Рост объективного потенциала рабочего класса

№ 6/22, VI.2018


Обывателю почти всегда кажется, что установившийся порядок — это нечто если не вечное, то достаточно долгосрочное. Большинство советских граждан с молчаливым одобрением воспринимали пропаганду рынка, особенно, как это ни странно, требование установления над собой власти сатрапа-хозяина «вместо эксплуатирующего государства». При этом они были уверены, что глыбу СССР никто с места сдвинуть не сможет и на миллиметр, а каждый месяц в кассе предприятия их будет ждать «аванс», а через две недели «окончаловка». То есть связи между рыночными отношениями, устранением монополии КПСС и крушением СССР люди не признавали, несмотря на институтские курсы марксизма-ленинизма.

Кто из обывателей, толкующих нынче о стабильности жизни и неизменности обстановки, мог в середине 1999 года представить, что Чечня будет повально голосовать за Путина? Вспомните, какой второстепенной тональностью освещались события 2011 года в Сирии: «Пользователи Facebook готовят новую революцию в Сирии» — иронично писали российские СМИ. Если бы им тогда сказали, что гражданская война в Сирии займёт одно из центральных мест в мировой политике в ближайшие годы, что РФ, Иран и Турция составят коалицию, а джихадисты навоюют себе земель размером с Болгарию, то эти журналисты в ответ как минимум покрутили бы пальцем у виска. А кто из них мог ещё в 2013 году представить, что РФ будет воевать с Украиной?

В школах прививают отношение, что история — это «давным-давно», что эпоха революций и потрясений — это позавчерашний день. На центральном телевидении рассказывают, что правительство, парламент и президент принимают стратегии развития аж до 2030-х годов. Журналисты возбуждают дискуссии о том, в какие банки молодым людям выгоднее вкладывать пенсионные накопления, не смущаясь, что хитрые банкиры тем временем завлекают простофиль мордами Депардьё, Уиллиса, Роналду, чтобы продолжать обворовывать вкладчиков в уголовно-правовом смысле слова, то есть банкротя свои банки со сменой персональной прописки на Монте-Карло или Лондон.

Короче говоря, в общественном сознании, несмотря на все факты истории и современности, насаждается культ неизменности общественно-политической обстановки, дескать, исторические судьбы человечества определены и теперь большинству осталось только тянуть лямку.

Какую перспективу предлагают народу современные политики, журналисты и учёные? Максимум — чтобы не стало хуже и может быть сделалось чуть-чуть лучше, если опять не «ударят» кризисы. Обман же состоит не столько в том, что лучше не станет и станет скорее хуже, а в том, само это состояние, которое постоянно намереваются не ухудшая улучшать, — капитализм — для трудящихся и народных масс является проклятием закабаления, способом удержания их в состоянии тягловой скотины или вышвырнутых лишних людей. По сути господствующий класс предлагает народу изнурительно трудиться из-под палки за гроши, а успокоение своих страданий искать в затхлом мире изуродованной денежными отношениями семьи. Ситуация, прямо скажем, отличается от прежних веков досоветской эпохи только ещё не до конца уничтоженными советскими завоеваниями «социалки» и более высокой производительностью труда, которая внешнюю сторону «грошей» делает как будто бы удовлетворяющей. Если же сравнить относительную величину богатств дерипасок XIX века и дерипасок XXI века, то циклопические масштабы частных капиталов нашего времени докажут, что народные массы ещё недурно обеднели.

Некоторым всё ещё не очевидно, что в СССР трудящиеся имели иное экономическое, политическое, правовое, психологическое положение, потребляли на личные нужды куда большую долю общественных богатств. Буржуазная интеллигенция ловко манипулирует информацией, памятью и чувствами людей, после сознательно спровоцированной демократами катастрофы 1985 — 2000 годов, создает устойчивое ощущение и декларирует откровенную ложь, что СССР был страной нищих «серых» людей. И даже те, кто жили при Советской власти, становятся носителями антисоветских взглядов.

Нельзя отрицать, что СССР после смерти Сталина деградировал, но даже в своём застойном виде, он был в сто крат более счастливой страной, чем РФ.

Коммунистический опыт нашей страны сегодня намеренно представляется как неудачный эксперимент, затеянный смутьянами. Буржуазная интеллигенция ежедневно в тысячах форм и тысячью способов вбивает в голову населению, что буржуазно-демократическая республика и монополистический капитализм — это высшая форма развития общества, конец истории. Всё внимание общественности акцентируется, во-первых, на лицах, обличённых властью, во-вторых, на реформах — некоем бесконечном процессе улучшения «системы», в-третьих, на конкурентной борьбе господствующих классов разных стран, борьбе стран, таким образом, которыми они управляют, представляемой в совершенно мистическом виде столкновения цивилизаций, ценностей, исторических судеб и тому подобном. Эфирное время теле- и радиоканалов, полосы газет и журналов, терабайты вэба буквально забиты хламом обсуждения малозначительных с исторической точки зрения вопросов, завалены грудой противоречивых ошибочных мнений. Если подвести под этим нескончаемым потоком информации черту с точки зрения его реального значения, с точки зрения вопроса кому и чем выгодна сложившееся ситуация, то не останется сомнений, что 1) задачей разноголосицы служит укоренение антинаучного мнения о непознаваемости общества; 2) следовательно, о господстве плюрализма, то есть культа мнений, а не осознания необходимости достижения объективной истины по каждому конкретному вопросу; 3) выгоду извлекает господствующий класс, который, таким образом насаждая невежество, пассивность и, в конечном счёте, пессимизм, дезорганизует пролетарское движение. При этом следует понимать, что при нынешнем уровне образованности — это единственный способ идеологически обслуживать господство рыночных отношений и, собственно, господство капиталистов.

Многие помнят, что при Советской власти информационное пространство выстраивалось, во-первых, по сути партией как направляющей силой, во-вторых, по принципу «генеральной линии». То есть партийное руководство давало руководящие идеи, объявляло руководящий взгляд на действительность, а на его основе разворачивалась вся государственная и общественная деятельность — просвещение, пропаганда, информирование, литература, кино и так далее. Проблема КПСС после смерти Сталина была в том, что её руководство было не в силах выработать научную, то есть строго отвечающую объективной реальности и законам развития общества, «генеральную линию». Поэтому, в том числе, информационно-идеологический вектор советского общества массами по сути не усваивался, царил формализм и казёнщина, с одной стороны, и пренебрежительное и безынтересное отношение, с другой стороны. Однако, уступив место капиталистической «свободе мнений» теперь и он представляется не таким уж убогим.

В перестройку населению внушили миф о том, что газеты СССР только и делали, что врали. Многие поверили на слово демократам. Теперь же, когда выяснилось даже для самых поверхностных людей, что вся «перестроечная правда» в полном объёме оказалась самой крупной геббельсовщиной в истории, а советские мещане – самыми выдающимися лопухами, восстановить прежнее честное имя советских средств массовой информации и пропаганды как-то «позабылось». А ведь советские газеты в целом давали правдивую картину действительности, были вполне себе объективными даже и в постсталинский период. Их можно бранить за политические вопросы, которые оппортунистически всецело определяла верхушка КПСС, можно бранить за топорность обличения империализма, можно бранить за примитивность и халтурничество в докладах о советской жизни, но они писали правду.

Отличие информационного пространства СССР и информационного пространства РФ с точки зрения полноты информированности населения в пользу последней может быть только в вопросе совершенно безумного культа изображения насилия, разорванных в клочья трупов, смакования трагедий, похождений «звёзд» и «воров в законе».

Нет сомнений, что окружающий мир познаваем, в том числе и само общество, а значит, по поводу объективной истины не может быть противоположных мнений. Таким образом, задача продуктивного функционирования общественного сознания состоит в проникновении познания в социальные процессы с целью их научного регулирования. Ясно, что та модель, которая применялась в СССР, является средством к осуществлению данной цели. Некоторые возразят, что притязание на единственную истину им напоминает церковный диктат. Может и так, но притязания на разноголосицу дурацких мнений, плюрализм и агностицизм смахивают на шизофрению. Поэтому неудивительно, что после реставрации капитализма в СССР медицинская статистика докладывает, что кратно увеличилось количество шизофреников на соответствующей территории. И не последнюю роль в этом сыграли политические ток-шоу, в которых взрослые мужики кудахчут как базарные бабы.

Более того, буржуазная свобода слова, воплощённая в современных информационных потоках, позволяет насаждать в зависимости от ситуации в интересах господствующего класса две основные идеологические концепции, которые обеспечивают духовное порабощение и прививание алогичного мышления — религиозную (включая всю мистику) и националистическую. Таким образом, культивирование демократии является методологическим подспорьем для разворачивания религиозного и националистического дурмана.

В менее цивилизованных странах, где образование населения всё ещё находится на крайне низком уровне, господствующие классы по средневековым лекалам используют религиозный фундаментализм в качестве основного средства духовного закабаления, отбрасывая прочь всякую демократию. Сравнение данных типов идейного господства показывает, что идеи демократии, появившиеся ещё в античности, при росте общей грамотности населения, послужили универсальным прикрытием классового господства и порабощения. Оказалось, что обывателям не нужна никакая истина, дай только подрать глотки вдоволь и мимолётное право выбора властвующих особ.

Маркс предупреждал, что невежество — демоническая сила, опыт демократических стран ежедневно иллюстрирует данную истину.

Практика СССР показала, что ликвидация общей безграмотности, укоренение общей начитанности и культурности, распространение естественнонаучной, математической и инженерной дипломированности не избавило советское общество от реставрации капитализма. Даже более — сегодня потрясает, с какой лёгкостью геростраты обманули не то, что советский народ, а даже членов КПСС! Какие незатейливые, тупоумные лозунги они выдвигали… Как легко сыграли на самых низменных инстинктах масс… Стало быть, решающий фактор реакции — это невежество в общественном сознании в целом и у руководящих элементов общества в частности по поводу объективных законов прогресса.

Без сомнений, массовое невежество — это классообразующий фактор.

На «благодатной» почве обществоведческого невежества сегодня и произрастает уверенность в вечности капитализма, в неизбежности основных постулатов «цивилизованности» — частной собственности, рыночных отношений и денег.

Население Боливии, Западной Бенгалии, Венесуэлы, Лаоса, Непала, Вьетнама, Ва, Китая, Кубы, КНДР — ещё недавно избавившееся от колониального геноцида — предпочло существенное ограничение капитализма, а в отельных случаях и переход на первую фазу коммунизма. Мировые антикапиталистические силы охватывают до трети населения планеты, однако не способны разбить мировую олигархию в основном потому, что не имеют безупречной научной модели строительства именно коммунизма. Различные «народные президенты» играют в буржуазную демократию и увлечены перераспределением национальных богатств.

Буржуазные СМИ в значительной степени искажают информацию об этих странах и замалчивают их успехи. Буржуазная интеллигенция делает вид, что антикапитализм и коммунизм не превратились во всемирную реальность, а, наоборот, с крушением СССР, коммунизм сошёл якобы на нет, а антикапиталистические режимы — это глупые популисты, власть которых должна рухнуть со дня на день. В то же самое время все серьёзные буржуазные политики тщательно учитывают именно наличие реально работающей альтернативы диктатуре капитала в лице, в первую очередь, КНДР, Кубы и КНР, отсюда риторика буржуазных партий, даже самых консервативных, всё левеет, а политика всё правеет.

Нельзя также отрицать, что популярность коммунизма в массах вызывает мимикрию мелкобуржуазных партий под марксистские с целью завлечения электората.

Так или иначе, но люди всё яснее сознают тупиковость капитализма, однако всё ещё попадаются на удочку буржуазных прохвостов, так как не владеют теоретическим пониманием коммунизма. Вернее, массам по-прежнему не представлена убедительная разработанная альтернатива со стороны авторитетной, крепкой, сплочённой партии большевистского кроя.

Вдобавок к игнорированию успехов стран коммунистической, полукоммунистической и антикапиталистической ориентации, современные буржуазные интеллигенты, экономические теоретики тужатся, чтобы объяснить на свой лад объективные предпосылки коммунизма, которые сформировались в недрах самого империализма.

Таким образом, человечество, как и раньше, стоит на изломе, несмотря на все заверения прессы, учёных и политиков. Более того, мировая капиталистическая система в результате появления коммунизма в СССР впала во всесторонний кризис мировой системы капитализма, охватывающим как экономику, так и политику, в основе которого лежали усиливающееся разложение мировой экономической системы капитализма и растущая экономическая мощь стран социалистического лагеря. Ясно, что сначала хрущёвцы разрушили единство социалистических стран, а затем их идейные потомки горбачёвцы — и все страны ОВД. Теперь единого социалистического лагеря нет, несмотря на быстро растущую экономическую и политическую мощь КНР. Поэтому в настоящее время общий кризис капитализма проявляется «исключительно» в экономическом, политическом и духовном разложении системы капитализма. И всякая рационализация капиталистического хозяйства неизбежно приводит к усилению кризисных явлений, к развалу какой-либо стабилизации.

Однако же с точки зрения буржуазной науки, которая всеми силами и средствами отрицает объективные законы развития общества, складывается парадоксальная ситуация. Крупные ресурсы брошены на максимальную оптимизацию каждого частного предприятия, частного производственного процесса, но при этом учёные решительно отказывают себе в стратегии оптимизации самой структуры общества. Экономисты готовы измерять и обсчитывать любую мелочь, но категорически отрицают всеобщие абсолютные объективные законы развития общества и на уровне «мировой науки» популяризируют мифы о всемогущем «разуме» рынка. Поэтому же те изменения в обществе, которые являются предпосылками большого коммунистического переворота, вынуждают буржуазных учёных лепить всё новые теории «постиндустриального общества», «воображаемых миров», «общества знания» и подобных.

Некоторую выручку современным буржуазным теоретикам оказывает тот факт, что после ревизии большевизма распространённость теории и практики коммунизма происходит в строгом соответствии с законами распространения капиталистических производственных отношений. Там, где трудящиеся не организованы в политическую партию и не вооружены коммунистической теорией, буржуазия своей политикой объективно пробуждает интерес к справедливости и коммунизму. Таким образом, складывается внешнее впечатление, что коммунизм является некой реакцией необразованного плебса.

Наиболее отрицаемой предпосылкой коммунизма является объективный рост потенциала рабочего класса.

Американские олигархи вот уже пятьдесят лет активно вывозят капиталы в бедные страны, большинство из которых, освободившись от власти европейских аристократов, попали под финансовый колпак Уолл-стрит. Таким образом, население Азии, Африки и Америки активно пролетаризуется. А если учесть, что в этот процесс были включены также те страны, в которых произошёл откат к капитализму, то совокупный потенциал мирового пролетарского движения, пополненного военнослужащими, студентами, инженерами, учёными социалистических стран, не идёт ни в какой сравнение с союзом рабочего класса и беднейшего крестьянства, который взял власть в 1917 году и с посильной помощью европейского пролетарского движения её удержал в ходе империалистической интервенции.

Буржуазная интеллигенция пытается ревизировать понятие «пролетариат» в надежде затушить огонь классовых противоречий, объявляя современных пролетариев то средним классом, то прекариатом, то когнитариатом, то и вовсе несуществующими, а классовую борьбу — явлением далекой истории.

На первый взгляд, капитализм совершил огромный шаг со времён Маркса — Энгельса. Но так ли это?

Как известно, общество развивается исходя из изменений в способе производства, состоящего из технологических процессов, организации труда и системы отношений людей в процессе производства. Поскольку производство является общественным делом, а труд является определяющим фактором качества личности каждого отдельного человека, постольку качество отношений между людьми относительно средств производства и других факторов труда является решающим и основным содержанием способа производства. Поэтому, несмотря на то, что за XX век произошли серьёзные изменения в технологических процессах и некоторые изменения в организации труда, но совершенно незначительно изменились общественные отношения частной собственности, следует считать, что развитие человеческого общества в капиталистических странах по своему содержанию носило исключительно количественный характер.

Так, с конца XIX века капиталистические отношения распространились на всю территорию Земли, а докапиталистические отношения остались только как исчезающие пережитки. Количественное и качественное соотношение классов закономерно изменилось в сторону дальнейшей поляризации — ничтожная кучка олигархов стала еще «ничтожней», но и значительно богаче. Масса пролетариев возросла, и вырос разрыв между потреблением классов. Сократились до минимума или вовсе исчезли прослойки мелкой буржуазии — ремесленников и крестьянства, пополнив таким образом в основном пролетариат. Качественно изменились формы капиталистического господства, в частности, усилилась монополизация и империализм. Слияние государства с капиталом достигло небывалых высот — государственные средства, собранные вне зависимости от классовой природы налогоплательщика, теперь напрямую перекачиваются в банковскую сферу в пользу финансовой олигархии. Для регулирования империалистической экономики и, как следствие, монополизации возникли международные фирмы и институты — ТНК, МВФ и другие. Иными словами, произошло все то, что предсказывали Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин.

В ситуации XXI века, когда классы всё более поляризуются, когда исчезают промежуточные слои и мелкобуржуазные классы, пролетариат сможет применять марксистскую теорию в политической практике фактически без ограничений и уступок. Необходимость считаться с мелкобуржуазными классами отпадает. Они вымываются из общественной структуры в качестве экономического фактора, но воспроизводятся в виде психологии и мировоззрения все более в идеологической области, в связи с чем повышается роль надстроечных механизмов в поддержании господства буржуазии. И наоборот, субъективный фактор революции приобретает особое значение — рабочему классу, как ранее, не противостоит мелкобуржуазная масса крестьянства, а противостоит масса такого же контрреволюционного пролетариата, который вступает в лагерь империализма только по собственному невежеству и рвачеству.

Говорить об отсутствии пролетариата, о его качественной трансформации в какой-то иной класс и тому подобное, означает простодушное непонимание или злостную спекуляцию. Пролетариат есть эксплуатируемая масса лиц наёмного труда. Даже самому горячему поклоннику капитализма придётся признать, что без наёмного труда представить себе современную рыночную экономику невозможно. А значит, пролетариат был, есть и будет, пока существует капитал, который, так или иначе, соединяется с трудом в форме гражданской сделки по приобретению особого товара «рабочая сила». Пока есть товар «рабочая сила», какую бы экстравагантную писанину по его поводу не выдавали буржуазные экономисты, социологии и прочая нечисть, пролетарии, объективно противопоставленные буржуазии, будут существовать.

Некоторые особо одарённые публицисты дотошно измеряют материальное положение современных пролетариев, высчитывают квадратные метры жилья в их собственности, лошадиные силы автомобилей, «сотки» дачных участков и количество мобильных гаджетов, чтобы обосновать, что пролетариям есть что терять, кроме своих цепей, поэтому они уже и не они. Таким образом, многими буржуазными писателями представляется, что Маркс и Энгельс напирали, в общем-то, на нищету, дескать, доведённые до отчаяния «владельцы» цепей, голодранцы, иными словами, будут готовы растерзать имущие классы, так как сама судьба велит им на кон поставить жизни — больше-то, собственно, ставить нечего. А вот если им квартирку, машинку или дачку в частную собственность подоформить, то и пролетарство как рукой снимет.

Манифест коммунистической партии, написанный Марксом и Энгельсом в 1848 году, заканчивается следующими словами:

«Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путём насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Если читать гениальный труд классиков не по-буржуазному, то есть не тупо, не по диагонали, то видно, что речь ведётся о том, что пролетариям нечего терять ни в целом, словно они самые последние оборванцы, ни в любом предприятии по принципу «я за любой кипишь, кроме голодовки», как раз наоборот, пролетариям нечего терять именно и конкретно в Коммунистической Революции. И странно было бы утверждать обратное. Буржуазные растяпы, таким образом, не понимают, что пролетарии в принципе не могут ничего потерять в результате экспроприации капитала, ибо не они живут за счёт капитала, а, наоборот, капиталисты жируют за счёт эксплуатации труда. Вот в чём смысл приведённого отрывка в обсуждаемом аспекте.

Вследствие вышесказанного не менее важно понимать, что пролетариат является революционным классом исключительно в сравнении с буржуазией, а не сам по себе. Его революционность заключается «исключительно» в его всемирно-исторической роли уничтожителя условий воспроизводства классов, а значит самоуничтожения в том числе. Проще говоря, становление пролетариата как основной эксплуатируемой массы дало необходимое культурное развитие человека-раба для того, чтобы освободиться от рабства раз и навсегда, достаточным условием для чего является уровень его организованности в рабочий класс. Коммунизм освободит всё общество, которое совершит скачок из царства стихии и угнетения в научное «царство» осознанной необходимости, свободы, а его «агентурой» в настоящем является организованный в рабочий класс пролетариат.

Принимая во внимание исторический опыт, материальное положение, уровень образованности и известный простор свободного времени современного пролетариата, следует сделать вывод о том, что его революционный потенциал огромен, но, с другой стороны, сформировать условия для реализации этого потенциала стало несколько сложнее, так как требуется гораздо более высокая сознательность, а значит, теоретическая подготовка и качество авангардной организации.

Самое главное, на что нужно обратить внимание — это вовсе не семейная доходно-расходная ведомость современного пролетария, в которой так усердно копаются левые, а те метаморфозы на историческом пути, которые претерпевал рабочий класс в нашей стране. Сначала под руководством коммунистической партии от трёх русских революций, завершившихся победоносным установлением его политической диктатуры, от побед над Антантой и фашистской Европой, от вершин коммунистического строительства в середине XX века и до полной дезорганизации класса, а затем и к фактическому свержению власти КПСС в 1990-х годах. Этот путь уже сам по себе доказывает, что вульгарная схематика советских истматчиков и многих современных левых о том, что коммунизм есть выражение объективных интересов пролетариата и трудового крестьянства, неверна. Рабочий класс СССР без всякого военного вторжения потерял власть в своей стране, отдав её практически добровольно в руки советской буржуазии и красных директоров.

Самопоражение коммунизма и крах СССР дал право буржуазии утверждать, что либо рабочего класса уже и не существует, либо он не заинтересован в коммунизме, который «оказался» утопической идеей. Вместе с тем, левые бросились всеми силами доказывать, в первую очередь себе, что ничегошеньки не изменилось, пролетариат был злостно обманут и вот-вот прозреет от ужасов капиталистического бытия, учреждая СССР второго издания. Одной из самых мощных спекуляций в левом движении оказалось повсеместное жонглирование термином «класс» как своеобразным заклинанием, которое необходимо произносить, чтобы эксплуатируемая масса пролетариев превращалась в революционный субъект.

Между тем классификация является методом общенаучной градации и применяется далеко не только в марксизме. Даже больше, деление общества на классы впервые обосновал не Маркс, а один из энциклопедистов XVIII века — Франсуа Кенэ.

Класс — это категория, принятая для обозначения части целого, сущностная черта которой состоит в том, что она противоположна другой части этого же целого, вплоть до отрицания ими друг друга. В обществоведении классы применяют именно при делении целого на составляющие его противоположности, то есть, главным образом, для обозначения социального антагонизма.

Неумные сторонники марксизма лепят данную категорию к месту и не к месту, путая объективное и субъективное, особенно когда дело касается пролетариата. Критики же марксизма воображают, что рассмотрение классов является неким абстрактным приёмом для привнесения в «чистое» тело экономической науки некой политической пропаганды. Они отрицают, что классовое деление общества объективно.

Объективность классового деления подразумевает то, что движущей силой общественного развития является классовая борьба и ничего более. Это означает то, что в любом общественном явлении отражается единство противоположных классов — эксплуататорского класса и эксплуатируемого класса.

Борьба классов является движущей силой развития общества не от большого ума человечества, а исключительно потому, что общество, выделяясь из природы, ещё долгое время продолжает развиваться неравномерно, в первую очередь в отношении мускулов рук и «мускулов» головы. Получив в качестве результатов своего труда взрывной рост производительности, который всё нарастает с неолитической революции по настоящий день, человечество принялось с упорством, достойным лучшего применения, пытаться совместить добытое и укрепляющееся господство над природой со старыми животными привычками, согласно которым потребление должно быть немедленным и строго индивидуальным. Короче говоря, с человечеством произошёл тот самый случай головокружения от успехов. Вместо того чтобы пустить невиданный до этого в первобытном обществе прибавочный продукт на развитие общества и отнестись к нему рационально, в среде ещё не до конца очеловечившихся прямоходящих развязалась драчка за его частное присвоение.

Именно неосознанная стихия животного эгоизма, возобладавшая у самой опытной и образованной части самых производительных общин Месопотамии, Египта, Индии и Китая, была своеобразным образом упорядочена необходимыми факторами производства, в первую очередь разделением труда на преимущественно умственный и преимущественно физический, и таким образом возникли классовые производственные отношения. Эти различные факторы, следующие из необходимости самого производства и уровня развития производительных сил, неподвластные никому и ничему, объективно-обязательные, и разделили общество на классы. Суть классового деления не в одинаковом положении и не в различиях классов как таковых, а в их противоборстве, в борьбе. Причём неразумное, «нечеловеческое» отношение к прибавочному продукту как новому элементу производственной деятельности возможно исключительно в виде его частного присвоения. Собственно говоря, частное присвоение прибавочного продукта в обществе и есть синоним расточительности, глупости и неразумности в первую очередь общественного производства.

Вместе с тем, непримиримость классовых интересов потребовала возникновения государства, то есть социального насилия и права.

Таким образом, объективной причиной зарождения классов является полуживотное состояние человеческого общества в период достижения им устойчивого, весомого прибавочного продукта и на момент необходимого разделения труда на преимущественно умственный и преимущественно физический. И чем выше производительные силы общества, тем классовое деление общества становится всё более нетерпимым для гигантского большинства людей. Первоначально классовая дифференциация была достаточно богата, каждый производственный аспект и особенность той или иной деятельности порождал свой особенный класс. Но, так или иначе, все классы можно было различить на эксплуататорские или эксплуатируемые, всех людей разделить на угнетателей и угнетаемых. Правда, были и промежуточные угнетающие классы, которые при этом сами угнетались «старшими» хозяевами.

В связи с развитием классового общества до уровня капиталистического общества, а затем и последнего до своей высшей фазы — империализма, классовое деление общества всё больше упрощается, и общество раскалывается на два основных класса — пролетариат и монополистическую буржуазию или олигархию. Эти два класса в своём единстве выражают прямой антагонизм друг друга, они доводят противоположность до наивысшего состояния — «подготавливают» отрицание, то есть коммунистическую революцию.

Стало быть, именно состояние слепой неразумной стихии организации общественной жизни в условиях резкого технико-технологического развития производства и роста прибавочного продукта, то есть реальных возможностей окончательно выйти из животного царства, превращает имеющуюся физиологическую разницу между людьми и разницу умственного и физического труда в полноценное классовое деление общества, сначала правовое, а сейчас, главным образом, экономическое.

Люди, вопреки своей воле, неосознанно вступают в производственные отношения в связи с тем, что производственные отношения ими не познаны. И эта неосознанность, и, как следствие, невозможность направить волевые усилия туда, куда этого требует научная организация производства, и является объективным законом классового деления общества. То есть, какой бы ни был формат неправильных отношений между людьми после «неолитической революции», он так или иначе будет связан с эксплуатацией труда, с господством одних людей над другими, с жизнью меньшинства за счёт труда большинства. А единственно правильный, научный формат отношений — это коммунистические экономические отношения.

И поскольку такое стихийное состояние общества противопоставляет друг другу людей, то интересы развития всего общества не могут выражаться прямо, но только опосредованно пробиваются в виде столкновения экономических интересов противоположных классов. Эксплуатируемые вынуждены вступать в борьбу, выступая как классы, чтобы выжить. Эта борьба действительно внешне напоминает борьбу за выживание в природе, так как базируется на неразумном и невежественном фундаменте, практически на инстинктах, стремлении выжить. Хотя и выжить не только биологически, но социально. Этот антагонизм движет огромными массами людей и периодически это движение, в основном разрушением, расчищает путь для утверждения более прогрессивных, хотя и более изощрённых, эксплуататорских общественных отношений.

Но почему именно классы, а, например, не отдельные люди? Что позволяет говорить именно о классах как о субъектах исторического развития? Дело здесь в том, что говоря о борьбе классов, мы говорим о реализации различия классов, следовательно, различие между классами является для них самих «одинаковостью». Так или иначе, но антагонизм классовых интересов намного сильнее и значительнее всех других проявлений противоположностей интересов, в том числе внутриклассовой конкуренции. Классовый интерес служит мощным объединяющим фактором в том смысле, что ставит массы людей в одинаковую зависимость от условий производства. Отдельный конкретный человек насильно прикован условиями жизни к своему классу. Поэтому когда марксисты говорят о классе как о некоторой сумме людей, то в чисто экономическом смысле здесь действительно имеется в виду одинаковость их положения. Но сознание этих людей по мере осмысления и осознания своего положения неминуемо приводит их к самоорганизации для более эффективной борьбы. Понятно, что классовая борьба рабов, классовая борьба крепостников и классовая борьба пролетариата по степени своей стихийной самоорганизации совсем не одно и то же. Но в целом, эти классы, в меру своей культурности сплачиваются для совместной борьбы в силу объективной «одинаковости» их интересов.

Некоторые смотрят на политику в РФ и убеждаются, что пролетариат в ней как субъект исторического развития совершенно не представлен. В этом есть доля истины в том смысле, что открытой борьбы за экономические интересы или политические требования пролетариатом пока что не ведётся. Однако самое важное в сущности классов состоит не в том, что они различны или даже противоположны, а в том, что эти большие группы людей непрерывно воспроизводят свои различия в расширенном масштабе и ведут борьбу за сохранение завоёванных различий. Пролетарская эксплуатируемая масса как класс представляет собой умственно ограниченный придаток буржуазии, источник её богатств и роскошной жизни. Нет никаких оснований утверждать, что пролетарская масса является классом антагонистом буржуазии.

При этом совершенно объективно, что уровень культурного развития, условия жизни современного пролетария делают самоочевидной истину о прямой противоположности их материальных интересов с буржуазией, что создаёт взрывной потенциал реагирования в кризисные моменты. В свою очередь господствующие эксплуататорские классы всегда организованы посредством своего государства, которое, поэтому является не только инструментом угнетения в их руках, но и средством поддержания необходимого уровня организации и классовой дисциплины. Политический штаб буржуазии — это буржуазное государство. История XX века, после нескольких победоносных и многих проигравших революций и волнений, научила буржуазию не доводить материальное положение широких пролетарских масс в развитых странах до взрывоопасного состояния. Для этого используется и так называемая социальная политика, и профсоюзная борьба, и засылка оппортунистов в рабочее движение, и постоянно активируются гапоны и гапонята. Таким образом, пролетарские массы сознательно поддерживаются в состоянии класса эксплуатируемых людей, в состоянии более позорном, чем рабство, так как раба фактически заставляют работать силой, а пролетарий истязает себя ради прибылей капиталиста самостоятельно, а порою с рвением и раболепием. Хотя классовое деление и предстаёт как некоторый естественно-исторический процесс, но господствующие классы вообще всегда тратили немало усилий на осознанное утверждение и сохранение деления общества на классы, на идейно-теоретическое обоснование и воспроизводство классового убожества. Что уж говорить про современную буржуазию.

Стало быть, тождество буржуазии и пролетарской массы нам даёт… капитализм — рынок труда, на котором капиталисты покупают товар «рабочая сила» с известными для себя эффектами неэквивалентного обмена. Поэтому пока пролетариат не организован в рабочий класс, пока он не осуществляет борьбу за свою политическую диктатуру, собственно, прогресс стоит на месте. Так и в нашем случае, российское общество развивается исключительно как развитие российского капитализма. Как бы это странно ни прозвучало, но мы сегодня развиваемся в связи с конкуренцией между олигархами, в основном российскими, европейскими и американскими. И лишь буржуазное государство действует с оглядкой на народные массы, зная, какая силища в них кроется и что её легко можно спровоцировать. Развитие современной России не носит печать прогресса. Поэтому мы наблюдаем, что стремительно меняются технические аспекты жизни, количественные параметры общественных явлений, но ни на йоту не изменяется сам социум, общественные отношения. Никто от развития капитализма не становится счастливее, хотя в крупной перспективе люди в целом стали лучше питаться, дольше жить, иметь больше потребительских благ, да и быт известным образом облегчается.

В свою очередь, действительным антагонистом буржуазии является рабочий класс, который по своей сущности противоположен пролетарской массе. Следует понимать, что мы говорим об одних и тех же людях, находящихся в одних и тех же производственных отношениях, но обладающих разным уровнем мировоззрения, поэтому совершающих противоположные по смыслу и результатам поступки — пролетариат вовсю старается подороже продать себя капиталисту, а рабочий класс борется за взятие власти в свои руки. Поэтому пролетарская масса не осуществляет борьбу с буржуазией в диаматическом смысле слова, но только сопротивление в виде профсоюзно-стачечной реакции на изменение степени эксплуатации.

Именно буржуазия как класс и рабочий класс представляют собой тождество сцепившихся в борьбе антагонистических противоположностей, от соотношения сил которых зависит, какой класс является господствующим. Пока, очевидно, у буржуазии нет в этом плане конкуренции, вся политика исчерпывается взаимопожиранием разных кланов внутри самой буржуазии. Пока что классовая борьба протекает, главным образом, между различными отрядами капиталистов.

Таким образом, ключевой вопрос, в каком состоянии находятся лица наёмного труда — либо они есть эксплуатируемая неструктурированная масса, либо они организованный рабочий класс. Эти две стороны: стихийная и сознательная, раболепствующая и революционная и объясняют все исторические метаморфозы пролетариата. При одинаковых объективных предпосылках именно зрелость субъективного фактора определяет политическую физиономию наёмных работников, их историческую роль.

С точки зрения диаматики класс — это не совокупность людей как таковых, а те объективно присущие им различия, которые проявляются в известной деятельности, противопоставляя таким образом эту известную совокупность людей другому классу. Класс, стало быть, существует только в движении, то есть только в отрицании класса-антагониста. Ясно, что экономическая «борьба» рабочих, например, не является отрицанием буржуазии, так как не может привести к чему-то большему, чем выгодная цена за товар «рабочая сила». Ясно также, что капиталисты самим своим существованием отрицают рабочий класс, так как существуют исключительно за счёт эксплуатации труда пролетариата, то есть в процессе перманентного уничтожения своего могильщика.

В свою очередь культурное, материальное, правовое положение современного наёмного труженика позволяет сделать вывод, что кадровые и финансовые ресурсы потенциального рабочего класса, а также мощь его организации не могут сравниться даже на 1/10 со всё сужающимся классом магнатов-буржуа. Десятки миллионов потенциально противопоставлены сотням вырожденцев. Дело только за организацией пролетарской массы в революционный рабочий класс, то есть дело за продуктивной работой марксистов, объединённых в Партию Научного Централизма.

А. Редин
02/06/2018

Рост объективного потенциала рабочего класса: 7 комментариев

  1. Отлично! По-моему, убедительно всё излагается. Особенно мне понравилось насчет фразы «нечего терять, кроме своих цепей»! Как же буржуазия изуверски коверкается мысли классиков! Ведь и правда, речь идет не об нищете масс, а о том, что в революции массам нечего терять, напротив, они обретают — «весь мир», а теряет кучка паразитов!

  2. Если «Класс, стало быть, существует только в движении, то есть только в отрицании класса-антагониста», то насколько правильно называть столкновение интересов тех или иных отрядов национальной буржуазии друг с другом актом классовой борьбы?

    Также, весьма часто, и не только здесь, встречаются места «нравственного негодования» по поводу «неправильности» и, в других статьях, даже «людоедской» сущности классовых обществ, чрезмерного, на мой взгляд, приравнивания капитализма к рабовладельчеству — всё это будто бы отсылает нас к Дюрингу, с той лишь разницей, что Дюринг пытался не из хода исторического развития доказать необходимость отрицания капитализма, а из собственного филистерского морализаторства. Для него «насилие», на котором держатся (и из которого якобы исходят) эксплуататорские формации, было чем-то вроде иной формы как раз рабства и людоедства. Но рабство — это рабство, а людоедство — это людоедство, и они остались как раз на своих местах в прошлом, были в тот или иной момент «правильны», т.е. полностью оправданы; за отрицание этого с точки зрения своей «вечной морали» Энгельс и корил Дюринга.
    Важно, чтобы позиция газеты не съезжала и далее всё больше в область морального негодования; но такой вариант кажется маловероятным, всё же, в редакции нет дураков.

    • I. Водоворот классовой борьбы в обществе охватывает чуть ли не практически все явления общественной жизни, поэтому актом классовой борьбы становятся и все художественные произведения, и все судебные решения, и телепередачи, и даже разговоры на кухне. В СССР человека могли осудить за антисоветскую агитацию (акт классовой борьбы), даже если он вёл её путём личных разговоров и даже шёпотом.

      «Акт классовой борьбы» не стоит понимать буквально, как проявление борьбы самого класса. Эксплуататорские производственные отношения, являясь объективным базисом общества, превращают все факты общественной жизни независимо от воли о сознания людей в пользу того или иного класса. Поэтому мы и говорим, что те или иные события, поступки, изменения в общества идут в сторону одного или в сторону другого класса.

      Точно также и различные национальные отряды или даже внутринациональные группы капиталистов, в своём объективном экономическом противопоставлении друг другу, в известных сферах, разумеется, существуют в режиме или — или. Или гегемония американского капитала, или гегемония европейского капитала, или гегемония российского капитала и т. д. Переменных может быть очень много, но никакого «взаимовыгодного партнёрства» для всех невозможно. Эти субъекты объективно способны взаимовыгодно соединятся только за счёт других тождественных себе субъектов. Дружить против кого-либо.

      Поэтому все значимые общественные события объективно кому-то служат, а значит являются актами классовой борьбы.

      Иной вопрос, что буржуазия как класс, в том числе как класс, господствующий в мировом масштабе, существует именно политически. Буржуазия будет истреблена пролетариатом и бедняками вообще за один день, если государство перестанет существовать. Буржуазия не может господствовать экономически не господствуя политически. Она по объективной необходимости соединена и организована в государство. Иначе ей не выжить. И все акты государственной власти буржуазии есть акты политического господства, акты классовой борьбы именно как класса, именно в движении и отрицании пролетариата, как придатка её господства. Государство ежедневно трудиться, чтобы народ оставался в режиме воспроизводства пролетарских масс, был невежественен и туп. Это классовая борьба, в которой пролетариат не отвечает даже сопротивлением, одно смирение.

      Таким образом, буржуазия существует как класс, политически, в обязательном порядке, по объективной необходимости. Главным образом, это проявляется в государственной власти буржуазии, в ее самоорганизации в государство. Это основное. Но классовая борьба буржуазии этим не исчерпывается, потому что вольно и невольно образованы конфликтные «зоны», в которых единственным разрешением может быть уничтожение конкурента. Здесь классовая борьба ведётся не против класса-антагониста, а внутри буржуазии и между ее национальными отрядами.

      Аналогично дело обстояло, например, с феодальным классом против которого боролась буржуазия. Он был организован в феодальное государство, опирался на дворянское вооружённое сословие. А буржуазия организовывалась сама собою, политическими клубами, военными кружками, промышленными и торговыми гильдиями, стремясь заставить феодалов учредить парламент — удобный для себя орган влияния, а затем и власти. ­ при этом феодалы были не дураки и друг с другом повоевать за земли.

      Итого, называть борьбу буржуазии с буржуазией классовой борьбой вполне правильно, хотя данный термин, действительно, в данном случае может внести некоторую путаницу для людей, которые не достаточно хорошо понимают данное понятие.

      II. Проблема Дюринга была в том, что он объяснял возникновение частной собственности, как следствие насилия. Маркс и Энгельс, убедительно доказали ошибочность этой посылки, обосновав причины возникновения частной собственности развитием базиса общества, т.е. изменением сущности производственных отношений между людьми, на основе возросшего потенциала средств производства, с помощью которых люди стали производить продукты, количество и качество которых существенно выходило за рамки разумных личных материальных и духовных потребностей человека мыслящего.

      Вас очевидно смущает данный фрагмент:

      «Люди, вопреки своей воле, неосознанно вступают в производственные отношения в связи с тем, что производственные отношения ими не познаны. И эта неосознанность, и, как следствие, невозможность направить волевые усилия туда, куда этого требует научная организация производства, и является объективным законом классового деления общества. То есть, какой бы ни был формат неправильных отношений между людьми после «неолитической революции», он так или иначе будет связан с эксплуатацией труда, с господством одних людей над другими, с жизнью меньшинства за счёт труда большинства. А единственно правильный, научный формат отношений — это коммунистические экономические отношения».

      Во-первых, где здесь «нравственное негодование», или где оно в статье? Во-вторых, с чем конкретно вы не согласны из сказанного?

      Далее, вы говорите, что рабство и людоедство — это совсем разные вещи. Вы не совсем правильно поняли Энгельса. Он пишет:

      «А когда он [Дюринг] утверждает, что наше современное наемное рабство представляет собой лишь несколько видоизмененное и смягченное наследие прежнего рабства и не может быть объяснено из себя самого (т. е. из экономических законов современного общества), то это либо означает только то, что и наемный труд, и рабство представляют собой, как это известно каждому ребенку, формы порабощения и классового господства, — либо же это утверждение неверно. Ведь с таким же правом мы могли бы сказать, что наемный труд может быть объяснен только как смягченная форма людоедства, которое, как в настоящее время установлено, везде было первоначальным способом использования побежденных врагов».

      То есть Энгельс вполне согласен с тем, что наёмное рабство есть смягчённое прежнее рабство и они оба есть формы порабощения и классового господства. Он также вполне согласен с тем, что наёмный труд есть смягчённая форма людоедства. Энгельс критикует Дюринга за то, что тот отвергает возможность объяснения эксплуататорских производственных отношений из них самих, то есть из базиса. Иными словами, Дюринг настаивал, что есть нечто первичное по отношению к базису.

      По поводу людоедства обратитесь к Марксу:

      «Капитал развился в принудительное отношение, заставляющее рабочий класс выполнять больше труда, чем того требует узкий круг его собственных жизненных потребностей. Как производитель чужого трудолюбия, КАК ВЫСАСЫВАТЕЛЬ ПРИБАВОЧНОГО ТРУДА И ЭКСПЛУАТАТОР РАБОЧЕЙ СИЛЫ, КАПИТАЛ ПО СВОЕЙ ЭНЕРГИИ, НЕНАСЫТНОСТИ и эффективности далеко превосходит все прежнее системы производства, покоящиеся на прямом принудительном труде.

      Капитал подчиняет себе труд сначала при тех технических условиях, при которых он его исторически застает. Следовательно, он не сразу изменяет способ производства. Производство прибавочной стоимости в той форме, которую мы до сих пор рассматривали, т. е. посредством простого удлинения рабочего дня, представлялось поэтому независимым от какой бы то ни было перемены в самом способе производства. В старомодной пекарне оно было не менее действенным, чем в современной хлопкопрядильне.

      Если мы рассматриваем процесс производства с точки зрения процесса труда, то рабочий относится к средствам производства не как к капиталу, а просто как к средствам и материалу своей целесообразной производительной деятельности. На кожевенном заводе, например, он обращается с кожей просто как с предметом своего труда. Он дубит кожу не для капиталиста. Иное получится, если мы будем рассматривать процесс производства с точки зрения процесса увеличения стоимости. Средства производства тотчас же превращаются в сродства впитывания чужого труда. И уже НЕ РАБОЧИЙ УПОТРЕБЛЯЕТ СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА, А СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА УПОТРЕБЛЯЮТ РАБОЧЕГО. Не он потребляет их как вещественные элементы своей производительной деятельности, а ОНИ ПОТРЕБЛЯЮТ ЕГО КАК ФЕРМЕНТ ИХ СОБСТВЕННОГО ЖИЗНЕННОГО ПРОЦЕССА; а жизненный процесс капитала заключается лишь в его движении как самовозрастающей стоимости. Плавильные печи и производственные здания, которые ночью отдыхают и не впитывают живого труда, представляют собой «чистую потерю» для капиталиста. Поэтому плавильные печи и производственные здания создают „притязание на ночной труд“ рабочих сил (см. „Отчеты комиссии по обследованию условий детского труда. Отчет четвертый, 1865“, стр. 79-85)».

      Что это, если не ЛЮДОЕДСТВО?

  3. Классная статья!! Спасибо автору! Доходчиво , по существу, наглядно

Комментировать