Предисловие СП
Публикуем воспоминания большевистского подпольщика-боевика, члена партии с 1906 года, И.П. Павлова (1889 — 1959). Запись содержит два блока: период первой русской революции и период 1941 — 1953 гг.
В первом блоке вас ждут два увлекательных рассказа об эксах. Они позволяют увидеть, насколько условия начала XX века разнятся с сегодняшними. Леваки, которые вольно или невольно копируют принципы и методы работы РСДРП(б), не улавливают пропасть фактических конкретно-исторических обстоятельств. Разве можно сегодня всерьёз воспринимать человека, который бы предложил организацию подобных эксов? Это означало бы лишь провокацию.
Воспоминания показывают, какой был революционный подъём в молодёжной среде, насколько сволочной была жизнь, как приходилось зарабатывать партии в условиях царизма и подполья.
Какие уроки нам даёт такой исторический опыт наших предшественников? Во-первых, опираясь на ленинский тезис о том, что революционный рабочий класс никогда не применяет вооружённую силу, пока его к этому не принуждает буржуазия, необходимо трезво оценивать, существуют ли сегодня факторы этого принуждения? Появятся ли они в будущем? Каково вообще отношение современных марксистов к насилию, вооружённому взятию власти и гражданской войне?
Теоретическое обобщение военной программы большевиков в основном сделано в соответствующей статье «Прорыва»:
«В годы первой русской революции Ленин, опираясь на идеи Маркса и Энгельса, раскрыл условия применения вооруженных форм борьбы, их теснейшую зависимость от социально-политических факторов созревания революции, вскрыл строгую подчинённость вооружённой борьбы общеполитическим задачам. Практика показала, что её формирование и успех в борьбе возможны только в обстановке революционного кризиса, при поддержке всей политической армии революции, поднимающейся на борьбу против гнёта капитала. Вне этих условий, без этой поддержки вооруженная сила превращается в орудие путчизма и неизбежно обречена на поражение».
В наших буржуазно-демократических условиях упование на вооружённые методы, эксы или подготовку к применению насилия следует считать левым экстремизмом, наносящим вред коммунизму не меньше, чем отрицание вооружённого взятия власти рабочим классом.
Критика культивирования вооружённого восстания В.А. Подгузовым:
«Если же мы научимся смотреть на марксизм диалектически, т.е. как на целостное научное мировоззрение, то не станем абсолютизировать КОНКРЕТНЫЕ теоретические исследования Ленина образца 1900 года в 2006 году, или противопоставлять „раннего“ Ленина, Ленину „позднему“, а охватим ленинское учение о революции не только в неразрывном единстве всех его сторон и конкретно-исторических реалий, но и в развитии, которого не могло не быть (согласно законам диалектики) и, следовательно, это развитие не могло идти иначе, как через „отрицание отрицания“. Каждый поворот, каждый качественно новый этап революционного процесса требовал от Ленина соответствующего теоретического обоснования.
Одна из причин побед Ленина и Сталина над своими внутрипартийными и внепартийными противниками состоит именно в том, что классики не повторялись, а шли оригинально вперед, правильно понимая теоретические и объективные основы того, что они уже сделали, и разрабатывали НОВЫЕ теоретические подходы и практические приёмы борьбы с конкретным, „сегодняшним“ противником и проблемами, а потому, чаще всего, их стратегия была полна загадок для противников.
А, как известно, марксистам (по вопросу о революции), марксизм предполагает ДВА способа решения задач политического переворота, не раз указывая на трудность, но желательность мирного взятия власти, не отрицая и ВВ, особенно, когда в погоне за достижением своих целей, буржуазия САМА вооружит ОГРОМНОЕ количество пролетариев и обывателей.
Спрашивается, если всем известно учение марксизма о двух способах смены политической власти (мирном и немирном), если марксизм давно возложил на буржуазию всю ответственность за насилие в ходе социальной революции и доказал это всем ходом октябрьского, практически бескровного взятия власти пролетариатом, зачем представлять дело так, будто марксизм однозначно стоит на теоретических позициях насильственного захвата власти, независимо от того, в каком направлении будут развиваться реальные события?
… Необходимо дать понять всем трудящимся, что переход власти в ИХ руки исторически неизбежен, но коммунистическая партия сыграет в этом свою специфическую роль, какую и положено играть партии. Первая и единственная в истории человечества политическая партия, марксистская, которая не борется за политическую власть для себя, а, являясь органическим авангардом рабочего класса, создает необходимые научные и организационные предпосылки для того, чтобы политическая власть перешла в руки пролетариата, как наиболее организованного и наиболее ограбленного социального слоя при прочном его союзе с крестьянством и интеллигенцией.
Выпячивание лишь ОДНОЙ стороны учения марксизма о социальной революции является не развитием марксизма, а его обрезанием, под видом развития, бессовестной провокацией и ревизией марксизма, что ещё подлее. Преступно называть себя марксистом и путать пролетариев, отождествляя социальную революцию с моментом лишения буржуазии её политической власти».
О желательности взятия власти мирным путем учил Ленин, но в конкретной обстановке тогдашней России это было невозможно. Однако, независимо от способа взятия власти, Ленин, как известно, признавал необходимость установления диктатуры рабочего класса в форме Советов, прежде всего, рабочих депутатов, безусловно признающих направляющую и руководящую роль коммунистической партии большевиков. Диктатура рабочего класса была необходима для того, чтобы самым решительным образом и не стесняясь в средствах, каленым железом выжигать все поползновения к реваншу отстраненных от власти классов и слоев.
В случае парламентской победы или иного мирного перехода власти нами будет немедленно провозглашена и установлена диктатура рабочего класса, но гражданской войны не будет, прежде всего, по причине малочисленности олигархов и плачевном положении мелкого и среднего предпринимателя, отсутствия в РФ дворян, составлявших в 1917 г. костяк достаточно развращенного и многочисленного офицерства. Кроме того, нет той университетской прослойки царской России, которые сдуру пошли и на фронты первой мировой и в добровольцы, ведомые ложным патриотизмом, ненавистью и презрением к лапотной России, к хаму, который не хотел больше чистить сапоги господам офицерам. Сегодня загнать выпускника университета в добровольческую армию, в окопы — большая проблема. Они и без войны бегут за границу, а уж если их призвать в окопы, они сами застрелят такого агитатора.
Обеспечить современной полиции и армии условия не хуже нынешних легко, потому что отношение РФ и демократических рыночных СМИ к своим защитникам — скотское. Удержать современных фермеров от участия в гражданской войне — задача достаточно простая. Главное, спасибо капиталистам, они все больше вбивают своим пролетариям умственного и физического труда ненависть к себе, т.е. к хозяевам любого вида.
Но все современные партии с коммунистическими названиями на территории бывшего СССР настолько ничтожны в идеологическом отношении, настолько оппортунистичны, что в ближайшее десятилетие трудно говорить об их пригодности для руководства рабочим классом в ходе мирного прихода его к политической власти.
Во-вторых, мемуары об эксах показывают, как Павлов, будучи преданным партии боевиком в общем-то авантюристического склада, смог и сделался продуктивным партийным и советским работником на многих низовых и не только должностях. С его биографией можно ознакомиться здесь.
После описания событий первой русской революции последует блок о Великой Отечественной войне и смерти Сталина.
О боевых операциях революции 1905 — 1907 годов
Как известно, уже в 1905 г. В.И. Ленин уделял очень большое внимание вопросу организации боевых дружин, которые в момент вооружённого восстания могли бы взять в свои руки военное руководство восстанием. С этой целью тов. Ленин давал директиву на места о том, чтобы, во-первых, дружины немедленно организовывались, во-вторых, что они не сидели без дела, а вели бы практическую боевую работу и тем самым закалялись бы на боевой работе. Например, 16 октября 1905г. он писал Петербургскому боевому комитету: «Идите к молодёжи. Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов и у рабочих особенно»… (Ленин, т.8, стр. 325-326).
В другом месте В.И. Ленин уже говорит о задачах «отрядов революционной армии». Пишет: «…Затем к подготовительным работам относятся немедленные распознавательные разведочные работы: Узнавать планы тюрем и т.д». (см. собр. соч. Ленина, 3 изд., т.8, стр.328).
В том же письме немного выше он писал: «К подготовительным относится раздобывание всякого оружия и всяких снарядов» и т.д.
В общем, уже тогда, до всеобщей стачки, до Московского вооруженного восстания Ленин тщательно занимался во всех подробностях, в мельчайших деталях боевым делом партии, вопросом подготовки боевых кадров партии. После 1905 года, после вооружённого восстания в Москве и других городах (декабрьское восстание), как известно, вопрос о боевых организациях был Лениным поставлен более широко вплоть до обсуждения его на съездах партии: 3 и 4-м.
Как выполнял директивы Ленина Уральский Областной комитет партии и Уфимская боевая организация?
В 1906 году в г. Уфе, входившей тогда в Уральскую организацию РСДРП(б), массовое революционное движение стояло на высоком уровне. В партии шла большая оживленная работа среди рабочих из Уфы и среди учащихся средних учебных заведений. Массовки в лесу устраивались каждое воскресенье, но власти, оправившись после 1905 года, начали уже проявлять большую активность в борьбе с революционным движением, и поэтому надо было тщательно охранять боевыми отрядами каждую массовку, каждое собрание на нелегальной квартире в городе.
Кроме того, согласно директивы Ленина, Уральский Областной партийный комитет большевиков энергично вёл подготовку к вооружённому восстанию. Боевая работа поэтому в Уфе велась также очень энергично. К моменту, который я хочу описать, т. е. к 21 сентября 1906 г. боевая дружина была уже хорошо укомплектована, обучена, вооружена, побывавшая в боевых операциях. Создана же она была ещё в конце 1905 г. представителем Обл. к-та и боевого центра при ЦК, [по кличке] «Лука», Эразмом Кадомцевым (бывший офицер царской армии, член ВКП(б) с 1901 г.).
Эразм Кадомцев, как я помню, был основным боевым организатором боевой организации в Уфе. Настойчивый, последовательный марксист-ленинец, в своих занятиях с нами он воспитывал нас не только как боевиков, но постоянно внушал нам, что мы рабочие, являемся в боевой организации представителями основного класса – пролетариата, который только и может встать во главе революции, руководить ею. Он внушал нам, что поэтому мы как боевики должны пройти боевую школу и в теории, и на практике боевых выступлений, с тем, чтобы в момент вооружённого восстания встать во главе отрядов рабочих дружин в качестве пролетарских инструкторов-офицеров. Сверх тех политических занятий, которые вели с нами «Базар» (Накаряков) и «Алексеевна» (фамилии не помню), Э.Кадомцев часто также занимался с нами по политэкономии, ком. манифесту Маркса-Энгельса, Эрфуртской программе и т.д.
Являясь совершенно сырым материалом тогда рабочей молодежью политически неграмотной и малограмотной вообще, — мы благодаря этим занятиям основное всё же усвоили хорошо: т.е. 1) что мы являемся представителями рабочего класса, которому «нечего терять кроме своих цепей». 2) Что только путем вооруженного восстания можем свергнуть самодержавие и капитал. 3) Что мы, защищая и борясь за победу своего класса, должны полностью и безоговорочно пожертвовать собой, своей личной жизнью и делать то, что заставит делать партия, которая стоит во главе рабочего класса. Так мы понимали своим нутром наше назначение тогда под влиянием тех бесед в кружках, которые вели указанные выше товарищи.
Крупную роль в организации боевых дружин в Уфе и на Урале сыграли и братья Э. Кадомцева Михаил и Иван. Оба беззаветно храбрые, смелые, энергичные, они вкладывали в наше боевое дело всю душу и всегда во всех наших боевых делах были во главе отряда, на самых ответственных участках.
Оба они погибли на боевом посту в 1918 году: Иван проводил партработу в затоне зимой, шёл пешком домой в пургу, простудился и умер от воспаления легких. Михаил, будучи командующим Самаркандским фронтом против чехов, бросившись первым в атаку на чехов, был убит, попав под пулемётный огонь, он погиб, как герой, каким я знал его и в 1906 году.
Надо сказать, что братья Кадомцевы, потом «Назар» (после Луки) вложили в дело организации дружины столько энергии, внимания, любви, что к концу года довели дружину буквально до совершенства, согласно тем условиям. Глубоко продумана была каждая мелочь. Например, конспирация была поставлена так тщательно, что лозунг, проводимый Кадомцевым: «Говори не то, что можно, а что нужно», — свято почитается нами и посейчас.
Благодаря строгой, жёсткой конспирации, введённой Кадомцевыми, ни одно наше боевое выступление не было открыто. Буквально ни одно. А у нас боевых выступлений было побольше десятка.
Кадомцев учил нас и тактике гражданской войны, при чём по директиве Ленина он боевые выступления проводил как практическое занятие.
Каждый экс под руководством самого Э.Кадомцева или Ив. Кадомцева тщательно продумывался. Весь план состоял из 3-х элементов: 1) Тщательная подготовка, 2) Экс, и 3) ликвидация следов предприятия. Причём, нам показывалось на примере и внушалось тщательно, что самое важное не экс, а подготовка к нему и скрытие следов. Самым простым считался экс.
Учил Кадомцев нас и тому, как держаться с жандармами при арестах. Эта наука нам многим потом очень помогла.
В 1906 году к осени, как я говорил выше, наша боевая организация в Уфе состояла из трёх дружин. В 1-ю входили: 1) Представитель Обл. к-та партии; 2) Совет организации, 3) Штаб её, 4) Начальники отрядов, во 2-ю ответственный действующий состав, участвующий в боевых операциях и одновременно этот состав был инструкторский. У каждого члена второй дружины был пяток или десяток членов партии, которых боевик обучал владеть оружием, правилам уличного боя, партизанской войне, о необходимости вооруженного восстания. Я, напр., имел пяток. 3-я дружина состояла из тех, кто был в пятках и десятках. Через 3 дружину мы держали непосредственную связь с рабочей массой. Кроме того, что рабочие сами, мы, конечно, непосредственно были связаны с рабочими ж.д. мастерских, депо и проч.заводов.
Таковы в общих чертах условия, при которых мы совершали эксы в 1906 и 1907 гг., участником которых я являлся и о которых я хочу рассказать здесь, рассказать о том, как же мы учились воевать за дело рабочего класса.
Начну с экспроприации на разъезде и «Дема» возле Уфы, которая была совершена нами 21 сентября 1906 г.
Это разъезд в нескольких километрах от гор. Уфы, за железнодорожными мостами. Разъезд, каких тысячи, и ничего из себя не представляет. Кругом лес, болота. Но для меня этот разъезд имеет настолько огромное значение, что до смерти его не забуду. С разъездом «Дема» не только связано у меня воспоминание, больше того, событие на разъезде «Дема» было моим боевым крещением, только, что вступившего в боевую дружину новичка, и как бы началом моей работы в партии большевиков.
К моменту моего вступления в боевую организацию, она имела уже опыт боевых выступлений, и как говорится, «нюхала уже порох». Меня, однако, сразу приняли во 2-ю дружину. Во-первых, потому, что я с 1905 года активно участвовал в разбрасывании листовок, аккуратно посещал все массовки, даже был как бы потерпевшим за свою революционную работу, и во-вторых, за меня поручились два дружинника второй дружины, рабочие жел.дор. мастерских — Фёдор Новосёлов и Илья Кокорев. Оба они в деятельности дружины показали себя преданными и отважными людьми. Мне было тогда 16½ лет. По уставу в партию можно было вступить только в 18 лет. Мы прибавили год, сказав, что мне 17½, и меня приняли… Каюсь теперь, обманул я тогда партию. Правда, в дружине старых не было, всё была молодежь.
Было известно, что рабочие Уфимского узла получают зарплату от артельщиков, приезжающих с этой целью из Самары — Правления Дороги. Ездили они с охраной вооружённых солдат. Это тоже было известно. Решено было напасть на поезд с артельщиками и взять эти деньги. Надо было: 1) выяснить, когда и с каким поездом поедут артельщики, 2) сколько повезут денег, 3) сколько и какая охрана. Всё это узнали и стали готовиться. Подобрали для этой цели 18 человек. Надо заметить, что из всех 18-ти человек самый старший был Иван Кадомцев, которому было тогда 22 года. Остальные все были моложе. Это обстоятельство я хорошо запомнил, т.к. не раз об этом у нас говорилось по разным поводам и причинам. Начальником был Иван Кадомцев. Он рассказал о предстоящем эксе, о его опасности, так как будут солдаты с винтовками и вооружённые артельщики и кроме того полон поезд пассажиров, а нас молодёжи всего 18 человек. Он прямо поставил вопрос, резко: «Кто боится — не ходи». Меня как новичка, он несколько раз спросил: не боюсь ли я? «Если не надеешься на себя — не ходи, побудь в дружине так, поучись с нами». Но я храбро ответил: «Иду с вами».
Расставили людей, рассказали обязанности каждого и пошли на экс. Было это в конце лета 1906 г., но было ещё очень тепло. Помню, солнечный день подходил к концу, когда я вышел из дома и пошёл по линии железной дороги к жел.дорожному мосту. Взглянул на дом, на братишек, на мать и так их стало жаль, так захотелось не ходить. Шёл и думал: «Ведь может в последний раз взглянул я на них, может быть, завтра утром я буду уже на том свете, может быть, и солнце вижу в последний раз». Надо сознаться, чуть не ревел я от таких дум. А всё же шёл. Ноги как будто сами шли туда, помимо моей воли. Я очень хорошо помню этот момент моей жизни. Но если бы тут подошёл Иван Кадомцев и сказал: «Вернись, если хочешь», — я бы всё же не вернулся, а пошел бы ними. Почему? Потому, что я пролетарий, которому нечего терять, кроме цепей, а приобрести он может весь мир, потому, что самодержавие и капитализм в целом можно свергнуть только вооружённой рукой рабочего. Стало быть, надо учиться воевать с оружием в руках. И я шёл и учиться, и воевать.
Пришли и встали все по местам. Теперь уже я не помню точно, кто где стоял. Помню только, что поезд должен был остановить Константин Мячин, Михаил Кадомцев должен был сесть в поезд ещё на станции Ключарёво, ибо он должен первым войти к артельщикам. Главные силы были, конечно, у вагона с деньгами. Вл. Алексеев, Т. Шаширин, Вася Мясников и я должны навалить шпалы на рельсы, после того, как поезд остановится. До остановки наваливать шпалы было нельзя, так как этим можно было вызвать крушение, а значит и ненужные жертвы. Не класть шпалы тоже было нельзя. Машинист мог накачать воздух и пойти, тем более, что кран после спуска воздуха Мячин должен был оставить. Вот встали все на места. Слышно на Деме свисток. Поезд идёт. Ближе… Ближе… Видны уже огни, но поезд идёт полным ходом, мы в недоуменьи, почему поезд идёт полным ходом? Помню, Иван Кадомцев хотел уже бросить бомбу — так был ошеломлён, но возле нас на полном ходу соскакивает М. Кадомцев, а перед этим на ходу же громко крикнул: «Отставить». Поезд прошёл, мы все сбежались в кучу. В чём дело? Почему сорвалось дело? Михаил сообщил, что артельщиков на этом поезде нет. Утром получили телеграмму из Самары, что артельщики случайно задержались и выехали со следующим поездом того же номера.
Пожалуй, это было к лучшему. Мы собрались после ухода поезда на полянке и обсудили все наши недостатки в подготовке. Съели колбасу и пошли домой, надо сказать правду, все очень весело и как-то радостно возвращались домой, как будто избавились от какой-то большой опасности. Все оживлённо и очень весело говорили, смеялись друг над другом.
Но пришла и другая ночь. Снова мы пошли на старое место. Встали все по местам. Вот слышно поезд идёт, близко, огни хорошо видно, вдруг поезд стал замедлять ход, тише, тише и встал. Но встал далеко, за версту от назначенного места. Мы немного подождали, но потом поднялась стрельба. Машинист стал беспрерывно давать тревожные свистки, и мы, не дожидаясь больше, побежали к поезду. Не сообразив, что мы бежим, освещённые тремя фонарями паровоза, и что в нас стреляют солдаты, мы удивляемся, откуда летят к нам, повизгивая, пули — сбежали с рельс и побежали по боковым дорожкам. Добежали до паровоза, нам кричат: «Беги под откос». Мы сбежали. Вл.Алексеев, наш старший, оставил меня на тропке с бомбой на случай, если будет поезду помощь из города, сам с остальными побежал к паровозу. Огонь скоро погас, но стрельба долго ещё не прекращалась. Я всё сижу и жду сигнала. Вдруг смотрю, кто-то идёт мимо и кряхтит. Правда, идёт в сторону и от наших, но мне почудилось, что идёт с деньгами артельщик, ибо замелькал мешок за плечами. Я крикнул: «Кто идёт?» — приготовляя «Смитт». Оказалось, шёл Вл. Алексеев к лошадям и нёс мешок с серебром. Дело в том, что лошади должны были остановиться против нас, т.е. паровоза, но так как поезд не дошёл много, лошади стояли далеко. Алексеев пошёл к ним, чтобы на них объехать лес и подъехать к поезду с другого пути, по пути же, как потом оказалось, он понёс мешок с серебром. Когда он пришёл, кучер-дружинник Ильин Иван уехал сам, не дожидаясь распоряжения. Долго плутал и чуть нашел место, чтобы подъехать к деньгам, но не подъехал, остановившись за лесом и болотом. Вл. Алексеев прошёл мимо и сказал, что вышло не совсем удачно, велел мне сидеть до сигнала. Я спросил: «Все ли живы?» — «Все». — «Взяты ли деньги?» — «Взяты». Ответив мне на оба вопроса, он ушёл в лес.
Наступила мёртвая тишина. Поезд весь в темноте мне был чуть виден и молчал, как большой гроб. Кругом ни звука, ни стона, а время шло значительно больше, чем мы желали, стала заниматься уже заря. В городе свистки паровоза и стрельбу, конечно, слышали, знают, что везут в этом поезде большие деньги, что этот поезд с Демы вышел и ст. Уфа подняла даже семафор, значит с минуты на минуту надо было ждать и по дороге из города, и по полотну жел.дороги помощи. Обо всём этом я думал, сидя в лесу один со Смиттом и бомбой в руках. И не знаю, что бы было, если бы я досидел до жандармов. Бомба вряд ли бы взорвалась, т.к. она была самодельная, и даже при пробах они далеко не все взрывались. А тут, вгорячах бросил бы и в лучшем случае зашиб бы пузо жандарму. Но самого, конечно, как курёнка подстрелили бы, ибо я не убежал бы. Нельзя было убежать, я охранял дело и товарищей. Это я твёрдо знал, думая о встрече с жандармами.
Но вот, наконец, слышу свисток. Иду в том направлении. Все в сборе, я подошёл последний. Очень все оживлены, хотя недовольны, что медь и серебро пришлось бросить, и что вообще операция прошла не совсем удачно. Но сделав перекличку, спросив кто не ранен ли, дав всем закусить, Иван Кадомцев дал распоряжение итти по домам, отложив обсуждение операции до общего собрания участников.
Мы пошли по заранее установленным маршрутам, но только что отошли от поезда, как от ж.д. моста поднялась частая ружейная стрельба. Мы пошли дорогой, идущей параллельно линии, навстречу стрелявшим. Но так как мы скрыты были густым лесом, то пули или перелетали через нас или не долетали, застревая в лесной чаще. Жандармы, оказывается, как потом мы узнали, шли по полотну к поезду и стреляли из винтовок на обе стороны наугад. Запоздали они потому, что дело было ночью, и быстро не удалось организовать отряд. Их стрельба вреда нам не причинила, но маршрут мы вынуждены были изменить. Решили так: кому на работу не итти, те пошли вниз по Белой, на перевоз «Вавиловский», а кому итти на работу, пошли прямо к Белой. Нас рабочих в этой группе было человек 5. Подошли к Белой, как на грех ни одной лодки не видно. К бакенщику итти всё равно, что к жандарму. Он слышал стрельбу и, увидев нас, сейчас же наведёт на наш след жандармов, которые без сомнения будут его допрашивать и допрашивать крепко. К счастью, мы набрели на маленькую лодчёнку. Посмотрели, в ней вода… Вылили, нашли доску вместо весла и поехали. Оказалось, что лодка течёт, а отчерпывать нечем, но мы выросли на реке Белой, умели все плавать и не боялись, если лодка не дотянет до берега. Но она дотянула. Только сидела глубоко в воде, а берег был отлогий и она до берега не дошла. Пришлось итти по колено в воде. Пришли домой уже утром. Немного отдохнули и пошли на работу. Ушли все хорошо, никого не арестовали.
Ух, какой был шум в Уфе на другой день. Все газеты кричали о неслыханной дерзости, и том, что нападающих было 50 человек хорошо вооружённых. На заводе Киснемского, где я работал, в обед рабочие очень оживлённо обсуждали это событие, а так как этот завод был под влиянием эсеров, и нас большевиков было там мало, совсем беспартийных там ни одного не было — разговоры шли поэтому не так, как на улице. Здесь прямо задавали вопрос: «Кто это сделал? Быть не может, чтобы это сделало б.о. большевиков». Им в голову не приходило, что рядом с ними сидит помощник слесаря — участник этого громкого дела.
Через некоторое время было у нас собрание участников экса, это собрание происходило в г. Уфе, не помню, в чьей квартире недалеко от центра города. Иван Кадомцев доложил его подробности. Оказалось следующее, насколько я сейчас припоминаю: во-первых, К.Мячин и тут сплошал. Он с перепугу остановил поезд раньше времени — из-за этого мы чуть сами не погибли и очень много потеряли денег. Так как поезд был остановлен рано, лошади не могли близко подойти, люди были не на местах, и пришлось бросить не только серебро и медь, но золото. Взяли только одни бумажные деньги в сумме 153 тысячи рублей вместо 250, которые везли артельщики. Одного серебра осталось по газетным сведениям 26 тыс. рублей, а сколько его было растолкано за обшлага шинелей и карманам синих штанов жандармов. Золота совсем не нашли, хотя мы его не взяли. Исчезло. Вот что наделал этот злополучный Мячин. Между прочим, он при эксе на разъезде «Воронки» весной 1906 года совсем не остановил поезд. Пропустил его в Уфу. Струсил. Потом плакал. Просил прощения. Второй также остановил и тоже не совсем удачно. И тут в третий раз сорвал дело наполовину и нас чуть не погубил.
Этот Мячин был удивительный тип. Он казался очень смелым, но на деле показывал обратное. Когда остановился поезд, на месте был только один Кадомцев М. Остальные подбежали после. Михаил Кадомцев сразу же пошел в вагон к артельщикам, как полагалось по плану. Его остановил солдат. Кадомцев отпарировал браунингом штык солдата и, выстрелив в горло, убил его наповал. Вошёл к артельщикам, не подозревая, что он один и что свои были далеко в момент остановки поезда. Но артельщики, хотя и были вооружены, сдались, перепугавшись неожиданным вторжением человека в полумаске. В это время прибежал Иван Кадомцев и другие. Взяли деньги. Но вот, что удивительно. Одновременно, когда брали деньги, солдаты, их было 10 человек, вышли на насыпь и пока были патроны, стреляли в лес, не видя нападавших. Наши стреляли в них и в машиниста, чтобы не давал свистки. Наконец, все солдаты были ранены и выбыли из строя. При чём, частью притаившись, раненые лежали у вагонов, частью уползли в вагон. Машинисту в паровоз М. Кадомцев бросил бомбу и он замолчал. Поезд был полон пассажиров. Сначала было, пассажиры полезли смотреть в окна, но Иван Кадомцев крикнул, чтобы все сели по местам, — все скрылись. А когда поднялась стрельба, то по рассказам пассажиров, как потом писали газеты, очень многие легли на пол, залезли под лавку. Между прочим, один дед был так напуган, что его из-под лавки потом уже жандармы вытащили.
На этом собрании подробно были разобраны все положительные и отрицательные стороны экса. Ставилось в пример как опыт всё хорошее: находчивость, быстрота ориентировки и приспособленность к обстановке в момент действия и т.д. и решительно осуждались отрицательные моменты. Больше всех досталось опять Мячину.
За это дело ни один из боевиков не пострадал. Несмотря на все старания жандармов начальника сыскного отделения Ошурко, судить нас не удалось.
Вот в общих чертах то, что осталось у меня в памяти от этой экспроприации.
Деньги в сумме 153.400 р., взятые на этой экспроприации, как известно из партийной литературы и из отдельных воспоминаний, пошли на партийные нужды. В частности 25.000 руб. было ассигновано на организацию Лондонского съезда, 10.000 руб. на издание газеты «Казарма» в Ленинграде и т.д. Все деньги расходовались под строгим контролем партии.
Экспроприация браунингов в 1907 г. в г. Уфе.
Та же уфимская боевая организация большевиков, о которой сказано в начале рассказа о демской экспроприации, летом в 1907 году произвела экспроприацию браунингов из Уфимского казённого винного склада №1. Надо сказать, что у нас был лозунг: «Вооружайся сам и вооружай рабочих за счёт оружейных складов врага — самодержавия». Но и тут мы шли на экс не только за оружием, но, как нам объяснили, и в порядке учёбы, в порядке приобретения боевого опыта. Хотя оружие, да еще такое, как браунинги, нам тоже было нужно. Мы их до этого покупали в Бельгии. А тут представилась возможность вооружить дружины бесплатно, в порядке учёбы.
Это было в Уфе в 1907 году в июне месяце. Как работавшему раньше на этом заводе и имеющему связь с рабочими завода, мне удалось узнать, что на казённый винный склад пришли из Бельгии 4 ящика новых браунингов в кобуре, с обоймами и патронами. На этом заводе я с 1903 г. по 1906 г. работал. Там у меня был хороший приятель — приказчик Евдокимов. На его обязанности было принимать и отправлять грузы казённого винного склада и ректификационного завода №1. И вот летом, он мне сообщает, что к ним пришли 4 ящика браунингов для вооружения продавцов казённых винных лавок. Сказал мне, где они лежат, в какой упаковке. Как член боевой организации я сейчас же сообщил об этом пом.нач. дружины Вл. Алексееву. Обсудили и решили эти браунинги взять. Я как знающий расположение завода начертил план, указал точку, где лежат ящики с браунингами, провёл к ним пунктиром дорогу и по этому плану пошли ночью. Евдокимов мне сказал, что один ящик стоит в конторе, а 3 в кладовой. Кладовая находилась недалеко от задних ворот, а контора от парадного въезда во двор. Мы поэтому разделились на 2 отряда. Первый отряд под предводительством К.Мячина (нелегальная фамилия его — Яковлев), в составе насколько я помню, Густомесова Вл., Мыльникова Игн., Волкова П., Гр.Андреева и др. и второй отряд под предводительством Вл.Алексеева в составе: Ф.Новосёлова, Т. Шаширина и И. Павлова. Первый отряд пошёл к задним воротам с лошадью, а мы с парадного хода. По сигналу мы перелезли через забор (т.к. сторож нас не пустил), у сторожа оставили Т. Шаширина, а сами пришли к конторе. Навстречу нам, на шум со сторожем, вышел из квартиры, которая была рядом с конторой, пом. зав. винным складом Соболев М.И. Мы ему сказали, чтобы он молчал, что мы его не тронем, но за ним вышла его жена и, увидев нас в масках, закричала. А когда Соболев увидел блеснувший в темноте кинжал в руках Вл.Алексеева, то он тоже заорал. Ночь была тихая и их крик далеко было слышно; хорошо, что было 2 часа ночи и все только что крепко заснули.
Между прочим надо сказать, что в 2 часа ночи мы пришли опять таки неслучайно. Наши руководители, главным образом, Э.Кадомцев, нам предлагали всякий ночной экс в городе производить именно в 2 часа, когда люди, только что заснув, спят особенно крепко. Даже эта, как будто мелочь была учтена. Настолько каждый шаг наш был продуман, что все мелочи были всегда учтены.
Мы Соболева взяли за руки и стали успокаивать, но он упал на землю и стал благим матом орать на весь завод. Я взял платок и засунул ему в рот, но он его выплюнул и продолжал кричать. В один из промежутков, когда он замолчал, мы услышали сигналы к сбору и, хоть своей задачи не выполнили, всё же Алексеев дал команду уходить. Мы выбежали на улицу и присоединились к отряду. Там дело прошло глаже.
Когда боевики вошли во двор, к ним вошел сторож Маклаков, он был свой, сын его был эсер, сам он был хоть и беспартийный, но красный. Он молча согласился сидеть в будке без охраны. Потом зашли в мастерскую и там арестовали дежурного машиниста, он был эсер, сидел покорно под арестом.
Тем временем Мячин и другие подошли к кладовой, сбили замок, вошли в кладовую, по моему описанию узнали ящики с браунингами. Забрали их и уже возле подводы один на пробу вскрыли. Там оказались новенькие воронёные браунинги с двумя обоймами и кобурой, и с большим запасом патронов. После этого дали нам сигнал к сбору. Всего мы взяли 3 ящика, в которых оказалось 96 браунингов и 7,5 тыс. патронов.
На другой же день Евдокимов, похвалив нас за выполнение операции, сказал, что четвёртый ящик он тоже из конторы отнёс в кладовую, но предусмотрительно снял с него верхнюю упаковку (рогожу). Это он сделал, по его словам, для того, чтобы отвести от себя подозрение. Выходит, что мы зря возились с Соболевым. Браунингов в конторе не было. Хоть я и ругал Евдокимова тогда, но может быть он был прав. Он был совершенно вне подозрения и чуть ли не до революции служил на этом заводе.
После нашего ухода администрация завода не могла понять, в чём дело. Позвонили в полицию и сообщили, что на завод нападают люди в масках, но в конторе и на заводе не были. Кладовая же была в стороне, было темно, и ночью никто не разобрал, где были наши боевики. Полиция не пошла до утра на завод. Утром ей сообщили, что кто-то видел, как таскали дрова. Но когда подошли к кладовой и увидели её открытой, заведующий понял, что взяли и, говорят, чуть не умер на месте от досады.
Там было добыто 96 браунингов. По тому времени цифра большая, она дала нам возможность хорошо вооружить свою дружину, которая сыграла большую роль в революционном движении на Урале.
Несмотря на то, что в дружине были потом провокаторы, дело это не удалось охранке открыть, и по этому делу никто привлечен не был.
Браунинги увезли в город и сдали «Ольге» (Казаринова), которая их уж и прятала. Между прочим, эта «Ольга», насколько я помню, была единственной женщиной в нашей боевой дружине. После экса мы также подробно обсуждали (в лесу близ разъезда «Воронки») все моменты экса: его положительные стороны, и отрицательные. Насколько помню, Вл. Алексееву попало за то, что он свою задачу не выполнил, провозившись с Соболевым. Надо было присоединить и его к сторожу, которого обезоружил и охранял Тим. Шаширин, а остальным идти в контору. Алексеев растерялся и этого не сделал.
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.448.Л.9-25.
В годы Великой Отечественной войны, смерть Сталина и эпилог
Всем известно, что, как и в гражданскую войну, в годы Великой Отечественной войны на карту был поставлен вопрос, быть или не быть советской власти, даже более того — быть или не быть свободной и суверенной России вообще. Вся страна стала единым военным лагерем, все, включая тыловые округа, работали для фронта. В этих условиях деятельность нашего штаба была поставлена на боевую линию, и мы работали с утра до глубокой ночи, часто ночуя на рабочем месте. Бывало, дежуришь по штабу, вдруг в 5 утра звонок из Москвы — маршал Ворошилов вызывает такого-то генерала. Находишь его, и после разговора со Ставкой тот спешно вылетает в Москву.
Как и все тогда в тылу, питались мы скудно. Получив по карточкам суп, жижу обычно съедали как первое блюдо, а гущу уже без хлеба доедали как второе. Потом пили чай без сахара. На ужин нам обычно давали отварную кету с картошкой. Съев картошку, из кеты я делал бутерброд и дома потихоньку клал жене в карман — она и этого в пайке не получала. Утром, уже на работе, она этим бутербродом завтракала. Так мы питались до конца 1943 года. Сколько тогда болело дистрофией! Среди нас, военных, такой режим выдерживали только те, у кого семьи были небольшими. Если же детей было много, практически весь паек уносился домой. Один офицер нашего отдела иногда приносил на работу кое-что из овощей. В такие дни часов в 5 вечера у нас объявлялся «редькин час» и мы эту редьку ели с солью без хлеба, запивая горячей водой. Свой пайковый хлеб этот офицер сушил и относил домой детям. От недоедания и переутомления наши офицеры в буквальном смысле падали и попадали в госпиталь.
Несмотря на такие нечеловеческие условия, партийная работа в штабе не прекращалась. В сентябре 1941 года меня избрали секретарем парторганизации нашего управления. Каждый понедельник мы устраивали политинформации, дважды в месяц проводили партийные собрания — низовой и первичной парторганизации поочередно. Докладчики-политинформаторы у меня были сильные — бывшие работники обкома профсоюзов, директора трестов, инженеры. Думаю, что во многом благодаря этому настрой в управлении был бодрым и даже в период наших военных неудач никто из нас не сомневался в конечной победе. Наша главная служебная задача заключалась в снабжении вновь сформированных частей перед их отправкой на фронт. Несмотря на огромное напряжение и отчаянно плохое питание, свою задачу мы выполняли точно и в срок.
Как и у многих моих сослуживцев, мой старший сын Артемий ушел добровольцем на фронт, дочь и младший сын работали в колхозе, жена тоже часто уезжала в командировки по деревням. В начале 1942 года я не выходил из больниц до тех пор, пока летом этого года, как я уже писал, мне не сделали радикальную операцию. В тот момент жену снова отправили парторгом в колхоз, а потом на лесозаготовки, откуда привезли лежачей — дал о себе знать незалеченный туберкулез позвоночника.
23 февраля 1943 года под Старой Руссой наш сын погиб. Погиб как герой, во время наступления своего штурмового лыжного батальона. Мы очень его любили, он был хороший, умный и духовно чистый мальчик. Переживали его гибель долго и очень тяжело. Чтобы отомстить за сына, я стал проситься на фронт, но меня не пустили, сказав: «не глупи, старик, его не вернешь». И сейчас, 11 лет спустя, мне трудно писать о нем, моем любимом Темке. До сих пор не могу читать его писем с фронта. Вечная слава моему мальчику-герою!
Писал он нам регулярно и аккуратно, а тут вдруг замолчал. Одно наше письмо вернулось с карандашной пометкой «У». Мы готовились к худшему, зная, какие тяжелые бои идут под Старой Руссой. Как-то я шел на дежурство в штаб округа, меня догнала дочь Ира. Плача, подала похоронку. Оказывается, она два дня прятала от нас эту страшную бумажку. Я прочел и с большим трудом дошел до штаба. Сидя ночью в управлении штаба, все думал о своем Темке. Смотрю в окно, а он стоит на тротуаре и улыбается мне так ласково, как он всегда улыбался. Что со мной было! Как шальной метался по кабинету! Чуть не сошел с ума от горя! Я и домой наутро возвращался вместе с ним, моим Темой.
Страшную новость жене я сообщил через несколько дней. Она прочитала извещение и рухнула на кровать. Мы очень любили своих детей, хорошие они у нас, и смерть одного из них нас глубоко ранила. И когда 23 февраля в приказе министра обороны, как всегда, звучит фраза: «Вечная слава героям, павшим в боях за нашу Родину!», мы с женой встаем, обнявшись, перед портретом сына и плачем. И ничего поделать с собой не можем.
Вскоре, в мае 1943 года, с танковым Уральским корпусом ушла добровольцем на фронт и дочь Ирина. Пробыв на передовой полтора года, домой она вернулась в пробитых осколками сапогах, больная. Осенью 1943 года в армию ушел и младший сын Борис. Проводив его на вокзал, мы как-то осиротели.
Так мы с женой и пережили войну. Тяжело работали, да и дома было не весело. Ждали писем от детей, и когда их долго не было, волновались.
В сентябре 1944 года меня выбрали в партийную комиссию штаба округа, а в феврале 1950 года — в окружной партком. С ноября 1944 года я стал работать начальником Отдела фондового имущества штаба округа, впоследствии переименованного в Отдел материальных фондов. Возглавлял я этот отдел почти десять лет, и за все эти годы не имел ни одного замечания, но очень много благодарностей. Но, конечно, работа давалась не без труда. Как-то в конце апреля 1945 года на докладе у командующего, которому я был непосредственно подчинен, я, чтобы не упасть от слабости и головокружения, стоял, слегка опершись о стол. Заметив это, командующий (он знал, что я бывший подпольщик) вызвал начмеда и приказал немедленно отправить меня в Кисловодск. 7 мая я сел в московский поезд. Ночью 9-го мая кто-то вбегает в вагон с криком: «Товарищи, Германия капитулировала, вставайте!». Все, кто в чем спал, как горох посыпались с полок и бросились в коридор к репродукторам. Что тут началось! Люди аплодировали, смеялись, обнимались, плакали! На станциях наш вагон облепила масса народа — все ехали в Москву отмечать праздник. Так поезд и пришел, усыпанный поющими, ликующими, плачущими от радости людьми.
В Москве я решил остановиться у старого большевика Семена Варфоломеевича Иванова, которого давно знал. Как и я, он был боевиком, каторжанином. Метро в Москве тогда не работало, транспорт ходил плохо, и к нему в Харитоньевский переулок с вокзала я двинулся пешком. По дороге меня (я был в форме) останавливали совершенно незнакомые люди, жали руки, поздравляли с победой, женщины целовали. Еле я добрался до Иванова! Прямо в дверях мы расцеловались и оба расплакались. Мы, старые подпольщики-боевики!
Вечером все вместе отправились на Красную площадь. Народ шел туда лавиной. По пути догнали группу молодежи, которая несла на руках увешанного орденами инвалида. Сидя на плечах молодых людей, он широко улыбался и тоже плакал. Вот идет женщина с маленькой дочкой. Девочка спрашивает: «Мама, теперь всегда будет свет на улице?». Женщина объясняет, что дочь родилась в 1941 году и вечернего света еще не видела. Незнакомые люди обнимаются, целуются, поздравляют друг друга. Жена моего давнего друга Александра Лукича Налимова потом рассказывала, что, услышав непривычный шум, сначала подумала, что это воздушная тревога. Открыла окно и услышала: «Победа!». Накинув халат, босая выбежала на улицу, выхватила у кого-то красный флаг, не помня себя, полезла на крышу его закреплять. Не помню, говорит, как слезла с водосточной трубы, дома подхватила дочь и отправилась бродить по городу, не в силах усидеть дома. Уже в поезде по дороге в Кисловодск слышал рассказ дважды Героя Советского Союза летчика Покрышкина, как толпа, шедшая 9 мая на Красную площадь, вытащила его из служебной машины, и ну качать! Насилу, говорит, вырвался. Жена Серафима потом писала, что ее с победой приходили поздравлять и мои сослуживцы. Ее это внимание, конечно, очень тронуло.
После Кисловодска я чувствовал себя намного лучше, стал реже попадать в больницу, хотя и это случалось. Дальнейшая моя служба в армии ничем особенным не отличалась. После войны жена окончила педагогический и библиотечный институты, дочь — Свердловский университет, вступила в партию. Сын стал кандидатом в члены партии, окончил Военный институт иностранных языков, женился и уехал работать в Болгарию.
Выйдя в отставку, я продолжаю вести общественную работу — состою членом партийной комиссии Уральского военного округа, вхожу в Ученый совет Музея Я.М. Свердлова, работаю в Обществе старых большевиков, выступаю с лекциями и докладами на свердловском партийном и комсомольском активах, на сессиях Уральского филиала Академии наук.
В заключение поделюсь воспоминаниями еще об одном историческом событии — смерти И.В. Сталина. Утром 2-го марта 1953 года мне позвонила жена моего заместителя и прерывающимся от волнения голосом пересказала только что переданный по радио (у нас на работе радио не было) бюллетень о здоровье товарища Сталина — кровоизлияние в мозг. Как врач сказала, что надежд на спасение мало. Должно быть, у меня был очень удрученный вид, потому что ко мне с расспросами тут же бросились мои подчиненные. Я не мог говорить — перехватило горло. Часа два спустя поехал в штаб округа. Очевидно, люди уже знали о несчастье — и в трамвае, и на улице почти не было смеющихся лиц, все выглядели подавленными. 6 марта с утра по радио раздались тревожные позывные, мы с женой поняли, что случилось непоправимое. Заговорил Левитан. Сколько раз мы слышали его могучий голос во время войны, когда он зачитывал приказы тов. Сталина! А тут он говорил печально, с перерывами, надрывно — любимый вождь умер. Ошеломленный, я отправился на работу. По дороге — сплошь угрюмые лица, многие с мокрыми от слез глазами. На работе, чтобы подбодрить подчиненных, рассказал им о подпольной работе Сталина, о том, какой он был смелый, неутомимый революционер.
Потом поехал в штаб округа, а оттуда — на траурный митинг. Все стоя выслушали правительственное сообщение о смерти тов. Сталина, молча разошлись. Все эти дни прошли как в тумане. Горе так захлестнуло, что не хотелось ни о чем ни думать, ни говорить. По сравнению с происшедшим остальное казалось каким-то мелким, незначительным. В день похорон я отправился к своим старикам-подпольщикам. Похороны мы встретили стоя, тяжело было. Мы понимали, что в эти минуты весь мир стоит с поникшей головой.
Заменить Сталина, как заменить Маркса, Энгельса, Ленина, невозможно. Эти люди незаменимы. Можно продолжать лишь их дело, их учение, и нашей партии это под силу. С пути, по которому ее вел тов. Сталин, ее никто не собьет, и никто ее ничем не испугает, как бы этого ни хотелось нашим врагам. Думалось: нам тяжело, это верно, но горе нас не сломит. Пусть империалисты знают — Коммунистическая партия Советского Союза приведет нашу страну к коммунизму. Гибель же капитализма неизбежна — сто с лишним лет назад это доказал Маркс. Сталин умер, но его учение будет жить вечно.
Итак, «летопись окончена моя». Я описывал жизнь и работу старого большевика-подпольщика, рядового коммуниста, где бы он ни был, что бы ни делал. Старался рассказать то, что может пригодиться писателю или историку. Выполнил ли я эту задачу – не мне судить. Надеюсь, что моя история, история солдата армии, полководцем которой был Великий Ленин, будет интересна грядущим поколениям.
В заключение позволю себе немного пофантазировать.
На встречу нового, 2000-го, года собралась большая семья. Стол уставлен хорошими винами, в хрустальных вазах горками лежат фрукты, виноград, свежие ягоды из теплиц. На стенах — портреты вождей Коммунистической партии Советского Союза, живых и умерших. В простенке между телевизором и радиоприемником в рамках две фотографии — седого офицера и пожилой женщины. Стрелка часов подходит к 12 часам ночи. Все, молодые и пожилые, усаживаются за стол. По правую руку от хозяина дома сидит седая пара. Каждому уже под 80, но они выглядят бодро и свежо — оба крупные ученые. Слышится бой кремлевских курантов. Красивый мужчина лет 55-ти встает с бокалом шампанского в руке и начинает свою новогоднюю речь:
«Друзья мои! Мы собрались, чтобы встретить новый, 2000-й, год! Как всегда, мы будем подводить итоги, но только не года, как делали раньше, а целого столетия. Итоги двадцатого века!
Двадцатый век — век героической борьбы за лучшее будущее всего человечества. Прошу вас встать — я буду говорить о героях, отдавших все свои силы и саму жизнь за коммунизм, за тот строй, который сделал человека счастливым, свободным. Я говорю о старой большевистской гвардии, гвардии партии Ленина—Сталина, которую никогда не забудет история. Эти люди не знали, что такое страх, что такое личная жизнь. С молодых лет в их сердцах горела неугасимая любовь к Родине и ненависть к ее врагам. С мыслью о Родине, о борьбе за ее счастье шли они в тюрьму, в ссыпку, на каторгу и на смерть. Своей отвагой и честностью они изумляли даже врагов, трудящиеся восхищались ими и за ними шли. Партия большевиков повела рабочий класс и крестьянство на борьбу за социалистический строй, за коммунизм и, как видите, мы достигли желанной цели. На пороге нового тысячелетия первое слово мы должны сказать о Марксе, Энгельсе, Ленине и Сталине и об их старой гвардии. Мы горды тем, что одним из таких героев был наш дед и прадед. Поднимем же бокалы за наше прекрасное будущее и одновременно воздадим должное нашим славным предкам!».
Старушка посмотрела на фотографии на стене и, вынув из рукава платок, закрыла им глаза. Она плакала. Лица, на которые она смотрела, были ее отец и мать.
1954 год.
Эх, до чего больно за реальный 2000-й год… до чего стыдно, правда? Перед светлой памятью наших предков-революционеров мы обязаны подхватить большевистское знамя! Обязаны восстановить честь коммунистов!
Прорывист 