнь приняла характер постепенного умирания, словно от старческой слабости. Даже в последние часы — никакой борьбы со смертью: медленное угасание; ее глаза были выразительнее, красивее, лучезарнее, чем всегда!

Кстати, Энгельс, как всегда верный и неразлучный, послал тебе, по моей просьбе, номер „Irish World“, в котором находится заявление одного ирландского епископа, высказывающегося против земельной собственности (частной). Это была одна из последних новостей, которую я сообщил твоей маме, и она полагала, что ты, может быть, поместишь это в какой-нибудь французской газете для устрашения французских клерикалов».

В начале 1882 года врачи отправляют Маркса на лечение в Алжир. От местного судьи из Гражданского трибунала Ферме (сосланного в свое время Бонапартом), с которым Маркс часто встречается, он получает сведения о системе колониального угнетения арабского населения в Алжире.

Дедушка Маркс пишет проникновенные письма дочери:

«Как бы я хотел, чтобы в один прекрасный день ковер-самолет принес бы мне сюда Джонни. Как бы мой дорогой мальчик восхищался маврами, арабами, берберами, турками, неграми, — словом, всем этим Вавилоном, и костюмами (большей частью поэтическими) этого восточного мира, перемешанного с „цивилизованными“ французами и т. д. и тупыми британцами. Поцелуй также моего милого Гарри, благородного Волка и великого Па».

«Только что меня прервал шум, раздавшийся в небольшом, поднимающемся террасами садике (сад весь красный от цветения), который обрамляет аллею, ведущую к нашей веранде (она примыкает к первому этажу нашей виллы), между тем как моя комната (и пять других) помещается во втором этаже, выходя на небольшую галерею над верандой; перед обеими из них — вид на море и со всех сторон чудесная панорама. Итак, шум привлек меня на галерею.

Как весело, от всей души расхохотался бы маленький Джонни, если бы он стоял рядом со мной, увидев внизу в саду настоящего негра, черного, как смоль, который танцевал, наигрывая на маленькой скрипке, ударял длинными металлическими кастаньетами и выделывал своим телом пластические движения, весело и широко улыбаясь. Алжирские негры раньше были в большинстве своем рабами турок, арабов и пр., но получили свободу при господстве французов.

И вот позади него, негра, видна фигура другого человека, который с важным видом и снисходительно улыбаясь смотрит на это негритянское представление. Это мавр (по-английски — Moor, по-немецки — Mohr); кстати сказать, в Алжире маврами называют арабов — небольшую часть их, которая, покинув пустыню и свои общины, живет в городах вместе с европейцами. Они ростом выше среднего француза, у них продолговатые лица, орлиные носы, большие и сверкающие глаза, черные волосы и борода, а цвет их кожи бывает всех оттенков от почти белого до темно-бронзового. Их одежда — даже нищенская — красива и изящна: короткие штаны (или мантия, скорее — тога из тонкой белой шерстяной материи) или плащ с капюшоном; для прикрытия головы (в неблагоприятную погоду, при сильной жаре и т. п. для этого служит также и капюшон) употребляют тюрбан или кусок белого муслина, которым они подпоясывают свои штаны; обыкновенно они оставляют ноги босыми и не обуваются, а лишь изредка надевают туфли из желтого или красного сафьяна.

Даже самый бедный мавр превзойдет величайшего европейского актера в „искусстве драпироваться“ в свой плащ и в умении выглядеть естественным, изящным и полным благородства, ходит ли он или стоит неподвижно (когда они едут на своих мулах или ослах, а изредка и на лошадях, они, как правило, сидят на них не верхом, как европейцы, а спустив обе ноги на одну сторону и являют собой воплощенную ленивую мечтательность).

Итак, вышеназванный мавр, стоявший позади негра в нашем саду, начал выкрикивать, что продает „апельсины“ и „петухов“ (а также кур), — странная смесь товаров для продажи. А между этим мавром, даже и теперь не потерявшим своей величественности, и танцующим, ухмыляющимся негром важно выступает птица — чрезвычайно спесивый павлин (принадлежащий одному из наших пансионеров) с великолепной синей шеей и красивейшим длинным хвостом. Как же мне хотелось услышать звонкий смех моего Джонни при виде этого трио!

Теперь четыре часа пополудни (часть послеобеденного времени я провел, конечно, в беседе с Ферме, который принес мне твое письмо, а позднее вернулся в Алжир). Льет дождь; внезапное понижение температуры чрезвычайно неприятно».

В январе 1883 года умерла и дочь — Женни Лонге, что окончательно подорвало здоровье Маркса. Но он до последних дней продолжал работать.

14 марта 1883 года Карл Маркс умер. Так описывал его последние дни Энгельс:

«Незадолго до смерти своей жены, в октябре 1881 г. он заболел плевритом. После выздоровления его направили в феврале 1882 г. в Алжир, но по дороге из-за холодной и сырой погоды он заболел и приехал туда с новым плевритом. Отвратительная погода продолжала держаться; едва он вылечился, его ввиду приближавшейся летней жары послали в Монте-Карло (Монако). Туда он прибыл опять с плевритом, но в более легкой форме. Снова отвратительная погода. Оправившись, наконец, он уехал в Аржантёй, близ Парижа, к своей дочери, г-же Лонге. Здесь он пользовался против застарелого бронхита серными источниками в расположенном по соседству Энгиене. Погода и там оставалась прескверной, но все же лечение помогло. Затем он отправился на шесть недель в Веве, откуда он, как казалось, почти здоровый вернулся в сентябре.

Ему разрешено было провести зиму на южном побережье Англии. Да и самому ему так надоела бездеятельная кочевая жизнь, что новое изгнание на юг Европы, вероятно, повредило бы ему морально в той же мере, в какой помогло бы физически. Когда начались лондонские туманы, его отправили на остров Уайт. Там дождь шел не переставая; он опять простудился.

На Новый год мы с Шорлеммером хотели его навестить, но тут получены были известия, потребовавшие немедленного отъезда туда Тусси. И сразу после этого — смерть Женни; он вернулся сюда с новым бронхитом. После всего предшествовавшего и в его возрасте это внушало опасения. Сверх того произошло множество осложнений, в особенности нарыв в легком и невероятно быстрый упадок сил. Несмотря на это, общее течение болезни шло благоприятно, и еще в прошлую пятницу лечивший его врач, один из лучших молодых врачей Лондона, которого особенно рекомендовал ему Рей Ланкестер, подавал нам самые блестящие надежды. Но кто хоть раз рассматривал под микроскопом легочную ткань, тот знает, как велика опасность прободения стенки кровеносного сосуда при нагноении в легком. И поэтому я в течение шести недель каждое утро, поворачивая за угол, в смертельном страхе смотрел, не опущены ли шторы на окнах. Вчера днем, в 2.30 — это был самый подходящий час для дневных посещений — я пошел туда и застал весь дом в слезах: наступает, очевидно, конец. Я стал расспрашивать, пытался найти причину, утешить. Оказывается, произошло небольшое кровотечение, но вслед за тем сразу наступил упадок сил. Наша славная старая Ленхен, ухаживавшая за ним так, как ни одна мать не ухаживает за своим ребенком, поднялась наверх и тотчас же вернулась: он в полусне, мне можно к нему подняться. Когда мы вошли, он спал, но спал вечным сном. Пульс и дыхание исчезли. В течение этих двух минут он тихо и без страданий уснул.

Все события, наступающие в силу естественной необходимости, как бы они ни были ужасны, содержат в самих себе утешение. Так и на этот раз. Искусство врачей обеспечило бы ему, быть может, несколько лет прозябания, жизни беспомощного существа, умирающего не сразу, а постепенно, к вящему триумфу врачебного искусства. Но этого наш Маркс никогда не перенес бы. Жить, имея перед собой множество незаконченных трудов и испытывая танталовы муки от желания закончить их и от невозможности это сделать, — это было бы в тысячу раз горше для него, чем настигшая его тихая смерть. „Смерть — несчастье не для умершего, а для оставшегося в живых“, — любил он повторять слова Эпикура. И видеть, как этот мощный, гениальный человек прозябает, превращаясь в развалину, к вящей славе медицины и на потеху филистеров, которых он в пору расцвета своих сил так часто повергал в прах, — нет, в тысячу раз лучше то, что случилось, в тысячу раз лучше снести его послезавтра в могилу, туда, где покоится его жена.

После всего того что предшествовало этому и чего даже врачи не знают так, как знаю я, оставался, на мой взгляд, только этот выход.

Пусть так. Человечество стало ниже на одну голову и притом на самую значительную из всех, которыми оно в наше время обладало. Движение пролетариата идет дальше своим путем, но нет того центрального пункта, куда, естественно, обращались в решающие моменты французы, русские, американцы, немцы и каждый раз получали ясный, неопровержимый совет, который мог быть дан только гением во всеоружии знания. У доморощенных знаменитостей и мелких талантов, а то и просто у шарлатанов теперь развязаны руки. Конечная победа обеспечена, но окольных путей, временных и частичных блужданий — и без того неизбежных — теперь будет гораздо больше. Ну, что ж, с этим мы должны справиться — для того мы и существуем. Вот почему мы отнюдь не теряем мужества».

«Маркс умер, не успев окончательно обработать свой огромный труд о капитале. Вчерне, однако, он был уже готов, и вот Энгельс после смерти друга принялся за тяжелый труд обработки и издания II и III тома „Капитала“. В 1885 г. он издал II, в 1894 г. III том (IV том он не успел обработать). Работы над этими двумя томами потребовалось очень много».

В августе 1888 года Энгельс вместе с Э. Маркс-Эвелинг, Эвелингом и Шорлеммером посетил Северную Америку на пароходе из Лондона в Нью-Йорк. Энгельс проводит несколько дней в Нью-Йорке, где гостит у Зорге, затем поездом отправляется в Бостон; проводит там около недели, осматривая попутно близлежащие города, в частности Кембридж и Конкорд; из Бостона по железной дороге едет к Ниагарскому водопаду, где отдыхает в течение пяти дней; оттуда совершает пароходную поездку по озеру Онтарио и реке Св. Лаврентия до Монреаля с заездом в канадские города Торонто, Порт-Хоп и Кингстон; из Монреаля поездом возвращается в США, в Платсберг, откуда совершает путешествие по горам Адирондак, после чего на пароходе по озерам Шамплейн и Джордж направляется в Олбани, а оттуда пароходом же по реке Гудзон возвращается в Нью-Йорк. В сентябре Энгельс на пароходе возвращается в Лондон. В этот период он пишет знаменитую работу о роли насилия в истории.

Параллельно с работой над «Капиталом» Энгельс написал классические марксистские работы и как вождь руководил борьбой международного пролетариата. «После смерти Маркса Энгельс один продолжал быть советником и руководителем европейских социалистов. К нему одинаково обращались за советами и указаниями и немецкие социалисты, сила которых, несмотря на правительственные преследования, быстро и непрерывно увеличивалась, и представители отсталых стран, — напр., испанцы, румыны, русские, которым приходилось обдумывать и взвешивать свои первые шаги. Все они черпали из богатой сокровищницы знаний и опыта старого Энгельса».

В 1893 году 73-летний Энгельс совершает поездку в Германию, Швейцарию и Австро-Венгрию: посещает Кёльн, затем вместе с Бебелем через Майнц и Страсбург едет в Цюрих, оттуда на несколько дней выезжает в Граубинден для встречи со своим братом Германом, после чего возвращается в Цюрих и в течение двух недель остается в Швейцарии, затем через Мюнхен и Зальцбург отправляется в Вену, а оттуда через Прагу и Карлсбад (Карловы Вары) едет в Берлин и через Роттердам возвращается в Лондон.

Энгельс неоднократно посещает в Цюрихе членов группы «Освобождение труда». 12 августа Энгельс присутствует на последнем заседании Международного социалистического рабочего конгресса в Цюрихе, выступает с краткой речью на английском, французском и немецком языках и по поручению бюро конгресса закрывает заседание; в своей речи Энгельс отмечает заслуги Маркса перед рабочим классом, характеризует успехи международного рабочего движения:

«Неожиданно блестящий прием, который вы мне оказали и которым я был глубоко тронут, я отношу не к себе лично, а принимаю его лишь как сотрудник-великого человека, портрет которого висит вон там вверху. (Речь идет о Марксе.) Прошло как раз 50 лет с тех пор, как Маркс и я вступили в движение, опубликовав первые социалистические статьи в „Deutsch-Franzosische Jahrbucher“. С того времени социализм из маленьких сект развился в могучую партию, приводящую в трепет весь официальный мир. Маркс умер, но будь он теперь еще жив, не было бы ни одного человека в Европе и Америке, который мог бы с такой же законной гордостью оглянуться на дело своей жизни».


 

При подготовке альбома использованы картины Гао Мана, письма К. Маркса и Энгельса, работы Ленина и Сталина, воспоминания Женни Маркс и Анненкова, статьи журнала «Прорыв».

Маркс и Энгельс: 4 комментария

  1. Думаю, что этот художественно-библиографический альбом может суграть значительную роль в деле привлечения к марксизму молодых, склонных к серьёзным размышлениям, людей. В России многие пришли в революционное движение под впечатлением работы Чернышевского «Что делать?». Но данный альбом выражает коммунистическую позицию яснее, точнее, образнее и теплее. Составителю данного альбома большое спасибо. История не забывает подобных вкладов в общее дело просвещения масс.

  2. Спасибо большое. В молодости мы что-то изучали, но то было настолько схематично, что не могло вызвать искренний интерес. А эта статья раскрывает личность Карла Маркса и Фридриха Энгельса настолько ярко, что захватывает.

Комментировать