2019 — 2023
Введение
Не вооружайтесь известными словами поэта: «Мы диалектику учили не по Гегелю», ибо практика показала, что выучить диалектику по Марксу, Энгельсу, Сталину или тем более «бегая под пулями» оказывается сложнее, чем привлекая главное методическое пособие по диалектике — «Науку логики». Не зря же сотни тысяч людей уже сто лет читают произведения классиков марксизма-ленинизма и изучают историю большевизма, но только единицы овладели диаматикой, то есть диалектикой материализма. Чтобы стать материалистом, достаточно признавать первичность материи, в этом нет ничего непосильного. Но чтобы стать диаматиком, необходимо также овладеть диалектикой, а главным подспорьем в этом деле является изучение «Науки логики».
Итак, предлагаю читателю некоторые мои соображения по поводу изучения величайшего философского произведения «Наука логики» Георга Вильгельма Фридриха Гегеля. Планируется серия заметок, написанных с целью помочь нашим сторонникам осилить диалектику и язык Гегеля.
Прежде всего несколько наиболее общих замечаний.
Замечание первое: зачем нужна философия?
Философия возникла на заре классового общества в качестве формы осмысления эксплуататорами практических гарантий укрепления своего господства. И только в рамках данной задачи происходило рассмотрение законов бытия, в том числе общественного. Вместе с тем философия, как результат выделения умственного труда, базировалась на естественном стремлении человека к познанию окружающего мира.
Профессиональные философы имеют многотысячелетнюю традицию прислуживать господствующему классу. Студентов часто учат известной формуле, что в средневековье философия была служанкой богословия, но это лишь для отвода глаз, ведь и в другие эпохи философия являлась служанкой господствующих классов.
Партийность философии проявляется не только в том, что философы находились на содержании у господствующего класса и были вынуждены вырабатывать рекомендации по укреплению его власти, не противоречить в своих выводах его интересам, потребностям и целям. Партийность философии проявляется даже не столько в том, что сами философы были сплошь представителями господствующих классов по мировоззрению или близко примыкали к ним. Партийность философии проявляется прежде всего в том, что, возникнув как продукт обособления умственного труда, в один из основополагающий принципов она возвела искусственный отрыв теории от практики. Перефразируя классика: философы лишь различным выгодным для эксплуататорских классов образом объясняли мир. Наше же дело, дело революционеров, заключается в том, чтобы объяснить его предельно адекватно и на этой основе изменить навсегда, уничтожив отношения частной собственности.
В докапиталистической истории человечества не было ни одного революционного класса, который бы стремился научно познать законы общественного бытия. Более того, все мыслители, которые посягали на соединение научных теоретических выводов об отношениях частной собственности и практики общественной жизни, во все эпохи подвергались гонениям, даже когда они грезили утопическими прожектами.
Официальная философия занималась и занимается до сих пор приведением содержания религиозных догм в соответствие с уровнем развития базиса и просвещённостью масс. Выявляя, что старые религиозные догмы утрачивали былой блеск и величие, философы сочиняют новые, двигаясь от библейского Яхве, мечущегося над пустотой, к точке сингулярности и теории большого взрыва.
Самое сложное в этой работе состоит в преодолении тенденции усвоения эксплуатируемыми массами стихийного материализма, в том числе в связи с развитием технологии производства, промышленности и покорением человечеством сил природы. Материализм всегда выражается в естественном стремлении здорового мышления к адекватным действительности знаниям. Поэтому всякая официальная наука любую мысль об обществе так или иначе начинала с разрешения основного вопроса философии в пользу идеализма.
Обычно в энциклопедиях пишут, что, мол, идеализм — это одно из двух основных направлений в философии, которое за первичное данное принимает дух, считая внешний мир вторичным, производным от сознания и так далее. И затем начинаются рассуждения о «гносеологических корнях идеализма» с обязательным приведением известной цитаты Ленина из конспекта «Науки логики» про «процесс ряда абстракций» как примерное отражение сознанием действительности.
С точки зрения большинства современных писателей марксистского толка получается, что само мышление как будто бы содержит некоторую необходимость идеализма в качестве подчинённого момента. А фундаментальной причиной идеализма объявляется противоречие между конечностью сознания и бесконечностью бытия, то есть как бы невозможность «засунуть» в мозг познаваемые объекты. Таким образом, делается вывод, что из самого по себе процесса познания возникает тенденция ухода в идеализм. Подкрепляется этот вывод цитатой Ленина из конспекта аристотелевской «Метафизики».
Однако в знаменитой цитате Ленина говорится исключительно про возможность идеализма, а не про его причину:
«Раздвоение познания человека и возможность идеализма (=религии) даны уже в первой, элементарной абстракции „дом“ вообще и отдельные домы. Подход ума (человека) к отдельной вещи, снятие слепка (=понятия) с нее не есть простой, непосредственный, зеркально-мертвый акт, а сложный, раздвоенный, зигзагообразный, включающий в себя возможность отлета фантазии от жизни; мало того: возможность превращения (и притом незаметного, несознаваемого человеком превращения) абстрактного понятия, идеи в фантазию (=бога). Ибо и в самом простом обобщении, в элементарнейшей общей идее („стол“ вообще) есть известный кусочек фантазии».
Нет сомнений, что возможность идеализма следует из вероятности неточного отражения действительности, однако идеализм и неточное отражение действительности — это не одно и то же, в том смысле, что идеализм — это всегда «неточное отражение действительности», но не наоборот. Этот момент зачастую упускают даже сторонники ленинской теории отражения.
Идеализм признает объективный мир производным от идеи, духа, бога. Разумеется, пустить в ход идеализм можно только при наличии бесконечного количества непознанного. Но разве сам этот акт — превращение духа в демиурга материи — является естественным для мышления, которое натыкается на непознанное? Как раз наоборот, мышление по своей природе материалистично, а непознанное порождает в человеке любопытство и любознательность, а не желание «объяснить» его мистикой и верить в это «объяснение». Это последнее — работа философских шулеров.
Пусть читатель обратит внимание, что животное, столкнувшееся с неизведанным, будет при благоприятных условиях его обследовать, а не засядет за создание мифов и легенд Древней Греции. Так и человеку свойственно познание мира, а не мракобесие и религиотворение.
При выяснении причин идеализма большинство современных авторов марксистского толка упорно превращает неточности познания и ещё непознанное в дорожку, ведущую к богу, то есть отказывает мышлению в материалистической трактовке непознанного и недостаточно познанного. Хотя в суждении «я этого пока не знаю» или даже «я этого уже никогда не узнаю» нет ничего сложного ни для современного, ни для древнего человека, это совершенно банальный ход мысли.
Следовательно, познание, например, при полном коммунизме, как и в доисторическую эпоху, будет обладать возможностью идеализма, но будет отсутствовать его причина. Причиной идеализма является исключительно социально-классовый фактор. Короче говоря, возможность идеализма в мышлении сознательно активируется правящим классом. Стало быть, в обществе зрелого коммунизма у идеализма не будет объективных оснований. И напротив, в классовом обществе любой формации требование, чтобы эксплуатируемые массы были заражены мистикой и алогичным мышлением, является объективным, так как только таким способом эксплуататорский класс может осуществлять необходимое ему духовное господство. В свою очередь освобождение эксплуатируемого класса от оболванивания мистикой является условием его окончательной победы в классовой борьбе.
История нам даёт много примеров, когда освобождение от одной мистики происходило в пользу другой, ещё более изощрённой мистики, знаменуя замену одних угнетателей другими. Например, переход от многобожия к однобожию. Или от католицизма к протестантизму, от церковной религии к пантеизму, от религии вообще к субъективному идеализму и современной буржуазной «научной картине мира». Эти духовные трансформации были связаны с формационными трансформациями общества.
Современными людьми всё ещё плохо понята общеизвестная гениально точная и чеканная формулировка: «Религия есть опиум народа». Дело в том, что религия, как самая ранняя форма идеализма, в прямом смысле слова есть опиум, то есть наркотический дурман, для народа. И производство этого наркотика было сознательно поставлено на широкую ногу. То же самое сегодня проделывается с другими формами идеализма.
Мышление раба, крепостного или рабочего, в которое никто бы не примешивал основной вопрос философии, в исторически короткий срок превращало бы их в революционеров. Именно дух, как универсальное объяснение всего непознанного и, самое главное, как объяснение господствующих над человеком социальных сил, парализует мышление. Если бы мышление раба, сталкивающегося каждый день с рабством, не было сковано философскими идеями о божественном происхождении власти, то рано или поздно он бы догадался, что его господин, так же как и он, состоит из кожи и костей, следовательно, они тождественны по своей сути. Если бы мышление рабочего не было сковано блеском идеализма буржуазного права, мистикой судьбы и религией, то он бы очень быстро пришёл к основным выводам марксизма и моментально бы разрушил ненавистный капитализм и взялся за построение коммунизма. Но на этом фронте трудятся философы и другие теоретики — адвокаты эксплуататоров, умственные проститутки, подонки человечества.
Изобретение религии стало продуктом одного из первых научно-философских открытий — противоположности веры и знания. Зачатки логики, которыми обладает любой здоровый человек, можно эффективно ограничить в развитии, если всё незнание облачить в одежду веры. Атеист от верующего отличается в первую очередь тем, что никогда не списывает незнание на происки духа или высших существ.
Оценив по достоинству своё открытие, господствующие классы с огромным усердием уже пять тысяч лет навязывают обществу религиозный и идеалистический дурман ради «поддержания стабильности» и культивирования не угрожающих их господству морально-нравственных ценностей и ориентиров. В данном случае смысл веры в том, чтобы приучить массы не задумываться о людоедской сущности эксплуататорской формации. И неважно, это вера во всемогущего бога или в демократические ценности.
Наиболее распространённой ошибкой трактовки сущности философии является мнение о том, что философия есть прямой продукт базиса, как будто бы прямая проекция производственных отношений в теорию объяснения мира. Тогда как в действительности философия, являясь элементом надстройки, есть продукт надстройки, следствие политики, а от базиса зависит опосредованно. Именно политика, то есть борьба классов, рождает объективную потребность в философии. А философия, в свою очередь, возникает и развивается на почве всего общественно-исторического опыта, является результатом развития всех экономических отношений, всех уже состоявшихся формаций.
Когда говорится: «это пролетарская философия», «это буржуазная философия», «а это феодальная философия», — то имеется в виду не то, что эти философии непосредственно вырастают из производственных отношений указанных формаций, а то, что они обслуживают их политически. В действительности разница между, например, рабовладельческой и буржуазной философией настолько незначительна, что эта характеристика является скорее оттенком различий. Капитализм успешно использует для своей защиты всякие виды философии, зачастую совершенно примитивные.
В эпоху обретения грамотности эксплуатируемыми, в противовес процессу навязывания идеализма, в сознании рабочих, служащих и инженеров стихийно сложилась вполне обоснованная репутация философии как заумной белиберды. Отсюда же вреднейшая для пролетариата мысль о том, что пролетарий — человек практичный, а практичному человеку никакая философия не требуется, он, мол, исходит «из фактов» и «реальности», поэтому действует как бы безо всякой философии. Усугубляет такое отношение тот факт, что все философские системы, кроме марксовой, ошибочны, являются разнообразными, порой до крайней степени изощрёнными формами заблуждений.
Современная буржуазная философия окончательно выродилась в спекулятивную демагогию. Вместо изучения мыслителей прошлого массам предлагается читать сборники «мудрых мыслей», «цитат», «афоризмов» и узкий перечень философов типа Ницше, Макиавелли и Платона. В ВУЗах преподаются философские системы великих мыслителей прошлого в отрыве от исторических эпох, выражением которых они являются, безотносительно вычленения из них истинного. А философия марксизма — диаматика — как единственная научная философия, которая критически переработала всю философскую мысль и вобрала в себя всё лучшее, истинное, что выработало человечество до Маркса, во-первых, официально замалчивается, во-вторых, тотально исковеркана и дискредитирована оппортунистами.
Буржуазным учёным и журналистам удалось привить в общественном сознании множество заблуждений насчёт коммунизма, но главное то, что абсолютное большинство людей в результате не знают, что марксизм есть системное, стройное, цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием, являющееся диаматической переработкой всего лучшего, что создало человечество. Многие всё ещё не знают, что Ленин и Сталин были выдающимися мыслителями, философами и их теоретическое наследие необходимо штудировать не менее тщательно, чем изучать практические победы коммунизма в СССР.
Иосиф Дицген, выдающийся рабочий-теоретик, по поводу значения философии для пролетариата писал:
«Философия должна быть близка рабочему классу… Высокое значение умственной работы пока еще недостаточно оценивается людьми физического труда. Инстинкт подсказывает им, что люди, задающие тон в нашем буржуазном обществе, — его естественные враги. Они видят, что под прикрытием умственного труда производится плутовство. Надо еще прибавить вполне понятную склонность с их стороны умственный труд недооценивать, а физический труд переоценивать. Такому грубому материализму надо противодействовать.
… Умственный труд не должен пугать рабочего, который привык в поте лица своего добывать не только свои собственные радости, но и создавать возможность в десять раз больше радостей для других. Когда я вначале не мог понимать трудов наших философов, я себе снова и снова говорил: то, что умеют другие, ты должен также уметь. Мышление не есть привилегия профессоров. Для него требуется, как и для любого занятия, лишь привычное упражнение. А ведь огромная масса рабочих, наконец, начинает понимать, что нет спасения вне упражнений в самостоятельном мышлении».
Диаматика развития философии такова, что вместе с решением классовых задач эксплуататоров она была также развитием познавательных, логических потенций человечества. Именно накопление научных (диалектических) зёрен в хламе спекуляций идеализма позволило Марксу трезвым материалистическим взглядом переработать интеллектуальное наследие и создать марксизм.
Таким образом, если сказать грубо, то:
I. Если философия ненаучна — это философия эксплуататоров, философия для укрепления власти эксплуататоров. Такая философия основывается на отрыве теории от практики, на спекуляциях, является метафизикой.
II. Если научная философия замалчивается, искажается — это делается в угоду укрепления власти эксплуататоров, чтобы практика эксплуатируемых оставалась слепой или ошибочной.
III. Научная, истинная философия — это философия эксплуатируемых, она является выражением всей общественно-исторической практики человечества и требует своего применения в революционной борьбе.
Такова вкратце суть партийности философии.
Несколько иным образом дело обстоит с партийностью логики.
«Словом „логика“ обозначают систему приемов, способы осмысления явления, порядок интеллектуальных операций („раздвоение“ единого, движение от общего к частному, от единичного к общему, от простого к сложному, от конкретного к абстрактному, от анализа к синтезу и т.д.)» — В.А. Подгузов.
Философия объявила своего рода монополию на логику, тогда как лишённым элементарной грамотности массам предлагалось не думать, а верить. То есть им тысячелетиями прививали алогичное мышление.
Вместе с тем, по мере роста грамотности населения и его интереса к логике в официальной науке было произведено искусственное выделение логики из философии, то есть разведение законов мышления и законов бытия, что тоже есть продукт отрыва теории от практики, в данном случае практики мышления. Постепенно официальная логика была сведена к формалистике, обслуживающей интеллектуальное тщеславие узконачитанных специалистов. Сегодня в буржуазной науке и буржуазном образовании под видом логики здравствует прилежно зафиксированный во всех учебниках набор мёртвых описаний «форм движения мысли». Ни один учебник формальной логики, как и ни одно «священное писание», не приблизили к открытию какой-либо объективной истины. Штудирование учебников формальной логики, как и библии, корана, трипитаки, мифов Греции и Рима, развивает лишь память, но не мышление.
Таким образом, если сказать грубо, то:
I. Если логику заменяют верой — это сознательный процесс оболванивания масс с целью укрепления власти эксплуататоров, насаждения интеллектуальной слепоты.
II. Если логику выхолащивают до формализма — это сознательный процесс философской дезорганизации мировоззрения масс с целью изоляции марксизма.
III. Научная, истинная логика — это диалектический метод материализма (диаматика), который лежит в основе марксизма-ленинизма, коммунистического мировоззрения и является единственной методологией, объективно служащей эксплуатируемым.
Мышление с точки зрения диаматики есть свойство высокоорганизованной материи и поэтому подчинено всеобщим законам бытия материи. Субъективная логика мышления есть отражение объективной логики движения внешнего мира. Мышление и бытие тождественны в смысле, во-первых, того, что мышление есть свойство материи, во-вторых, того, что научное мышление (познание) адекватно отражает законы объективного мироздания.
Следовательно, научная логика, теория познания и философия (онтология) неотделимы друг от друга, представляют собой единый логический монокристалл.
Следовательно, научное познание, соединённое с движением народных масс, является преобразующей природу и общество силой. Научное познание само является частью революционной и производственной практики человечества.
Революционному работающему классу нужна не просто «политическая доктрина», а именно научная философия, как основа его мировоззрения. Философия есть основа всякой теории в любом случае. Любая теория всегда опирается на какие-то предельно общие положения. Сколько бы философские отказники ни утверждали, что они мыслят без философии или складывают теории, например физические, без философии, на самом деле в основе их умственной деятельности всё равно лежит философия. Вопрос лишь в том, какая это философия.
Здесь впору вспомнить знаменитое высказывание Энгельса, которое следует отнести вообще ко всем людям:
«Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия. Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и с её достижениями».
Поэтому вольно или невольно любой человек выбирает какую-либо философию в качестве руководящей, даже если ему кажется, что уж у него-то точно ничего философского в жизни быть не может.
Философия представляет для мышления и любой теории методологию — наиболее общие философские категории и способ мышления. Метод — это путь, способ исследования, мышления, предмет как раз логики. Как правило, метод мышления у большинства людей сегодня метафизический, то есть рассматривающий частности без общей картины, исследующий какие-либо «отдельности» вне их всеобщей связи, таким образом утрачивается возможность увидеть действительное развитие. Как говорилось выше, в основе метафизики лежит главный принцип философии эксплуататоров — разрыв теории и практики, который выливается в противопоставление индукции дедукции, анализа синтезу, эмпиризма рационализму.
Методология — это метод, начинающий всякое движение мысли с установленных фундаментальных категорий бытия. Если охарактеризовать диаматику как метод, то она представляет собой синтез полезных качеств всех известных недонаучных методов мышления. Принципы следующие.
Первый. Рассмотрение мироздания в единстве, как связанного единого целого. Отсюда следует подход к явлениям как к органически связанным, зависящим друг от друга и обусловливающим друг друга.
Второй. Рассмотрение явлений исключительно в движении, развитии, а именно с точки зрения их возникновения и отмирания. Причём развитие — это качественный скачок в результате постепенного накопления закономерных количественных изменений.
И третий. Причиной самодвижения всех явлений мироздания признаётся имманентная им внутренняя противоположность отживающего и развивающегося, положительного и отрицательного, короче говоря, единство противоположностей.
Стало быть, важнейшей задачей всякого революционера-коммуниста: теоретика, писателя, пропагандиста, агитатора, организатора — является овладение марксистской философией.
Практика показала, что штудирование готовых философских определений является недостаточным, не приводит к овладению диаматикой. В этом деле важнейшую роль играет изучение произведений Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и истории коммунистического движения, прежде всего большевизма. В этом смысле политические победы гениев есть исследование объективной логики движения общества, а произведения гениев есть исследование субъективной логики, приводящей к данным победам. Нужно помнить, что без тщательного изучения «Нищеты философии», «Анти-Дюринга», «Капитала», «Материализма и эмпириокритицизма», ленинских «Философских тетрадей» и так далее стать полноценным коммунистом нельзя.
Однако что касается логики, классики не оставили нам единого произведения, создание такого произведения — задача, которая стоит перед нами, современными марксистами. Как и сто лет назад, крупным подспорьем к овладению диаматикой является изучение всего богатства теоретических достижений человечества. В этом смысле можно либо изучить всех великих философов прошлого, на что уйдут даже у подготовленного человека десятилетия, либо штудировать всего одну гениальную книжку — «Наука логики» Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.
Гегеля нужно читать, чтобы прежде всего понять, на каком сложном материале Маркс стал диалектиком и догадался о необходимости соединения диалектики с материализмом, зачатки которого он ухватил у Фейербаха.
Замечание второе: как осваивать «Науку логики»
Хочу категорически предостеречь читателя от пренебрежительного и чванливого отношения к Гегелю и его диалектике. Так, Маркс, как известно, писал:
«Мое отношение к диалектике Гегеля очень просто. Гегель — мой учитель, и болтовня умничающих эпигонов, полагающих, что они покончили с этим выдающимся мыслителем, мне просто смешна. Однако я позволил себе отнестись к моему учителю критически, снять с его диалектики покров мистицизма и тем самым существенно его изменить и т. д., и т. д.».
Маркс — величайший учитель для всех трудящихся. Учитель моего учителя есть мой учитель. Такова марксистская формула отношения к Георгу Вильгельму Фридриху Гегелю и его философии.
Всем известно: чтобы стать прекрасным художественным творцом, необходимо иметь не только горячее неугасающее желание и твёрдую волю, но и некоторые известные для каждой художественной сферы задатки. Пожалуй, можно стать неплохим живописцем, писателем, композитором, музыкантом и без значительных природных задатков, на основе отточенного годами мастерства, но маловероятно, что удастся достигнуть высот истинного великолепия творчества. Всё же люди рождаются существенно разными в отношении задатков к тем или иным видам художественной деятельности, так как многое в художественном искусстве зависит от врождённых биологических особенностей организма. Ещё больше зависит от условий начального периода взросления человека, влияние которых пока что для науки — громадная тайна.
Совершенно иное дело с развитием аппарата мышления. Все физиологически здоровые люди с самого рождения в равной мере наделены всеми необходимыми задатками к мышлению. В ходе социализации все новорожденные люди достаточно быстро обретают неограниченный по силе дар мышления. Более того, умственные способности практически не зависят от биологических особенностей головного мозга. Если и есть какая-то незначительная разница в формировании головного мозга, то она совершенно полностью стирается в ходе социального становления человека. Стало быть, поднять уровень мышления человека до научно-теоретического есть столбовая дорога развития интеллекта человека, это под силу буквально каждому.
Однако в общественном сознании бытует легкомысленное отношение к умственному труду, особенно к самообразованию. Всем очевидно: чтобы стать умелым мастером в каком бы то ни было деле, необходимо длительное время упорно тренироваться, тысячи раз повторять то, что не получается с первого, второго и третьего раза. Но почему-то, когда речь заходит об овладении теоретическим мышлением, большинство людей забывает эту общеизвестную истину и не проявляет должного упорства и желания.
Между тем, Энгельс отмечал, что ему известен лишь один гарантированный метод самообучения мыслить научно-теоретически — изучать историю философии. «Наука логики» Гегеля в этом смысле значительно экономит время, так как представляет собой критическое обобщение всего методологически ценного в философской мысли человечества. Гений Гегеля как никто поработал в этом деле для всех будущих поколений.
Энгельс:
«Учиться диалектике у Канта было бы без нужды утомительной и неблагодарной работой, с тех пор как в произведениях Гегеля мы имеем обширный компендий диалектики, хотя и развитый из совершенно ложного исходного пункта».
Поэтому зачастую так получается, что диалектика Гегеля вызывает отторжение из-за сложности изложения и сложности самой глубины материала и это отторжение выливается в пренебрежительное чванливое отношение.
Это порочное отношение проявляется в поругании Гегеля идеализмом. Дескать, раз Гегель идеалист, то зачем его изучать? На это и Маркс, и Энгельс, и Ленин отвечали самыми язвительными комментариями. Перефразируя Ленина, — умный идеалист ближе к умному материалисту, чем тупой материалист.
Или ещё хуже, начинают читать «Науку логики» и, не разобравшись в смысле написанного, возбуждают ругань о различных начальных категориях. Что это за «гегелевское ничто»? Где вы видели «ничто»? Это же идеализм. «Никакого ничта не бывает»! Не пристало нам, материалистам, читать про «ничто». Всё это глупости, софистика, мистика и так далее.
Хочу предупредить всех читателей — не надо думать, что раз вы называете себя материалистами, значит, вы умнее Гегеля. Поверьте, Гегель — далеко не дурак, и не надо его с кондачка учить вашему «материализму».
Такие «тупые материалисты» любят приводить известные цитаты классиков о том, что диаматический метод противоположен гегелевскому, что Гегеля нужно читать по-материалистически, что нужно отбросить гегелевскую мистическую шелуху и так далее. Но мало кто внятно и ясно может объяснить, что конкретно нужно отбросить в «Науке логики» и что конкретно означает читать «Науку логики» по-материалистически. Мы с этим постепенно разберёмся в этой серии заметок, однако давайте прямо сейчас зафиксируем то, что доподлинно известно.
Первая и самая грубая ошибка «тупых материалистов» заключается в том, что под гегелевской идеалистической шелухой и мистикой они понимают сами категории «Науки логики». Они, идя на поводу у собственной умственной лени, именно так интерпретируют цитаты классиков марксизма-ленинизма.
Однако же, если обобщить высказывания Маркса, Энгельса и Ленина о гегелевской диалектике, то будет видно, что идеализм Гегеля, который необходимо отбросить, состоит лишь в том, что «диалектика Гегеля стоит на голове, а её надо поставить на ноги». Что это означает? Лишь то, что не нужно принимать во внимание гегелевского демиурга — абсолютную идею.
Энгельс уточнял:
«Извращение диалектики у Гегеля основано на том, что она должна быть, по Гегелю, „саморазвитием мысли“, и потому диалектика вещей — это только ее отблеск. А на самом-то деле ведь диалектика в нашей голове — это только отражение действительного развития, которое совершается в мире природы и человеческого общества и подчиняется диалектическим формам».
Вообще говоря, есть вполне обоснованное мнение, что Гегель вписал в свою философию абсолютную идею намеренно в угоду господствующим порядкам, записавшись таким образом в объективные идеалисты. Мало кто будет спорить, что оправдание прусской монархии великим зданием гегелевской мудрости есть изощрённый философско-политический анекдот. Пусть читатель поразмыслит, каких ещё он знает объективных идеалистов, философия которых дала бы мировой культуре хоть что-то действительно непреходяще ценное.
Нельзя, таким образом, смешивать «систему Гегеля» и его диалектический метод, который выражен как раз в выведении категорий «Науки логики». Сталин предупреждал:
«Как смотрят анархисты на диалектический метод? Всем известно, что родоначальником диалектического метода был Гегель. Маркс очистил и улучшил этот метод. Конечно, это обстоятельство известно и анархистам. Они знают, что Гегель был консерватором, и вот, пользуясь случаем, они вовсю бранят Гегеля как сторонника „реставрации“, они с увлечением „доказывают“, что „Гегель — философ реставрации… что он восхваляет бюрократический конституционализм в его абсолютной форме, что общая идея его философии истории подчинена и служит философскому направлению эпохи реставрации“, и так далее и тому подобное… Правда, об этом никто с ними не спорит, наоборот, каждый согласится с тем, что Гегель не был революционером. Сами Маркс и Энгельс раньше всех доказали в своей „Критике критической критики“, что исторические взгляды Гегеля в корне противоречат самодержавию народа. Но, несмотря на это, анархисты все же „доказывают“ и считают нужным каждый день „доказывать“, что Гегель — сторонник „реставрации“. Для чего они это делают? Вероятно, для того, чтобы всем этим дискредитировать Гегеля и дать почувствовать читателю, что у „реакционера“ Гегеля и метод не может не быть „отвратительным“ и ненаучным. Таким путем анархисты думают опровергнуть диалектический метод. Мы заявляем, что таким путем они не докажут ничего, кроме своего собственного невежества, Паскаль и Лейбниц не были революционерами, но открытый ими математический метод признан ныне научным методом. Майер и Гельмгольц не были революционерами, но их открытия в области физики легли в основу науки. Не были революционерами также Ламарк и Дарвин, но их эволюционный метод поставил на ноги биологическую науку… Несомненно то, что анархисты смешивают метафизическую систему Гегеля с его диалектическим методом. Нечего и говорить, что философская система Гегеля, опирающаяся на неизменную идею, является от начала до конца метафизической. Но ясно также и то, что диалектический метод Гегеля, отрицающий всякую неизменную идею, является от начала до конца научным и революционным».
Таким образом, мы точно знаем, что нужно отбросить «систему Гегеля» и не обращать внимания на абсолютную идею. При этом предлагается сначала разобраться в категориях Гегеля, в их выведении «как есть», как это понимал сам Гегель, пусть и с порочной абсолютной идеей. По крайней мере Ленин, судя по его конспекту «Науки логики», сделал именно так. А уже это позволит нам поставить диалектику с головы на ноги. Разумеется, это не значит, что мы не будем критически подходить к категориям «Науки логики», просто это нужно делать с умом и к месту.
Многие легкомысленно ожидают заиметь успехи в деле освоения «Науки логики» в короткие сроки. Это пустые и наивные надежды. Энгельс рассчитывал, что период начала понимания Гегеля составляет более полугода:
«Если при чтении Гегеля Вы забредете на „болотистую почву“, пусть это Вас не останавливает: через полгода Вы в том же самом болоте обнаружите опорные точки, по которым благополучно выберетесь на дорогу».
Поэтому главы «Науки логики» придётся перечитывать буквально сотни раз.
Следует также обратить внимание на то, что структура построения текста в «Науке логики» отличается от классического изложения. Гегель прибегает к приёму теоремы, то есть сначала даёт вывод, а затем предлагает его логическое выведение. Кроме того, не стоит зацикливаться на множественных примечаниях, история их появления в тексте «Науки логики» окутана туманом, так как их вносили ученики Гегеля уже после его смерти.
Замечание третье: по поводу скорости и качества постижения гегелевской философии
В газету регулярно обращаются познакомившиеся в общих чертах с марксизмом молодые люди, которые решили всерьёз, основательно засесть за изучение теории. Часто им приходит в голову мысль, что правильно начинать с Гегеля и затем в исторической последовательности двигаться от Маркса и Энгельса к Ленину и Сталину.
Ещё чаще читатели и сторонники не берутся за фундаментальный труд Маркса «Капитал. Критика политической экономии», не изучив и не поняв «Науки логики» Гегеля. Памятуя знаменитый ленинский афоризм:
«Нельзя вполне понять „Капитала“ Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса».
С одной стороны, такая системная последовательность в самообразовании выглядит логичной и соответствует привычной дидактике. С другой стороны, моя персональная практика изучения теории и особенно философии, а также практика моих товарищей и некоторые соображения по поводу процесса понимания в целом, говорят о том, что это не самая удачная последовательность.
Лично я подступался к Гегелю несколько раз на разных этапах жизни и при разном уровне овладения теорией марксизма. Сначала я вообще ничего не понимал в тексте «Науки логики», затем лишь смутно улавливал какие-то отдельные мысли и их последовательности, перечитывая из раза в раз одни и те же страницы. Чтобы как-то продвинуться в процессе постижения смысла прочитанного, я обращался ко вторичной литературе, которой не особо доверял, но интересовался, как понимают Гегеля так называемые специалисты по его философии. Одна из причин появления данной работы состоит в том, чтобы дать нашим сторонникам правильный вспомогательный материал, потому что ни Попов, ни Труфанов, ни другие толкователи НЛ не удовлетворяли требованиям глубины, объективности, материализма и ясности изложения. У того же Попова ясность его интерпретации НЛ достигается, с одной стороны, схематическим упрощением, с другой — «натягиванием» гегелевских категорий на понимание марксизма самим Поповым.
Долгое время я был убеждённым сторонником того, что постижение смысла гегелевского текста гарантируется вдумчивым его перечитыванием. Однако постепенно несколько изменил своё мнение. Дело в том, что с определённого момента изложение в НЛ перестало выглядеть для меня привычной абракадаброй, через которую необходимо пробираться, чтобы хоть что-то понять. Привыкнуть к сложности гегелевского языка, наверное, невозможно, но теперь я перечитываю его исключительно из-за грамматической нагромождённости и косности изложения, сама логика повествования перестала вызывать существенные затруднения. И меньше всего мне кажется, что лучшее понимание Гегеля возникло потому, что я сотни раз перечитывал одно и то же.
Кажется, имеет право на жизнь такое явление, как культура теоретического или философского мышления. Проблема в том, что философия оперирует всеобщим, то есть понятиями, охватывающими те или иные стороны и моменты, которые есть у всего. Тогда как язык сформировался в ходе обыденной и производственной практики и не всегда отвечает задаче философского изложения. То есть философия рассуждает о таком, что в языке получило лишь отдалённое отражение. Разумеется, философия изобретала и новые слова и насыщала привычные новым содержанием, разрабатывая терминологический аппарат, когда без этого было невозможно обойтись. Но в большинстве своём философия излагается обычным языком, который для этого бедноват, и поэтому в результате возникает, во-первых, сложность в понимании, во-вторых, широта трактовок. В изложении философских понятий не хватает точности даже в наиболее богатых языках, таких как русский или немецкий. Возникает как бы нечто вроде языкового упрощения смысла философских понятий и даже категорий, которое может быть компенсировано только общим пониманием предмета самим читателем.
Кстати, один из фронтов классовой борьбы в философии пролегает по линии чистоты терминологии. Буржуазные философы выдумывают туманные понятия и придумывают им новые термины, чтобы протаскивать в философию различный идеализм, который в старых терминах уже был разоблачён. Другой заметный способ опошлить философию — это намеренная сложность изложения и терминологическая вычурность. Чтобы скрыть бедность содержания, примитивность и спекулятивность, буржуазные холуи пишут тексты витиевато и наукообразно.
Таким образом, на мой взгляд, лучшему пониманию Гегеля способствовало прежде всего усвоение диаматики, а уже затем въедливость изучения самого Гегеля и знакомство со вторичной литературой. Наиболее фундаментальные категории диаматики усваиваются от знакомства с ними и признания до всё более глубокого понимания с применением их в теоретическом постижении и на практике — в исследованиях, организационной работе и даже быту. Это вызывает рост качества теоретического мышления, рост философской культуры, что и позволяет лучше понимать как собственно Гегеля, так и других философов и теоретиков. И все это завязано как раз на компенсацию разницы языка изложения и языка смыслов в философии.
Наверное, возможна степень напряжения интеллектуальных сил, при которой человек с исключительно обыденным мышлением разберётся с НЛ Гегеля. Но, во-первых, нам нужны не просто люди, которые в общих чертах поняли НЛ и теорию марксизма, а люди, филигранно овладевшие диаматикой, которым штудирование НЛ поможет в понимании Маркса, во-вторых, мы говорим про наиболее продуктивные и короткие пути самообразования, а не возможные в принципе.
Так что следует браться за НЛ, изучая также диаматику, читая различные работы классиков, приучая себя к философскому языку, размышляя и вдумываясь во все даже самые «самоочевидные» положения теории. Великолепным подспорьем к этому будет предельно добросовестное усвоение статей В.А. Подгузова по вопросам философии.
Итак, в некоторых местах по необходимости я буду приводить не только цитаты Гегеля, но и ссылки на страницы его произведений «Наука логики» и «Энциклопедия философских наук» по 14-томному изданию. Второе произведение представляет собой более популярное изложение категорий и может служить некоторым разъяснением. Рекомендую читать именно эти книги. Настоятельно прошу по всем таким ссылкам находить в текстах Гегеля опорные положения.
Первичная задача изложения ниже состоит в том, чтобы вести читателя по логической дорожке параллельным с Гегелем курсом. Поэтому читайте Гегеля, потом читайте мой текст, снова читайте Гегеля, затем снова мой текст и так до тех пор, пока не придёт ясность понимания. Понять — значит усвоить путь познания, выведения.
Читать Гегеля необходимо дословно, стремиться понять его текст непосредственно (ЭФН 152), ничего не нужно додумывать, выдумывать, не нужно искать скрытых смыслов, тайных значений или намёков.
I. БЫТИЕ
Краткое содержание учения о бытии представлено Гегелем под заголовком «Общее подразделение бытия» (НЛ 64). Главное, что мы должны сейчас, то есть предварительно, вынести из него, — это то понимание, что сфера бытия представляет собой как бы слой (на самом деле момент) объективной действительности, который охватывает только то, что она бытие, то есть то, что она есть. Не в смысле есть сегодня, вчера или завтра, а есть вообще безотносительно к каким-либо частностям. Сфера бытия исчерпывается собственно бытием и его определённостью, то есть а) качеством, б) количеством, их единством — в) мерой. Сфера бытия, таким образом, противоположна сфере сущности.
На первый взгляд такое подразделение кажется несколько надуманным и даже мистическим, но в действительности, рассуждая о чём бы то ни было, мы должны рассмотреть, или как минимум иметь в виду, прежде всего всеобщее, в частности то, что предмет нашего рассмотрения есть, то есть его сферу бытия. В дальнейшем это положение станет более понятным, особенно когда мы разберёмся с основными категориями бытия и увидим переход к сущности, а сейчас главное — запомнить, что сфера нашего мысленного движения в первом разделе — это сфера бытия, некоторое абстрагирование, основанное на том, что мироздание есть. Кажется парадоксальным, что наше бытие (то, что мы есть) и наша сущность — противоположны. Но это действительно так, ибо бесконечное многообразие форм материи прежде всего есть (определённое бытие), а уже потом есть как конкретное, наполненное содержанием. Это деление не только важно с точки зрения логического изложения, но и выражает ту истину, что всеобщее определяет единичное и довлеет над единичным.
Мы, таким образом, как бы двигаемся мыслями вслед за Гегелем от поверхности (того, что непосредственно налицо) вглубь, от бытия к сущности.
Итак, с чего начинается философия?
Диалектический метод материализма (диаматика) требует, как известно, рассмотрения объективного бытия материи, ибо признаёт материю первичной по отношению к сознанию. С точки зрения диаматики изложение всеобщего (философии) есть изложение бытия самой материи, которая движется в пространстве и существует во времени. Бытие в трёх объективных реальностях — пространстве, времени и материи — стало быть, и является аксиомой, составляющей начало изложения философии, признание которой необходимо следует из всей общественно-исторической практики человечества. Иными словами, материализм требует начинать и рассматривать мироздание в целом.
Гегель же, будучи объективным идеалистом, стремится избежать положения в основу философии аксиом, в частности в виде какого-либо принципа или эмпирического факта («чувственного сознания»). В начале он как бы открещивается на словах от необходимости философии опираться на практику, считает, что «логика есть чистая наука, чистое знание во всём объёме его развития» (логика = философия), постольку кладёт в основание философии аксиому из мышления.
Поэтому Гегель начинает философию с единственно разумного — с представления о неопределённом непосредственном. Что это? Представьте что-то максимально неопределённое, то, о чём невозможно сказать вообще ничего определённого, конкретного. Представьте, что это неопределённое совершенно ничем не опосредованно, то есть кроме него нет ничего другого, оно всеохватное. В нашем представлении нет ни пространства, ни времени, ни материи, ничего, кроме этого неопределённого и непосредственного, в котором мы не можем ничего различить, но оно всюду. Однако кое-что нам придётся всё же сказать об этом неопределённом непосредственном вполне точно и даже определённо, а именно то, что оно есть.
Слово «есть» означает «быть», поэтому максимально неопределённое — это бытие, о котором мы ничего не можем сказать, кроме того, что оно есть. Поскольку оно ничем не опосредованно (непосредственное) и благодаря своей чистой неопределённости, такое бытие — как бы ЧИСТОЕ БЫТИЕ. «Чистое бытие» — это в терминах философии неопределённое непосредственное. Абстракция, с которой Гегель начинает философию.
Гегель называет чистое бытие также простой непосредственностью (НЛ 52) в том смысле, что это абстракция восприятия того, что есть налицо без всякого наполнения, дальнейшего определения.
1. Определённость (качество)
Итак, перед нами неопределённое непосредственное, то есть чистое бытие. В нём нечего созерцать, оно, по выражению Гегеля, лишь наше «пустое мышление». А раз мы ничего в нём не можем различить, если оно есть абсолютная пустота, то чем это бытие отличается от того, что ничего нет? То есть от «ничто». Мы как бы взяли это неопределённое непосредственное (чистое бытие) непосредственно как оно есть и получили НИЧТО. Иными словами, чистое бытие, взятое непосредственно, — ничто (ЭФН 148).
Бытие благодаря своей чистой неопределённости есть ничто. А ничто представляет собой такое же отсутствие определённости, как и чистое бытие. Чистое бытие и чистое ничто, выходит, — одно и то же.
Вместе с тем, ничто обнаружилось, значит, оно есть, значит, оно уже бытие. Правда, здесь мы уже понимаем, что это бытие не чистое, ибо в нём теперь просматривается ничто.
Важно отметить: мы смотрим не на две разные «вещи», как будто лежащие рядом или скрепленные вместе, а смотрим на одно и то же, просто всматриваясь глубже. Сначала мы увидели чистое бытие, затем рассмотрели глубже его же как чистое ничто, затем поняли, что это всё же бытие, однако неотличимое от ничто, сделав вывод, что они есть одно и то же и они есть не одно и то же.
Ключевой вопрос: в чём в таком случае состоит различие бытия и ничто? Может быть, нет никакого самостоятельного ничто? Тем более, когда мы говорим «ничто», то уже в этом предполагаем какое-то бытие, ведь «ничего» имеется в виду ничего чего-то. «Ничего нет» — значит, что-то могло быть, а этого нет. В этом смысле интересно замечание Гегеля, что если взять ничто как отдельный принцип, то его высшей формой была бы свобода (ЭФН 150), так как такое абсолютное ничто абсолютно свободно от чего бы то ни было, от какого бы то ни было бытия. Между прочим, такого рода идиотскую свободу проповедуют анархисты, не понимая, что субъект их размышлений — вовсе не ничто, а человек, сам являющийся проявлением общества со всеми свойственными ему «несвободными» качествами и связями.
Чтобы выявить различие бытия и ничто, Гегель прибегает к постановке вопроса о неположенности данного различия. Он пишет:
«Бытие и ничто пока еще лишь должны быть различны, т. е. их различие существует пока лишь в себе, но оно еще не положено. Когда мы вообще говорим о некоем различии, мы этим предполагаем две вещи, каждая из которых обладает определением, которым не обладает другая. Но бытие есть как раз то, что совершенно лишено определений, и ничто есть такое же отсутствие определений. Различие между ними есть, следовательно, лишь различие мнимое, совершенно абстрактное различие, которое вместе с тем не есть различие. При всех других различиях у нас всегда есть также и общее, объемлющее собою эти различные вещи» (ЭНФ 150).
Разница бытия и ничто в неположенном различии и положенном различии, которое произойдёт позже, выглядит мистически. Но не торопитесь причитать, в этом логическом приёме обнаруживается очень важная вещь — бытие и ничто, их различие и их единство выражают аксиому диаматики о движении материи как форме её существования, о том, что всё изменяется. Гегель, как известно, говорил, что нет ни одного положения Гераклита, которое бы не нашло соответствующего продолжения в его философии. Более того, дальше мы также увидим, что различие и единство бытия и ничто выражают аксиому диаматики о внутреннем источнике самодвижения материи.
Гегель же, расшифровывая неположенность различия бытия и ничто, даёт, на самом деле, прекрасное его понимание:
«Было бы нетрудно показать наличие этого единства бытия и ничто на всяком примере во всякой действительной вещи или мысли. Относительно бытия и ничто следует сказать то же самое, что мы сказали выше относительно непосредственности и опосредствования (каковое последнее заключает в себе некое соотношение друг с другом и, значит, отрицание), а именно, что нет ничего ни на небе, ни на земле, что не содержало бы в себе и того и другого, и бытия и ничто. Так как при этом начинают говорить о каком-нибудь определенном нечто и действительном, то, разумеется, в этом нечто указанные определения уже больше не наличествуют в той совершенной неистинности, в каковой они выступают как бытие и ничто, а в некотором дальнейшем определении и понимаются, например, как положительное и отрицательное; первое есть положенное, рефлектированное бытие, а последнее есть положенное, рефлектированное ничто; но положительное и отрицательное содержат в себе как свою абстрактную основу первое — бытие, а второе — ничто» (НЛ 70).
Если отбросить эту «совершенную неистинность» и ссылку на «абстрактную основу», то это абсолютно нормальное диаматическое положение о наличии во всём собственного отрицания. Данное положение выражено, например, в знаменитой сталинской цитате:
«Диалектика рассматривает природу не как состояние покоя и неподвижности, застоя и неизменяемости, а как состояние непрерывного движения и изменения, непрерывного обновления и развития, где всегда что-то возникает и развивается, что-то разрушается и отживает свой век».
Иными словами, диаматика рассматривает материю (под природой Сталин имеет в виду именно формы материи) не как состояние покоя и неподвижности, то есть без отрицания, а как состояние непрерывного движения и изменения, обновления и развития, где всегда что-то возникает и развивается, что-то разрушается и отживает своей век, то есть с отрицанием. Единственный минус данной формулировки в том, что не акцентируется внимание на отрицании именно внутри самих вещей (процессов).
Но вернёмся к нашему мыследвижению по категориям «Науки логики». Пока что нет никакого изменения, движения и прочего. Пока что мы установили, что положительное и отрицательное — вот, что различает бытие и ничто в рамках нашего логического похода.
Насколько условно то, что бытие — это положительное, а ничто — отрицательное? Настолько же условно, насколько это будет при рассмотрении любого реального процесса. Диаматическое уничтожение бытия капитализма как последней классовой формации, то есть превращение его в ничто, есть диаматическое возникновение коммунизма, то есть превращение его из ничто в бытие. И никак по-другому капитализм не может быть уничтожен. Можно разгромить заводы и перебить всех капиталистов, но на их месте возникнет не коммунизм, а снова капитализм.
Но в нашем мыследвижении, поскольку мы находимся ещё на самой поверхности — в сфере бытия (и не просто бытия, а бытия пока неопределённого), эта условность присвоения положительного звания бытию и отрицательного звания ничто обусловлена пока что тем, что за бытие принимается то, что подлежит непосредственно нашему рассмотрению. То, что мы «взяли». Если мы поместили в область нашего внимания, значит, это бытие, ведь мы точно установили тем самым, что оно есть. Этим отвергается, между прочим, и то возражение, что началом мироздания у Гегеля служит некое чистое бытие. В действительности у мироздания нет начала и нет конца, так как оно бесконечно, с этим и Гегель не спорит, если читать его внимательно.
Обычно при чтении «Науки логики» параграфы о бытии, ничто и становлении (особенно примечания) пробегают очень быстро, они кажутся весьма понятными, хотя и не лишёнными тумана мистики. И таким образом упускается то, что единство и различие бытия и ничто лежат в основе всех дальнейших категорий (НЛ 71). Этот тезис необходимо запомнить, ибо дальше мы будем постоянно искать в различных уровнях бытия ничто, в положительном — отрицательное. А уж что нас ждёт в сфере сущности — вообще песня.
Итак, всматриваясь в неразделимость (единство) бытия и ничто, но помня об их различии, мы должны глубже понять бытие и глубже понять ничто. Мы обнаружили известную определённость их единства, а именно то, что в этом единстве есть и бытие и ничто, потому что они суть одно и то же. Ничего другого нам это единство не подсказывает. Мы должны поставить вопрос о том, что такое бытие и что такое ничто, учитывая характер их единства, то есть то, что они представляют собой одно и то же. Это может показаться софистикой, но лишь потому, что добыто нами в такой чистой абстрактной яркости. Можно взять любой пример диаматического единства, и мы обнаружим в нём те же самые черты. Так, жизнь и смерть представляют собой такое единство. Жизнь есть наступление смерти, умирание, а смерть — увядание жизни. Значит, жизнь и смерть представляют собой не только противоположности, но и некоторое тождество. Или, например, познание и незнание. Познание одновременно уничтожает незнание и расширяет его, то есть незнание порождается познанием. Или, например, то, что буржуазия находит в единстве с пролетариатом рост своего богатства и одновременно — своего могильщика. Правда, все подобные примеры всё-таки демонстрируют единство явлений, различия которых выражены намного определённее, чем различие бытия и ничто, поэтому они значительно уступают, так сказать, по яркости взаимоотрицания последним.
Гегель предельно точно выражает мысль:
«Так как каждое из них, и бытие, и ничто, нераздельно от своего другого, то их нет. Они, следовательно, суть в этом единстве, но как исчезающие, лишь как снятые. Они понижаются в своем ранге, теряют ту свою самостоятельность, которая, как первоначально представлялось, была им присуща, и превращаются в моменты, еще различенные, но вместе с тем снятые» (НЛ 97).
Короче говоря, есть лишь единство, в котором только и различимы бытие и ничто.
Таким образом, более глубокое понимание бытия, которое мы непосредственно рассматриваем в этом единстве, состоит в том, что это бытие, переходящее в ничто. А более глубокое понимание ничто, которое мы непосредственно рассматриваем в этом единстве, состоит в том, что это ничто, переходящее в бытие. Мы видим теперь бытие и ничто лишь как переливы в их единстве.
Направление перехода ничто в бытие называется ВОЗНИКНОВЕНИЕ, направление перехода бытия в ничто — ПРЕХОЖДЕНИЕ (от «прейти», значит исчезнуть, миновать — «это явление преходящее»).
Но можно ли теперь называть единство бытия и ничто, собственно, единством? Мы установили, что то, что они есть одно и то же, явно довлеет над их различием. Их различие мнимое, совершенно абстрактное, которое вместе с тем и не различие (ЭФН 150). Бытие и ничто превратились в нашем понимании в некий плюс и минус в чём-то монолитном.
Вместе с тем всякое единство есть единство различного (единство образуют только две и более вещи). Отсюда следует, что «единство» бытия и ничто — это не их соединение, а СТАНОВЛЕНИЕ, моментами которого являются возникновение и прехождение (термин «становление» берётся здесь на первый взгляд достаточно произвольно, в обычной речи под становлением понимается возникновение и рост чего-либо). Это более глубокое понимание их «единства», основанное, с одной стороны, на слабости и абстрактности их различия, с другой стороны, на однозначности и утвердительности их перехода друг в друга.
Гегель подводит замечательный итог пройденному нами мыслепути:
«Становление есть первая конкретная мысль и, следовательно, первое понятие, бытие же и ничто суть, напротив, пустые абстракции. Если мы говорим о понятии бытия, то оно может состоять лишь в том, что оно есть становление, ибо, как бытие, оно есть пустое ничто, а, как пустое ничто, оно есть пустое бытие. В бытии, следовательно, мы имеем ничто, и в последнем — бытие. Но это бытие, которое в ничто остается у себя, есть становление. В этом единстве становления мы не должны упускать различия, ибо без последнего мы снова возвратились бы к абстрактному бытию. Становление есть лишь положенность того, что бытие есть согласно своей истине» (ЭФН 154).
Всё наше дальнейшее движение мысли будет разворачиванием становления как бы в глубину бытия и ничто, пластами которой станет наполнение определённостью, рост напряжённости получаемого со всё большей конкретностью объекта.
Итак, перед нами становление, определяемое как прехождение и возникновение. Что мы можем в нём увидеть? Прежде всего равновесие, в котором находятся его моменты, ведь бытие и ничто равны (ибо они одно и то же), значит, прехождение и возникновение — равносильные моменты становления. Вместе с тем они противоположны по направлению, друг друга абсолютно исключают. Мы можем взять непосредственно только один момент, или прехождение или возникновение, но не оба сразу.
Мы, конечно, не можем рассматривать становление метафизически как целое, частями которого являются бытие и ничто. Бытие и ничто не являются составными частями, они лишь моменты, они уже утратили логическую самостоятельность.
Остаётся один выход — взять становление непосредственно как есть, но вынужденно как что-то абстрактно-неполноценное. Мы берём становление как что-то простое (то есть не единое, ибо единство — это единство чего-то различного, как уже говорилось выше). Но при этом мы знаем, что становление содержит «беспокойство» внутри себя и нам придётся эти его моменты держать в памяти для дальнейшего разворачивания.
Стало быть, взяв само становление непосредственно, мы получим некое спокойное и простое, что-то одностороннее и весьма скучное. Разумеется, мы берём становление с положительной стороны, то есть как бытие, а ничто окажется для нас как бы с тыльной стороны, мы его держим в уме. Выходит результат становления — НАЛИЧНОЕ БЫТИЕ. «Бытие», потому что мы его взяли как есть, иными словами, как что-то положительное, то, что есть. «Наличное», потому что оно перед нами налицо, но мы помним, что за ним кроется его отрицание, которое, следовательно, не налицо. Наличное бытие — это ставшее. Становление, положенное в форме одного из своих моментов, в форме бытия (ЭФН 156).
Диалектическая процедура, которую мы провернули, называется в философии «СНЯТИЕ», то есть отрицание с удержанием. Наличное бытие всем своим видом показывает, что оно к ничто не имеет никакого отношения, оно — бытие, да ещё и усиленное тем, что оно налицо. Но эта его «наличность» вместе с тем указывает, что ничто в нём находится в удержанном, скрытом состоянии, как бы где-то позади.
Снятие есть характеристика диаматического отрицания, правда, когда мы говорим о снятии наполненных конкретным содержанием вещей, то удерживается только полезное содержание отрицаемого, а не всё оно, как в случае с ничто.
Теперь ясно, почему Гегель использовал такое на первый взгляд странное слово, как «становление», значение которого на этапе его введения в явном виде не выражало единство бытия и ничто. Прехождение и возникновение как два противоположных движения в едином должны к чему-то приводить, приходить к какому-то результату. Таким результатом становления является наличное бытие. Но, опять же, мы должны помнить, что становление никуда не переходит, с ним ничего не происходит, мы просто в него вглядываемся внимательнее, в частности берём его как бытие, которое непосредственно перед нами налицо. Такое взятие показывает, что становление, следовательно, может быть рассмотрено как ставшее и оно в таком случае имеет вид одностороннего непосредственного «единства» его моментов — наличного бытия. На ничто здесь указывает как бы обратная сторона характеристики «наличное». Точно так же, когда мы, например, говорим «дочь», то автоматически предполагаем родителей. Или сказав «жена», предполагаем мужа. Если говорим, что бытие наличное, значит, у этого бытия есть и изнанка, скрытое от нас отрицание.
Гегель пишет, что поскольку бытие исчезает в ничто, а ничто исчезает в бытие, следовательно, оба они исчезают, что разрушает становление и превращает его в наличное бытие. Гегель также пишет, что становление есть неустойчивое беспокойство, которое оседает, переходит в результат — спокойную простоту (НЛ 98). Это не более чем попытки объяснить выведение наличного бытия из становления, которое по сути есть взятие внутренне взаимоопосредованного своими равновеликими моментами становления непосредственно как бытия, которое скрывает за собой своё отрицание. Все гегелевские «переходит», «происходит», «превращает», «оседает», «спадается» — не более чем пояснения к нашему движению мысли вглубь становления. Поэтому «ставшее» — не само по себе, а как бы ставшее для нас. Мы увидели становление в новой логической форме.
Итак, перед нами наличное бытие — односторонне взятое «единство» бытия и ничто, или «простая единость бытия и ничто». Если становление внутренне опосредованное (бытие опосредованно ничто, и наоборот), то наличное бытие мы видим как нечто непосредственное, простое. Что мы можем в нём увидеть? Очевидно, что перед нами стоит задача «выравнять» односторонность наличного бытия и увидеть становление с равноправием его моментов на новом уровне проникновения вглубь. Но сначала мы должны просто вытянуть ничто. Мы прежде всего должны найти скрытое от наших глаз ничто. Но это будет ведь не то первоначальное ничто (как пустота и пустое мышление), это ничто, как следует из выявленной его новой роли, принадлежит наличному бытию. Оно уже не просто ничто, а ничто наличного бытия. Значит, потребуется более точное название — НЕБЫТИЕ. Небытие — это не просто ничто, а ничто наличного бытия.
Как лучше всего описать отношение положенного нами как бы одной стороной становления (наличного бытия) и присущего ему небытия? Здесь нужно просто понять, что поскольку небытие скрыто за наличным бытием, снято в нём, постольку оно глубже залегает. А что вообще может отражать глубина проникновения из категории в категорию? Она может отражать только рост напряжённости, наполненности объекта. Вместе с тем нельзя забывать, что бытие и небытие есть единое, они неразрывны.
Таким образом, небытие, принятое в бытие (наличное) так, что конкретное целое имеет форму бытия, непосредственности (наличного бытия), составляет ОПРЕДЕЛЁННОСТЬ. Небытие в наличном бытии его как бы определяет, тем самым обретается конкретность наличного бытия как целого. Положительное, то есть наличность бытия, говорит нам, что оно есть, а отрицательное, то есть его определённость, говорит нам, какое это бытие. Отметим для себя, что эта линия отношения положительного и отрицательного получит дальнейшее развитие.
[Вернёмся ненадолго к вопросу о противоположности наличности бытия и определённости. С точки зрения обыденного мышления эта противоположность кажется непонятной и надуманной. То есть что-то есть и то, какое оно есть, — противоположно. Предлагаю такой упрощённый мысленный эксперимент в качестве метафоры. Представьте, например, участок земли. Мы видим перед глазами некую поверхность земли, она есть (бытие). Что мы можем сказать о том, что находится на глубине одного метра под ней? Может быть, там археологическая порода, может быть, зарыт мусор или клад. А может быть, там просто земля. Мы этого не знаем, не знаем, какая определённость этого участка. Положим, что мы раскопали землю и обнаружили, что там обычная почва. Это некая определённость взятого нами участка земли. В таком подходе всё ещё кажется совершенно непонятным, почему поверхностная гладь участка (бытие) противоположна почве (определённость). Но если представить, например, то, что мы мысленно взяли саму эту определённость, скажем, решили описать почву нашего участка в письме. Пишем теперь о почве, что она такая и сякая, сухая там или влажная, с червями или без. Если абстрагировать эту взятую определённость саму по себе, чувствуете, что ей как бы безразлично её бытие? Когда мы мысленно вырываем определённость, то интуитивно понимаем, что она как бы холодна к своему бытию. Да, без бытия, то есть того, что она есть земельный участок, ему принадлежит, её вообще бы не было. Но она есть, и когда она есть, она, являясь определением этого участка, на самом деле противоположна его бытию, отрицательна для него. Разумеется, этот пример очень условен и крайне метафоричен, ведь наличное бытие — это не вещь, не целостный объект, не земельный участок и не поверхность земли, а лишь наша абстракция, отражающая всеобщее бытие в некотором весьма далёком приближении. Но тем не менее, полагаю, такой эксперимент при правильном подходе позволит чуть приблизиться к пониманию указанной противоположности].
Итак, мы получили определённость, то есть обнаружили искомое ничто в наличном бытии. Но мы всё ещё не изжили односторонность взятия становления как наличного бытия, так как не видим ничего равноправного, мы заметили лишь то, что небытие определяет наличное бытие. Гегель поэтому пишет, что становление («целое, единство бытия и ничто» — НЛ 102) ещё не положено в самом себе.
Поскольку наличное бытие посредством определённости стало для нас наконец-то чем-то конкретным, постольку в нём открылись несколько отношений его моментов.
Прежде всего следует отметить, что определённость, с помощью которой мы будем рассматривать эти моменты, не является чем-то отдельным от наличного бытия. Мы помним, что наличное бытие — лишь наше односторонне-абстрактное «взятие» монолитного становления, следовательно, и отрицание в нём — его определённость — лишь момент, рассматривая который, мы должны попросту глубже развить его понимание. Поэтому Гегель пишет:
«Ввиду непосредственности, в которой бытие и ничто едины в наличном бытии, они не выходят за пределы друг друга» (НЛ 103).
Так, если само по себе наличное бытие говорит нам лишь о том, что что-то непосредственно есть, то определённость как отрицание «наличности» бытия должна нам дать куда большую глубину, а именно какое это что-то — как оно внутренне опосредованно. На этой глубине, как на основании, разворачиваются все дальнейшие определения, и они нам видятся отрицательными. Но при этом, ещё раз отмечу, наличное бытие и его определённость неразрывны, единое. Мы смотрим в одно и то же. Находим в одном объекте положительное и отрицательное, а затем и в положительном отрицательное и в отрицательном положительное, всматриваясь внимательнее.
Смотрим на определённость. Прежде всего возьмём её такой, какая она есть, то есть изолированно, как, следовательно, некоторое бытие. (Справочно: если мы возьмём таким же образом бытие, то ничего интересного не получим, ибо бытие по своей природе неопределённое, значит, обнаружим ничто и вернёмся в сферу уже пройденных категорий). Определённость, взятая изолированно, как сущая определённость есть КАЧЕСТВО. Это совершенно простое непосредственное бытие (положительное), которое мы увидели, мысленно вырвав определённость (отрицательное) из наличного бытия. С этим в принципе никаких сложностей не наблюдается, так как получив наличное бытие, мы уже тогда поняли, что оно стало конкретным, а значит, и качественным. В данном случае мы просто развили эту характеристику до конкретного термина.
Однако здесь прозорливый читатель должен заметить, что раз рассмотренное нами качество есть также бытие (ведь оно же есть, оно не ничто как таковое), следовательно, мы обязаны исследовать вопрос о том, какое это бытие. Оно может быть просто бытием, а может быть таким же наличным бытием, как его материнское бытие. Ясно, что просто бытием или чистым бытием оно не может быть, так как мы находимся в сфере уже бытия, обогащённого отрицанием, стало быть, это тоже наличное бытие. Отсюда вывод, что качество содержит в себе момент отрицания.
Поэтому качество, взятое с той стороны, что оно сущее (бытие), есть РЕАЛЬНОСТЬ, а взятое с той стороны, что оно небытие, есть ОТРИЦАНИЕ вообще.
Реальность — это взгляд на наличное бытие как на качественность. Отрицание — это взгляд на наличное бытие как на недостаток. Реальность выглядит поэтому как нечто лишённое отрицательности и недостатков. Отрицание таким образом выглядит как некоторая чистая ограниченность. Вообще говоря, качество — некое совершенно простое, непосредственное (НЛ 103).
Можно привести бесконечное множество примеров, как одно и то же является чем-то важным и положительным и вместе с тем ограниченным и отрицательным, но все эти примеры в силу своей наполненности будут в большей степени выражать категории, которых мы ещё пока не достигли, но которые разовьются как раз из уже добытых нами реальности и отрицания. В языке, например, качество, взятое как реальность, имеется в виде любых безотрицательных характеристик — добрый, умный, весёлый, а качество, взятое как отрицание, — в виде любых характеристик от обратного — незлой, неглупый, неунывающий. То есть в первом случае, скажем, умный человек означает, что он совершает умные поступки и имеет умные мысли (нечто утвердительное и как бы лишённое недостатков), а во втором случае, неглупый человек означает, что он не совершает глупые поступки и не имеет глупых мыслей (некоторое ограничение в отношении глупости).
Реальность, таким образом, означает то, что перед нами наличное бытие, которое выступает как положительное качество. Отрицательный момент этого наличного бытия (качество взятое как ничто) есть простое отрицание, и он как бы скрыт в реальности, но он есть. Поэтому качество можно взять и как положительное (как бытие) — реальность и как отрицательное (как ничто) — отрицание. Качество, взятое отрицательное, есть ограниченность.
Качество, как сущая определённость, в противопоставлении содержащемуся в нём, но отличному от него отрицанию, есть реальность (ЭФН 157).
[Из сказанного видно, что диаматические категории «объективная реальность» и «качество» и гегелевские категории «качество» (как изолированно взятая определённость) и «реальность» (как положительно взятое качество) в прямом значении не совпадают. Материалистические категории как бы поглотили гегелевские и охватили: первая — всё бытие с отрицанием, вторая — всю определённость как качество. Но об этом подробнее будет ниже, после всего разбора «Науки логики»].
Следует отметить, что пока ещё мы не можем категорию «качество» использовать для выдвижения какого-либо набора конкретных качеств, ибо у нас пока что нет в полном смысле даже того, что могло бы обладать данными качествами. Кроме того, само качество нельзя взять во множественном числе. Мы ещё находимся в сфере наличного бытия, определённость которого только начала нам проясняться. Добытое нами качество — ещё очень далёкая абстракция, здесь нельзя забегать вперёд.
В «Энциклопедии философских наук» Гегель разъясняет, что под качеством в природе он понимает, например, химические элементы, а в «царстве духа качество встречается лишь в виде чего-то подчинённого» (ЭФН 157). Такое узкое понимание качества видится жертвой необходимости иллюстраций на достаточно поверхностном категориальном уровне рассмотрения. Лучше воздержаться от примеров, так как диаматическая категория качества охватывает не просто качество как изолированно взятую определённость, а вообще всю качественную определённость в её полноте, которую мы полностью разберём, завершив первый отдел «Науки логики».
Итак, мы нашли в наличном бытии определённость как качество. В качестве, взятом как наличное бытие, рассмотрели различие реальности и отрицания. Так как реальность и отрицание (как качество) в наличном бытии сняты (ведь они принадлежат определённости, то есть отрицательному, снятому небытию, или ничто), поскольку к тому же наличное бытие нераздельно с его определённостью, следовательно, мы лишь уточнили наш взгляд на определённость наличного бытия.
Теперь мы можем сказать, что перед нами вполне определённое, качественное наличное бытие, или НЕЧТО. Корень «что» выражает бытие, а приставка «не» — присущее ему отрицание, придающее глубину определённости. Точно так же синоним и слова «нечто» — «что-то» — содержит два этих элемента. Корень «что» выражает бытие, а постфикс «то» — указательное, определяющее отрицание. Вопрос «Что?» предполагает, что нечто есть, а ответ «То!» указывает на то конкретное, что есть, иными словами, на его определённость.
Полученное нами нечто есть первое отрицание отрицания (НЛ 108) в том смысле, что мы сначала отрицали наличное бытие небытием, получив определённость, затем определённость отрицали тем, что оно тоже наличное бытие, разглядев в итоге нечто как определённое наличное бытие.
Нечто — это не конкретная вещь, а лишь поверхностный взгляд на что-то как на наличное бытие. Мы получили нечто в сфере, где ещё нет достаточной напряжённости, глубины, где нет ещё ничего, кроме наличного бытия, обогащённого собственным отрицанием. Нечто есть лишь начало объекта. Мы ещё даже не уравновесили до конца моменты становления, ибо смотрим на наличное бытие всё ещё абстрактно-односторонне. Ничто (отрицание), превратившись в небытие, затем в определённость, затем в качество как реальность и как отрицание, всё ещё не равносильно бытию (положительному), которое неправомерно довлеет над ним. Поэтому далее мы продолжим раскапывать отрицание, но уже на уровне нечто.
Определённое наличное бытие, нечто — то, что есть и то, что есть. Иными словами, оно есть (положительное, бытие) и оно какое-то (отрицательное, ничто).
Итак, перед нами нечто в сфере наличного бытия как такового. Последнее означает то, что мы смотрим на становление («единство» бытия и ничто) односторонне, как на бытие.
«В наличном бытии a) как таковом следует прежде всего различать его определенность b) как качество. Последнее же следует брать и в одном, и в другом определении наличного бытия, как реальность и как отрицание. Но в этих определенностях наличное бытие также и рефлектировано в себя, и положенное как таковое оно есть c) нечто, налично сущее» (НЛ 101).
Так, во-первых, нечто — это бытие, во-вторых, это наличное бытие, ибо оно взято как целое, как становление («единство» бытия и ничто) или, другими словами, как бытие, обогащённое присущим ему небытием, в-третьих, внутренние моменты этого единства взаимоопосредованны, дали нам определённость — качество в виде реальности и простого отрицания.
Нам необходимо продолжить логический поиск раскрытия отрицательного (ничто), чтобы уравновесить становление. Как пишет Гегель, до этого мы рассматривали наличное бытие как определение сущего, в котором отрицательность (определённость в виде качества — реальности и отрицания) была только отрицанием вообще, «первым отрицанием», а теперь нам предстоит определить её далее до «внутри-себя-бытия нечто, до отрицания отрицания» (НЛ 111). Это как раз и означает найти в нечто равноправный, внутреннее присущий, отрицательный момент, чтобы уравновесить становление.
Однако исследование ничто как обратной стороны наличного бытия себя исчерпало. Мы нашли определённость — качество, но дальнейшее развитие нашего взгляда на определённость (так, как мы её понимаем) оказывается невозможным. Больше нечего делать, всматривание в нечто ничего нам не даёт. Но при этом мы помним, что отрицательное (ничто) должно обрести равносильное положение, мы неизбежно обнаружим две равные друг другу противоположности, подобные первоначальным бытию и ничто, но на новом уровне. Единственный способ продолжить движение мысли — это взять само нечто как ничто, как отрицательное.
Нечто, взятое как ничто, есть другое нечто или просто другое (=иное). Другое — это лишённое определённости инобытие нечто. Видя перед собой первоначальное нечто и другое нечто, мы теперь выясняем, в чём состоит их разность. [Слово «разЛИЧИЕ» применять рановато, оно, на мой взгляд, предполагает разность в определённости, отличия, а у нас их пока нет. Сравнение двух нечто не даёт никакого определённого различия между ними].
Первое, что важно отметить: без разницы, что брать за нечто. Если мы взяли за «нечто» первоначальное нечто, значит, иное нечто — «другое». Если взяли за «нечто» другое, значит, первоначальное нечто — «другое». То же и наоборот, если взяли первоначальное нечто за «другое», значит, другое нечто берётся за «нечто» (НЛ 111). Единственный логический выход — взять другое только как «другое». Это означает, что если мысленно представить, что взятое нами другое удерживается именно как другое, не становится для нас нечто, то оно равно самому себе и не равно самому себе.
Для упрощения понимания можно представить три нечто. Берем нечто 1 и нечто 2. Нечто 1 есть «иное» нечто 2, а нечто 2 — «иное» нечто 1. Но мы вытворим фокус, возьмём нечто 3 как «иное» по отношению к нечто 1 и нечто 2. В таком случае нечто 3 одновременно является «другим» по отношению к нечто 1, по отношению к нечто 2 и вместе с тем равно с нечто 1 как «иным» нечто 2, а также равно с нечто 2 как «иным» нечто 1. Выходит, нечто 3 равно самому себе и не равно самому себе. На самом деле это отношение выявляется и с двумя нечто, третье нечто приведено лишь для наглядности.
В рамках нашего логического пути ещё нет количества, мы рассматриваем только качественную определённость, поэтому даже найденные два нечто — это не две «вещи», а лишь увиденное нами в определённом наличном бытии «другое». Я бы сказал, это подобно тому, когда ребёнок в какой-то момент начинает сознавать, что он не останется прежним, уже завтра он станет чуточку другим, а например, после окончание школы — во многом другим, взрослым.
Ясно, что Гегель выявляет форму существования материи — движение, изменение. Он, не вводя аксиомы о движении материи, рассматривая лишь первое приближение объектов в виде наличного бытия, из одного того факта, что в основе всех объектов лежит противоположность двух начал (бытия и ничто, положительного и отрицательного), выводит категорию изменения.
Предлагаю для наглядности рассуждение, на основе реальных вещей. Возьмём что-нибудь простое. Скажем, есть множество камней. Какой вывод из этого может сделать человек на основе обыденного или формального мышления? Что все камни разные, но все они камни. На этом всё. Или даже хуже, что каждый камень существует как бы как индивидуальность, а их общность — просто мысленная условность. Гегель же из этого множества камней выясняет, что каждый камень равен самому себе и не равен самому себе, то есть непрерывно изменяется. Как он это выявляет? Беря один камень за нечто (то есть абстрагируясь от всего определённого в камне, кроме того, что он наличное бытие), другой камень за другое и далее, как мы сделали выше, выясняет, что собственно такое «другое», почему другой камень вообще иной, почему все камни не являются чем-то абсолютно едино-монолитным? Раз между ними есть разница, значит, каждый из них является воплощением этого свойства бытия [материи] к различению, то есть он есть то, что он есть, и он не есть то, что он есть. Причём эта логика работает с любыми объектами, им необязательно быть однородными. Раз мы видим дом и человека, наблюдаем их разность, значит, человек равен самому себе и не равен самому себе, дом равен самому себе и не равен самому себе. Так учит диалектика. Данное положение требует того, чтобы внимательно, не спеша над ним поразмыслить.
Таким образом, другое, взятое изолированно, есть другое самого себя (НЛ 112). Или, как любят говорить некоторые, иное иного есть иное (то есть оно же самое и другое). Значит, рассмотрев нечто изолированно как другое, мы обнаружили, что ему присуще изменение. Но не изменение в формальном смысле, что нечто перестаёт быть собой, становится абсолютно качественно другим, а как момент этого нечто, то есть оно становится иным, оставаясь собой.
Рассуждения об изменении относятся ко всякому нечто, к нашему первоначальному нечто и к тому нечто, которое мы ввели, когда взяли нечто как ничто.
Однако, чтобы сделать вывод из сказанного, нам необходимо обратить внимание на то, что рассуждения о нечто и другом нечто (инобытии), о выявлении моментов равенства и неравенства нечто с собой, производились касательно наличного бытия и не затрагивали определённости нечто. Когда мы брали нечто как ничто, мы рассуждали о нечто только как о наличном бытии. Стало быть, и выводы мы получили лишь о наличном бытии нечто.
Момент неравенства наличного бытия с собой, изменения этого наличного бытия называется БЫТИЕ-ДЛЯ-ДРУГОГО. Момент равенства наличного бытия с собой называется В-СЕБЕ-БЫТИЕ.
Гегель так описывает неравенство наличного бытия с собой:
«Наличное бытие как таковое есть непосредственное, безотносительное; или, иначе говоря, оно есть в определении бытия. Но наличное бытие, как включающее в себя небытие, есть определенное, подвергшееся внутри себя отрицанию бытие, а затем, ближайшим образом — другое; но так как оно вместе с тем также и сохраняется в своей подвергнутости отрицанию, то оно есть лишь бытие для другого» (НЛ 113).
Так, наличное бытие, как мы помним, есть односторонне положительно взятое «единство» бытия и ничто, или «простая единость бытия и ничто», оно включает в себя определённость как отрицание, развитие которого (отрицания) дало нам понятие «другого», следовательно, наличное бытие в данном случае есть лишь бытие-для-другого. Наличное бытие есть как бы только в изменении, в переходе в другое.
Далее Гегель так описывает момент равенства наличного бытия с собой:
Наличное бытие, которое мы увидели лишь как бытие для другого, «сохраняется в своем неимении наличного бытия и есть бытие; но не бытие вообще, а как соотношение с собою в противоположность своему соотношению с другим, как равенство с собою в противоположность своему неравенству. Таковое бытие есть в-себе-бытие».
Почему, когда мы нашли такое мощное отрицание, как «другое», всё наше наличное бытие не стало этим другим? Или, иными словами, почему всё же можно войти в одну и ту же реку дважды? Изменение наличного бытия не может привести к качественно абсолютно другому наличному бытию как минимум потому, что это изменяющееся наличное бытие не содержит в себе другого наличного бытия, а иных внешних источников изменения быть не может, поэтому оно своим существом как бы сопротивляется бытию для другого (изменению). Следовательно, наличное бытие есть также и в-себе-бытие.
Важно, между прочим, то, что на первое место Гегель поставил именно изменение, а «самость» определил лишь от обратного, как сопротивление изменению. В этом снова выражен приоритет всеобщего, ибо оставаться собой в абсолютном процессе изменения есть лишь момент этого самого изменения. Тогда как вульгарная философия и обыденное сознание делают ровно обратное, рассматривают мир как совокупность вещей, которые если и изменяются, то только под внешним воздействием друг друга, не имеют внутри себя причину самоизменения.
Гегель:
«Нечто есть в себе, поскольку оно ушло из бытия-для-другого, возвратилось в себя».
Выражение «в себе» означает, что мы смотрим на бытие как на неизменное, как бы с его же точки зрения, из его же логической диспозиции. Слово «в-себе-бытие», вообще говоря, выражает некую «самость», внутреннюю непосредственность (как например, «вещь-в-себе») и не соответствует тому, что в-себе-бытие формируется, отталкиваясь от бытия-для-другого. В этом названии обнаруживается индукция, поэтому позже Гегель его уточняет.
Выходит, что бытие-для-другого и в-себе-бытие, как мы их понимаем, составляют два момента наличного бытия нечто, превратив его тем самым в наших глазах в изменяющееся нечто. Правда пока только в плане наличного бытия. Как помним, развитие нашего взгляда на отрицательное, после установления определённого наличного бытия (нечто) как односторонне положенного становления, привело нас к мысли о «другом» (нечто). Это, в свою очередь, позволило выявить указанные выше два противоположных момента наличного бытия. Сами эти моменты вместе не являются продуктом отрицательности, наоборот, каждое из них выражает свою строну — положительную (бытие) или отрицательную (ничто). Гегель пишет:
«Бытие и ничто в том их единстве, которое есть наличное бытие, уже более не суть бытие и ничто. Таковы они только вне своего единства. В их беспокойном единстве, в становлении, они суть возникновение и прохождение. — Бытие в нечто есть в-себе-бытие. Бытие, соотношение с собою, равенство с собою, теперь уже более не непосредственно, а есть соотношение с собою лишь как небытие инобытия (как рефлектированное в себя наличное бытие). И точно так же небытие, как момент нечто в этом единстве бытия и небытия, есть не неимение наличного бытия вообще, а другое, и, говоря определеннее, по различению от него бытия оно есть вместе с тем соотношение со своим неимением наличного бытия, бытие-для-другого» (НЛ 114).
Теперь то же самое, но несколько с другой стороны. «Другое» (нечто) — это своего рода новая для нас форма отрицания, инобытие нашего нечто. Качество этого инобытия отлично от качества нечто тем, что оно составляет как бы широту наличного бытия нечто и является бытием-для-другого. В свою очередь бытие качества (определённости) первоначального нечто, в противоположность этому соотношению с другим, есть в-себе-бытие (ЭФН 157 — 158).
Бытие-для-другого и в-себе-бытие очевидно противоположны и на первый взгляд непосредственны друг другу. Но если мы присмотримся, то обнаружится их тождественность, которая проявляется как раз в отталкивании момента равенства с собой (в-себе-бытия) от изменения (бытия-для-другого) и выражается примерно так: что не есть в себе переходит в то, что есть в себе (НЛ 116). В-себе-бытие опосредовано бытием-для-другого. В-себе-бытие есть выхождение из бытия-для-другого «в себя». То есть условно, например, мы есть то, что мы есть, потому что мы не являемся другими. И так же: мы становимся другими, то есть теми, что мы не есть, но при этом оставаясь собою.
Видно, что рассматривая бытие-для-другого и в-себе-бытие, мы фиксируем в их связанности некое новое понимание того, что в-себе бытие — это не просто момент равенства с собой, но момент равенства с собой, опосредованный всем тем, чем нечто не является, то есть как бы всем другим. И снова напоминаю, что у нас ещё нет количества, поэтому под «другим» имеется в виду не другие нечто, навроде других вещей, а другие состояния этого же нечто, его изменение. И нечто у нас — не какое-то конкретное, не какая-то вещь, а нечто вообще, абстракция, охватывающая любую вещь.
Так, новое понимание момента равенства, то, что было «в себе», Гегель меняет на «в нём», В-НЁМ-БЫТИЕ. Это означает, что момент равенства с собой — это не «самость», не «вещь-в-себе», не мистическое индукционистское единичное, а бытие в нём самом. То есть это то же самое бытие, но не для другого, а в нём самом. Бытие-для-другого есть в нём. Мы как бы вышли из логической диспозиции неизменного наличного бытия и увидели картину шире, теперь ясно, что момент неизменности относителен, опосредован тягой перехода в другое. Он вообще есть лишь потому, что мы зафиксировали «другое».
Теперь мы должны выяснить значение данных моментов для определённости нечто. Наличное бытие, к которому они относились в нашем рассмотрении до сих пор, неразрывно связано со своей определённостью. Мы как бы наполняем определённостью эти моменты — равенства и неравенства нечто с собой.
Кстати говоря, в «Энциклопедии философских наук» Гегель вообще опускает выведение моментов равенства и неравенства с собой для наличного бытия, сразу пишет про их значение для определённости (ЭФН 157 — 158).
Прежде всего уясним, что бытие-для-другого как широта наличного бытия нечто принадлежит самому этому нечто, это как бы свёрнутое внутри нечто его будущее состояние, тяга к собственному переходу в иное.
Рассмотренная через призму моментов равенства и неравенства с собой определённость — уже не просто абстрактная определённость нечто, а сущая определённость, которую мы положим «рефлектированной в себя», то есть уже полностью развёрнутой, как бы отражённой от установленных этих моментов наличного бытия.
К делу. В каком виде мы оставили определённость? Определённость изменяющегося нечто — это прежде всего реальность, то есть качество, обогащённое собственным простым отрицанием. Гегель называет ещё такую определённость сущей. Далее, как помним, мы выявили «другое». Что это «другое» означает для имеющейся реальности, учитывая полученные данные о моментах равенства и неравенства с собой? Первым делом это означает, что «другое» — это какое-то инобытие нашего качества, нашей реальности. Но при этом «другое» и наше нечто — это ведь одно и то же, они неразрывны. Значит, это инобытие («другое») есть как бы широта нашего нечто, а не что-то извне. В свою очередь наше качество, наша реальность, бытие нашего качества как такового — это лишь порождение соотношения с этим инобытием.
Гегель называет такое качество, реальность в-себе-сущей определённостью. Далее нужно ввести для этого качества, реальности отдельное название, «положить ее как эту рефлектированную в себя определённость» словами Гегеля (НЛ 118).
Как можно было бы назвать такое качество, реальность, которое как бы является отражением от всего иного, сохраняет себя собой в противовес переходу в другое? — Назначение нечто или его ОПРЕДЕЛЕНИЕ.
«Качество, которое есть „в себе“ (das Ansich) в простом нечто, находящееся существенно в единстве с другим моментом последнего, с в-нем-бытием, может быть названо его определением, поскольку различают это слово в точном его значении от определенности вообще. Определение есть утвердительная определенность как в-себе-бытие, которому нечто в своем наличном бытии, борясь со своей переплетенностью с тем другим, которым оно могло быть определено, остается соответственным, удерживаясь в своем равенстве с собою и проявляя это последнее в своем бытии-для-другого. Нечто исполняет свое определение (назначение), поскольку, дальнейшая определенность, многообразно вырастающая ближайшим образом на почве его отношения к другому, делается соответственной его в-себе-бытию, становится его полнотой. Определение подразумевает, что то, что нечто есть в себе, есть также и в нем» (НЛ 118).
Поскольку этот отрезок текста достаточно популяризирован, разберём более подробно все его составные части.
Во-первых, почему качество, а не реальность? Дело в том, что берётся изолированная определённость, а она называется прежде всего качеством. Является ли определение реальностью? Да, конечно, оно вообще целое определённое наличное бытие, поэтому и реальность — мы к этому придём ниже.
Во-вторых, что значит качество есть в себе? Это означает, что Гегель начинает «заход мысли» со в-себе-бытия, с той как бы «самости» качества, с его некоторой изолированности и непосредственности. Он после слова «качество» описывает вроде логической дуги — в-себе-бытие, в-нём-бытие, наполнение определённостью («находящиеся существенно в единстве»).
В-третьих, эту цепочку можно расшифровать, грубо говоря, так: качество, которое неизменно есть то, что оно есть, но противоположно своему другому в нечто, делая само это нечто качественным сообразно своей определённости, есть определение. Ниже Гегель приводит пример с мышлением — человек есть мышление «в себе» в том смысле, что мышление присуще только человеку. Мы как бы смотрим из «самости» человека, то есть мышления, берём его изолированно, непосредственно, поэтому оно «в-себе». Однако мышление не свалилось с небес, а является обратным отражением (отрицанием) биологического в человеке, противоположно ему, поэтому мышление видится не только «в себе», а уже в нём самом. Стало быть, мышление не сидит в человеке как-то изолировано, это сам человек, мыслящий в целом, мышление в нём. То есть это «в-себе» как бы оттолкнулось от всего бытия-для-другого в человеке и определило вообще всё нечто.
К понятию определения (назначения) необходимо дать два комментария.
Первое. Гегелевская категория определение — это не то же самое, что научное значение термина «определение». Некоторые вооружаются приведённой выше цитатой из «Науки логики» в стремлении давать определения разным явлениям. Говорят, например, что раз определение — это качество, значит нужно взять «одно качество» явления и от него плясать. На самом деле качество, которое составляет гегелевское понятие определения, — это не какое-то конкретное качество, как в примере с мышлением. Это вся определённость нечто, взятая в моменте равенства с собой. И тем более нет никаких «других качеств». Ниже будет «другая» определённость — в смысле определённость нечто, взятая в моменте неравенства с собой, бытия-для-другого. Понятие «определение» — это понятие из сферы бытия, синоним назначения, предназначения нечто. Оно вообще парное, его нельзя взять само по себе. И, разумеется, «мыслящий разум» — это вовсе не определение человека в смысле обычного употребления термина «определение».
[С научной точки зрения определение — это словесная формулировка текущего уровня понятия. Истинное понятие по каждому конкретному явлению или связи явлений всегда одно, а определений, то есть формулировок понятия, может быть и несколько. Определение всегда кратко, лишь примерно формулирует текущий уровень понятия, тогда как его развёрнутое изложение включает в себя всё движение научной мысли. Например, книгапе «Капитал. Критика политической экономии» Маркса есть развёрнутое изложение научного понятия «капитализм».
Истинное понятие изменяется лишь в том смысле, что осуществляется переход от истины одного порядка к истине следующего, более глубокого порядка. Есть, разумеется, истинные понятия, которые исчерпав свою глубину познанием, стали абсолютными законченными истинами. Это касается фундаментальных категорий бытия, наиболее общих законов общества и истории, а также всей массы явлений, которые исчезли в ходе развития природы или общества, но были тем не менее познаны.]
Второе. До сих пор мы рассматривали моменты равенства и неравенства как изменение наличного бытия или нечто. Поэтому и вывели изменяющееся нечто. Однако в ходе рассуждений о значении данных моментов для определённости обнаружилось, что момент неравенства с собой (бытие-для-другого) может выражать не только изменение определённости, но и ту её сторону, которая как бы не относится к смыслу этого нечто. Взять тот же пример с человеком. Духовное (мышление) в человеке — это «в себе», потом глубже — «в нём», которое является противоположностью его бытия-для-другого — телесного. Здесь телесность человека как нечто есть бытие-для-другого его определённости, хотя нельзя представить дух и тело как неизменное и изменяющееся. Они здесь как равенство и неравенство с собой выражают главное и второстепенное, важное и неважное, первичное и вторичное. И это в целом понятно, равенство с собой должно охватывать прежде всего то, что важно, а неравенство с собой — то, что неважно.
Определение (назначение) нечто — это выражение положительности, выяснение определённости, положенной только как бытие. Да, мы помним, что определение (назначение) как бы оттолкнулось, сформировалось от обратного — от отрицательной определённости «другого», но это скрыто, не на поверхности. На поверхности у нас определение (назначение) как определённое наличное бытие, то есть целое нечто. Как будто перекос положительного и отрицательного в становлении ещё больше усилился. Нужно срочно наращивать глубину отрицательного момента определённости как бытия-для-другого.
В этом деле Гегель пишет так:
«Наполнение в-себе-бытия определенностью также отлично от той определенности, которая есть лишь бытие-для-другого и остается вне определения. Ибо в области [категорий] качества различия сохраняют даже в их снятости непосредственное качественное бытие в отношении друг друга. То, что нечто имеет в нем, таким образом разделяется, и оно есть с этой стороны внешнее наличное бытие нечто, каковое наличное бытие также есть его наличное бытие, но не принадлежит его в-себе-бытию. Определенность, таким образом, есть характер» (НЛ 119).
Второе предложение переведено несколько коряво. Имеется в виду, что различие в-себе-бытия и бытия-для-другого, наполненных определённостью, — это уже различие в качестве, а не просто в более абстрактном наличном бытии.
Так, определённость как в-себе-бытие (и, следовательно, «в нём») есть определение (назначение). С этим всё понятно, нас интересует определённость как бытие-для-иного. Она в таком случае, во-первых, тоже «в нём», во-вторых, выражая момент неравенства нечто с собой, означает изменение и что-то неважное или внешнее. Гегель назвал это «внешнее наличное бытие» — ХАРАКТЕР. Это та определённость, которая не определяет суть нечто, чуждая, но принадлежащая ему. Именно эта определённость и является источником изменения нечто и повергается внешнему воздействию на него. Она как бы является другим в нечто.
Однако важно помнить, что нет двух определённостей, мы смотрим на одну и ту же определённость, просто теперь куда глубже понимаем её отрицательную сторону. Скажем, разделение мышления в человеке и его телесности весьма условно, ведь он мыслит посредством биохимических процессов, то есть посредством тела. Нельзя сказать — вот здесь закончена телесность человека и начинается то, что он мыслящий, и наоборот.
Итак, нечто равно самому себе и не равно самому себе. Изменение в нечто имеет место в его определённости, а именно в характере. Характер есть тот момент в нечто, который становится некоторым другим. Гегель называет характер непостоянной поверхностью инобытия нечто (НЛ 119). Сохраняется же нечто неизменным в своём определении (назначении), то есть в таком моменте, который остаётся самим собой. В этой противоположности определения (назначения) и характера состоит их разность. Притом и определение (назначение) и характер нечто есть одна и та же его определённость — то есть в этом они тождественны.
Следует присмотреться к тождеству определения (назначения) и характера. Состоит оно лишь в том, что они оба суть одна и та же определённость? Не только. Дело в том, что момент в-себе-бытия (равенство с собой), наполнение которого определённостью и дало нам определение (назначение), был установлен, как мы помним, в качестве отталкивания от момента бытия-для-иного (неравенства с собой), что у Гегеля получило название «в-нём-бытия», следовательно, и на уровне определённости, то есть определения (назначения) и характера, он должен себя проявлять подобным образом. На первый взгляд определению (назначению) характер безразличен, однако если взять определение (назначение) не просто как в-себе-бытие, но как в-нём-бытие (как бытие-для-другого есть в нём самом), то очевидно, во-первых, что определение (назначение) само когда-то было характером, во-вторых, что характер способен как бы проникать в определение (назначение), меняя его, в-третьих, что определение (назначение) может понижаться до характера.
В итоге получился чудовищный философский огород (НЛ 120), который сам Гегель, например, в «Энциклопедии философских наук» вообще упускает, видимо, чтобы окончательно не запутать студентов. Не посчитал нужным комментировать этот фрагмент и Ленин в своём конспекте. Если же посмотреть на гегелевское положение не из его логики, а с диаматической точки зрения, то становится понятна его суть.
Так, Гегель разворачивает систему категорий из аксиомы абстрактного бытия, следовательно, он лишает себя возможности на обсуждаемом этапе оперировать категориями изменения, движения материи и взаимообусловленности её форм. Он вообще рассуждает о бытии вне категории материи. Но при этом диалектическая логика Гегеля стремится к максимально достоверному отображению логики реального бытия материи, поэтому он понимал, что в-себе-бытие и в-себе-бытие, наполненное определённостью, то есть определение (назначение), не с неба падает, не является «самостью», данной из ниоткуда, а есть результат отталкивания от иного. Нечто есть то, что оно есть, не потому, что его таким бог создал, а потому, что оно не есть иное. Гегель не может в рамках своей логики это никак по-другому объяснить, кроме как вводя этот отдельный момент тождества «в-нём-бытия», который и влечёт смычку определения (назначения) и характера, их переход друг в друга. Это такой неизбежный мистический нарост, который прикрывает предугадывание Гегелем реальной диаматики движения, изменения как формы существования материи. В дальнейшем эта мистификация будет развиваться вглубь, выражая всеобщую связь элементов бытия.
Итак, определение (назначение) и характер противоположны, являясь одной и той же определённостью. Притом эта определённость неотделима от наличного бытия, поэтому в своей противоположности они образуют как бы два нечто. Получается, что определение (назначение) и характер есть два нечто в одном, первоначальном нечто. Кажется, мы, наконец, довели определённость в наличном бытии как выражение отрицательности (ничто) до её более полного раскрытия. Теперь определённое наличное бытие (нечто) положено как изменяющееся нечто, моментами которого являются два нечто — определение (назначение) и характер. Если ранее мы фиксировали нечто и иное как некоторые абстракции, лишь предполагая, что в дальнейшем их качественное различие будет раскрыто, то теперь различие определения (назначения) и характера предстало перед нами как качественное инобытие. Здесь, пожалуй, Гегель мог бы удовлетвориться полученной красивой философской симметрией, ведь его часто как раз обвиняют в «схемах». Так, между прочим, поступают некоторые современные эпигоны Гегеля, которые трактуют данный фрагмент в духе равноправия определения (назначения) и характера как двух моментов нечто. Однако сам Гегель так не поступает, а запускает на основе отношения определения (назначения) к характеру рассуждение о нечто в целом, пишет, что нечто есть нечто именно как снятие своего другого.
«Отрицание своего другого есть лишь качество данного нечто» (НЛ 121, обратите внимание, что в седьмой строчке на данной странице опечатка — не «ничто», а «нечто»).
Таким образом, внутри-себя-бытие, то есть вся содержательность нечто, есть «небытие инобытия», или, говоря проще, отрицание всего внешнего мироздания. Нечто уникально не потому, что уникально само по себе, а потому, что отлично от всего остального. Это нормальное диаматическое положение, следующее из аксиомы об единстве мира и определяющей роли общего в единичном, поданное, правда, в мистическом ключе. Например, идеалисты утверждают, что индивид такой, потому что был уникальным создан или, например, является продуктом набора генов. Диаматик же, не отрицая биологической роли наследственности, утверждает, что индивида творят обстоятельства, то есть он есть «небытие своего инобытия».
Поэтому Гегель прозорливо пишет, что нечто сохраняет себя посредством прекращения некоторого другого. Что подводит нас к новому пониманию определённости нечто как качественной ГРАНИЦЫ.
«Лишь в своей границе и благодаря своей границе нечто есть то, что оно есть. Нельзя, следовательно, рассматривать границу как лишь внешнее наличному бытию; она, наоборот, проникает во всё наличное бытие» (ЭФН 159).
Определённость в данном случае выступает как граница качества, а не количества. В «Энциклопедии философских наук» Гегель приводит в качестве примера участок земли. Его количественная граница — это площадь и геометрическая форма, а качественная — это то, что это за участок, скажем, пашня, лук, лес, пруд или комбинация перечисленного. Качественная граница и есть реальность наличного бытия нечто, его определённость.
Понятие границы качества охватывает и определение (назначение) и характер, оно вообще стало возможно в нашем рассмотрении благодаря противоположности и тождеству определения (назначения) и характера. Роль категории характера, собственно, и сводится к тому, чтобы связать содержательность нечто с внешним, с другим, чтобы граница была не только ограничением этого нечто для него самого, но и ограничением этого нечто для другого. Это в дальнейшем позволит утверждать, что всякая граница по самому своему существу влечёт преодоление, переступание, ведь она отчасти родственна и нечто и иному. Вся эта хитросплетёнка обслуживает простые аксиомы о движении (изменении) материи и материальном единстве мироздания (взаимной связи всего со всем).
Как мы помним, перед нами стояла задача «выравнять» односторонность наличного бытия и увидеть становление с равноправием его моментов. Мы разглядывали ничто через цепочку: 1) небытие — 2) определённость (качество) — 3) тождество и противоположность определения (назначения) и характера и, наконец, 4) качественная граница. Именно граница и обрела равноправие с наличным бытием.
Что бы мы ни взяли, оно есть, значит, оно — бытие. Вместе с тем оно ограничено в своей определённости, значит, оно — ничто в том смысле, что граница, с одной стороны, показывает, что его определённость есть лишь отрицание другого, с другой стороны, она приводит к переходу в другое. Последнее позволяет, между прочим, говорить о нечто как об изменяющемся.
Если отнять у нечто определённость, то есть его границу, то получится одно пустое бытие. Если отнять у нечто бытие, то получится одно пустое ничто, то есть то же самое пустое бытие, но взятое как отрицательность.
Граница — это одна из самых глубоких и интересных категорий сферы бытия.
Переход характера в определение (назначение), то есть переход нечто в другое, то есть преодоление границы нечто, становится у Гегеля следствием самодвижения, которое мы обнаружили, ещё усмотрев ничто в бытии. Гегель весьма поэтично пишет, что нечто, как и другое, есть другое (НЛ 121).
Повторим важный момент. Определённость нечто, взятая как внутри-себя-бытие (граница, взятая как бы с внутренней, ограничивающей стороны), есть небытие инобытия, то есть отрицание всего другого. И это инобытие, как мы помним, содержится в этой же определённости нечто в виде характера. Можно, пожалуй, сказать, что содержанием нечто является как его уникальность (отличность от всего), так и всё то, что воздействует на него извне, от чего отталкивается его определение (назначение) и формируется его характер. Нечто всегда есть отрицание в том смысле, что оно есть прекращение в нём всякого другого (Гегель пишет «некоторого другого», но, думаю, точнее сказать «всякого другого» — может быть, это огрехи перевода).
Рассматривая ранее бытие-для-другого, наполненное определённостью, мы выяснили, что это характер, дальше выяснили, что определённость в целом — это граница нечто, следовательно, мы углубляем наше понимание и теперь вправе назвать бытие-для-другого уже небытием-для-другого. То есть характер в рамках категории границы предстаёт как качественное отрицание другого. Граница в этом смысле и есть небытие-для-другого.
И это понятно, ведь другое есть также некоторое нечто, стало быть, граница нашего нечто есть также граница в отношении другого, есть также его граница. Следовательно, граница есть небытие другого нечто. Но раз граница нашего нечто для другого нечто тоже является границей, разделяющей их, значит, эта граница есть также и небытие для нашего нечто, как для другого по отношению ко второму нечто. Значит, граница есть небытие всякого нечто вообще.
На первый взгляд этот вывод выглядит парадоксальным, ведь получается, что определённость нечто проявляет себя как его же небытие и как небытие вообще всех нечто. Но что в действительности здесь парадоксального, если, как мы помним, определённость в целом есть «небытие, принятое в бытие так, что конкретное целое имеет форму бытия»? Это нам уже известно и нами заучено. И на данном этапе мы должны понимать, что какая бы ни была определённость, какие бы мы ни брали парочки нечто, если мы говорим о качественной границе, то есть о достаточно глубоком понимании определённости, она по-прежнему остаётся небытием, причём неважно, о каком нечто идёт речь. Определённости всех нечто тождественны как небытие всякого нечто, если эти определённости рассматриваются уже как граница. Приведу обширную выписку из НЛ (122) для закрепления сказанного:
«Нечто, следовательно, есть непосредственное соотносящееся с собою наличное бытие и имеет границу ближайшим образом как границу в отношении другого; она есть небытие другого, а не самого нечто; последнее ограничивает в ней свое другое. — Но другое само есть некоторое нечто вообще; стало быть, граница, которую нечто имеет в отношении к другому, есть граница также и другого как нечто, граница этого нечто, которой оно не подпускает к себе первое нечто, как свое другое, или, иначе говоря, она есть небытие этого первого нечто; таким образом, она не есть только небытие другого, а есть небытие как одного, так и другого нечто и, значит, небытие [всякого] нечто вообще. Но она есть существенно также и небытие другого; таким образом, нечто вместе с тем есть благодаря своей границе. Будучи ограничивающим, нечто, правда, понижается до того, что само оно оказывается ограничиваемым, — однако его граница как прекращение другого в нем, вместе с тем сама есть лишь бытие этого нечто; последнее есть благодаря ей то, что оно есть, имеет в ней свое качество.— Это отношение есть внешнее проявление того обстоятельства, что граница есть простое или первое отрицание, другое же есть вместе с тем отрицание отрицания, внутри-себя-бытие данного нечто. Нечто как непосредственное наличное бытие есть, следовательно, граница в отношении другого нечто, но оно имеет ее в себе самом и есть нечто через ее опосредствование, которое есть также и его небытие. Она есть то опосредствование, через которое нечто и другое столь же суть, сколь и не суть».
Следует обратить внимание, что мы рассматриваем качественную определённость не в той полноте реальных вещей, как это привычно обыденному мышлению, а лишь как отличность от другого. То есть определённость нечто на данном уровне — это не определённость стула, стола или шкафа, а лишь абстрактная мысль о том, что определённость как небытие (ничто) наличного бытия, как качественная граница, различает нечто и другое нечто.
Прозорливый читатель уже должен понимать, к чему Гегель клонит. Получается, что нечто есть и не есть в своей границе. Нечто вне своей границы, то есть вне своей определённости, есть неограниченное, лишь наличное бытие без отрицания, без ничто. Это дорога, ведущая назад. Нечто же в своей границе в силу того, что его граница является небытием всякого нечто, обнаруживает в себе самодвижение, преступление границы. Нечто вместе с имманентной границей, положенное как отрицание (Гегель пишет «противоречие») самого себя, в силу которого оно выводится и гонится вне себя, есть КОНЕЧНОЕ (НЛ 125).
Главное, что здесь нужно уяснить: конечность нечто означает не только ограниченность — его начало и конец, — но и, что часто упускается, постоянную изменяемость. И это понятно, ведь то, что конечно, всегда имеет этапы существования, упрощённо говоря: возникновение, формирование, расцвет, увядание, гибель.
Таким образом, всякое качество нечто всегда ограничено.
Ещё раз: перед нами стояла задача «выравнять» односторонность наличного бытия и увидеть становление с равноправием его моментов. Мы разглядывали ничто через цепочку: 1) небытие — 2) определённость (качество = реальность и отрицание) — 3) тождество и противоположность определения (назначения) и характера и, наконец, 4) качественная граница. Именно граница обрела равноправие с наличным бытием. И теперь мы, наконец, увидели это полноценное нечто с равноправным бытием и ничто, то есть нечто, в котором качество есть его граница, как конечное.
«Когда мы говорим о вещах, что они конечны, то мы разумеем под этим, что они не только имеют некоторую определенность, что качество есть не только реальность и сущее-в-себе определение, что они не только ограничены, — а как таковые они еще обладают наличным бытием вне своей границы, — но что, наоборот, небытие составляет их природу, их бытие. Конечные вещи суть, но их соотношение с самими собою состоит в том, что они соотносятся с самими собою как отрицательные, что они именно в этом соотношении с самими собою гонят себя дальше себя, дальше своего бытия. Они суть, но истиной этого бытия служит их конец. Конечное не только изменяется, как нечто вообще, а преходит; и это не только возможно, что оно преходит, так что оно могло бы быть, не преходя, а бытие конечных вещей как таковое состоит в том, что они носят в себе зародыш прохождения, как свое внутри-себя-бытие, что час их рождения есть час их смерти» (НЛ 126).
Говоря материалистически, движение бесконечной материи порождает бесконечное множество её конечных форм. Конечную природу всех элементов материального мира составляет сама бесконечная и абсолютная материя, формой бытия которой является движение.
Для закрепления разобранного обращаю внимание на следующую цитату Гегеля из «Энциклопедии философских наук» с упрощённым изложением перехода от нечто к конечному:
«Отрицание в наличном бытии еще непосредственно тожественно с бытием, и это отрицание есть то, что мы называем границей. Лишь в своей границе и благодаря своей границе нечто есть то, что оно есть. Нельзя, следовательно, рассматривать границу как лишь внешнее наличному бытию; она, наоборот, проникает все наличное бытие… Присматриваясь ближе к границе, мы находим, что она заключает в себе противоречие и, следовательно, оказывается диалектичной. Граница именно составляет, с одной стороны, реальность наличного бытия, а с другой стороны, она есть его отрицание. Но, далее, граница, как отрицание нечто, есть не абстрактное ничто вообще, а сущее ничто или то, что мы называем неким другим. Мысль о чем-нибудь влечет за собою мысль о другом, и мы знаем, что имеется не только нечто, но также еще и другое. Но другое не есть то, что лишь мы находим, так что нечто могло бы мыслиться также и без него, а нечто есть в себе другое самого себя и в другом для него делается объективной своя же граница. Если же мы теперь поставим вопрос, в чем состоит различие между нечто и иным, другим, то окажется, что оба они суть одно и то же; эта тожественность и находит в латинском языке свое выражение в обозначении aliud = aliud (другое = другое). Другое, противостоящее нечто, само есть некое нечто, и мы поэтому говорим: нечто другое. Точно так же и первое нечто, противоположное другому, тоже определенному как нечто, само есть некое другое. Когда мы говорим: нечто другое, то мы сначала представляем себе, что нечто, взятое само по себе, есть лишь нечто и определение „другое“ придается ему лишь чисто внешним рассмотрением. Мы думаем, например, что луна, которая есть нечто другое, чем солнце, могла бы быть, если бы даже солнца не было. Но на самом деле луна (как нечто) имеет свое другое в ней самой, и это составляет ее конечность. Платон говорит: бог сделал мир из природы одного и другого; он их соединил и образовал из них третье, которое имеет природу одного и другого. В этих словах выражена вообще природа конечного, которое, как нечто, не противостоит равнодушно другому, а есть в себе другое самого себя и, значит, изменяется. В изменении обнаруживается внутреннее противоречие, которым наличное бытие страдает с самого начала и которое заставляет последнее выходить за свои пределы. Представлению наличное бытие кажется сначала просто положительным и вместе с тем спокойно пребывающим внутри своей границы. Мы, правда, знаем также, что все конечное (а наличное бытие таково) подвержено изменению. Эта изменчивость наличного бытия кажется, однако, представлению лишь возможностью, реализация которой не имеет своего основания в нем самом. На самом же деле наличное бытие по самому своему понятию изменяется, и изменение есть лишь проявление того, что наличное бытие есть в себе. Живое умирает, и умирает просто потому, что оно, как таковое, носит в себе зародыш смерти» (ЭФН 160).
Видно, что в более позднем изложении для менее подготовленной публики Гегель вполне готов исходить из аксиомы движения материи и избегает огорода с категорией характера.
Итак, перед нами конечное, то есть нечто, определённость которого рассмотрена как граница. За пределами этого нечто есть лишь другое нечто, граница которого, в свою очередь, также и граница для первоначального нечто. Получается достаточно туманная картина, потому что уровень нашего погружения ограничивается сферой бытия, мы видим всё лишь как одинаковые нечто. Они связаны границей, и мы должны присмотреться к этой связи, уже в аспекте конечности нечто.
Конечность нечто означает то, что у него есть начало и есть конец. Что в этом смысле означает его граница? В этом смысле его граница — это ПРЕДЕЛ. Предел есть собственная граница нечто, положенная как отрицательное. Предел не есть некое внешнее, а его собственное ограничение.
Конечность нечто также означает и то, что оно двигается, изменяется к своему концу и за его предел. Что в этом смысле означает его граница? В этом смысле его граница — это ДОЛЖЕНСТВОВАНИЕ. Долженствование есть отрицательное соотношение нечто с собой как пределом.
Можно сказать, что определение (назначение) нечто есть его долженствование, а граница, взятая только как отрицание, есть его предел. Тождественность долженствования и предела состоит в том, что предел — это тоже определение (назначение) нечто, так как он внутренне ему присущ. Противоположность долженствования и предела состоит в том, что долженствование очевидно переступает предел, так как нечто конечно, имеет конец.
«Как долженствование нечто, следовательно, выше своего предела, но и наоборот, лишь как долженствование оно имеет свой предел; оба нераздельны. Нечто имеет предел постольку, поскольку оно в своем определении имеет отрицание, а определение есть также и снятость предела» (НЛ 131).
Долженствование и предел — два момента конечного. Их взаимоотношение есть само конечное (НЛ 135). Эти проявления определения (назначения) нечто качественно противоположны, предел — это отрицание долженствования, а долженствование — отрицание предела, его преступание. Таким образом, конечное есть «внутреннее самопротиворечие, оно снимает себя, преходит».
Теперь наша туманная картина с одинаковыми нечто насыщается динамикой. Если раньше казалось, что продолжать логическое движение дальше некуда, теперь мы видим некоторый проблеск. Конечное по самому смыслу этого понятия не может быть абсолютным, потому что конечное всегда имеет конец. Что следует за этим концом нечто, к которому его толкает долженствование? Другое нечто. За концом другого нечто? Снова другое нечто. И так до бесконечности. Перед нами возникает новое понятие бесконечности как бесконечное движение от конечного к конечному, через преступание предела.
Отсюда следует важное — то, что конечное содержит в себе не только конец (и, естественно, начало), но и бесконечное. Бесконечное как отрицание конечного.
Бесконечное, понимаемое как бесконечный переход от конечного к конечному, Гегель называет рассудочным или дурным бесконечным. Такое бесконечное при рассматривании оказывается границей конечного, то есть… конечным бесконечным, неразрешимым противоречием (НЛ 140). Возникает некоторая бессмысленная потусторонняя пустота за конечным, выражающаяся фразой «и так далее до бесконечности». Такое бесконечное не может освободиться от конечного, логически неуловимо. Это представление характерно для формализма.
Для того чтобы выйти из этого затруднительного положения, необходимо рассмотреть единство конечного и бесконечного, которое мы формально зафиксировали.
Вернёмся на мгновение к нашему логическому процессу движения в целом. Становление, которое сначала виделось как бытие и ничто, затем как нечто и другое, теперь проявляет себя как конечное и бесконечное. Мы помним, что в конечном мы, наконец, зафиксировали равноправие двух моментов — положительного и отрицательного — бытия и ничто. Теперь перед нами снова пара, отражающая становление — конечное и бесконечное. Может ли и конечное с бесконечным быть равноправным друг другу? Очевидно, это невозможно, ведь уже конечное, то есть нечто с имманентной границей, выражает равноправие бытия (нечто как наличное бытие) и ничто (определённость как его граница). В том числе поэтому дурная бесконечность, взятая как равноправное отрицание конечного, как ничто, приходит к своей конечности.
Далее последует вывод, который разрушает пошлые представления о диалектике, как о «вращающимся волчке» становления. Практически все извратители диалектики выдают её за принцип борьбы двух равных начал. Они не дочитывают «Науку логики» до категории бесконечного, поэтому им кажется, что становление — это основная категория диалектики. Такой подход превращает диалектику в релятивизм. Так он фактически отрицает не только наличие ведущей стороны во всяком тождестве противоположностей, но и абсолютное вообще. Если бытие мироздания — это лишь отношение положительного и отрицательного, «плюса» и «минуса» во всём, как это представляют горе-диалектики, значит, нет ни абсолютного пространства, ни абсолютного времени, ни абсолютности взятой в целом материи. Методология диалектики вырождается в субъективный идеализм, ведь если есть только равные моменты становления, автоматически возникает фигура наблюдателя, относительно которого только и можно оперировать этими моментами становления.
Анонсированный вывод прост и элегантен, как всё подлинно гениальное. Есть лишь бесконечное, а конечное — момент бесконечного. Это диаматическая аксиома, фактически принятая Гегелем, в НЛ имеет спекулятивную формулировку «доказательства» и «выведения»:
«На самом деле бесконечное, взятое таковым, как оно подлинно имеется, есть процесс, в котором оно понижает себя до того, чтобы быть лишь одним из своих определений, противостоять конечному, и, значит, быть самому лишь одним из конечных, а затем снимает это различие себя от себя самого, превращает его в утверждение себя и есть через это опосредствование истинно бесконечное» (НЛ 151).
К этой формулировке Гегель приходит после разбора концепции «единства бесконечного и конечного» (мы этого касались выше по тексту) и обособленного рассмотрения бесконечного и конечного (это опустили, чтобы не перегружать читателя). Он отвергает оба варианта и приходит к вышеуказанному выводу.
Разумеется, бесконечность, абсолютность бытия не может быть доказана подобными философскими рассуждениями. Бесконечность, абсолютность бытия — это аксиома диаматики, принятая из материалистического рассмотрения всей общественно-исторической практики. Грубо говоря, если осмыслить всю совокупность известных науке фактов и законов, то иное положение вещей невозможно и немыслимо.
Стало быть, гегелевская диалектика — это не «качели» равноправных моментов становления, плюса и минуса, а становление бесконечного, абсолютного бытия, в котором бытие (то, что есть) непосредственно бесконечно, а его определённость (как бы «ничто» в терминах Гегеля) есть конечное, сущее.
Такое рассмотрение бесконечного бытия приводит Гегеля к мысли, что оно и есть подлинная РЕАЛЬНОСТЬ. «Реальность» же, которую мы видели выше, при рассмотрении качества, была лишь абстракцией, подходом мысли.
«Истинная бесконечность, взятая, таким образом, вообще как наличное бытие, положенное как утвердительное в противоположность абстрактному отрицанию, есть реальность в более высоком смысле, чем та реальность, которая была просто определена раньше; она получила здесь некоторое конкретное содержание. Не конечное есть реальное, а бесконечное» (НЛ 152).
В свою очередь, конечное Гегель назвал не слишком удачно — идеализированным, пытаясь выразить то, что конечное не самостоятельно сущее, а момент бесконечного. Во-первых, Гегель тем самым хотел оспорить расхожее заблуждение о том, что конечное — это реальность, а бесконечное — как бы идеальное, нечто ненаблюдаемое и спорное. Во-вторых, Гегель стремился обозначить всякую философию идеализмом:
«Идеальность конечного есть основное положение философии, и каждое подлинно философское учение есть поэтому идеализм. Важно только не принимать за бесконечное то, что по самой его характеристике тотчас же превращается нами в особенное и конечное. Мы поэтому здесь ему уделили больше внимания и развили пространно это различение: от него зависит основное понятие философии, истинно бесконечное» (ЭФН 164).
К сожалению, в языке нет подходящего слова для данной категории, но, по-моему, лучше подходит термин ОБЪЕКТНОСТЬ. Все объекты конечны, но материя, моментами которой они являются, абсолютна и бесконечна.
Некоторые трактуют гегелевскую категорию реальности в чисто идеалистическом ключе, приводя как пример то, что человечество бесконечно (реальность), а отдельные люди конечны (идеализированы или идеальны) или природа бесконечна (реальность), а отдельные её проявления конечны (идеальны). Следовательно, категория бесконечности сводится к категории общее. На мой взгляд, это некорректно.
Таким образом, вся картина категорий, которую разворачивал Гегель до этого, а вслед за ним и мы, как бы перевернулась. Оказалось, что смотреть так, как мы смотрели на наличное бытие, определённость, качество и так далее, нельзя. Это был лишь подступ к тому, чтобы ввести категорию бесконечности. Теперь стало ясно, что, например, нечто — это не просто туманное образование из «единства» и взаимного отрицания бытия и ничто, а абстракция, выражающая, с одной стороны, незыблемость бытия (если точнее, бытия материи, скажем мы, как материалисты), с другой стороны, конкретную определённость этого бытия, которая имеет границу, то есть начало и конец. Естественно, что преступание предела ведёт лишь к новой определённости, потому что бытие — абсолютно и бесконечно. То, что в основе гегелевской системы положено бесконечное бытие, становится ясно именно на этом этапе изучения НЛ. Сам Гегель, между прочим, категорию истинного бесконечного называет «основным положением философии» (ЭФН 164).
Читатель легко заметит, что знаменитую «абсолютную идею» Гегеля мы, как материалисты, вынесли за скобки. Но следует отметить, что сам Гегель свою «абсолютную идею» вводит в самом конце НЛ совершенно искусственно, а на данном важнейшем этапе её нет.
Гегель, ведомый желанием быть выше философов, вводивших произвольные аксиомы, серьёзно запутал изложение и восприятие категорий. Что осталось на его совести. Однако, какова тренировка мысли!
Итак, мы добрались до абсолютного истинного бесконечного, которое и является реальностью. Оно содержит два момента: сама бесконечность и конечное как некое идеализированное (объектное), в смысле несамостоятельное. Далее двигаться логически некуда, следовало бы перейти к рассмотрению факта разности определённости отдельных материальных объектов (нечто), но Гегель не может себе позволить опираться на факты, поэтому он совершает один из самых мистических переходов от бесконечности к для-себя-бытию. А поскольку бесконечность абсолютна, то есть для-себя-бытие и ничего больше нет, то мы получаем ОДНО. Переход к количеству.
Ленин написал об этом чисто спекулятивном переходе «Темна вода…», и с этим трудно не согласиться.
Итак, выяснилось, что Гегель водил нас кругами, как он сам выражается, по «несовершенным внедрениям отрицания в бытие» (НЛ 161).
Ещё раз повторюсь: этот момент ключевой в понимании системы категорий «Науки логики», прокладывающий мост к диаматическому пониманию фундаментальных категорий бытия. Однако они будут изложены позже в конце логического путешествия по первому тому.
Возвращаемся к для-себя-бытию.
Термин «для-себя-бытие» выражает, по мнению Гегеля, истинную бесконечность, которая в силу своей абсолютности не имеет никакого другого, есть лишь для себя. Он формулирует это положение для наглядности через понятие «нечто»:
«Мы говорим, что нечто есть для себя, поскольку оно снимает инобытие, свое соотношение и свою общность с другим, оттолкнуло их от себя, абстрагировалось от них. Другое имеет для него бытие лишь как некое снятое, как его момент. Для-себя-бытие состоит в таком выходе за предел, за свое инобытие, что оно как это отрицание есть бесконечное возвращение в себя. — Сознание уже как таковое содержит в себе определение для-себя-бытия, так как оно представляет себе тот предмет, который оно ощущает, созерцает, т. е. имеет его содержание внутри себя, каковое содержание, таким образом, дано как идеализованное; в самом своем созерцании и вообще в своей переплетенности со своим отрицательным, с другим, оно находится у самого себя. Для-себя-бытие есть полемическое, отрицательное отношение к ограничивающему другому и через это отрицание последнего — рефлектированность в себя, хотя наряду с этим возвращением сознания в себя и идеальностью предмета еще сохранилась также и его реальность, так как он вместе с тем знаем, как некое внешнее наличное бытие».
Наглядность получается весьма спорной. Наверное, с точки зрения свойственного Гегелю философского языка можно сказать, что бесконечность воспринимается как бесконечное возвращение в себя объективной реальности, но по-русски можно сказать проще: достигнутое понимание бытия как истинной бесконечности охватывает всё, поэтому всякое другое есть лишь его момент. Для-себя-бытие само не имеет границы, но содержит в себе границу всех бесконечных нечто. Следовательно, наличное бытие, то есть качественная определённость вплоть до конечного, есть отрицание. И если мы возьмём это отрицание вообще в аспекте рассмотрения для-себя-бытия, то эта его качественная характеристика (это ведь отрицание) может быть понята только как бытие-для-одного — то самое одно.
Можно сказать и ещё проще: раз бытие для себя, значит, это бытие приводит нас к мысли о том, что оно одно. Ничего с точки зрения качественного содержания больше нет, кроме него самого.
Взяв для-себя-бытие как бытие-для-одного, мы, естественно, должны подчеркнуть, что оно реально, непосредственно, поэтому Гегель вводит третий термин «для-себя-сущее», который и выражает это.
Если для-себя-бытие, взятое с качественной стороны (как отрицание), есть одно, то какое отрицание содержит это само одно? Ведь оно вобрало весь круг уже нам известных категорий и тем самым содержит в себе тенденцию к выходу к другому (определённость/ качество/ границу). Как мы должны перейти от одного к многому? Сначала мы приходим к «абстрактному соотношению отрицания с самим собой», то есть фиксируем то, что одно (отрицание) каким-то образом соотносится с самим собою. Если взять в фокус нашего внимания это второе отрицание, то есть то, с чем соотносится одно (а ему, вообще говоря, соотноситься не с чем, но соотноситься оно должно), то мы получаем наличное бытие ничто или ПУСТОТУ.
«Одно и пустота составляют для-себя-бытие в его ближайшем наличном бытии. Каждый из этих моментов имеет своим определением отрицание и вместе с тем положен как некоторое наличное бытие. Взятые со стороны первого, одно и пустота есть соотношение отрицания с отрицанием как соотношение некоторого другого со своим другим; одно есть отрицание в определении бытия, пустота —отрицание в определении небытия. Но одно есть по существу лишь соотношение с собою, как соотносящее отрицание, т. е. оно само есть то, чем пустота должна быть вне его. Но оба положены также и как утвердительное наличное бытие, одно — как для-себя-бытие как таковое, другое — как неопределенное наличное бытие вообще, причем оба соотносятся друг с другом как с некоторым другим наличным бытием» (НЛ 174).
Если по сути, то категория пустоты вводится как логически необходимый переход от «бытие — истинная бесконечность — одно» к количеству. Необходимо найти в системе категорий «для-себя-бытия» место для другого. А как другое может ужиться в одном? Очень просто: если для-себя-бытие будет рассмотрено как одно и пустота, от которой содержание одного будет отталкиваться, то есть являться другим.
Следует отметить, что пустота не является чем-то самостоятельным, она и есть одно, взятое как абстрактное соотношение отрицания с самим собой. Одно и пустота рассматриваются Гегелем как моменты для-себя-бытия (НЛ 174).
«Одно, соотнесенное, содержит в себе отрицательное как соотношение и потому имеет это отрицательное в нем самом… Собственное имманентное соотношение одного; и… поскольку это соотношение есть отрицательное, а одно есть вместе с тем сущее, постольку одно отталкивает само себя от себя. Отрицательное соотношение одного с собою есть, следовательно, отталкивание. Это отталкивание как полагание многих одних через, само одно есть собственный выход одного вне себя, но выход, к таким лежащим вне его, которые сами суть лишь одно. Это — отталкивание согласно понятию, в себе сущее отталкивание» (НЛ 175).
Короче говоря, одно видится, во-первых, как абсолютная бесконечность, во-вторых, в силу богатства своей отрицательности как МНОГИЕ одно (множественность). Последнее и выражается через категорию ОТТАЛКИВАНИЕ, ведь раз одно есть сущее, значит, его отрицательное соотношение с собой есть вместе с тем соотношение с некоторым сущим. А как назвать соотношение одного с самим собой как сущее (то есть непосредственно данное), если не отталкивание? Нет никаких других вариантов, чтобы хоть как-то отличить эти два сущих, кроме как посчитать их отталкивающимися друг от друга.
В этом гегелевском логическом выверте прослеживается материалистическая аксиома о соотношении бесконечного множества элементов бесконечной материи, находящихся в движении. Они сталкиваются друг с другом в форме различных взаимодействий (впрочем, эти взаимодействия вполне можно охватить понятием отталкивания).
Гегель отмечает, что категория отталкивание, как отрицательное соотношение одного с самим собою, внешне похожа на становление, однако эта схожесть обманчива. Отталкивание принципиально отличается от категории становления тем, что моменты становления — бытие и ничто — не являются сущими, то есть не даны непосредственно, а ещё в крайней степени абстрактны; тогда как одно и пустота именно сущи, потому что одно содержит отрицание — всю систему категорий качества (или проще — определённость).
Отталкивание есть полагание многих через одно, выход одного вне себя к таким же одним. Исходя из того, что соотношение одного с самим собой есть соотношение с пустотой, соотношение многих одних определяется как отсутствие всякого соотношения. Стало быть, множественность одного есть собственное полагание одного.
Одно есть отрицание (для-себя-бытие, взятое с качественной стороны), а соотношение отрицательного с собою есть отрицательное соотношение, то есть в нашем случае — отличение одного от самого себя или полагание многих. Это и есть отталкивание. Вместе с тем эти многие не какая-то далёкая абстракция, а сущие (вспоминаем для-себя-сущее), поэтому отталкивание сущего одного = отталкивание многих друг друга.
Для лучшего усвоения отталкивания предлагаю доходчивый фрагмент из «Энциклопедии философских наук»:
«Когда речь идет об одном, нам тотчас же приходят на ум многие. Здесь возникает вопрос, откуда берутся многие? В представлении мы не находим ответа на этот вопрос, так как оно рассматривает многие как непосредственно наличные, и одно считается только одним среди многих. Согласно же понятию одно, напротив, образует предпосылку многих, и в мысли об одном уже заключается то, что оно полагает само себя как многое. Для-себя-сущее одно, как таковое, не лишено именно соотношения, подобно бытию, а есть соотношение, подобное наличному бытию; но оно не соотносится с другим, подобно нечто, а, как единство нечто и другого, она есть соотношение с самим собою, и это соотношение есть именно отрицательное соотношение. Таким образом, одно оказывается совершенно несовместимым с собою, отталкивает себя от самого себя, и то, чем оно себя полагает, есть многое. Можно эту сторону в процессе для-себя-бытия обозначать образным выражением: отталкивание. Об отталкивании говорят раньше всего при рассмотрении материи и понимают под этим выражением именно то, что материя, как некое многое в каждом из этих многих одних ведет себя как исключающая все другие. Не следует, впрочем, понимать процесс отталкивания в том смысле, что одно есть отталкивающее, а многие — отталкиваемые, а скорее, как мы заметили выше, он состоит лишь в том, что одно исключает себя из самого себя и полагает себя как многое, но каждое из многих само есть одно и, так как оно ведет себя как таковое, то это всестороннее отталкивание переходит в свою противоположность — в притяжение» (ЭФН 167).
Введение категории ПРИТЯЖЕНИЯ в «Науке логики» в пару отталкиванию носит архитуманный характер. Гегель много и подробно расписывает, что одно равно самому себе и не равно, но при этом одно и многие одни — сущее, поэтому «самополагание многих в единое одно есть притяжение». В общем, он выводит притяжение в противовес отталкиванию как необходимое следствие того, что отталкивающиеся одни абсолютно одинаковы, и, более того, это лишь самоотталкивание одного («саморасщепление» — НЛ 182). А раз оно по сути остаётся одним и есть одно, значит, многие одни должны не только отталкиваться, но и притягиваться. Отсюда логично, что отталкивание переходит в притяжение, а многие одни — в единое одно.
Категория «многие одни» отличается от категорий «нечто — другое нечто» тем, что многие одни лишены какого-либо различия, даже такого, чтобы можно было взять одно и противопоставить другому одному хотя бы мысленно. Они всегда есть единое одно, содержащее единство отталкивания и притяжения. Одно, не имея границы, переходит в многие одни, но при этом они остаются единым одно. (Это легко понять и представить, если подставить под «одно» число как таковое, тогда «единое одно» предстанет как ∞).
Отталкивание и притяжение выражает отличие одного и многих, отталкивание выступает как определение одного, а притягивание — многих.
«Отталкивание налично сущих одних есть самосохранение одного путем взаимного неподпускания других, так что (1) другие одни отрицаются в нем… (2) одно есть в себе, без соотношения с другими… Притяжение налично сущих одних есть их идеальность и полагание одного, в чем оно, стало быть, как отрицание и продуцирование одного снимает само себя и как полагание одного оказывается отрицанием самого себя в самом себе, оказывается отталкиванием» (НЛ 187).
Грубо говоря, отталкивание и притяжение обнаруживаются в категории истинной бесконечности (для-себя-бытии) при рассмотрении её как «одно».
Этим завершается разворачивание системы категорий качества, о переходе к количеству необходимо сказать следующее.
Переход от качества к количеству в «Науке логики» даётся Гегелем достаточно сложным языком через окончательное развитие категории «одно». Он как бы подытоживает логическое движение. Одно соотносится с самим собой бесконечным образом и тем самым опосредует само себя, что даёт нам категорию «многие одни». Далее, такое одно рассматривается как становление, моментами которого являются сущие одни, что даёт нам отталкивание и притяжение. Таким образом, одно есть процесс, в котором оно содержит себя как некоторое снятое, из-за чего моменты становления оказываются неустойчивыми и в результате «опадают» и «сливаются» в равновесии друг с другом, переходя в простую непосредственность, безразличную к границе, то есть всякой определённости (НЛ 187 — 188). Это и есть количество.
Несколько понятнее выглядит изложение Гегеля, данное в начале главы «Для-себя-бытие» в качестве её краткого содержания:
«В для-себя-бытии качественное бытие завершено, оно есть бесконечное бытие. Бытие, которым мы начали, лишено определений. Наличное бытие есть снятое, но лишь непосредственно снятое бытие. Оно, таким образом, содержит в себе пока что лишь первое отрицание, которое само непосредственно. Бытие, правда, также сохранено, и в наличном бытии оба (т. е. бытие и отрицание) объединены в простое единство, но как раз поэтому они сами в себе еще неравны друг другу и их единство еще не положено. Наличное бытие есть поэтому сфера диферентности, дуализма, область конечности. Определенность есть определенность как таковая, некая относительная, а не абсолютная определяемость.
В для-себя-бытии различие между бытием и определенностью или отрицанием положено и примирено; качество, инобытие, граница, как и реальность, в-себе-бытие, долженствование и т. д. суть несовершенные внедрения отрицания в бытие, в каковом внедрении еще лежит в основании различие обоих. Но так как в конечности отрицание перешло в бесконечность, в положенное отрицание отрицания, то оно есть простое соотношение с собою, есть, следовательно, в самом себе примирение с бытием — абсолютная определенность.
Для-себя-бытие есть, во-первых, непосредственно для-себя-сущее, одно. Во-вторых, одно переходит во множество одних — в отталкивание, каковое инобытие одного снимается в идеальности последнего; это — притяжение. В-третьих, оно есть взаимоопределение отталкивания и притяжения, в котором они погружаются вместе в равновесие, и качество, доведшее себя в для-себя-бытии до последнего заострения, переходит в количество» (НЛ 161).
И, можно сказать, относительно понятно написано то же самое в «Энциклопедии философских наук»:
«Каждое из многих есть то же самое, что и другие многие, каждое есть одно или же одно из многих, они поэтому тожественны. Или, если будем рассматривать отталкивание в нем самом, мы должны будем сказать, что оно, как отрицательная позиция многих одних относительно друг друга, есть столь же существенным образом их соотношение, и так как те, с которыми соотносится одно в своем отталкивании, суть одни, то оно соотносится в них с самим собою. Отталкивание есть поэтому столь же необходимо притяжение, и исключающее одно, или для-себя-бытие, снимает себя. Качественная определенность, которая достигла в одном своего в-себе и для-себя-определенного бытия, перешла, таким образом, в определенность как снятую, т. е. в бытие как количество» (ЭФН 167).
Как видно, КОЛИЧЕСТВО, во-первых, есть бытие, во-вторых, не просто бытие, а качество, правда, как снятая определённость, в-третьих, значит, количество есть определённость особого рода, определённость, безразличная к границе.
Здесь главное — не спутать количество и выход конечного за границу к бесконечному. Имеется в виду, что, как мы помним, граница есть определённость и количество тоже является определённостью, но снятой таким образом, что она безразлична к границе, то есть к своему качеству. Иными словами, перед нами крайне выраженное снятие качества до уровня полного безразличия к нему самому. Берём какой-нибудь вполне определённый объект, например стол, и отрицаем его качество (с удержанием = снятие) до крайней степени. Мы не можем превратить стол в ничто, потому что всё-таки обязаны удерживать его качество хоть в каком-то виде. А какой тут может быть вид? Только самое полное отрицание качества, а значит, мы получим такое качество, которое безразлично к собственной определённости. Но определённость в нашем объекте уже имеется в форме границы, поэтому качество (или определённость) безразлична к своей границе. Это и будет количеством. Такой стол, безразличный к собственной границе, превратится в некоторую количественную определённость, в данном случае стола. Но на этом этот пример следует остановить, никаких вопросов дальше ставить пока не следует, ибо категории количества будут дальше, а без них выйдет много путаницы.
Гегель также даёт новое прочтение прежним категориям через призму перехода количества к качеству (НЛ 187 — 188). Сначала он характеризует качество нечто как бытие и непосредственность, в которой граница, то есть определённость, настолько тождественна с бытием, что с их изменением «исчезает» и само нечто, оно уже становится чем-то конечным. Имеется в виду, что рассматриваемое нечто уже не просто что-то, а что-то конечное. Таким образом, мысленная разница границы и бытия в конечном исчезает, то есть исчезает разница между тем, что нечто просто есть (бытие) и его определённостью (границей), теперь перед нами есть уже что-то конечное. Стало быть, более глубинное различие бытия и ничто проявляется уже вне конечного, а именно в бесконечности для-себя-бытия. Само для-себя-бытие, или одно, реализует это различие бытия и ничто как одно и многие, а также, следовательно, их отношением — единством. Единство одного и многого предстаёт в трёх видах: 1) как бытие со всеми его снятыми границами (можно сказать, как целое), 2) как наличное бытие, правда, наличное бытие отрицательное — относящаяся с самой собой определённость (можно сказать, как ничто), 3) как первоначальное бытие.
Следует понимать, что «единство одного и многого» — это не разные «сущности», а то же самое одно (для-себя-бытие, взятое как одно). Далее, это одно
«вместе с тем определено как вышедшее за себя и как единство; стало быть, одно, т. е. безоговорочно определенная граница положена как граница, которая не есть граница, — как граница, которая есть в бытии, но безразлична для него» (НЛ 188).
Говоря проще, количество по Гегелю есть качественная граница (определённость), но в которой само качество скрыто, безразлично. Парадоксально? Дальше он эту мысль развернёт в переходы количественных изменений в качественные и парадоксальность уйдёт.
2. Величина (количество)
Итак, Гегель хитрыми и туманными логическими операциями переходит к количеству. Все категории этого перехода у него построены на подчёркивании разницы между непосредственно качественной определённостью и той определённостью, которая выступает как количественная.
Диаматика учит, что количество есть совпадение качеств на определённом уровне. То есть, строго говоря, никакого количества как такового в мироздании не существует. Когда мы говорим о количестве, мы всегда говорим о количестве чего-то.
Мистический туман гегелевского перехода от качества к количеству как раз связан с непризнанием этого, хотя в его логическом построении и просматривается опосредование количества качеством. Но этот элемент логики Гегель до ясности доводить не стал, поэтому предпочёл представленное выше описательное построение. Почти наверняка этот недочёт связан с сознательным абстрагированием, обеднением самого рассуждения от чистого бытия и ничто, в котором переход для-себя-бытия нечто к количеству можно представить только на основе противопоставления определённости как качества (границы) и определённости как количества (границы, безразличной к качеству), причём когда последняя уже вышла за предел к бесконечности. Поэтому у Гегеля возникает чудовищно непонятная для тех, кто не следил за его выведением, формула: количество есть «для-себя-бытие, которое безоговорочно тождественно с бытием-для-другого» (НЛ 197).
Обычно первоначальные трудности с пониманием гегелевского количества связаны с очевидным представлением количества как нескольких нечто. Естественно, когда подобное допущение из сферы бытия применяется к каким-либо примерам из реальной жизни, где вещи не только мысленно складываются друг с другом, но ещё обладают внутренними количественными параметрами, это вызывает затруднение. Поэтому нужно понимать, что для-себя-бытие, которое безоговорочно тождественно с бытием-для-другого, — это формулировка даже в системе гегелевской философии промежуточная, годная только для известного уровня рассуждений.
Количественная определённость нечто по Гегелю — это его граница, которая безразличная к себе и к которой безразлично само нечто. Можно сказать, что количество — это один из моментов определённости, наряду с качеством. Возникает он, во-первых, потому что бесконечное довлеет над конечным (что упускается большинством толкователей Гегеля), во-вторых, потому что качественная определённость (граница) имеется только как разграничение нечто от всего остального, а значит, «сущее-для-себя теперь положено таким образом, чтобы не исключать другое, а наоборот, утвердительно продолжать себя в последнее».
Кстати говоря, то, что Гегель и качественную определённость, и количественную определённость называл границей (во втором случае границей, безразличной к качеству) показывает, что он как минимум догадывался или предполагал, что количество — это тоже качество, просто выступающее как некоторая одинаковость.
Более простое и ясное описание перехода к количеству по Гегелю можно представить примерно следующим образом.
Так, мы дошли до конечного нечто. Его определённость есть его граница, которая, с положительной стороны, ограничивая его определение (назначение), выступает как долженствование, а с отрицательной стороны, связывая нечто с другим, выступает как предел. Взаимоотношение долженствования и предела и есть само конечное. Дальше логическое движение возможно только в виде переступания за предел, ибо внутренняя картина нечто полностью завершена. Выход за предел приводит нас сначала к дурной, а затем к истинной бесконечности; и мы обнаруживаем, что конечное является лишь моментом бесконечного (пожалуй, самая важная гегелевская мысль в системе сферы бытия). Выясняется, что именно бесконечное — это подлинная реальность.
Что в этой связи можно теперь сказать о границе? Граница должна быть рассмотрена не только как долженствование и предел, но и как что-то, безразличное вообще к качеству. Она как бы тонет в бесконечности, бесконечность её поглощает, но при этом всё-таки очертания нечто и его качества остаются. Граница, взятая безразличной к качеству, и есть количество. И теперь необходимо сосредоточить внимание только на том, как количество соотносится с качеством. Для этого следует присмотреться к тому, какое количество бывает, какое логическое содержание мы можем в нём обнаружить.
Гегель начинает рассмотрение количества с ЧИСТОГО КОЛИЧЕСТВА — это такая промежуточная категория, служащая подводкой к дальнейшим. Смысл в том, что количество нужно рассмотреть сначала с точки зрения безразличности границы к нечто. Такой взгляд даёт нам понятие о непрерывности, ибо ничего другого сказать здесь невозможно. Непрерывность определяется как
«простое, саморавное соотношение с собой, непрерываемое никакой границей и никаким исключением, но она есть не непосредственное единство, а единство для-себя-сущих одних» (НЛ 200).
Что-то вроде непрерывности перетекания нечто в другое нечто, и так до бесконечности. Но поскольку перетекание происходит от одного к другому и к многим одним, это должно получить какое-то понятийное выражение. Так мы наряду с непрерывностью получаем дискретность. Стало быть, в чистом количестве просматривается различие непрерывности и дискретности и больше ничего.
Гегель был большой знаток математики, и математика оказала влияние прежде всего на рассмотрение проблематики категории количества, так как количественная определённость и пространственные формы являются её непосредственным предметом. В рассмотрении количества Гегеля прежде всего интересует выведение смысла математических операций.
Ход движения мысли Гегеля уже знаком, постановка положительного (бытия) и углубление в отрицательное как содержательное (ничто), поэтому усвоение категории количества куда проще.
Категория чистого количества подобна категории чистого бытия, она ничего не даёт, кроме определения непрерывности (аналог бытия) и дискретности (аналог ничто). Таким образом, всё одновременно непрерывно и дискретно. Непрерывность выражает момент равенства с собой, а дискретность — момент неравенства с собой.
Единство непрерывности и дискретности для нас пока и есть количество. Однако первичность в этом единстве принадлежит непрерывности, так как количество выведено из для-себя-бытия нечто, которое ранее привело нас к бесконечности. Здесь аналогия с бытием и ничто уже не работает, ибо там мы могли брать ничто и оно становилось бытием, а здесь уже есть привязка непрерывности к бесконечности. Этот момент не стоит упускать из вида и впадать в схематику.
Чистое количество ещё пока не стало определённым количеством, оно не имеет границы, так как мы пока смотрим с точки зрения безразличности границы к нечто. Математическим выражением чистого количества являются абстракции «прямая» и «плоскость». Они тоже одновременно непрерывны и дискретны. Прямая есть линия из бесконечной совокупности точек, а плоскость есть поверхность из параллельных прямых. Вообще говоря, и точка в геометрии обладает теми же свойствами, просто математика искусственно назначает её неделимой. Правда, абсолютная простота, конечность и бессоставность точки будут выражать следующую категорию — непрерывной и дискретной ВЕЛИЧИНЫ, а именно единицу.
Переход к величине происходит следующим образом. В чистом количестве единство непрерывности и дискретности положено лишь «в определении непрерывности». А что если это единство рассмотреть, «положить» с позиции дискретности, то есть рассмотреть границу, безразличную к качеству, с точки зрения всё-таки имеющейся связи с нечто? Мы получим непрерывную величину — она и будет непосредственным количеством.
Поясню. У нас имеется непрерывность чистого количества, которое безразлично к нечто. Но всё же в этой непрерывности есть и момент отрицания — нечто переходит в другое нечто и так до бесконечности, то есть наблюдается дискретность. Теперь смотрим на этот же процесс с «тыльной стороны», с точки зрения дискретности, также как мы выявляли определённость наличного бытия, рассматривая всё то, что вытекает из ничто. В таком случае мы получим цепочку непрерывно переходящих друг в друга нечто, то есть некоторую непрерывную величину или непосредственное количество.
В данном случае чистое количество не является опосредованным, а величина — непосредственным. Слово «непосредственное» здесь используется с точки зрения того, что рассмотрение чистого количества привело нас к некоторому непосредственному результату — непрерывной величине.
И теперь хитрый и очередной гениальный логический ход Гегеля: поскольку взятая нами дискретность не утрачивает непрерывности, то есть это прерывность, но непрерываемая, значит, полученная величина есть совокупность многих одних как равных, «не многие одни вообще, а положенные как многие некоторой единой ЕДИНИЦЫ».
Итак, ещё раз. Количество имеет два момента: непрерывность и дискретность. Берём количество со стороны дискретности и получаем непрерывную величину. Что в данный момент в непрерывности эта граница разграничивает? Единицы. В итоге мы получаем некоторую дискретную величину. Однако ни непрерывную, ни дискретную величины нельзя брать по отдельности, они положены как единая величина, которой присущи и непрерывность, и дискретность.
Действительно, если представить некоторую сумму не просто как величину — слагаемое составных частей, — а как единство непрерывности и дискретности, то после размышлений вы заметите, что, во-первых, величина складывается из равных элементов (единиц), во-вторых, что сама эта единица до бесконечности разлагается на меньшие единицы, в-третьих, что за пределами этой величины нет ничего, кроме таких же единиц. Разумеется, понятие величины ещё весьма абстрактно и не подходит для простого счёта, хотя и охватывает его механику.
«Непрерывная и дискретная величины при этом еще не суть определенные величины; они суть лишь само количество в каждой из его двух форм» (НЛ 218).
Теперь у нас, с одной стороны, чистое количество — очень сильная, уходящая в бесконечность логическая категория бытия, с другой — непосредственное количество— величина, которая ещё не определённая величина, а лишь подступ к ней. Нужно копать дальше в дискретность.
Итак, мы помним, что количество в целом безразлично к качеству, но это всё же граница. Она в данный момент разграничивает единицы. Таким образом, всматриваясь в дискретность, мы видим не только единицу, но и некоторую совокупность единиц. С какой бы стороны мы к этому выводу ни подходили, в итоге придётся признать, что перед нами определённость величины (непосредственного количества). То есть мы получили определённость нечто, связанную с другим, многими и бесконечностью, но которая не является качеством нечто и безразлична к нему. Определённая величина отличается от чистого количества прежде всего тем, что она может быть увеличена или уменьшена, то есть обладает определённостью и динамикой в этой определённости.
Кстати, Гегель категорию чистого количества соотносит с понятиями материи, пространства и времени:
«Абсолютное есть чистое количество, — это понимание абсолютного совпадает в общем с тем, согласно которому абсолютному дается определение материи, в которой форма хотя и налична, но представляет безразличное определение. Количество составляет также основное определение абсолютного, когда последнее понимается так, что в нем, как абсолютно индифферентном к различию, всякое различие лишь количественно. Как примеры количества можно, кроме этого, брать также и чистое пространство, время и т. д., поскольку реальное понимается как безразличное для пространства и времени их наполнение» (ЭФН 170).
Разумеется, подобный взгляд присущ Гегелю как идеалисту, ибо он изначально отрицал аксиому о материальности мироздания.
Важнейшей характеристикой определённой величины является то, что она, как совокупность единиц, исключает все прочие определённости (единицы), поэтому является ограниченным количеством (ЭФН 174).
Гегель любил пояснять, что определённая величина есть наличное бытие количества по аналогии с наличным бытием из главы про качество. В этом смысле чистое количество = чистое бытие, отталкивание = чистое ничто, непрерывность (которую также можно представить как притяжение) = бытие, а дискретность (как развитие отталкивания) = ничто. Стало быть, определённая величина есть односторонне (со стороны дискретности) взятое единство непрерывности и дискретности, которое выступает как непосредственное и простое. В принципе, так и получается, определённая величина есть вполне непосредственное и простое ограниченное количество единиц. Правда, если присмотреться к самой единице, она может быть разложена до бесконечности. Качественная определённость же не была представлена чем-то настолько кристаллизованным, поэтому аналогия эта, на мой взгляд, условна.
Логические упражнения по поводу величины можно провернуть и с помощью числовой оси.
Определённое количество (непрерывная и дискретная величина), в отличие от чистого количества, уже в себе имеет положенную границу, определённость, которая ограничивает взятые единицы. Непрерывность здесь проявляется уже не в бесконечном переходе одного нечто в другие нечто, а непосредственно в одном, в единице. Дискретность же проявляется в том, что определённое количество есть множество (одних). Следовательно, единство непрерывности и дискретности, кроме того, что и составляет определённое количество (величину), ещё и исключает всё иное, ограничивает. Таким образом, определённое количество в завершённом виде представляет собой ЧИСЛО.
«Полная положенность [определённого количества] заключается в наличном бытии границы как множества и, стало быть, в ее отличности от единицы. Число представляется поэтому дискретной величиной, но оно обладает также и непрерывностью в виде единицы. Оно поэтому и есть определенное количество в совершенной определенности, так как в числе граница выступает в виде определенного множества, имеющего своим принципом одно, т. е. нечто безоговорочно определенное. Непрерывность, в каковой одно есть лишь в себе, как снятое (положенное как единица), есть форма неопределенности».
Всё по Гегелю логично: бытие (чистое количество и непрерывность) в ничто (количественная определённость и дискретность) содержится в снятом виде.
Итак, число, в силу специфики того, что это определённость, но не качество, даёт нам численность, то есть множество. Численность и единица составляют моменты числа. Это означает, что всякое число можно представить в виде множества. Даже если взять единицу, она окажется до бесконечности раскладывающимся множеством. С одной стороны, многое образовано из многих одних. С другой — «многие образуют одно число, одну двойку, один десяток, одну сотню и т. д.».
В этом состоит разница между рассмотрением полученной нами системы понятий количества и тем, что мы наблюдали ранее, когда рассуждали о качестве. Граница, которую мы получали при оперировании наличным бытием, охватывала его полностью. Отрицание наличности бытия, которое уводило нас из нечто к другому нечто, как пишет Гегель, «находилось вне его, у его края» (имеется в виду, что граница как ограничивала нечто, так и выталкивала его к иному). Здесь же граница в численности тоже, с одной стороны, разделяет единицы между собой, с другой — ограничивает их как множество от других единиц. Но в качестве эта граница даёт нам конечность, а в количестве — пока нет. В количестве множество единиц абсолютно одинаковы не только друг с другом, но и со всеми другими единицами, которые находятся как бы за пределами той численности, которую мы произвольно берём. И единицы нельзя представить как нечто и иное, потому что единица в составе числа и единица за его пределами абсолютно одинаковы (грубо говоря, если вам нужно число 10, то вы на числовой оси можете отсчитывать его с любого места или, вообще, взять единицы не рядом друг с другом, все единицы взаимозаменяемы и одинаковы, сама числовая ось строится произвольно, как счёт). Выходит, что численность как некоторое множество не обладает противоположностью с «объемлемшим» (НЛ 222), с бесконечностью чисел вообще. Почему? Потому что численность есть определённость как отличение данного числа от других, но это отличение не становится и не может стать качественной определённостью. В примечании у Гегеля неплохо сказано, что количественная определённость — «безразличная, косная определённость» (НЛ 224).
Таким образом, всякое число как бы безразлично к другим числам и это безразличие на данном этапе и есть его определение. Мы помним, что у Гегеля определение есть определённость (качество —> реальность), которая является как бы отражением от всего иного и которая сохраняет себя в противовес переходу в другое. Здесь же у нас определённость бескачественная, но тем не менее она также определяет число, даёт нам некоторое его назначение быть таким, а не иным множеством.
Число порождено противоположностью единицы и численности, то есть множества единиц, причём единицы эти абсолютно одинаковы с единицами за пределами множества, числа. Эта противоположность и получает дальнейшее развитие уже как качество определённого количества, ибо никаких других путей для логического движения нет. Если мы останемся в достигнутой сфере числа, запретим себе фиксировать качественную сторону количества, то никогда не выйдем за пределы элементарной математики.
Между прочим, одинаковость единиц даёт нам не только множество и его нумерацию, но и положительное и отрицательное исчисление (сложение и вычитание). А численность множества — произвольный выбор системы чисел (двоичная, десятеричная и т. д.) и более сложные операции умножения и деления. Разница между обывательски-математическими представлениями и гегелевским изысканием состоит в том, что математик считает исходным пунктом умножения и деления абстрактную единицу. Для него основанием для произведения умножения является сложение, а для произведения деления — вычитание. Гегель показывает, что это не совсем так. Кажется, что произведение 5X5=25 представляет собой сложение единиц до их суммы в 25, как простой счёт на пальцах, а операция умножения просто упрощает сам процесс. Однако если мы возьмём число 5 и будем к нему прибавлять единицы, откуда мы узнаем, когда прекратить сложение? Мы должны уже само число 5 в таком случае определить как своего рода единицу и только тогда поймём, что пять пятёрок — это желаемый результат. С делением уловить разницу ещё проще, ибо оно на вычитание по характеру действий (а не по результату) похоже куда меньше. Стало быть, умножение и деление — это тоже своего рода положительное и отрицательное исчисление, но основанное не на одинаковости единиц, а на её противоположности — численности множества. Грубо говоря, слагаем и вычитаем мы единицы, а умножаем и делим (возводим в степень и извлекаем корни) уже множества. Может быть, это дополнение и кажется не столь важным, но оно подчёркивает ключевую противоположность единицы и численности (множества), которая прокладывает дорогу к качеству.
Для закрепления сказанного приведу прекрасную по простоте формулировки (для Гегеля) выписку из ЭФН:
«Определенное количество находит свое развитие и полную определенность в числе, которое, подобно своему элементу— единице (Eins), содержит внутри себя, как свои качественные моменты, определенное множество (Anzahl) со стороны момента дискретности и единство (Еinheit) cо стороны момента непрерывности… В арифметике формы исчисления даются как случайные способы действий над числами. Если есть необходимость и смысл в этих действиях, то этот смысл заключается в некоем принципе, а последний может заключаться лишь в тех определениях, которые содержатся в самом понятии числа; мы здесь вкратце укажем этот принцип. Определения понятия числа суть определенное множество и единство, а само число есть единство их обоих. Но единство, в применении к эмпирическим числам, есть только их равенство; таким образом, принцип арифметических действий должен состоять в том, что числа ставятся в отношение единства и определенного множества, и устанавливается равенство этих определений.
Так как сами единицы или сами числа безразличны друг к другу, то единство, в которое они приводятся, принимает вообще вид внешнего сочетания. Исчислять значит поэтому вообще считать, и различие арифметических действий зависит только от качественного характера сосчитываемых чисел, а принципом этого последнего являются определения единства и определенного множества.
Нумерация есть первое действие, это — составление числа вообще, сочетание скольких угодно единиц. Но арифметическое действие есть исчисление и сочетание не просто единиц, а того, что уже представляет собою число. Числа суть непосредственно и сначала совершенно неопределенно числа вообще; они поэтому вообще неравны; сочетание или счисление таких чисел есть сложение. Ближайшее за этим определение чисел состоит в том, что числа вообще равны, они, следовательно, составляют одно единство, и имеется определенное множество таких чисел: счисление таких чисел есть умножение, причем безразлично, как распределяются между обоими числами, между множителями, определенное множество и единство, какой из них принимается за определенное множество и какой — за единство. Третью определенность представляет собой, наконец, равенство определенного множества и единства. Сочетание определенных так чисел есть возведение в степень и, ближайшим образом, возведение в квадрат. Дальнейшее возведение в степень есть формальное продолжение умножения числа на само себя неопределенное количество раз. Так как в этом третьем определении достигнуто полнейшее равенство единственного имеющегося различия, определенного множества и единства, то не может быть больше арифметических действий, чем эти три. Сочетанию чисел соответствует разложение чисел согласно тем же определенностям. Поэтому наряду с тремя указанными действиями, которые постольку могут быть названы положительными, существуют также и три отрицательных действия» (ЭФН 175).
Итак, изначально мы через рассмотрение границы пришли к количеству. Первым делом зафиксировали чистое количество как просто чистое бытие количества — это простая и непосредственная мысль о том, что количество вообще есть, неважно чего и какое. Поставив вопрос таким образом, мы также поняли, что чистое количество, как чистое бытие, обладает единственной характеристикой — непрерывностью (равенством с собой). Причём оно не просто ещё не граница, но и полностью отрицает всякое ограничение. И поскольку количество должно проявлять себя как граница, мы устремили наш умственный взор на обратную сторону чистого количества, которая и позволяет логически продвигаться дальше, узнавая что-то новое о количестве в целом. Так мы приходим к противоположности непрерывности — дискретности. Количество всегда и непрерывно (бытие), и дискретно (ничто). Грубо говоря, чистое количество показывает нам, что количество есть, есть как некоторая непрерывность, а дискретность показывает уже дальше, каково оно.
Копая внутрь дискретности, мы получаем непрерывную и дискретную величины, или единицу. Далее непрерывность продолжает с нами движение по гегелевской логике в виде собственно единицы, а дальнейшее углубление дискретности превращает единицу в множество (одних), или численность. Здесь уместна аналогия из рассмотрения качества с бытием. Вспомним, в разработке определённости (ничто) мы брали качество как бытие, получая реальность; мы брали уже целое нечто как бытие, чтобы уловить его разницу с другим нечто. То есть первоначальная бытийная, непосредственная категория всё равно довлеет над нашими рассуждениями о том, что скрыто за ней. Потому что бытие и ничто составляли неразрывное единство там так же, как непрерывность и дискретность составляют здесь. Число и есть единство единицы и численности, так же как качественная определённость нечто была единством реальности и отрицания. Далее, как помним, мы брали завершённое определённое наличное бытие — нечто — не как бытие, а как отрицание, получая иное. Здесь будет что-то похожее.
Так, число — это завершённое определённое количество. Оно есть наш взгляд на количество со стороны прежде всего полного безразличия к качеству. И если обобщить всё, что мы о нём выяснили к текущему моменту, то можно сказать, что это определённое количество есть ЭКСТЕНСИВНАЯ ВЕЛИЧИНА. Это число как бы с тыльной стороны ничто.
«Определенное количество, как оказалось в предшествующем, имеет свою определенность как границу в численности. Оно есть некое в себе дискретное, некое множественное, не имеющее такого бытия, которое было бы отлично от его границы и имело бы ее вне себя. Определенное количество, взятое таким образом со своей границей, которая есть некое многообразное в себе самой, есть экстенсивная величина» (НЛ 239).
Величина — понятно, потому что число представляет собой не только единицу, но и множество, численность с известной определённостью (может быть увеличено и уменьшено до бесконечности); экстенсивная — потому что она не опосредована качеством, граница в ней просматривается только на финальном этапе, когда мы говорим о числе. Наше полученное число поэтому — это пока экстенсивная величина.
Если же мы посмотрим на полученные категории со стороны некоторой зависимости от качества, то должны будем получить ВЕЛИЧИНУ ИНТЕНСИВНУЮ — более определённую, качественную. [Не стоит путать с интенсивными и экстенсивными величинами в термодинамике]. Это будет число как бы со стороны бытия, наличное бытие определённого количества.
Если проще, то экстенсивная величина имеет свою численность вовне, число постоянно выходит за пределы себя и представляет собой бесконечный и бессмысленный процесс повторения одной и той же противоположности единицы и численности (ЭФН 179). То есть самые обычные представления о числах, численности в тех или иных цифрах и выражениях. Тогда как интенсивная величина — это понятие, которое должно нам дать внутреннюю определённость величины, её численность внутри.
В ЭФН Гегель, например, ругает физиков за то, что они массу тела сводят к количеству атомов. Масса тела, с его точки зрения, величина интенсивная, а количество атомов — экстенсивная. Фактически Гегель неправ, так как масса как раз выражает количество материи, которую мы на более низкой организации знаем как атомы. Однако сам его подход в логике развития категорий выглядит последовательным. Абстрактно величины действительно простые и чисто экстенсивные, но как только мы берём какую-либо реальную количественную определённость, она связывает нас с качеством, что выражается у Гегеля в понятии интенсивности. В примере с физикой можно защитить позицию Гегеля примерно следующим образом. Масса тела, выступая как интенсивная величина, проявляется вовне в различных силах, например в весе, инерции, электромагнитных взаимодействиях и т. д., которые объяснить одним количеством атомов невозможно. Разница экстенсивной и интенсивной величин у Гегеля в рамках его логики понятна, но с научной точки зрения всякая количественная определённость в конечном счёте выражается экстенсивной (по Гегелю) величиной. Если какую-то величину мы и можем назвать интенсивной (по Гегелю), то только на промежуточных этапах познания.
В некотором смысле разницу экстенсивной и интенсивной величин выражает и такой пример. Если считать то, что уже есть, скажем поголовье скота, то это экстенсивная величина. Если считать то, что будет, например, какое получим поголовье скота на основе известной производительности, то это будет величина интенсивная.
Естественно, Гегель указывает, что в чистом виде ни экстенсивной, ни интенсивной величины в реальности не бывает.
Если у читателя есть общие представления о диалектике Гегеля, то он должен понимать, к чему тот нас подводит. Интенсивная величина, выражая как бы силу количества, в дальнейшем приведёт нас к мере, к скачку в качестве. Диаматику известно, что количественный рост элементов определённого качества, достигая меры, приводит к общему скачку качества, которому они изначально принадлежат. Но Гегель как идеалист и логик, выводящий категории отчасти спекулятивно, вынужден в абстракциях количества выявлять разницу между экстенсивными (то есть незначительными для качества) и интенсивными (то есть имеющими значение для качества) величинами. И выявление это весьма надуманное, построенное на «глубине определённости».
С одной стороны, ясно, что если, например, я как человек буду увеличивать свою массу как присущий мне количественный параметр, то на моём человеческом качестве это никак не отразится. Это как бы рост экстенсивной величины. А если я буду количественно наращивать общественно-значимые поступки, то это скажется на моих человеческих качествах. Значит, это рост величины как бы интенсивной. С другой стороны, какой смысл в подобных обособленных от качества понятиях? Это логическое нагромождение необходимо исключительно, чтобы картинка гегелевской философии выглядела самодостаточной и стройной.
Но самое, конечно, странное — это то, что экстенсивная величина у Гегеля переходит в интенсивную самым мистическим образом. В этом переходе выражается их тождественность.
Экстенсивная и интенсивная величина есть определённость количественной границы.
«Граница определенного количества, которое как экстенсивное имело свою налично сущую определенность в виде внешней самой себе численности, переходит, следовательно, в простую определенность. В этом простом определении границы оно есть интенсивная величина; и граница или определенность, которая тождественна с определенным количеством, теперь так и положена как простое; это — градус».
Вот как это понять без привязки к качеству? С чего бы это «следовательно, переходит»? Сказать, что если полученная нами бескачественная определённость, количественная граница, тождественна с определённым количеством, то она интенсивная величина, а если нет, то экстенсивная, — это ничего не объяснить. Во-первых, определённое количество само принадлежит этой границе. Во-вторых, неясно, чем обусловлена тождественность или нетождественность самой определённости и, в общем-то, её выражению — определённому количеству. Явно здесь Гегель пляшет от опыта, от фактических данных, но делает вид, что выводит категории чисто логически.
Гегелевский термин «градус» в ЭФН получил перевод как «степень». Слово «grad» в немецком можно перевести как градус, степень, мера, ступень, звание и тому подобное. Понятие градуса или степени выражает у Гегеля как раз качественную сторону количественной определённости. Грубо говоря, экстенсивная величина бесстепенная, безградусная, потому что оперирование ей бессмысленно и ничего не даёт, кроме «перекладывания» единиц то так, то сяк. Тогда как интенсивная величина, как более определённая, даёт кое-какие изменения. Например, число как экстенсивная величина есть просто численность единиц, а число как интенсивная величина есть такое соединение единиц, которое само как бы одно — десяток, сотня, тысяча. Смысл тут в том, что когда мы говорим «десяток», то это нас уже привязывает к качеству. Если единица может быть просто единицей, единицей хоть чего, то десяток уже в меньшей мере абстрактен. По крайней мере, в языке слова вроде «десяток», «сотня» предполагают понимание, десяток, сотня чего? Даже если не задействовать качество, придётся сказать десяток, сотня единиц. Да и «сто единиц» и «сотня единиц» логически звучат по-разному. Вот эта разница и выражает разность экстенсивного и интенсивного подхода к количеству.
Другие примеры можно посмотреть на 247-й странице НЛ, чтобы ещё раз убедиться, что разницу экстенсивности и интенсивности величины Гегель вывел не логически, а эмпирически.
Далее. Как мы помним, у Гегеля пока нет категории движения, изменения, он разворачивает свою логику вне понятия о материи и вне аксиом о материальности мироздания и движении как форме существования материи. Поэтому, когда он говорил о качестве, равенство и неравенство нечто с собой выводилось из категории иного. Здесь в количестве у него также есть потребность объяснения изменения количества. Делает он это следующим образом.
Определённое количество есть снятая определённость, безразличная граница, которая как граница ограничивает количество (дискретность), а как собственное отрицание нет (непрерывность). Можно сказать и наоборот, что количество безгранично, непрерывно, а его самоотрицание — это прерывность, дискретность. Это неважно. Экстенсивная сторона определённого количества практически полностью безопределённая, а интенсивная — более определённая. Они различны, но и тождественны, так как экстенсивная переходит в интенсивную, а интенсивная разлагается на экстенсивную. И далее:
«Определенное количество, следовательно, по самому своему качеству положено в абсолютной непрерывности со своей внешностью, со своим инобытием. Оно поэтому не только может выходить за пределы всякой определенности величины, последняя не только может изменяться, но прямо положено, что она необходимо должна изменяться. Определение величины продолжает себя, непрерывно переходя в свое инобытие таким образом, что оно имеет свое бытие только в этой непрерывности с некоторым другим; оно есть не сущая, а становящаяся граница» (НЛ 249).
Иными словами, так же как ранее единицы свободно переходили друг в друга, уже определённое количество с присущей ему экстенсивностью и интенсивностью переходит в другое определённое количество. Но сейчас уже есть разница между определёнными количествами, так как они определены интенсивностью. Здесь граница уже представлена не просто множеством, которое отличается одним лишь составом единиц. Здесь уже сотни переходят в тысячи, тысячи в сотни тысяч и так далее, и наблюдается какое-то изменение. Здесь, как и в качестве, одно переходит в другое или становится другим.
Разумеется, пока что это изменение состоит только в том, что определённое количество либо уменьшается, либо увеличивается. Но это открывает дорогу к понятию о количественных отношениях.
Мы дошли до того, что определённое количество изменяется за счёт своей интенсивной стороны и становится другим определённым количеством. В чём же состоит суть этого изменения? Само по себе изменение есть увеличение или уменьшение определённого количества, а суть его пока для нас может заключаться только в том, что это изменение продолжается до бесконечности. Ничего, собственно, другого об этом сказать мы на данной стадии не можем.
Здесь всё, как и с нечто: определённое количество, с одной стороны, становится иным (другим), с другой — всё же остаётся определённым количеством. То есть переход в «другое определённое количество» — это не просто переход к иному составу единиц количества, но и новое понимание самого определённого количества как такового. Теперь мы понимаем, что всякому определённому количеству присуща бесконечность не только в экстенсивном плане (когда единицы тождественны: бери, какие хочешь, и манипулируй ими, как хочешь), но и интенсивно (когда мы получаем сумму, одно как множество единиц с иным качеством).
Следовательно, определённое количество может быть рассмотрено как предел и долженствование. Как предел оно есть ограниченность некоторого определённого количества, а как долженствование — определённость в некотором другом. Последнее Гегель называет безразличной самодовлеющей устойчивостью. Может быть, в немецком это и звучит как-то осмысленно, но на русском не особо. Смысл в том, что долженствование определённого количества представляет собой отсылку к другому определённому количеству, как бы отталкивание, самоопределение от другого.
Если мы возьмём определённое количество чисто экстенсивно, как единицу или несколько единиц, то никакого другого нащупать не получится. Другого нет, есть только абсолютно тождественные единицы. Если возьмём интенсивно, скажем, «сотню», то эта наша сотня уже логически отталкивается от тысячи, тысяча от десятков тысяч, десятки тысяч от сотен тысяч и так далее. В этом состоит как бы то самое «определение в некотором другом» по Гегелю.
Переход определённого количества в другое определённое количество, отношения предела и долженствования порождают вопрос о бесконечном и конечном в количестве. Определённое количество ничем не ограничено и переходит в другое определённое количество до бесконечности (что, кстати, объясняется однородностью всяких величин, которые «экстенсивно» раскладываются на тождественные единицы). Но притом определённое количество конечно «как ограниченное вообще» и «как то, что отсылает на пределы самого себя».
Для математика бесконечность — это некоторая отдельная сущность, бесконечная линия чисел. В лучшем случае бесконечность состоит из конечного. Для Гегеля же бесконечность сама и проявляется в числах, определённое количество невозможно без бесконечности, оно само есть выражение этой бесконечности.
«Определение конечности определенного количества, отсылание за себя к некоторому другому, в котором заключается его определение, есть в такой же мере определение бесконечного; отрицание границы есть тот же выход за определенность, так что определенное количество имеет в этом отрицании, в бесконечном, свою последнюю определенность» (НЛ 251).
Иными словами, определённость количества только на первый взгляд самодостаточна и конечна, если всмотреться в неё глубже, то мы увидим, что она есть только в соотношении с бесконечным количеством.
Далее Гегель наше движение заводит в очередной логический тупик. Мы дошли в сфере количества, по сути, до дурной количественной бесконечности. Можно было бы по аналогии со сферой качества предположить тот самый ключевой вывод, что есть только бесконечное количество, а конечное — его момент. Однако сама мысль об абсолютности бесконечного количества нелепа. Опять же, из-за вопроса: бесконечное количество чего? Такая постановка вопроса завела бы нас в дебри какой-то абстрактной математики с постулатом о бесконечном числовом ряде. Гегель элегантно выпутывает логическое движение сравнением количественной и качественной бесконечности. В этом в очередной раз проявляется… первичность качества.
Кстати, если рассматривать формулу Гегеля «количество есть снятое качество» в том смысле, что количество есть качество (пусть и снятое), то многое будет понятнее. Правильно понимаемая гегелевская формула подводит к диаматическому определению количества. Однако, к сожалению, большинство читателей Гегеля оказываются не способными уловить, что такое «снятое», забывают, что безразличная к границе определённость — это тоже качество.
Сравнение качественной и количественной бесконечности приводит Гегеля к категории КОЛИЧЕСТВЕННОГО БЕСКОНЕЧНОГО ПРОГРЕССА (это и есть дурная количественная бесконечность, ЭФН 180). Здесь сразу же важно подчеркнуть, что слово «прогресс» хотя и отсылает нас к движению качества, но ещё употребляется не в полном смысле своего научного значения.
В чём же отличия качественной бесконечности от количественной?
«Качественное и количественное бесконечное отличаются друг от друга тем, что в первом противоположность между конечным и бесконечным качественна, и переход конечного в бесконечное или, иначе говоря, их взаимоотношение имеется лишь во „в себе“, в их понятии. Качественная определенность дана как непосредственная и соотносится по существу с инобытием как с другим для нее бытием; она не положена так, чтобы иметь свое отрицание, свое другое в себе самой. Напротив, величина есть, как таковая, снятая определенность; она положена так, чтобы быть неравной с собою и безразличной к самой себе, быть поэтому тем, что изменяется. Качественные конечное и бесконечное поэтому абсолютно, т. е. абстрактно, противостоят друг другу; их единством служит лежащее в основании внутреннее соотношение. Конечное поэтому продолжается в свое другое только в себе, а не в нем. Напротив, количественное бесконечное соотносится в нем самом со своим бесконечным, в котором оно имеет свою абсолютную определенность. Это их соотношение представляет собою ближайшим образом количественно-бесконечный прогресс» (НЛ 252).
Короче говоря, качественная бесконечность, в силу того, что она качественная, определённая, содержательная, возможна только как истинная, абсолютная бесконечность, моментом которой служит конечное. Количественная же бесконечность — бескачественная, безразличная к качественной определённости, поэтому она всегда и везде будет лишь абстрактной дурной бесконечностью. Причём даже понятие этой дурной бесконечности, то есть количественного бесконечного прогресса, выводится через сравнение с качественной бесконечностью (истинной).
Таким образом, в определённом количестве есть противоречие «взаимоопределения» конечного и бесконечного, или проще — противоположность конечного и бесконечного количества.
«Бесконечный прогресс есть лишь выражение этого противоречия, а не его разрешение; но вследствие непрерывного продолжения одного определения в его другом он дает кажущееся разрешение в виде соединения обоих определений» (НЛ 252).
Как это выглядит? Определённое количество определяется только потому, что есть некое «потустороннее» ему. С одной стороны, это потустороннее — бесконечное количество и здесь мы видим как бы качественное отличие, так как определённое ограниченное количество отличается от безграничного количества прежде всего качественно. Одно есть «сколько-то», а «потустороннее» есть «всё». Однако с другой стороны, если мы присмотримся к этой «потусторонности», обратим на неё наш умственный взор, то она неизбежно окажется тоже определённым количеством.
Действительно, если задуматься и попробовать провернуть подобную операцию в сфере качества, то там будет иной результат. Цепочка перехода нечто в иное, «потусторонность» всех других нечто для первоначального не может быть представлена как некое единое нечто. Тогда как бесконечное количество вполне можно представить как «количество бесконечного» или «количество бесконечности». Выражение же «качество бесконечности» будет иметь совершенно иной смысл. То есть даже в языке этот момент просматривается. Очередное доказательство, что стихийная диалектика языка — тоже фактор постижения философии.
Отсюда, поскольку «потустороннее» определённого количества само кажется не бесконечностью как таковой, а тоже определённым количеством, мы получаем его в виде либо бесконечно большого, либо бесконечного малого.
Ещё раз то же самое через последовательные логические операции.
Берём определённое количество. Оно неизбежно переходит в другое определённое количество. В силу того, что ему присущ не только экстенсивный, но и интенсивный момент, другое определённое количество не абсолютно тождественно с первоначальным. Сами по себе переходы от одного определённого количества к другому определённому количеству и далее к следующему определённому количеству бесконечны, и эта бесконечность дурная. Прийти к истинной количественной бесконечности по аналогии со сферой качества мы не можем, так как количество бескачественно. Напротив, всё то, во что до бесконечности переходит определённое количество само представляется в виде определённого количества. Абстрактная количественная бесконечность в данном контексте — софизм, она логически неуловима. Однако же все последовательные переходы от одного определённого количества в другое определённое количество до бесконечности можно логически выразить в понятиях бесконечно большого и бесконечно малого. То есть пока что бесконечность определённого количества мы понимаем как количественно-бесконечный прогресс либо в сторону увеличения, либо в сторону уменьшения.
Дело в том, что сама определённость всякого определённого количества в этих переходах остаётся неизменной (это число), поэтому, по мысли Гегеля, истинная абстрактная бесконечность недостижима. Когда же мы говорили про качество, про бесконечность переходов нечто в иное, то определённость каждого нечто иная (там сам переход производится из-за границы качеств), поэтому и возникает вывод о том, что истинное бесконечное проявляется в конечном.
Более того, увеличение определённого количества, как бы нам ни казалось обратное, не приближает его к бесконечному, а уменьшение не отдаляет от бесконечного.
«Как бы мы ни увеличивали какую-нибудь величину, она по сравнению с бесконечным сжимается до полнейшей незначительности. Поскольку она соотносится с бесконечным как со своим небытием, то противоположность качественна; расширившееся определенное количество поэтому ничего не отвоевало от бесконечного; последнее, как и раньше, есть его небытие. Или, иначе говоря, увеличение определенного количества не есть приближение к бесконечному; ибо различие между определенным количеством и его бесконечностью имеет по существу также и тот момент, что оно не есть количественное различие» (НЛ 253).
Получается, что наше понимание бесконечного количества не особо отрывается от конечного количества. Бесконечно большое и бесконечно малое — это больше и малое, т. е. определённое количество, но в то же время это и бесконечное.
Для наглядности этот тезис можно рассмотреть математически.
«Величина определяется в математике как то, что может быть увеличиваемо или уменьшаемо, следовательно, вообще, как безразличная граница. И вот, так как бесконечно-большое или бесконечно-малое есть нечто такое, что уже больше не может быть увеличиваемо или уменьшаемо, то оно на самом деле уже больше не есть определенное количество как таковое <…> требуется, чтобы определенное количество, когда оно бесконечно, мыслилось как некое снятое, как такое нечто, которое не есть определенное количество, но количественная определенность которого тем не менее сохраняется» (НЛ 274).
Значит, и сейчас перед нами всё ещё дурная количественная бесконечность. Всё ещё мы наблюдаем то же самое — не логическое движение вперёд, а повторение одного и того же.
Именно так бесконечность пытаются осмыслить те идеалисты, которые утверждают, что они не могут представить себе бесконечности, как количественной, так и качественной. Мы же, как диаматики, напротив, не можем себе представить абсолютной конечности. Даже школьнику известно, что любая вещь рано или поздно исчезает, однако не бесследно, а оставляя после себя вещества, на которые она разложилась, а её внутреннее движение переходит в новые формы в соответствии с законом сохранения. «Ежели в одном месте чего убудет, то в другом — присовокупится».
Переходя к главе о количественном отношении, следует обратиться к краткому изложению Гегелем главы об определённом количестве, чтобы закрепить разобранное и убедиться, что ничего не осталось неясным:
«Определенное количество — ближайшим образом количество с некоторой определенностью или границей вообще — есть в своей совершенной определенности число. Определенное количество диференцируется (unterscheidet sich),
во-вторых, прежде всего на экстенсивное определенное количество, в котором граница дана (ist) как ограничение налично сущего множества, а затем, когда это наличное бытие переходит в для-себя-бытие, на интенсивное определенное количество, градус, которое, как „для себя“ и в последнем как безразличная граница, столь же непосредственно оказывается вне себя, имеет свою определенность в некотором другом. Как это положенное противоречие, состоящее в том, что оно, таким образом, просто определено внутри себя и вместе с тем имеет свою определенность вне себя и отсылает за ней вне себя, определенное количество,
в-третьих, как в самом себе внешне положенное, переходит в количественную бесконечность» (НЛ 219).
Кажется, всё досконально раскрыто. Если что-то осталось непонятым, прошу в комментарии.
Для того чтобы продуктивно двигаться дальше, следует понимать одну важную мысль. С одной стороны, она — один из выводов следующей главы про количественное отношение, с другой — на мой взгляд, Гегель в своём логическом движении исходил именно из неё и ранее. Определённое количество для Гегеля — это в конечном счёте отношение. Именно через этот логический приём он связывает количество и качество.
На первый взгляд кажется, что определённое количество — это безразличная к чему-либо конечная величина. Гегель находит в определённом количестве бесконечность подобно тому, как математика находит в реальном мире лишь так называемые нерациональные числа (один из самых неудачных терминов).
В принципе это несложно представить и оперируя совершенно обыденными представлениями. Возьмём любой предмет для выяснения его продольной или любой другой длины. Измерили линейкой, получив 10 см. Во-первых, метрика как таковая установлена нами относительно, что уже как бы намекает на то, что 10 см — это значение величины относительное. Но нас в данном случае не интересует опосредованность одних вещей другими, нам нужно понимать, в каком наша измеряемая длина вещи находится отношении с бесконечным пространством. Значит, во-вторых, 10 см не может быть абсолютной истиной данной длины, иначе это бы противоречило аксиоме о бесконечности пространства. В итоге в реальном измерении мы получим нерациональное число, которое можно уточнять до бесконечности в зависимости от наших потребностей.
Так что более истинно: нерациональное значение длины, которое всегда, при любой глубине расчёта и уточнения, даст примерную величину, или первоначальные 10 см? Очевидно, что как раз 10 см — это не вполне рациональное представление о величине, лишь абстрактное упрощение первого, самого поверхностного, порядка. Причём какого бы масштаба метрику мы ни взяли. Если число конечно, мы не поставили три точки, значит, мы предположили равенство каких-либо длин, абсолютную тождественность каких-то вещей, подобно тому как посчитали тождественными десятисантиметровую часть линейки и нашу длину первоначально. Но в реальности-то ничего абсолютно тождественного не существует. Нет ни двух одинаковых по протяжённости линеек, ни двух одинаковых атомов.
Что в таком случае выражает полученное нами нерациональное число и почему его можно уточнять до бесконечности? Прежде всего то, что пространство бесконечно и любая локальная частная протяжённость для него есть бесконечно малая величина, смысл которой мы можем обнаружить только в сравнении с другими локальными частными протяжённостями, совокупное множество которых так же бесконечно. Гегель это объясняет, естественно, по-своему, с точки зрения своей чистой философии (ниже в цитате речь идёт о бесконечности ряда нерационального числа):
«Какого рода эта бесконечность ряда, явствует само собою; это — дурная бесконечность прогресса. Ряд содержит в себе и представляет собою то противоречие, что нечто, являющееся отношением и имеющее внутри себя качественную природу, изображается как лишенное отношений, как исключительно только определенное количество, как численность. Следствием этого противоречия оказывается то, что в численности, выражаемой в ряде, всегда чего-то недостает, так что всегда нужно выходить за пределы того, что положено, чтобы достигнуть требуемой определенности. Закон этого поступательного движения известен; он заключается в определении определенного количества, содержащегося в дроби, и в природе формы, в которой это определение должно быть выражено. Можно, правда, посредством продолжения ряда сделать численность столь точной, сколь это нужно» (НЛ 281).
Если рассуждать подобным образом, то куда понятнее то, что определённое количество даже абстрактно-математически — это всегда отношение. Даже если вы возьмёте единицу, то в знаменателе у неё будет бесконечность. Подобно тому, как объясняются дроби: 2/3 — берём две из трёх, 3/7 — три из семи и тому подобное. Единица — это один из бесконечности. Как и две, три, четыре и так далее единицы. Они не сами по себе, они есть изъятие из бесконечного в данном случае математического количества (которое, в свою очередь, является искажённым отражением реальной бесконечности бытия). То есть даже таким образом просматривается отношение. Но поскольку единицу или любое другое число невозможно сравнить с бесконечностью, последняя просто упускается в представлении, а в любом уравнении как бы арифметически сокращается.
Как об этом и было сказано выше: определённость количества есть только в соотношении с бесконечным количеством.
Некоторые придирчивые читатели могут возразить, что с «пространственными характеристиками» и количественным выражением динамических процессов вещей такая логика работает, но вот с их численностью — нет. Мол, у меня в руках одно или два яблока, при чём тут бесконечность? Разве яблок бесконечное множество и требуется нерациональное число, чтобы выразить одно или два яблока количественно? Ошибка восприятия тут кроется в следующем. Когда мы говорим об одном, двух… сотне яблок, мы говорим о качестве, о них как нечто. То есть яблоки между собой разделяет качественная граница. Грубя говоря, за то, что яблоко одно, «отвечает» не единица, а то, что яблоко — это определённость со своей границей. А сколько там потом яблок мы насчитаем, в данном случае неважно. Гегеля, к сожалению, с помощью таких примеров понять не выйдет, они только запутают.
Итак, каким образом Гегель переходит от количественного бесконечного прогресса к количественному отношению?
В НЛ это делается так (363):
«Бесконечность определенного количества была определена выше так, что она есть его отрицательное потустороннее, которое оно, однако, имеет в самом себе. Это потустороннее есть качественное вообще. Бесконечное определенное количество как единство обоих моментов — количественной и качественной определенностей — есть ближайшим образом отношение».
Бесконечность, которую мы нашли, рассматривая определённое количество, отсылает нас к… качеству. Бесконечное определённое количество есть единство качественной и количественной определённости как некоторое отношение. «Сие производит впечатление большой натянутости и пустоты», да?
Тогда взглянем ЭФН (176-183):
«Граница тожественна с целым самого определенного количества; как многообразное внутри себя, она есть экстенсивная величина, но как внутри себя простая определенность, она есть интенсивная величина, или степень. <…> В степени понятие определенного количества положено. Она есть величина, безразличная для себя и простая, так что ту определенность, которая делает ее определенным количеством, она находит всецело вне себя, в других величинах. В этом противоречии, в том, что для-себя-сущая безразличная граница есть абсолютно внешнее, положен бесконечный количественный прогресс, — положена некая непосредственность, которая непосредственно переходит в свою противоположность, в опосредствованность (в выхождение за пределы только что положенного определенного количества), и наоборот. <…> Это свойство определенного количества быть внешним самому себе в своей для-себя-сущей определенности составляет его качество. В этой внешности оно есть именно оно само и соотносится с собою. В нем соединены внешность, т. е. количественное, и для-себя-бытие, качественное. Определенное количество, положенное, таким образом, в нем самом, есть количественное отношение — определенность, которая есть столь же некое непосредственное определенное количество, показатель отношения, сколь и опосредствование, а именно соотношение какого-нибудь определенного количества с некоторым другим определенным количеством. Эти два определенных количества образуют две стороны отношения. Но эти две стороны отношения не имеют непосредственного значения, а обязаны им лишь этому отношению».
Здесь уже отношение — это как бы истинная определённость количества, обусловленная тем, что определённое количество, с одной стороны, есть нечто непосредственное, с другой — опосредованное другим определённым количеством.
Разнообразные толкователи Гегеля не уделили внимания этому переходу, просто декларируя его мысли дальше по тексту. Почему этот переход оказывается столь туманным? Проблема в том, что путешествие гегелевской логики в сферу «чистого количества» неизбежно приводит к необходимости возвращения к качеству. Но перехода этого просто не существует ни логически, ни фактически, приходится его изобретать на лету.
Наиболее доступный переход дан Гегелем в «прибавлении» (ЭФН 183):
«Число определяется числом, и это образует количественное отношение».
И это «число определяется числом», пожалуй, и объясняет суть гегелевской мысли о переходе от бесконечного количества к количественному отношению. И действительно, если число определяется числом (а больше ему нечем определяться в данном случае), следовательно, мы утыкаемся в отношение чисел.
Продолжение следует…
Прорывист 
Ключевой вопрос который должен возникать: а что такое логические категории?
Как пишет Гегель это «чистые духи» или «чистые понятия».
«Абсолютное есть бытье».
Нужно уяснить что такое «дух», «понятие», «абсолютное».
Ответ на ваш вопрос имеется в нашем словарике — https://prorivists.org/thesaurus/#category
Всё очень интересно, кроме предложения начинать знакомство с диалектикой, прослушиванием лекций М.В. Попова о диалектике, который всей своей деятельностью в РКРП и очевидным экономизмом своей позиции доказал, что не обладает диалектическим мышлением, не говоря уже о мышлении диаматическом. Мой педагогический опыт убедил меня, что учить легче, чем переучивать.
Исправлено
Дело в том, что человеку более или менее прилично освоившему, хотя бы, только диалектику, очень сложно сбиться на позиции экономизма, особенно, если он что-нибудь понял в сущности марксистского учения о капитализме и коммунизме, о противоположности капиталистической идеологии и марксистской науки.
Не совсем верно говорить что категории якобы «выводятся» одна из другой. На самом деле все категории как чистые понятия уже есть в общественном сознании и их нужно только идентифицировать. Диалектика же изучает взаимосвязи между этим категориями как вверх так и вниз. Поэтому логику в принципе можно изучать с любого места и в любом направлении.
Понятия не возникают и не существуют вне сознания и вне его практики. Любая теоретическая научная категория нуждается в победоносной практике, подтверждающей адекватность категории, содержащейся в сознании. От категорий, находящихся в словарях, столько же пользы, сколько и в батарейке, извлеченной из устройства, тем более, если она разряжена. В ходе прошедшей истории человечество выработало такое количество ложных категорий, что научно состоятельные категории, пока, составляют лишь чуть заметное большинство, но не факт, что в обществоведении. Для того, чтобы вывести научную категорию и подтвердить её адекватность на практике, нужно потратить много сил и времени. Глупости же можно возводить в ранг категории целыми томами. Тому пример религиозные библиотеки.
Вы смешиваете в одну кучу такие фундаментальные вещи как «понятие», «идея», «истина», «практика», «абсолютная идея». Это предмет целого 3 тома Логики. Например религия на практике доказала, что способна эффективно одурманивать миллионы людей. Марксисты же владеют теорией, но к победоносной практике приступить вообще не могут в современных условиях. Такая вот диалектика.
Уважаемый alvp, «понятие», «идея», «истина», «абсолютная идея» и без меня находится «в одной куче», поскольку все они относятся к одному классу явлений — СУБЪЕКТИВНОЕ. Их различия — содержательные, часто формальные, но не принципиальные. Идея может быть истиной, любая истина является понятием той или иной степени соответствия практике. Назовите, хотя бы десяток марксистов, которые сегодня владеют теорией. Я таких, практически не встречал. Я знаю людей, которые только взялись за это дело, работают успешно, но сказать, что они уже превзошли Ленина или Сталина, у меня нет оснований. Диалектика в том, что практике нужен не один марксист, а целая плеяда, вот тогда и произойдёт скачек перехода количества марксистов, овладевших теорией, в новое качество, т.е. в партию. Кроме того, вы и сами, уважаемый alvp должны знать, что быть дураком гораздо легче, чем стать марксистом, а поддерживать дурака в его состоянии, гораздо легче, чем сделать из дурака Марксиста. В переводе на русский язык религия означает веру в сказки, но историческая практика показывает, что за последние лет 400 вера людей в сказки существенно снизилась, я тяга к марксизму — возрастает. Так что, уважаемый alvp, вы очень рано пытаетесь установить финишную черту в истории.
Думаю, больштнству нужно начинать с «подготовительного класса» — элементарной формальной логики. Иначе трудно проследить, как из одних суждений получаются другие, и почему они именно такие, а не какие-то другие, которые вроде тоже похожи. И еще неплохо бы потренероваться в решении логических задач.
Лично мне так не кажется. Ничего полезного для себя не нашёл в изучении формальной логики по т.н. учебникам. Влияние, которое оказывает чтение Гегеля, видно, например, по уровню культуры мышления многих деятелей второй половины 19 века. А влияние, которое оказывает чтение учебников по логике… видно по уровню культуры мышления российских нотариусов, адвокатов, следователей, прокуроров, судей и других юристов. Все они тщательно изучали формальную логику в период обретения специальности.
«тщательно изучали формальную логику в период обретения специальности» это вы загнули. Галопом по Европам это называется. Логика 1 семестр, зачет. Экономфак 2001-2005. Не думаю что кто-то учил её дольше. А при Сталине вроде хотели ввести в школьную программу данный предмет.
К сожалению, не встретил ни одного учебника или монографии по формальной логике, чтобы почувствовать какой-либо прирост в остроте собственной логики. Первые навыки логики и пользу, любовь к логическому мышлению я получил на уроках планиметрии, но навыки диаматической логики прирастали у меня по мере чтения ленинских работ и «Капитала», причем, только после второго и третьего подхода. Если что-то кому-то и удаётся доказать сегодня, то только потому, что учил себя не соглашаться с собственными выводами, которые легко приходили на ум. Но самое забавное, что среди преподавателей формальной логики ни разу не встретил человека, который добился в жизни чего-либо значительного Все оказались очень непродуктивными личностями, в том числе, и как литераторы. Самое сложное сегодня, — это заставить относительно молодых левых старательно перечитать и понять труд Маркса «Капитал». Умственная лень, страх перед объемной и напряженной умственной работой, делает освоение диаматики недостижимой целью.
Все верно! Я же говорил о большинстве, о большинстве населения. Большинство в своих рассуждениях подменяют строгие логические связи ассоциациями, аналогиями, догадками и всякими кажимостями принимаемыми за очевидное. Для них Ваши строгие рассуждения выглядят точно так же. Рядом они напишут свою абракадабру и скажут, что она ничем не хуже. В начале статьи правильно отмечено, что каждый родившийся человек обладает всеми необходимыми задатками для успешной умственной деятельности. Но это — только задатки. Их нужно развивать. Широкий спектр уровней умственного развития взрослых людей — от тупиц до гениев, в основном обусловлен стихийностью развития этих способностей именно в дошкольном возрасте, когда мозг растет и наиболее активно формируются нейронные связи. Качество учебников логики оставляет желать лучшего, а упор нужно делать именно на обучение строгим рассуждениям.
Как только из-под пера сторонников реального прорыва в научное мировоззрение, пойдут работу по качеству не уступающие Марксу и Ленину, то самое большинство сможет эффективно организовать самообразование на основе логики именно этих работ. На мой взгляд невозможно сформировать логику революционного мышления в отрыве от реальных материальных исторических процессов. В знаменитой фразе Маркса о том, что философы различным способом объясняли мир, остается недооцененной та сторона мысли Маркса, что философы всех прошедших эпох до Маркса НЕ СМОГЛИ объяснить этот мир. Поэтому, искать науку логики в работах прошлых поколений советских философов, тем более в области формальной логики, потерпевших несомненное и сокрушительное поражение, в лучшем случае, бесполезно. В трудах Гегеля нужно учиться его въедливости, педантичности, его старанию быть Евклидом в идеалистической философии, но большинство категорий, обоснованных Гегелем, НАМ надлежит пересмотреть с позиций МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ диалектики, подойдя к этой работе с гегелевской дотошностью, последовательностью, не экономя на объеме исследований.
Цитата: «Поэтому, искать науку логики в работах прошлых поколений советских философов, тем более в области формальной логики, потерпевших несомненное и сокрушительное поражение, в лучшем случае, бесполезно.» А кто-то сказал хоть слово против? Вы кому возражаете? Я же говорил о «подготовительном классе», о подготовке мозгов к адекватному восприятию столь сложного текста. Так же как Вы не адекватно восприняли то, что я написал, точно так же другие (а то и хуже) будут воспринимать и Ваши тексты и, тем более, тексты Гегеля. Требуется именно приучение к строгости мышления, восприятия и осмысления прочитанного. Тудность не только в чьей-то ленности, а в отсутствии привычки именно к строгости мышления, в засоренности мозгов ассоциациями, аналогиями, кажимостями. Для большинства они ничем не хуже строгих логических связей, а то и гораздо наглядней, и кажутся очевидными. Вы им предлагаете отказаться от старой веры и поверить в то, во что верите Вы. Думаю, приучать к строгости мышления можно в т.ч. решением логических задач, хотя этого мало. Было бы неплохо, если бы нашелся очень умный человек способный составить соответствующую программу и хороший учебник. А пока, ищите в старых книжках и журналах логические задачи. Может быть кто-то и новых задач понапридумывает. И не надо противопоставлять диалектику формальной логике. Без формальной логики диалектика не существует.
Предлагаю расширить данное суждение до следующего:
— Невозможно сформировать логику революционного мышления отрываясь от наиболее полного познания современных социально — политических процессов, которые в свою очередь основываются и следуют из реальных материальных исторических процессов.
Таким образом, исключается возможность погрязнуть в историческом перфекционизме , в болоте которого ныне прибывает вся современная т. н. «левая тусовка» и в котором реальное осмысление современности с марксистско-ленинских позиций подменяется нагромождением оценочных суждений о итогах идеологических баталий столетней давности.
Собственно возвращаясь к предмету вашей полемики с тов. Домбровским отмечу, что Вы неявно противопоставляете диалектику и формальную логику как две несовместимые системы, исключающие одна другую и при этом неявно полагаете ,что вторая «претендует» быть никак не иначе как философским методом и теорией познания.
Если ошибаюсь поправьте , но если это так, то смысл этого противопоставления глубоко ошибочен: так как у диалектики и формальной логики разный предмет. Давно и прочно формальная логика охватывается диалетической и при этом диалектическая даёт взаимосвязанный понятийный аппарат и систему категорий, обеспечивающих движение мышления, охватываемое процессом познания, а формальная -аппарат обеспечивающий возможность из имеющегося знания посредством в т.ч. и проблематических суждений вывести возможные следствия из него.
То что формальная логика и диалектика как методы познания соотносятся как низшая и высшая математика полагал в частности Энгельс в «Анти — Дюринге» «Даже формальная логика представляет собой прежде всего метод для отыскания новых результатов, для перехода от известного к неизвестному; и то же самое, только в гораздо более высоком смысле, представляет собой диалектика, которая к тому же, прорывая узкий горизонт формальной логики, содержит в себе зародыш более широкого мировоззрения.»
Ленин также на этот счёт придерживался вполне ясной и чёткой позиции: «Логика формальная, которой ограничиваются в школах (и должны ограничиваться — с поправками — для низших классов школы), берет формальные определения, руководясь тем, что наиболее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим.» (Еще раз профсоюзах)
Таким образом ,учитывая изложенное вполне соолидаризируюсь с тов. Домбровским в части того, что изучение диалектики надо начинать с советского школьного учебника по формальной логике.
Также хочу заметить, что Вы в своих комментариях и статьях вполне себе владеете всеми инструментами формальной логики , которые вполне умело и порой виртуозно применяете.
Уважаемый Александр, формальная и диалектико-материалистическая логика, соотносятся совсем не так, как низшая и высшая математика, как арифметика и дифференциальное исчисление. Арифметика, вполне органично породила алгебру, алгебра обильно представлена в аппарате высшей математики. С матанализом дружу. Но формальная и диаматическая логики соотносятся как римский счет и интегральное исчисление, т.е. римский счёт из-за своего несовершенства никуда не перерос, в интегральном исчислении используется не может, разве что для нумерации глав в учебнике, а, просто, превратился в музейную реликвию. КПСС пробовала идти по пути замучивания школоты учебником формальной логики, но, слава объективной реальности, отказалась. Хватило ума. Если вы утверждаете, что диалектика поглотила формальную логику, то, давайте, не будем отрыгивать и пережёвывать, то, что уже проглотили, переработали, использовали для строительства нового, уже, даже, не диалектического, а диалектико-материалистического метода мышления. Для самообучения диалектическому методу я отсылаю желающих к Аристотелю, Декарту, Гегелю, Марксу, Ленину, чтобы они почувствовали движение мысли. Получается, как правило, неплохо. Становится легко определить потенциал претендента на звание коммуниста. К сожалению, не могу никому предложить ни одного автора учебников и трудов по формальной логике советского периода, тем более современного, которого можно было бы посоветовать начинающему левому. Так что, всем желающим помочь становлению марксистов через формальную логику, можно предложить начать писать труды по данному направлению и публиковать их, хоть, в газете «Сторонники Прорыва», хоть в журнале «Прорыв». Тогда постепенно станет понятно, можно ли при помощи какого-либо варианта формальной логики подготовить диалектика материалиста. Но мне ближе вариант, за создание которого взялся товарищ Редин. А то ведь можно подумать, что есть предложение Редину не заниматься теорией диалектического материализма, а погрузиться в формальную логику, дескать, диалектика подождёт, тем более, что «без формальной логики диалектику не поймут».
Уважаемый Валерий Алексеевич, арифметика не породила ни алгебру, ни дифференциальное, ни интегральное исчисление. Когда Ньютон и Лейбниц закладывали основы интегрального и дифференциального исчисления, а алгебраисты уже решали квадратные уравнения, — арифметический счёт изучался только в нескольких университетах Европы, а операции умножения и деления — в двух университетах Италии, при этом чтобы перемножить два двухзначных числа лучшим выпускникам такого университета требовалось несколько часов. В том виде, в котором сегодня её изучают дети в начальных классах она сформировалась только в 19 веке. Поэтому арифметика и высшая математика априори не находятся в причинно-следственной связи относительно предмета познания. Высшая математика не поглотила арифметику, она органично входит в неё в качестве базового аппарата для вычислений.
Но Вы настаиваете на обратном из чего умозаключаем по аналогии , что по вашему мнению формальная логика и диалектика имеют один и тот же предмет познания, т.е. и та и другая выступает в качестве теории познания и вторая охватывает первую. Повторюсь, — это глубоко ошибочное мнение. Формальная логика не изучает объективную реальность, она изучает законы и формы правильного мышления посредством которого мы отражаем объективную действительность (реальность) в нашем сознании.
Диалектика требует объективного рассмотрения (вещь в себе), рассмотрения этой вещи в в её собственном движении и развитии с учётом, как её внутренних противоречивых сторон, так и с учётом их единства как суммы противоположностей и не только единства противоположностей, но перехода каждого определения, качества, черты, стороны, свойства в свою противоположность. Диалектика требует рассмотрения вещи в развёртывании (борьбе) этих противоречий, с максимально возможным учётом всех взаимосвязей и отношений с процессами и явления объективной реальности. Диалектика постулирует бесконечность процесса раскрытия новых сторон, отношений,- углубления познания человеком вещи, явлений, процессов: от явлений к сущности и от менее глубокой к более глубокой сущности. Она утверждает незыблимость принципа казуальности: от одной формы связи и взаимозависимости к другой, более глубокой, более общей на основе принципа причинности, повторение в высшей стадии известных черт, свойств низшей и возврат якобы к старому (принцип отрицание отрицания), переход количества в качество и борьбу содержания с формой и обратно и наконец в пределе сбрасывание формы и возникновение нового содержания. Если мне не изменяет память именно таковы основные элементы предмета диалектической теории познания. Однако для максимально верного отражения действительности наше мышление должно быть определённым , непротиворечивым ,последовательным и обоснованным, — все эти качества правильного мышления в формальной логике имеют значение законов. Но поскольку «…это не простое, не непосредственное, нецельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов, каковые понятия, законы еtс. (мышление, наука = “логическая идея”) и охватывают условно, приблизительно универсальную закономерность вечнодвижущейся и развивающейся природы» (с) нам никак не обойтись без формирования и структурирования (взаимосвязи) понятийного аппарата формируемого ч/з общественную практику посредством восприятия, сравнения, анализа, синтеза, абстрагирования и обобщения, где всё перечисленное является ничем иным как логическими приёмами формальной логики реализуемых посредством суждений и умозаключений, которые в свою очередь имеют свои принципы построения установленные формальной логикой.
Таким образом формальная логика входит в диалектику именно в качестве аппарата правильного формирования и структурирования мышления способного верно отражать в сознании объективную реальность, но никак не в качестве менее общей теории познания охватываемой более общей (диалектикой).
Что касается практических результатов игнорирования изучения формальной логики ,то доходит порой до смешного ,так например взрослые люди, довольно неплохо ориентирующиеся в марксизме-ленинизме, на протяжении 500 с лишним комментариев не могут определиться как в результате общественной практики из индивидуальных представлений формируются устойчивые понятия.
Конечно такие титаны как Маркс, Энгельс, Ленин, Плеханов, Сталин вполне владели формальной логикой и изучение диалектики по их работам безусловно в части владения ею даст положительный результат, но правильно ли начинать изучение арифметики с изучения тензорного анализа, полагаю, что – нет. Впрочем если кому-то хочется по 5-6 раз «заходить» на Гегеля, чтобы изучить только «основы» вряд ли кто-либо в праве препятствовать ему в этом , только рационально ли это в отношении личного времени? По моему – нет: глупо тратить единственный ценный ресурс, если есть возможность идти дальше не топчась на месте и для этого (повторюсь) вполне достаточно изучить обычный советский учебник (Виноградов до 1954 г. вполне подойдёт).
Александр, вы обладаете своим видением сущности формальной логики, сущности диалектической логики и их отношения. По нашему мнению, ваша позиция глубоко ошибочна и не имеет никакого отношения к марксизму. Буквально все, что вы написали — ошибочно.
Но вопрос в другом — с какой целью вы ее здесь излагаете? Напишите развернутую статью, опубликуйте ХОТЬ ГДЕ в интернете и распространяйте на нее ссылку, в т.ч. пришлите нам, мы почитаем с удовольствием. Комментарии к нашим статьям не являются средством ведения пропаганды ваших взглядов. Да и посмотрите сами, цепочки отражения ответов к этому не приспособлены, сторонние люди даже не поймут кто кому на что отвечает.
Прошу всех прекратить дискуссии. Товарищ Антип высказался по существу поднятой проблемы. Мы не советуем изучать формальную логику и не считаем ее наукой «о правильном мышлении».
Александр, вы пишите; «Согласен, целиком и полностью.
Условно говоря, прежде чем «замахиваться» на дифференциальное исчисление необходимо элементарно освоить арифметику». Согласен и я. Нет ни одного человека, который бы не освоив арифметику, постиг дифференциальное исчисление. Но дифференциальное есть очень узкий, частный случай диалектики, а диалектика, тем более, материалистическая, есть ВСЕОБЩИЙ способ мышления. Видимо, поэтому в широком круге знакомых мне математиков я не встретил, пока, ни одного знатока диалектического материализма. Но вы аккуратно обошли моё утверждение, что владеющему только римским счётом, нечего делать в дифференциальном исчислении. Не знаю, как вам, а мне отличное знание алгебры сильно упростило процесс отличного овладения математическим анализом, теормехом и аналитической геометрией. Кроме того, вы игнорируете, что прорывцы вооружаются диалектическим МАТЕРИАЛИЗМОМ, логические законы которого мы черпаем из ПЕРЕРАБОТКИ идеалистической ДИАЛЕКТИКИ Аристотеля и Гегеля, как это сделал Ленин, а не из какой-то формальной логики, позаимствованной из учебника некоего Виноградова, изданной в 1954 году. Моё знакомство с учебников Виноградова, к которому я обращался неоднократно, убедили меня в его полной бесплодности в деле становления диалектико-материалистической логики. Так что, ждём от вас не общих рассуждений на тему, с чего начинается процесс становления эксперта в области диалектического материализма, а доказательной статьи, из которой мы увидим совершенно конкретные образцы формальной логики, ведущие к постижению диаматики. Более того и опыт Декарта, и Гегеля и Маркса и Ленина показывает, что виртуозами диалектико-материалистической логики они стали, прежде всего, потому, что наполнили своё сознание знанием всех тех богатств, практически, во всех областях знаний своего времени, которое выработало человечество и, таким образом, приобрели материал, из которого можно было строить логические цепочки, адекватные объективной реальности. Поскольку все в природе, обществе и сознании всё взаимосвязано, постольку мышление, являясь отражателем картины мироздания, усваивает не какую-то формальную логику, а логику реальной объективной и субъективной, развивающейся действительности. Диаматик, это не Диоген, рассуждающий в бочке.
Валерий Алексеевич, меня тут уже попросили прекратить полемику, поэтому не взыщите , но пожалуй я «закругляюсь» в силу чего будут краток.
1. Ваша аналогия с римским счётом не проигнорирована мною,она просто не является существенной в рамках нашей полемики так как на основе римского счёта нельзя сформулировать аксиоматику арифметики. За подробностями см. аксиоматику Пеано.
2. Что касаемо Вашего требования представить «совершенно конкретные образцы формальной логики, ведущие к постижению диаматики» то по сути с вашей стороны это ничто иное как элементарная спекуляция основанная на подмене понятий. Неоднократно мною констатировалось,что диамат и формальная логика имеют разный предмет и более того на этот счёт Вам даны развёрнутые и исчерпывающие пояснения, но Вы упорно приписываете мне этот тезис, с которым неустанно полемизируете исходя из общих декларативных положений.
3. Ваше предложение написать подобную статью аналогично по абсурдности предложению доказать положения дифф. исчисления посредством арифметических действий.
Благодарю за полемику.
С уважением
Александр Момот.
С Вами, Александр, я полностью согласен, но с одним уточнением. По существующему учебнику можно только ознакомиться с логикой. Приучаться к строгости мышления, пока не написаны хорошие пособия по логике, можно на решении логических задач.
> По существующему учебнику можно только ознакомиться с логикой.
Если исходить из необходимого и достаточного условия ,то для «захода на Гегеля» (чтобы не мучиться «мистикой» его рассуждений) по моему мнению этого вполне необходимо и достаточно.
Так например тов. Редин в «штудии» добрую треть рассуждений уделяет паре «чистое бытие-ничто» при том,что «чистое бытие» как категория (не поддающееся ещё большему обобщению понятие) данная в ощущении (непосредственно) и «ничто» взятое в качестве его содержания в силу аксиомы силлогизма постулируется Гегелем как фундаментальный принцип диалектики для материи в целом: противоположность формы и содержания, «борьбу» содержания и формы и в пределе возникновение нового содержания при смене формы.
В целом же по факту прочтения «штудий» тов. Редина у меня имеется серьёзное подозрения в том ,что прежде чем писать свои «штудии» по Гегелю , тов. Редин до Гегеля довольно плотно проштудировал С. Н. Труфанова.
Понятия не имею, кто такой Труфанов, но наблюдаю в ваших комментариях жгучее желание сковырнуть не тут, так там нашу газету и нашу работу.
Где у меня Вы видите критику вашей заметки, покажите тов. Редин?
Умерьте авторское самолюбие или под газетой надо подразумевать исключительно тов. Редина?
Уважаемый Александр, фразу «По существующему учебнику можно только ознакомиться с логикой.» Вы оторвали от следующей: » Приучаться к строгости мышления, пока не написаны хорошие пособия по логике, можно на решении логических задач.» Я делаю акцент именно на приучении, привычке к строгим рассуждениям. Эту «кашу» в головах людей простое прочтение учебника не разгребет. Нужен отработанный навык строгого логического мышления,чтобы не подменялись логические связи ассоциациями и непроверенными интуитивными догадками. Тренеровка нужна.
Согласен, целиком и полностью.
Условно говоря, прежде чем «замахиваться» на дифференциальное исчисление необходимо элементарно освоить арифметику.
Надеюсь, Виктор, вы согласитесь с выводами формальной логики, что А = А; А = В; В = С, то А = С. Логично? А то, что 2+2=4, тоже, логично? Но, диаматическая логика ведёт нас не к формальной, а конкретной истине, поэтому диаматик всегда поинтересуется у вас, что вы имеете ввиду под А, В, С. Что заставляет вас равное обзначать разными буквами? Более того, он всегда вам задаст вопрос: а чего именно 2 и с чем другим 2 вы пытаетесь сложить первые 2 единицы? Например, два большевика и два оппортуниста, это, конечно, 4 человека. Но имеет ли эта «истина» конструктивное значение для партийного строительства? Дееспособна ли такая партийная организация? Может ли такая «логика» дать надёжный ответ на перспективы поведения такой партии? Или: на поле бое два советских танка и два танка фашистских. Для формалиста на поле боя боя четыре танка. Ну и в чем мудрость? Долго ли этот ответ будет соответствовать «истине», что их четыре. А если победят фашистские танки, это позволит формалисту сделать блестящий вывод о том, что на поле боя осталось только два танка, или подвинет вас к диаматическому выводу, что у фашистов увеличился шанс на восстановление в мире рабовладения? На мой взгляд, печальная судьба ждет того начинающего левого, который вместо чтения, для начала, работы Маркса, например, «Нищета философии» или «Что делать» Ленина, начнёт искать азы логики в работах доктора философских наук Волкогонова, или доктора философских наук Ципко, или доктора философских наук Роговина, или КФН Юшенкова, или, даже, Ильенкова. Наоборот, сначала следует стать хоть немного марксистом, и только потом будет не опасно читать работы оппортунистов, для выявления их ошибок. После того, как в ноосфере появились труды, написанные гениями, на их уровне понимания диалектического материализма, как-то «Капитал», «Что делать», «Материализм и эмпириокритицизм», «Философские тетради» не практично начинать свое большевистское самообразование с трудов по формальной логике, авторы которых никогда не были связаны с практикой реального революционного движения, не одержали ни одной полемической победы над оппортунистами, клерикалами и националистами.
Вы опять меня убеждаете в прописных для меня истинах. Но чтобы сложить эти 2+2, о которых Вы пишите, нужно хотя бы арифметику знать, прежде чем выяснять, какие 2 с какими 2 мы складываем. Вы судите по себе, уже владея в достаточной степени формальной логикой и даже не замечая этого. Это как бы само собой разумеется, как знание арифметики. А для очень многих владение логикой уже заменено «очевидными» для них, но фальшивыми умозаключениями. Они не могут адекватно воспринять диалектику, а лишь вызубрить, при хорошей памяти. Тогда Вы увидите вместо диалектических рассуждений «диалектический» словесный понос. Никто и не предлагал начинать свое самообразование с чтения оппортунистов. Нужно конечно знакомиться с трудами классиков марксизма, но и мышление свое нужно развивать. Это Вы можите понимать марксизм, другие — могут только поверить или не поверить, пока сами не научатся доказывать строго логически истинность того или иного утверждения. Я же уже писал: без формальной логики диалектика не существует.
Уважаемый Виктор, вы хотите сказать, что существует какая-то логика, в которой ещё не содержится диалектика и только, изучив эту, формальную, логику, не содержащую ещё диалектику, можно приступать к изучению диалектики. Мне приходилось преподавать эфиопам и бенинцам. Один из них был сыном вождя, но первым в истории семьи, получавшим высшее инженерное образование, а второй был простым пастухом, до приезда в СССР не умевшим писать, даже, на родном языке. Но в результате общения с ними на третьем курсе мне стало ясно, что они оба, по большинству вопросов марксистской экономической теории, рассуждают вполне логично и успешно осваивают «Капитал». Я точно знаю, что, если безграмотному пастуху к его овцам прибавить две овцы, то он никогда не подумает, что ему прибавили три овцы. При этом он совершенно не знаком ни с десятичной, ни с двоичной системой счёта. Так что, арифметика, объективно овладела умами пастухов и рыбаков, много раньше, чем формальная логика умами современных интеллигентов, причем, неизвестно какого авторства. Маркс не раз признавал себя учеником Гегеля, диалектиком материалистом, и мне не доводилось читать среди его откровений, что формальная логика сыграла какую-либо роль в его становлении. Какой источник по формальной логике вы предлагаете своим молодым единомышленникам? Виноградова, Малахова, Абачиева, Чупахина и Бродского. Вот, например, что пишут нынешние распространители об учебнике Чупахина и Бродского: «Классический учебник по формальной логике. И по настоящее время остается одним из лучших (пусть Вас не смущает год выпуска – 1977). Приводимые примеры в учебнике пронизаны духом марксизма-ленинизма, но это ни сколько не снижает уровня и профессионализма данного учебника. Вместо этих примеров придумывайте другие». Отвратительный комплимент для учебника выпущенного в советские годы, пронизанные лишь духом, а не смыслом марксизма. И продавцы правы. Все читанные мной учебники формальной логики и лекции, прослушанные мною в исполнении советских докторов философских наук по формальной логике, не содержали в себе ничего научного, тем более, марксистского. Потому и сгнила КПСС, что советские философы ничем ей помочь не могли.
Уважаемый Антип, вот великолепная Ваша цитата: «Первые навыки логики и пользу, любовь к логическому мышлению я получил на уроках планиметрии, но навыки диаматической логики прирастали у меня по мере чтения ленинских работ и «Капитала», причем, только после второго и третьего подхода. Если что-то кому-то и удаётся доказать сегодня, то только потому, что учил себя не соглашаться с собственными выводами, которые легко приходили на ум.» Я проделал тот же путь. Думаю, учебники логики должны быть скорее пособиями с большим колличествм примеров и задач, именно приучающих к строгости мышления. У большинства людей даже с высшим образованием, мышление совсем не так «устроено», как у Вас. Ведь большинство не усвоило уроков логики из планеметрии, как Вы, а заучивали готовые решения типовых задач. Они кажимости принимают за очевидное. Для Вас законы формальной лоики на столько привычны и естественны, что перестаете замечать, что именно их Вы и придерживаетесь. Мне приходилось общаться с большим колличеством образованных и свиду умных людей. Пока они говорят то, что хорошо выучили, они выглядят очень умными, но, когда отходят от заученного, начинается «словесный понос». И вот это большинство, если не приучить к строгости мышления, а это проще сделать именно на решении логических задач, они и диалектику превратят в «словесный понос». А ведь их большинство. Рискну прмвести отрывок из моей заметки о централизме и кадрах от 20.01.20.
К размышлению — ученые, исследовавшие работу головного мозга, обнаружили, что у большинства людей активность коры больших полушарий минимальна, т.е. ее просто не приучили работать. А ведь она как раз и отвечает за интеллектуальную деятельность. Если человек сам думать не научился, то научить его думать во взрослом возрасте, видимо, очень трудно, а то и невозможно. Но говорят, что упорство и труд делают чудеса, и нужно прилагать максимум усилий к самообразованию, к саморазвитию. Специалисты утверждают, что начинать учить детей думать можно с самого раннего возраста, а после 7-ми лет может оказаться уже поздно. Нынешний режим активно готовит новую элиту, помогая развиваться особо одаренным детям, а надо бы развивать умственные способности каждого ребенка, а не только особо одаренных. Тогда прорыв в будущее будет обеспечен. Ведь каждый родившийся физиологически здоровым ребенок — потенциальный гений, и нужно раскрывать этот огромный потенциал в каждом человеке.
Уважаемый Виктор, полувековая практика педагогики убедила меня, что навыки логического профессионального мышления можно формировать, тем более, на ранних стадиях жизни человека и за счёт музыкального образования, и за счёт занятий рисунком и живописью, за счёт изучения военного дела, за счёт изучения математики и т.д. Но ни один из этих вариантов логики не способствует напрямую сформировать коммуниста. Среди блестящих физиков, математиков, художников, музыкантов я встретил немало знатоков, мастеров и виртуозов своего дела и, в то же время, гнусных подлецов в быту, антикоммунистов в политике. С моей точки зрения и практического опыта сформировать коммуниста, грамотного марксиста невозможно ни при помощи других наук, ни при помощи, якобы, формальной логики. Марксиста можно образовать только при помощи марксизма и практики борьбы за коммунизм. Я сам, за время философского самообразования, убедился, что в СССР не было выпущено ни одного учебника или монографии по формальной логике, которые были бы написаны знатоками и практиками марксизма. Т.е. мне сегодня нечего предложить в качестве учебника формальной логики для современной левой молодёжи, кроме работ классиков марксизма и публикаций в прорывовских изданиях. На основе существующих учебников по формальной логике подготовить марксиста невозможно. Другое дело, если кто-нибудь из уже состоявшихся марксистов возьмёт на себя труд написать новый учебник по логике марксизма, тогда и возникнет необходимость и возможность рекомендовать изучать этот учебник. А пока, призыв к изучению формальной логики я оцениваю как призыв предельно формальный, поскольку отсутствует то материальное, что можно взять в руки и развернуть для чтения.
Уважаемый Антип, не имею ни одного слова против! В одном из коментариев я написал, что по существующим учебникам можно ознакомиться с законами логики, а для приучения к строгим логическим рассуждениям (может быть даже важней — к умению задавать самому себе правильные вопросы, отличать кажимости, не уверовать в собственные догадки) нужно хорошее пособие по логике. а пока его нет можно разыскивать старые сборники логических задач и старые журналы, где такие задачи печатались. Там же я высказывал надежду, что найдется такой человек, что возмется за составление такого пособия. Ну ведь просто поражает непонимание марксизма большинством коммунистов (из тех, конечно,с кем приходилось общаться).
Уважаемый Виктор, актив «Прорыва» и интернет-газеты «Сторонники Прорыва» взяли инициативно работу по образованию и воспитанию нынешнего поколения левых на себя. Когда вы познакомитесь с большинством публикаций в «Сторонниках Прорыва», думаю, вам станет это очевидно. Публикация Редина по Гегелю — это один из шагов в данном направлении. Вместо того, чтобы искать что-то у авторов КПСС, проигравшей вдрызг, мы решили готовить кадры, способные учиться логике самостоятельно и учить других одновременно, так сказать, соединив теорию с практикой. Труды Гегеля, Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина являются для наших авторов отличными «тренажерами» и источниками по логике движения мысли большевиков от победы к победе. Думаю, что среди прорывцев уже утвердилось правило, сформулированное Марксом: самое лучшее воспитание — это самовоспитание, самое лучшее образование — это самообразование. Сегодня коммунистическое движение в мире таково, что, практически, нам не от кого ждать научно-теоретической помощи. Поэтому наши авторы стараются решать актуальные задачи на базе собственного понимания трудов гениев марксизма. Пока у большинства нашего актива получается хорошо. Что касается меня, то, как человек очень близко знакомый с советскими УЧЕБНИКАМИ по логике и всему циклу марксизма-ленинизма, особенно по «политической экономии», многократно убедился, что на их основе невозможно подготовить большевика, что и предопределило судьбу КПСС. Но, Виктор, никто не будет вам мешать написать учебник по логике, именно такой, какой нужен для обучения начинающих левых. Если вам удастся (на материале прежних учебников) написать новый научный учебник по логике, и вы убедите нас в научности ваших подходов, то публикации гарантируем.
Прочёл полемику; со стороны формалистов идёт спор, что формальная логика якобы приучает к некоей строгости умозаключений. Хотя даже мне, рабочему, из комментариев Подгузова стало ясно, что только диалектика и приучает к строгости, основываясь на конкретности всякой истины и принципе историзма. А формальная логика, напротив, как раз и является инструментом всяческих спекуляций, и более всего у апологетов частной собственности.
Примеры с танками и сложением большевиков и меньшевиков в точку.
Дошёл до места в тексте: «чистое бытие, взятое непосредственно, — ничто (ЭФН 148). Бытие благодаря своей чистой неопределённости есть ничто. А ничто представляет собой такое же отсутствие определённости, как и чистое бытие. Чистое бытие и чистое ничто, выходит, — одно и то же.» Я полагал, что чистое бытие = НЕЧТО, а НИЧТО = НЕбытие! Продолжаю читать дальше.
Константин, Нужно не забывать, что Гегель был идеалистом, во-первых, и чистым теоретиком, во-вторых. Его трактовка бытия, как эманации идеи, и материалистическое понимание категории «бытие» — противоположности, В идеалистическом варианте бытие есть НИЧТО с точки зрения того, что ни с чем другим его невозможно отождествить ни количественно, ни качественно. Но бытие это не огурец, и не Галактика, и не общество, и в этом смысле, для материалиста оно не ничто, а НЕЧТО, не требующего какого либо дополнительного определения., как ни с чем не отождествляемое, кроме как с самим собой. Для диаматика объективное бытие есть объективное бесконечное бытие, как говорил Ленин, предельно общая категория, выше которой ничего невозможно придумать, кроме самого бытия, которое включает в себя ВСЁ сущее, в том числе и субъективное, т.е. отражение объективного в ином объективном, след одного объективного явления в другом объективном явлении. Все это входит в понятие бытие как бытие пространства, времени и материи во всех их проявлениях. Несмотря на то, что логическая манипуляция Гегеля привела его к выводу о том, что чистое бытие и чистое ничто есть сплошное ничто, для диаматика это совпадение лишь спекуляция, которая неизбежна для идеалистической диалектики. На самом деле, для диаматика бытие есть бесконечно многообразная объективная реальность, существующая независимо от какого-бы то ни было сознания, а НИЧТО может возникнуть ТОЛЬКО в спекулятивном, идеалистическом сознании, поскольку объективно никакого НИЧТО не существует. Даже верующие вынуждены абсолютную ветхозаветную пустоту заполнить божьим духом, которые летает над бездной, т.е. над бесконечным пространством, а эйнштейнианцы низвели дух божий до сингулярной материальной точки. Так что, объективную невозможность дать бытию какое-либо более конкретное определение, отождествить его ещё с чем-то, Гегель безосновательно назвал неопределенностью, а неопределенность, уже спекулятивно обозначил словом НИЧТО. Здесь как раз следы формальной логики: если А=В, а В=С, то А=С. Так в алгебре для 7-го класса, но не в диаматике.
На мой взгляд, если посмотреть на гегелевское «ничто» по-материалистически, то, во-1х, нужно, как вы и написали, отбросить представление о ничто как о сущем, во-2х, признать, что это просто спекулятивное выражение одной из пары противоположности, которые образовали то или иное явление.
Категория бытие и применяется в диаматике для обозначения ВСЕГО сущего, во всем его бесконечном многообразии, но не исключено, что рассуждения Гегеля (человека не лишенного чувства юмора и некоторого авантюризма) о «ничто» — есть признание им в качестве ничто самого бога, которого нет, а писать о нём Гегелю придётся, иначе лишат кафедры. Так что, ничто и есть бог, которым можно безбоязненно пренебрегать при рассмотрении любого вопроса бытия.
Очень интересно, но хотелось бы больше примеров. Хотя бы на примере простого камня разобрать все пройденные категории.
Ярослав, дело в том, что с категориями как раз важно работать с самими абстракциями, без привлечения примеров. Все эти категории, на самом деле, ещё очень далёки от реальных вещей и процессов. Те примеры, которые есть в тексте Гегеля, как правило, повставляли в примечания его ученики. Мы пока в той сфере, в которой, грубо говоря, иллюстрировать примерами особого смысла нет, так как без разницы что и как выступает в качестве примера. Конкретность, какую бы вы не взяли, ещё ничего не выражает для нашего движения.
На мой взгляд, ценно, во-первых, сначала как следует ПОНЯТЬ движение мысли Гегеля в её относительной чистоте, и уже во-вторых, материалистически переработать. Например, диаматическая категория «качество» охватывает всю главу «определённость» у Гегеля, которую, разумеется, придётся несколько очистить от излишней шелухи.
Оставаясь в сфере чистой мысли мы теряем некую объективность логики легко погружаясь в субъективный мир. В итоге у каждого человека получается какая то своя логика . По моему пытаться материалистически истолковывать следует сразу. Интересно, что в Капитале практически нет использования Гегелевских категорий.
Тем не менее, Ярослав, когда человек впервые берётся за изучение логики, то он вынужден, сначала, осваивать логику, в том виде, в каком она уже существует, а уж потом, если освоит, применять эту логику в практике расшифровывания явлений объективной реальности. Вульгарный материализм на том и держится, что сразу берёт «быка за рога» и не убедившись в адекватности своего мышления, «решает» комплексные задачи реальной действительности, не интересуясь логикой своих рассуждений. Сантехник, как правило, хороший материалист, мыслит строго материалистически, независимо от того, что нужно отремонтировать, канализацию или водопровод. Но его материализм неприменим для научного анализа общественных отношений. Но, если сантехник, сначала, хорошенько изучит ленинские философские тетради, потом, проштудирует труды Маркса, затем Гегеля, вот, тогда этот сантехник сможет безошибочно исследовать любые общественные явления. Почему к Гегелю следует обращаться после Ленина и Маркса? Потому, что через «философские тетради» Ленина и «Капитал» Маркса можно приобрести материалистический иммунитет и научиться относительно легко отделять в трудах Гегеля то, что не противоречит материализму и то, что является дикой поповщиной. После того, как в ноосфере появились труды Ленина они могут рассматриваться как высшие достижения Логики по сравнению с предыдущими авторами, поскольку Ленин первый из революционеров на практике ОСУЩЕСТВИЛ все свои философские взгляды на общественное бытие, причем, в фантастически высоком темпе, что можно объяснить лишь его высочайшей методологической вооруженностью. Ярослав, это очень странно, что вы не нашли в «Капитале» категорий, обоснованных Геглем. Между тем, Маркс как никто до него, широко использовал категории ЗАКОН и ОТНОШЕНИЯ, АБСОЛЮТНОЕ и ОТНОСИТЕЛЬНОЕ, КОЛИЧЕСТВО И КАЧЕСТВО, ЧАСТНОЕ, ОБЩЕЕ, ВИДИМОСТЬ, РЕАЛЬНОСТЬ, ПРОСТОЕ, СЛОЖНОЕ, ОБЩЕСТВЕННОЕ БЫТИЕ. Видимо, вы, пока, не совсем точно понимаете значение слова «категория».
Антип, я имел ввиду категории пока рассмотренные только в этой статье. Хотелось бы сразу обращаться к Капиталу за конкретными примерами. Фактически Гегелевское изложение сильно устарело и требует материалистических комментариев. Тетради Ленина конечно ценны, но их маловато, т.к. писались они вообщем то только для себя.
Ярослав, весь «Капитал» писан Марксом, по его собственному признанию, прежде всего, ради уяснения вопроса самому себе. Не уяснив вопрос «самому себе», ничего невозможно сообщить читателю. Мы страдаем не от того, что Гегель устарел, а от того, что в СССР, практически, не нашлось интеллигентов, которые бы повторили интеллектуальный подвиг Маркса и Ленина и, внимательно изучив Гегеля, отделив алмазы мысли от заказных спекуляций, развили диаматику. Лично мне, Ярослав, философские тетради Ленина очень помогли.
Нет, нет, Гегель как раз всем и показывает, что в сфере «чистой мысли» объективность вовсе не теряется. Именно очищение мышления от эмпирии всяких примеров, от всего примешивания, даёт нам логику мыслей как отражение логики вещей. Просто Гегель не признаёт, что это мышление вторично.
Поэтому гегелевская диалектика очень похожа на изучение самого языка как формы мышления или обобщённой практики мышления человечества.
Другой вопрос, что поскольку он не вводит аксиом из практики, исходит из идеализма, то вынужден кое-что и кое-где натягивать или «логически восполнять».
Не понимаю, какие примеры вы желаете получить? Сфера, на которой мы остановились, ещё очень абстрактна. Чего толку там от примеров? Вот, скажем, в-себе-бытие. Это равенство с собой. Берите хоть что в качестве примера. Хоть камень, хоть пламень.
Пускай категории выводятся в чистом мышлении. Но в итоге то они должны быть способны к чему то применяться? Вот взять тот же камень и увидеть в нём все категории последовательно: бытье, ничто, становление, наличное бытье, небытье, определённость, качество и т.д.
Так бытие-ничто-становление-наличное бытие-определённость и т.д. хоть в камне, хоть в пылинке, хоть в пустыне, хоть в галактике есть одно и то же. Их никак не проиллюстрируешь. Вы прочитайте внимательно статью и поймёте. Мы потом, когда разберёмся с разделом «качество», обсудим научный смысл данных категорий. Они сами по себе, в гегелевском виде, научными не являются. То есть нельзя так, как это делает Попов, сказать — вот, смотрите, это наличное бытие капитализма. «Наличное бытие» капитализма — это наше представление о капитализме, ограниченное той мыслью, что он непосредственно есть, а его определённость от нас скрыта. Много ли мудрости в этом?
Ленин как раз писал что Гегель угадал совпадение диалектики мышления и диалектики объективного мира.
Без такого сопоставления и получается простое формальное заучивание категорий и переходов между ними.
Не говоря уже о том, что простота хуже воровства, тем не менее, излагать диалектику на простых примерах можно, если за каждым простым примером, потом, всё равно, разбирать самые сложные случаи объективной реальности. Ибо диаматика не химия и не физика, а методология познания именно ПРЕДЕЛЬНО сложных объективных ситуаций, отношений общего и всеобщего характера. Только при таком подходе появляется надежда овладеть диаматическим мышлением, устанавливающим связи между камнем, человеком, идеей, обществом и космосом.. Учиться диалектике, а тем более, диаматике на простых примерах всё равно, как если бы готовить себя к роли Моцарта, упорно тренируясь в исполнении «собачьего вальса». Математика превратилась в эффективный инструмент решения кое-каких важных задач именно потому, что отказалась от примеров, а принялась за изучение свойств количественных зависимостей, как раз, независимо от того, о чем идёт речь о звёздах, баранах или камнях. Математика выяснила наиболее общие объективные законы движения количественных характеристик мироздания, а диаматика открыла наиболее общие законы движения всех качественных и количественных зависимостей. А поскольку это очень сложно, поэтому истории человечества, пока, известны всего четыре виртуоза диаматики: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин.
Попробую я привести пример.
Например нанятый капиталистом работник это бытье. Уволенный — ничто. На длительном времени работники как нанимаются (возникновение) так и увольняются (прехождение). Но если объединить эти противоположные процессы (снять), то получаем понятие «рабочая сила» (наличное бытье).
Ярослав, вот из такого понимания философии марксизма и рождаются Солженицыны. Почитай «В круге первом». Там Солженицын пытается обрушить философию марксизма, описывая лекцию по диалектике в «шарашке». Лекцию прочитал, якобы, работник горкома, но настолько просто и поверхностно, почти как Попов, в том числе, на примере превращения воды в лёд и пар, что дал повод Солженицыну говорить обо всём этом в издевательском ключе. Но «В круге первом» Солженицын идёт дальше и уже САМ конструирует спор двух интеллигентов по вопросу закона отрицания отрицания в собственном, Солженицынском, ключе. Один интеллигент признаёт этот закон, но не умеет его объяснить, а другой интеллигент, приведя пример с гайкой, накручиваемой на болт «доказывает», что закон не состоятелен потому, что гайку опять можно открутить и всё вернётся на круги своя., т.е. можно бесконечно закручивать и откручивать гайку на болт и с болта, но никакого развития не будет, хотя вроде гайка без болта не равна гайке, накрученной на болт. Постарайтесь, Ярослав, понять, что слово философия в переводе на русский язык означает МУДРОЕ мышление и ничего другого. Что мудрого в вашей попытке подогнать идеалистические категории Гегеля под камень или рабочего. Ведь в марксизме речь идёт не о том, чтобы на словах снять противоречие с ситуаций, в которые попадает рабочий при капитализме, а объяснить КАЖДОМУ рабочему и всем рабочим, как не дать капиталисту СНЯТЬ с рабочего последние штаны. Если вы не согласны с философскими публикациями в «Сторонниках Прорыва», то предлагаю вам самому заняться популярным изложением философии марксизма через примеры. И по откликам поймёте, помогли ваши примеры с камнями и отдельными рабочими, стать вашим читателям мудрее. А если вы ещё не готовы писать на философские темы, то и не нужно учить других, КАК ПИСАТЬ ФИЛОСОФСКИЕ ТРУДЫ. Нам же, пока, достаточно того, что Маркс ясно писал о том, что его успехи в критике буржуазной политэкономии стали возможными лишь потому, что Маркс отлично понял достоинства и НЕДОСТАТКИ диалектики Гегеля, удалил из него идеализм, дополнил материализмом каждую категорию и… создал гениальный труд с критикой политэкономии. Вот и мы пытаемся пройти по тому же пути в надежде на тот же результат, но с учетом,что нам уже придётся читать труды не только Гегеля, но и Маркса и Ленина, применивших диаматику на практике. А Ленин, готовя себя к работе в условиях революционного цейтнота, в свои 45 лет тщательно проштудировал труды Аристотеля и Гегеля, выкинул из них всякий поповский хлам и оставил в своих конспектах тот минимум, который гениальный ленинский мозг отделил от плевел. Нам сегодня очень важно: пока буржуазия даёт нам возможность в относительно спокойной обстановке помочь нашим товарищам поднять свой уровень мудрости выше камня или одного рабочего, попытаться в понимании объективных законов исторического процесса, законов борьбы за прогресс, подняться на уровень не ниже Маркса, Энгельса Ленина и Сталина.
Антип, примеры нужны не для изложения диалектики, а больше чтобы сверять её понимание между разными людьми. Если в ней есть объективность, то разные люди должны приходить к одинаковым понятиям. Но проверить одинаковость понятий можно только на примерах (практика). Иначе всё сводится к жонглированию словами.
Здравствуйте!Будет ли продолжение изучения «науки логики» и,если — да,то когда?
Здравствуйте, материалы выходят каждый месяц.
Здравствуйте!У Вас статья «науки логики» заканчивается на «конечном нечто»,а продолжения я найти не могу…Оно у Вас как-то иначе называется,или я чего-то не понимаю?
Не торопите события, всё будет постепенно. В этой же статье появляется продолжение. Пока материал разобран до конечного, скоро пойдём дальше. Сейчас актуальна Белоруссия.
Разве я тороплю события?Я всего лишь спросил,будет ли продолжение и стоит ли его ждать.Вот и всё…
Почему то все трактователи Гегеля обходят такую центральную категорию как «абсолютное». Хотя по его словами все остальные категории есть лишь образы абсолютного с разных сторон. То, что все категории взаимосвязаны переходами, означает только лишь то что они все отражают нечто единое — абсолютное.
Ярослав, как вы считаете, обошли ли Маркс и Ленин вопрос об абсолюте, когда диаматически выразили формулировку основного вопроса философии таким образом: «Материя первична — сознание вторично». Это отправная абсолютная истина марксизма. Не понимая этого, дальше в диаматике двигаться невозможно. И Маркс и Ленин в вопросе о гегелевском варианте абсолюта ясно высказались, что в толковании этого вопроса Гегель идеалист, вынужденный поп, который не хотел повторить опыт вынужденного аскетизма Фейербаха, бесхитростно рубившего правду матку о материализме в условиях феодализма. Для того, чтобы найти важнейшие законы мышления, Гегелю пришлось придумать длинный путь об абсолютной божественной идее, которая развивается из себя-самой. Диаматика не вытекает из учения Гегла об абсолюте, а наоборот, своим исследованием этого вопроса ОТРИЦАЕТ гегелевский вариант абсолюта. Для диаматика абсолютом является сама БЕСКОНЕЧНАЯ ДВИЖУЩАЯСЯ МАТЕРИЯ — источник всех остальных явлений, связей процессов, отношений и отражений в мироздании.
Следует отметить, что «абсолютное», «абсолют», «абсолютная идея», «абсолютный дух» это всё разные понятия. В контексте логики «абсолютное» имеет право на жизнь как чистая логическая категория отражающая материю в целом.
Однако у Гегеля (см. Философию духа) «абсолютное» отождествляется с духом. Т.е. это не материя вообще, а общественная форма организации материи (дух). И вообще философия это раскрытие абсолютного в понятиях, а искусство — в образах и чувствах.
Ярослав, пусть, тот, кто желает только трактовать Гегеля на свой манер, этим и занимается. Марксисты, признав философскую категорию абсолют, в качестве одной из исходных, фундаментальных, независимо от того, что под этим подразумевал Гегель, возвели объективный субстрат, МАТЕРИЮ, в ранг первичного абсолюта, бесконечного, неуничтожимого, пребывающего в бесконечном самодвижении и независимого от любого сознания, рождающего все формы в мироздании и меняющего их. Логические изыскания Гегеля полезны для марксиста только в той части «Философии духа», где Гегель объясняет не законы мышления бога, а законы работы всех мыслящих материальных мозгов мира, адекватно рефлексирующих материю и все её свойства. При желании можно найти у Гегеля и это.
Антип, по Гегелю «абсолютное» это не просто материя, а материя развитая до духа, т.е. до социальной формы организации. Как логическая категория абсолютное вполне уместна и отражает материалистическое понимание общества. Отдельный людей вообще тяжело рассматривать как материю. Например такие понятия как «рабочая сила» (Капитал) «живая сила» (военное дело) именно рассматривают общество как материю тем самым приоткрывая нам абсолютное.
Ярослав, а я нигде и не утверждаю, что Гегель применяет категорию абсолют к материи. Материя для него не абсолют, а лишь эманация абсолютной идеи. Я в своём тексте лишь обратил внимание на то, что только марксист относит материю к числу абсолютов, поскольку только материя имеет свойство менять формы окружающего субъекта мироздания, оставаясь неизменной в своей бесконечной сущности. Материя равна только сама себе и она источник всего, что имеет форму. Категория абсолют в марксизме и принята для обозначения того, что не зависит ни от чего иного. Особенным случаем абсолютного является все объективное, не зависящее от сознания.
С объективностью материи всё понятно. Но материя то отражается в субъективном. И поэтому остаётся вопрос в том применять ли в логике категорию «абсолютное». Обычные категории должны нам как то выражать нам абсолютное. Об этом Гегель везде пишет.
Ярослав, категории никому и ничего не должны. СЛОВО «категория», это такое слово, которое принято для обозначения всего, что не имеет пределов, за которые можно выйти. Слово материя, для диаматика, есть категория, принятая для обозначения не только объективного, поскольку объективным может быть и единичное, и частное, и особенное, но материя ещё и абсолют, поскольку в мироздании нет более ничего, что способно наполнять явления содержанием, порождать рефлексии и отношения, принимать предметные конкретные формы. Ко времени, тоже, применима категория абсолют, поскольку оно бесконечно, следовательно, выскочить за пределы времени, замедлить его можно только в сказках Эйнштейна, и время ничем невозможно заменить, что могло бы выполнять функцию времени. А богов народы меняли, причем, по нескольку раз. Человека, любого, нельзя назвать абсолютом. Он и смертен, а порой и очень глуп. Бога нельзя назвать абсолютом, поскольку его нет, а сказки о нём у каждого народа — свои. Так что, поскольку очень много явлений в мироздании объективно не является абсолютом, постольку, к этому множеству явлений, категория абсолют неприменима. Бесполезно искать абсолют там, где его нет.
Ярослав, ещё одно дополнение. Если бы Гегель сказал бы, что в чем-то нет абсолюта, то его выперли бы с кафедры философии, поскольку ВСЁ СУЩЕЕ, по законам теологии, является эманацией божественной идеи. Чтобы быть последовательным богословом, нужно и в дерьме видеть волю абсолютного духа.
Здравствуйте!Я заметил,что вопросы посетителей сайта не остаются без ответа.Если Вас не затруднит,будьте любезны ответьте мне на несколько вопросов по Гегелю.Я Его изучаю самостоятельно,а это очень непросто. 1.Что есть рефлексия?Я читал,и понял,что это — отражения себя в другом,но как понять,например,определённость,которая рефлектирована сама в себя,или нечто рефлектировано внутри себя? 2.Что такое «инобытие»?Я стараюсь читать как «иное бытие»,т.е иное,которого ещё нет налично,оно только сформировано в представлении?Я ошибаюсь? 3.Определение и характер.Нечто меняется через определённость,и определение,и характер — являются определённостью.Определение — утвердительная определённость,она внутри нечто,а характер является внешним,т.е нечто меняется через характер,верно?Если я с определением более-менее разобрался,то с характером мне ничего не ясно.Как определение может стать характером,а характер — определением?
Здравствуйте, Сергей.
Попробуйте понимать Гегеля дословно, без додумывания.
1. Рефлексия — это просто отражение. Если говорится «рефлектировано в себя» нужно конкретно смотреть, что имеется в виду.
Например, Гегель пишет:
«В наличном бытии a) как таковом следует прежде всего различать его определенность b) как качество. Последнее же следует брать и в одном, и в другом определении наличного бытия, как реальность и как отрицание. Но в этих определенностях НАЛИЧНОЕ БЫТИЕ ТАКЖЕ И РЕФЛЕКТИРОВАНО В СЕБЯ, и положенное как таковое оно есть c) нечто, налично сущее».
Здесь имеется в виду, что нечто можно рассматривать как рефлектированное в себя наличное бытие, т. е. наличное бытие, отражённое от себя самого. От чего конкретно оно отражается? От отрицательного момента в себе, т. е. от его небытия. Упрощённая иллюстрация: ТО, что вы существуете (наличное бытие) — это положительный момент, а то КАК вы существуете, КАКОЙ вы в вашей определённости — это отрицательный момент (небытие в наличном бытие). Чтобы взять вас как нечто, нужно смотреть на вас как на наличное бытие, отражённое от вашего реального содержания.
Второй пример из Гегеля:
«“В себе“, в которое нечто рефлектировано внутри себя из своего бытия-для-другого, уже более не есть абстрактное „в себе“, а как отрицание его бытия-для-другого, опосредствовано последним, которое таким образом составляет его момент. Оно есть но только непосредственное тождество нечто с собою, а то тождество, через которое нечто есть также и в нем то, что оно есть в себе; бытие-для-другого есть в нем, потому что „в себе“ есть его снятие, есть выхождение из него в себя; но оно есть в нем также уже и потому, что оно абстрактно, следовательно, существенно обременено отрицанием, бытием-для-другого. Здесь имеется не только качество и реальность, сущая определенность, но и В-СЕБЕ-СУЩАЯ ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ, И ЕЕ РАЗВЕРТЫВАНИЕ СОСТОИТ В ТОМ, ЧТОБЫ ПОЛОЖИТЬ ЕЕ КАК ЭТУ РЕФЛЕКТИРОВАННУЮ В СЕБЯ ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ».
Если вы помните о чём речь, то здесь Гегель говорит, что рефлектированная в себя определённость — это момент, называемый «в-нём-бытие» — такое равенство с самим собой, которое опосредовано неравенством со всем другим. Можно сказать так: вы равны самому себе ровно в той степени, в которой вы не равны со всем другим. То что вы равны с самим собой как бы отражение того, что вы не равны со всем другим.
Так понятнее?
2. Инобытие — это другое или иное нечто — категория, которая возникает из рассмотрения нечто как ничто.
Что значит «его ещё нет налично», «оно сформировано в представлении»? В сфере бытия такие рассуждения невозможны и бессмысленны.
3. Да, верно. Характер — это довольно туманная и искусственная, на мой взгляд, категория, отчего и сложности с её усвоением. Определение может понизится до характера, условно говоря, под воздействием внешних сил. Если очень условно сказать: определением СССР до середины 1950-х был коммунизм, а характером — капитализм, т. е. его пережитки. Под воздействием определённых сил, после 1950-х до 90-х определением СССР стал капитализм, т. е. его пережитки, а характером сделался коммунизм. Притом СССР как «нечто» оставался самим собой. Но подобные иллюстрации, конечно, жутко вульгарны.
Благодарю Вас за развёрнутый ответ,товарищ Редин!Сижу,читаю,пытаюсь разобраться.Не даётся мне пока слово «рефлектировано».Не могу понять того,что не могу представить(нарисовать) у себя в голове.Я,примерно,с марта начал изучать Гегеля,мне интересно,хочу разобраться и понять,но пока только получается выходить из себя.Я уже ушел вперед где «бытие-для-себя» и «бытие-для-одного»,но «определение и характер» не дают мне покоя.
1″в себе» — это равенство с самим собою?Это «в-себе-бытие»,взятое сокращённо,или что-то другое?
2.В изменяющемся нечто есть два момента;»в-себе-бытие» и «бытие-для-иного»,а откуда берётся «в-нём-бытие»?Как оно выводится?
3. «в-нём-бытие» сопротивляется «бытию-для-иного»,т.е сохраняется в «ином»,»определение» также сохраняется в ином. «в-нём-бытие» и «определение» — это одно и тоже?Если — нет,в чём их отличие?4.Инобытие и иное — одно и тоже?Если разное,то в чём отличие?Вы пишите «…из рассмотрения нечто как ничто.»Т.е,опосредствованное «ничто»?Опосредствованное «ничто» есть «небытие»,так?
Из-за того,что недавно изучаю,речь у меня малограмотная,не могу пока правильно и корректно излагать свои мысли.Смотрю видеоуроки М.В Попова,я так понял Вы его критикуете за некорректное изложения «Науки логики»?Есть еще один канал,но там тоже катастрофически мало материала.Не моу себе позволить топтаться на одном месте.Я не знаю от чего отталкиваться.Как Маркс и Ленин изучили Гегеля?У них был учитель,или есть какой-то «ключ» для постижения сего труда?Единственное,что на сегодня я смог извлечь,так это то,что нужно пытаться рассуждать самому,иначе ничего не понять.
Дорогой Сергей, Не забывайте, что и Маркс и Ленин от природы были наделены довольно редкими свойствами, поэтому для них, возможно, чтение Гегеля не составляло большого труда. Во вторых гений с самого начала «фильтрует материал» и отбрасывает всё то, что служит у Гегеля оправданием перед теологами, и берёт на вооружение только то, что помогает вооружить мышление приёмами и категориями, объясняющими мир и общественное бытие. В результате Маркс, применив диалектику Гегеля в материализованном виде, избавленном от бытия бога и бытия его мышления, написал за 20 лет «Капитал. Критика политической экономии», где, как сказал Ленин, диалектику можно понять вполне удовлетворительно и, даже двигаться вперёд в области практики, будучи уверенным, что больших ошибок не совершите. За «метафизику» и «Науку логики» Ленин ещё раз плотно засел в 45 лет. То самое основное и ценное, что Ленин нашёл у Гелегя можно найти в «Философских тетрадях. Сталкиваясь с некоторыми положениями Гегеля, Ленин не стеснялся писать «темна вода», т.е. считал эти положения и водой, да ещё и тёмной. Более того, значительная часть работы Гегеля является ошибочной. Поэтому встретив не очень понятное положение у Гегеля, не всегда следует думать, что в этом месте Гегель, всё равно, прав, а вы ошибаетесь. Более того, вы читаете книгу в русском переводе, а это уже на совести переводчика и всего института марксизма ленинизма при ЦК КПСС, который сам не выдвинул ни одного заметного диалектика. Так что, Сергей, ваше упорство вызывает оптимизм, но излишняя нервозность, делу не помогут. Конспектируя Гегеля, фиксируйте, прежде всего, то, что вам совершенно понятно и отмечайте то, что вам СЕГОДНЯ, пока, не очень понятно, с тем, чтобы вернуться к этой проблеме чуть позднее. По признанию Ленина, «Капитал» он понял в основном и главном только после второго подхода, при отличном знании немецкого языка, прочтя его в подлиннике. Не уверен, что есть человек, который бы сел и за один подход освоил труд Гегеля, стал диалектиком, да ещё и перевернул идеалистическую диалектику с головы на материалистические ноги. Работайте в прежнем темпе и не очень надейтесь на то, что в нашей организации уже есть готовый теоретики, превзошедший в своём понимании Гегеля и Маркса и Ленина. Я, например, когда пишу статьи и сталкиваюсь с необходимостью объяснить читателю какую-нибудь проблему, для точного использования категории обращаюсь к Гегелю, и, чаще всего, нахожу очень полезные РАССУЖДЕНИЯ Гегеля по данной методологической проблеме, которые перерабатываю в материалистическом и лапидарном ключе, и вставляю в статью уже в переработанном виде. А надеяться на то, что, не имея конкретных задач, не пытаясь решить конкретные проблемы, вы за счёт одного лишь изучения текста «Науки логики» станете материалистом-диалектиком, сложновато.
Сергей, вы читали мою статью выше? Там же есть ответы на ваши вопросы.
Да,читал,пару месяцев назад.Зашёл,что бы ещё раз прочитать,но отвлекся.Извините,если что.Я прекрасно понимаю,что за счет только изучения «Науки логики» я мат-диалектиком не стану,но что бы браться за Маркса,надо проштудировать Гегеля.Благодарю за советы,товарищ Редин!Учту!
«1.Что есть рефлексия? Я читал,и понял,что это — отражения себя в другом, но как понять,например,определённость,которая рефлектирована сама в себя,или нечто рефлектировано внутри себя?». Сергей, к тому, что вам сообщил тов. Редин, хочу добавить, что термин рефлексия обоснован Гегелем для ВСЕХ объективно возможных случаев ОТРАЖЕНИЯ. Например отпечаток пальца в глине, как остаток той самой глины на пальце. Это первый акт рефлексии. В глине остался оттиск пальца, на пальце осталось воспоминание о встрече с глиной. После того, как глина на пальце засохнет, то новый отпечаток пальца на другом куске глины, будет содержать в себе уже отчет о том, что с пальцем уже встретился предыдущий кусок глины. Во так, случайный акт одной рефлексии превращается в информационный «клубок» истории, который можно размотать, поскольку во всех последующих рефлексиях содержатся отпечатки предыдущих актов рефлексии. Так выглядят в рефлексиях, т.е. в отражениях, причинно-следственные связи. На субъективном уровне, рефлексия есть не только отражение себя в другом, но, что ещё важнее, отражение другого в себе. Когда опытный сапёр, выживший в районе боевых действий, видит лежащую на земле куклу, то он не верит своей первой рефлексии, кукла, он пропускает эту рефлексию через свою сознание и переосмысливает её содержание на основе имеющегося опыта и делает предположение, что это мина-ловушка, затем проверяет свою версию, например, зацепив куклу «кошкой» и подвинув её, находясь на безопасном расстоянии. До известной степени, мышление и есть рефлексия по поводу своих прежних рефлексий внутри себя. Почему молодые пары, не прожив и годовщины, распадаются? Потому, что новые рефлексии предмета обожания, вынудили обожателя переоценить свои прежние рефлексии данного субъекта и сделать новые выводы о пригодности данного субъекта к совместному проживанию. Почему людей исключают из партии, потому, что рефлексивный ряд, возникший на основе новых фактов, приводит к выводу о несоответствии качеств данного индивида установкам программы и положениями теории, являющейся рефлексией предыдущего исторического опыта. И тот субъект, который, недавно, рефлексировался как положительный, в новых актах «рефлексии в себе» всей партийной организации, приводит коллективное мнение к противоположному выводу.
Здравствуйте,товарищ Антип!Благодарю за примеры.Добрался до субъективных примеров и увяз.Особенно про молодую пару и партию.На сегодняшний день не могу понять слово «рефлектировано»,особенно выражение «рефлектировано в себя».Надо пытаться самому рассуждать и прорисовывать у себя в голове.Я прекрасно понимаю,что у Гегеля следующая категория всегда богаче предыдущей.Наличное бытие содержит в себе — становление.Определённость содержит в себе — и наличное бытие,и становление.Нечто содержит в себе — и качество(как определённость,с реальностью и отрицанием),и наличное бытие,и становление.Это — как капуста,листы нарастают друг на друга,образуя качан.Возможно,я мудрю,но в «науке логики» такая концентрация знаний,что я не знаю,где слово понимать просто как слово,а где у слова имеется другой смысл,например,как у «отрицания».Чем сильнее вчитываюсь,и пытаюсь разобрать сложное на простое,что бы снова собрать воедино,тем меньше понимаю.Но и пренебрегать нельзя,если уйду не туда,потом трудно будет выйти на правильный путь,т.к переучиться сложнее,чем научиться.
Сергей, «рефлектировано», означает отражено, отмечено, т.е. ничего мистического. Например, человека ударила градина и отскочила от его лба. Рефликсию осуществила и градина и лоб. Но единственное ли это событие рефлексии, если учесть наличие такой формы человеческой рефлексии, как боль. Что сделает камень, от которого отскакивает градины? Останется на месте, поскольку у него нет других свойств рефлексии кроме выдержать удар градины или расколоться от удара. А какую рефлексию в человеке найдут следующие градины? Человек способен оценить ситуацию так, что найдёт себе укрытие. Это и есть одна из форм рефлексии человеком ситуации в себя. По мере развития человечества, рефлексируя свойства природы в себе, т.е. запоминая и осмысливая, человек додумается до средств разрушения облаков, несущих град, пока, не во всех случаях, но это нормально для движения мысли от непознанного к познанному. Мысль и есть специфическая, сугубо человеческая форма рефлексии в себя.
Сергей, наличие бракоразводных процессов доказывает, что между глубиной восприятия и понимания людьми друг друга при первом знакомстве, вызвавшем чувство любви, и глубиной восприятия этими же людьми друг друга после года совместной жизни, породившей ненависть существует, иногда, пропасть. Т.е. количество рефлексий привело к качественному скачку в их психике от любви к ненависти.
Благодарю,товарищ Антип!Про градину отскакивающую ото лба — это хороший пример.Гегель от моего лба так же отскакивает,только мозг не рефлексирует.Я — тугодум,мне надо время,что бы переварить информацию.Ваши ответы,помимо статьи и книги,я тоже буду перечитывать,пока не дойдёт.Примеры из реально жизни — это очень хорошо.Но когда Гегель пишет про «определённость» рефлектированную в себя,что Он имеет ввиду?Она что,становится богаче,выше,сильнее,быстрее?Что с ней происходит?Я её представляю.как сосуд,в котором содержатся все предыдущие этапы(становление,нал.бытие).И,когда Гегель пишет,что определённость рефлектирована в себя,то я представляю,что внутри неё произошли изменения.Может,моя ошибка в том,что я буквально пытаюсь понять,а на деле всё намного проще?
О какой определённости, рефлектированной в себя, вы конкретно говорите? В том моменте, где речь идёт о «в-нём-бытие»? Приведите цитату Гегеля и я вам расскажу, как я его понимаю.
Что касается тугодумства, то, поверьте, я тугодум не меньше вашего. Перечитываю Гегеля по сто раз, чтобы вникнуть. Классиков читал по пять раз, Подгузова читал по два-три раза каждую статью. И сейчас перечитывая, всё равно нахожу что-то новое.
Здравствуйте,товарищ Редин!Блин,знал бы,что мне тут помогут,сделал бы отметку в книге.Я вперед ушёл,запомнил только этот кусочек,т.к он мне врезался в память.Как найду,обязательно спрошу,если не найду ответ в Вашей статье.У меня к Вам другой вопрос.Стоит ли читать Ильенкова?Мне порекомендовали его,как помощь в изучении диалектики.Я одну книгу скачал,прочитал,и что-то…никак…ожидал помощи,но ожидания не сбылись.А тут,листая Ваши дискуссии,я,если не ошибаюсь,увидел его в строю оппортунистов.Я ничего о нём не знаю,не сталкивался с его трудами до этого…
Ничего полезного у Ильенкова вы не найдёте. Типичный шестидесятник-антикоммунист.
Сергей, было бы печально, если бы прочитав фразу из Гегеля, вы, вдруг, посчитали, что вы всё и сразу поняли. А то, что вы рефлексируете в форме некоторого недоверия к своим первым рефлексиям, это абсолютно нормальная форма начинающего диалектика. Усидчивость и упорство, сомнение в конечности, исчерпанности постигнутого, абсолютно необходимое качество диаматика. Иной вопрос, что у Гегеля, абсолютно точно, есть, лишние места, порожденные именно тем, что он делает вид, что объясняет, как работает абсолютный дух, как развивается из себя самой идея, хотя она может развиваться в мозгу и только в конкретном мозгу, в социально связанных между собой многими мозгами, познающими проблему и друг друга. Многоядерный процессор — упрощенная модель этого явления. Не застревать на идеалистических моментах его учения — наша задача. Пройти момент сплошных рефлексий и перейти к созиданию — наша задача.
Благодарю за отзывчивость,Товарищи!
Новый материал по диалектике!!!Товарищи,благодарю Вас за такую тяжёлую,но очень важную работу!В интернете так мало стоящего материала по изучению Гегеля.
Здравствуйте,Товарищи!Меня мучают вопросы.Будьте любезны,ответьте пожалуйста!Что есть идеализм?Ведь я понял,что это не только Бог,Дух и т.д.Культура,Надежда — это ведь тоже идеализм?Буду рассуждать.Бога отсекаем.Он нам не интересен.Возьмём культуру.Культура(я слышал — идеализм),но она выражается в материальных формах:архитектура,литература,художество,традиционные наряды.Тогда получается,что в идеализме мы видим — материализм.Теперь возьмём материализм.Например,картину.Человек смотрит на неё и получает эстетическое удовольствие,а это — идеализм.Получается,что в материализме присутствует — идеализм.Вывод:если мы рассматриваем идеализм,то находим — материализм и наоборот.Значит,что одно без другого не существует.Без материализма не было бы идеализма,а без идеализма не будет материализма.Без Гегеля не было бы диамата Маркса.
Надежа ведь тоже идеализм?Все мы на что-то надеемся.Живём надеждой.Хотя бы на простой бытовухе:если я сегодня помою посуду и пол,то возможно жена меня завтра отпустит на рыбалку.А ведь это — надежда.
Если я всё правильно понял,то идеализм и материализм — это две сторон одной медали.Нельзя брать только одну сторону.Верующие надеются на Бога,которого не могут показать,а материалисты берут только материализм.Да,мы живем в материальном мире.И отталкиваться нужно от этого.Никакие молитвы не помогут вытащить страну из болота.Пока сам не начнёшь действовать.Но ведь надо учитывать желания людей.Человеку свойственно надеяться и верить во что-то хорошее.Если это — идеализм,то человек без него — биоробот.
Сергей! Сплошная путаница. Идеализм — это НЕ мышление, а направление в ФИЛОСОФИИ. Не нужно путать само отражение материального мира в сознании, т. е. идеи и идеализм как философию и философский подход.
Соната Бетховена из-за того что принадлежит духовной культуре человечества идеализмом не становится. А вот теория, что Бетховен написал гениальные сонаты из-за озарения богом — идеализм.
Идеализм и материализм не являются двумя сторонами одной медали. Идеализм ведёт к ЗАБЛУЖДЕНИЮ, а материализм к ИСТИНЕ.
Здравствуйте,товарищ Редин!Благодарю за ответ!Да,возможно,путаница,т.к я в этом слаб.Я всего лишь пытаюсь размышлять.Одни коммунисты говорять одно,другие — другое,третьи — третье!У меня в голове каша!Так культура — это не идеализм?Т.е идеализм — это всё,что связано с Богом или каким-то духом?Есть ли у Вас статьи про мышление,идеализм и материализм?Может быть,если не затруднит,Вы посоветуете связанную с моей путаницей литературу,которая поможет мне в этом разобраться?Так же мне очень хотелось бы понять,чем плох позитивизм?Почему диалектики его ругают?Так же как и про эмпиризм и прочее.
Сергей! Всё придёт. Почитайте «О диалектическом и историческом материализме» Сталина, «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии» Энгельса и затем «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина. Никаких вопросов не останется.
Благодарю,товарищ Редин!
Философия на Гегеле закончилась. Гегель — логик, а не философ в прошлом понимании этого термина. Его предмет исследования — логика бесконечных понятий. «…принцип философии — БЕСКОНЕЧНОЕ СВОБОДНОЕ ПОНЯТИЕ и все ее содержание основывается исключительно на нем, … метод чуждой понятия конечности не подходит к этому содержанию”. Метод чуждой понятия конечности» — формальная логика (логика конечных понятий).
Есть такая логика! https://kommunikaru268121494.wordpress.com/2018/02/03/%d0%b5%d1%81%d1%82%d1%8c-%d1%82%d0%b0%d0%ba%d0%b0%d1%8f-%d0%bb%d0%be%d0%b3%d0%b8%d0%ba%d0%b0/
«Философия на Гегеле закончилась.»
-То есть, диалектик Гегель своими философскими работами закончил саму философию? Стоп! Приехали!? А как же марксизм? А где вечное движение?
Иосиф, а что вас удивило? Что БУРЖУАЗНАЯ классическая философия закончила своё развитие? Ничего удивительного. Да, философия, как оторванная от материализма дисциплина, закончила свою историю, как и алхимия после появления химии. Даже, если, кто-то, что-то пробовал писать по этому поводу после Гегеля, все их усилия, будь то Ильин, Бердяев, Мах или Рассел, ничего кроме глупости или лжи придумать не смогли. Что, касается марксизма, то диаматика, как составная часть марксизма, развившаяся из предыдущих достижений идеалистической философии, отрицает, даже, гегельянство. А вообще, марксизм уже вообще не является философией, тем более «чистой философией». Марксизм синтезировал в органическое целое диаматику, теорию развития производственных отношений и построения коммунизма, чем сегодня и занимаются сторонники концепции научного централизма. Так что, Иосиф, покой нам только снится. И то, что на Гегеле «чистая» буржуазная философия закончила своё развитие, нас нисколько не останавливает.
Если бы речь шла о конце развития буржуазной классической философии, то это не вызвало бы у меня никаких вопросов. Но, об этом автор коментария ничего не говорит.
По моему мнению наиболее ценная работа Гегеля это «Философия духа» где он пытается изучать уже конкретно человека и общество. В Логике же интерес представляет в основном 3 том. Ещё неожиданно крайне полезной оказалась «Эстетика» где многие аспекты изложены весьма живо и доходчиво.
А вас, Иосиф, не удивляет, что тысячелетиями люди жили вообще без философии и, даже, без письменности? Завершение истории алхимии вас не удивляет, а исчезновение классовой философии вас поразило. Развитие качества мышления не прекратилось, оно начинает постепенно расставаться и с мистическим мышлением, материализм, пока вульгарный, получает всё большее распространение и область применений, придёт момент полного господства диаматического мышления. Так что, пока существует такое материальное образование как мозг, будет существовать и факт развития его отражательной способности. Как только погаснет последний мозг на Земле, с ним погаснет и мышление, тем более, мудрое. Так что, не волнуйтесь.
Во-первых, не диаматично, в кратком комментарии, в одной фразе, искать развернутый ответ. Во-вторых, после того, как были сформулированы основные законы материалистической диалектики, для людей, овладевших ею, исчезает основной вопрос философии, который веками, во ВСЕХ формациях служил делу оглупления основной массы населения ВСЕХ стран. Диаматика вместо вопроса даёт человечеству научно обоснованный ответ. Материя первична, мир познаваем.
Товарищи читатели! Серия по Гегелю возобновится в 2022 году!
Очень жаль! Поскольку реально помогает быстрее разобраться в «НЛ».
добрый день
очень ждем! скоро ли?
Ура, обязательно нужно продолжение. Отличное подспорье при изучении Науки логики
Подспорье — подспорьем, нет спора, что товарищ Редин осуществил самостоятельную работу огромной важности, показал пример, который невозможно переоценить. Но нельзя забывать, что труд самого Гегеля является личным тренажером для каждого исследователя, способствующим выработке въедливости, усидчивости, сосредоточенности, непримиримости будущего марксиста при решении логических задач, порождённых практикой. Редин сам себя в этой области развил и многому научил. Каждому, кто хочет стать победителем, сделать ценное вложение в победу необходимо, хотя бы, попробовать пройти часть этого пути. Здесь очень важно понимать, что, как бы вам, в данный момент, не понравилось ваше собственное достижение в понимании сущности исследуемого явления бытия, нет предела для совершенствования и можно пойти ещё дальше и добиться ещё большего. Эксплуатируемые крайне нуждаются в, действительно, компетентном авангарде. Вы не найдете ни одного признака, что в КПСС, тем более, в его ЦК, был хоть один человек владеющий диаматикой. Ни одна кафедра философии в СССР не выступила в защиту социализма во времена Горбачева. Этот пробел необходимо ликвидировать каждому, кто называет себя левым.
Честно ещё раз перечитывал и собственно, все понятно.
Как всегда почитал комментарии, больше всего меня рассмешили утверждения г. Домбровского, который сообщает чуть ли не в каждом комментарии своём о «надо бы формалку подучить, тогда можно читать классиков».
Со своих 12 лет никогда не болел страшной болезнью как «формальная логика», не имеющая никакого смысла вообще, кроме набора универсальных скажем, методов рассмотрения узких или вообще пустых вопросов как например показал, тов. Антипов про A, B, C и что любой диаматик спросит о СУЩНОСТИ этих букв, а далее на основе рассмотрения их через единство и тождество борьбы противоположностей даст ясный ответ на поставленный вопрос, если он был и необходим для ведения полемики с вероятно, тем оппонентом, который такую лабуду пустую по сущности сказал.
О чем я? Спокойно читал после того же 3 класса словари орфографии и пунктуации. Далее я заинтересовался левым движением, потом начал почитывать классиков и сомневаться в компетентности «лидеров» тусовок и единой тусовки леваков, окончательно я сформировался как сочувствующий после случайного спора с человеком из «Сторонников Прорыва», так и постоянных едких комментариев о тов. Подгузове, тов. Федотове и других видных, серьёзных людей, чьи работы, когда я прочитал — сломали оппортуниста.
Пройдя этот славный путь от левака до сторонника коммунизма — формальная логика мне никогда не помогала, так как ей никогда не пользовался, а вдумчиво занимался полемикой с оппонентами таких типажей скажем, «личности», которых бы все прорывцы назвали натуральными идиотами, ибо дурость говорят, вменяют, да и когда показываешь их вранье гнусное, то начинают покрывать бесконечным по этажам матом, не важно насколько до этого был интеллигентным идиотом (= злостным и сознательным оппортунистом) с отличным пониманием и использованием формальной логики, который без сучка и задоринки «доказывал» апломбом, что марксизм «надо поправлять», «устарел» (объективной истине чихать хотелось на время, она как была, то так и есть, вопрос — вспомните ли Вы про неё, забыв при этом о бесконечности заблуждений, которые окружили истину), «вранье» (тут без комментариев), и ещё много таких «крутых фраз».
Будто все они сговорились и все отлично знают (действительно знают, активно её пользовались) формальную логику, но тотально и бескомпромиссно игнорируя действительность. Заменяя её схематикой, казуистикой, эвристикой и другими «методами» отхода от действительности, включая отказ от рассмотрения явлений: в самодвижении (будет застывший снимок изучать), в целом с действительностью (отрыв от неё и хуже того, всех частей ЦЕЛОГО также в отрыве не только от действительности, но и от самого явления).
Не помогает, а вредит формальная логика! Нужно изучать сначала работы марксизма и «Прорыва», впитывая идеологию, знания, а потом, если захочется для себя — эту бесполезную «логику».
Заканчиваю сие комментарий с оставлением просьбы поправить меня товарищей из редакции и сторонников родной газеты, журнала, ибо дорожу пониманием как никогда прежде.
Добрый день. Подскажите, пожалуйста, правильно ли я понимаю некоторые положения.
Создавая в сознании чистое бытие, мы только думали, что создаем чистое бытие (несколько по другому поводу Гегель применяет слово «мнили») — то есть, мы только мнили себе, что создаем чистое бытие, а фактически создали, как минимум наличное бытие и потом просто долго разбирались с тем, что же именно мы создали? Чистое ничто в составе создаваемого нами непонятно чего появилось автоматически, помимо нашей воли, одномоментно с тем наполнением, которое мы мнили себе закладываемым создаваемое чистое бытие? Становление одномоментно с созданием нашего чистого бытия уравновесилось по причине равенства чистого бытия и чистого ничто?
Я предпочитаю рассуждать об этих категориях Гегеля через метафору рассмотрения. Мы всматриваемся в категории и находим в них более глубокое содержание, а не создаём.
В том-то и дело, что ничто и бытие не находятся «в составе» наличного бытия. Тут такое понимание неверно. Попробуйте ещё раз прочитать то, как я излагал. Лучше всё равно я не скажу.
Добрый день.
Я вслед за Вами так и делаю – «рассматриваем», изучаем. «Всматриваемся» и находим.
«Представьте что-то максимально неопределённое, то, о чём невозможно сказать вообще ничего определённого, конкретного» — это Ваш текст в отношении чистого бытия. Но это представляемое первое «что-то», в просторечии чаще называемое «объект изучения» — то есть в нашем случае чистое бытие, мы же представили себе, вообразили – то есть создали?
«Но эта его «наличность» вместе с тем указывает, что ничто в нём находится в удержанном, скрытом состоянии, как бы где-то позади» — это Ваш текст в отношении наличного бытия.
Я тоже не писал, что чистое бытие и чистое ничто находятся в составе наличного бытия. Я спросил – чистое ничто появилось в составе создаваемого нами, автоматически, помимо нашей воли, а мы, всматриваясь, лишь обнаружили его?
Когда спрашивал – пытался кратко спросить, то есть хотел как лучше, а получилось, как всегда.
Если объясню в чем затруднение, тогда, возможно, Вам будет проще объяснить.
В вашем изложении (Представьте что-то максимально неопределённое, то, о чём невозможно сказать вообще ничего определённого, конкретного) несколько проще было понять, что такое чистое бытие – оно, конечно, получилось немного конкретным – неким размытым желто-малиновым пятном, но я себе сказал не думать о форме и цвете пятна. Потом у Вас слова Гегеля «В нём нечего созерцать» — ну, почему же нечего созерцать, что-то есть же? И тут у Вас текст «раз мы ничего в нём не можем различить» — это ближе и понятней. Все отлично. Да, с той точки зрения, что мы пока не можем разглядеть, различить или (хотя и нет такого слова) не можем пока «размыслить» — оно обладает всеми свойствами ничто и дальше по плану.
Потом я долго не мог понять, почему они уравновесились в становлении. Точнее, почему это оно вдруг решило оседать, успокаиваться и через какое время это произошло. Возникновение, достигнув максимума, должно перейти в прехождение, а прехождение наоборот – в возникновение… Потом я думал, хотя во временя Гегеля не было фотографии, что «снятие» можно себе представить, что мы «сфотографировали» становление в определенный момент и рассматриваем снимок. Меня это не устраивало, пока не наткнулся у Вас на «ведь бытие и ничто равны (ибо они одно и то же), значит, прехождение и возникновение — равносильные моменты становления». То есть – уравновесили друг друга тут же. Как только я всмотрелся в чистое бытие и разглядел в нем ничто, через мгновение становление привело к наличности бытия. Но не я же силой взгляда, или изучая чистое бытие, внес в него чистое ничто? Я же его всего лишь там увидел, значит, оно там было до моего взгляда. То есть пока я читал Гегеля и Ваши пояснения и уяснял задачу, что же я должен себе вообразить – бытие еще было чистым, но как только я его себе вообразил, надеясь, что оно чистое – оно мгновенно, через осевшее становление, стало наличным, причем сделало это помимо моей воли (и не могло не сделать). То есть, чего бы я ни пытался себе вообразить – ничто все равно в него «просочится» в момент создания воображаемого и станет его скрытой частью, и, в последствии, в том числе качеством?
Таков был вопрос в развернутом виде. Извините, что длинный текст вышел.
Кстати. Прехождение и возникновение это не моменты становления. Это и есть «становление». И то и другое. Т.е. разные его формы. Моменты впервые есть только у наличного бытья.
Пилот, вы, как всегда, попытались объяснить нам, как мы должны понимать Гегеля. Буквально одной фразой. Но, как всегда, мимо. А Гегеля надо понимать как учил сам Гегель, через закон отрицания. В идеалистической диалектике, которая пыжится доказать бытие абсолютной идеи в её ещё сингулярной форме, содержащей в себе нечто в ещё неразвитом состоянии и потому, являющейся, пока, ничем, чтобы оправдать первое явление наличного бытия, его становление, и таким образом, оправдать миф о сотворении, т.е. становлении мира из ничего, волей и промыслом божиим. Но материализм давно стоит на позиции, что бытие вечно, никогда не являлось и никогда не проходило стадию становления ни во времени, ни в пространстве, ни в своём материальном, объективном содержании, независящим, прежде всего, от воли и сознания. Бедному Гегелю, чтобы не потерять кафедру, пришлось упражняться в диалектике, формулируя её категории, доказывая недоказуемое: бытие абсолютной идеи. Если отвлечься от той части исследования, где Гегель применяет диалектику к божественному ничто, то в остальных вопросах, Гегель, как писал Ленин, очень материалистичен. У Маркса и у Ленина многое получилось именно потому, что они подошли к наследию Гегеля не как школяры, испуганно зубрящие страницы, а как добросовестные мыслители, смело отрицая все то, что, как писал Ленин по поводу некоторых высказываний Гегеля о бытии: «Первая строка ахинея. Вторая — гениальна.», или «Чушь об абсолюте…», «Я вообще стараюсь читать Гегеля материалистически…». Т.е. уважаемый Пилот, читать, складывая буквы в слова, и читать Гегеля как материалист — две большие разницы.
Антип, все твердят о материалистическом понимании диалектики, но никто не может объяснить что это значит. Даже автор этих заметок рассматривает логику чисто как движение мысли. И кстати повторяет порочную практику Гегеля — выводить всё шаг за шагом из предыдущих категорий начиная от чистого бытья. В итоге он погряз и запутался в идеалистический гегелевских спекуляциях и так и не дошёл до самой содержательной части — учению о сущности.
Основная ошибка в том что категории не надо выводить. Их нужно ВЫЯВЛЯТЬ как максимально чистые понятия из общественного сознания. Они там уже есть в готовом. И устанавливать между ними логические взаимосвязи. Например вы никогда не выведете наличное бытье из становления — даже сам Гегель пространно рассуждал о том что становление несомненно должно иметь какой результат. А при материалистическом подходе сперва следует выявить наличное бытье, а потом уже видим его как снятое становление. И так со всеми категориями.
Пилот, где вы видели ВСЕХ, кто твердит, что знает, что такое материалистическое понимании диалектики? Среди наших авторов господствует материалистический подход к БЫТИЮ, и этот подход мы давно называем диаматикой, т.е. у нас материализм и диалектика — неразрывны. Мы от Гегля тем и отличаемся, что никогдалогику не отрывали от материи. Та ваша рекомендация, что категории нужно не выводить, а выявлять, как раз из области ошибок Гегеля, которые заучены такими как вы. Как писал Маркс,: если бы явление и сущность совпадали, то к чему вся наука?». Все, что сегодня составляет богатство науки, не открыто в готовом виде, не выбито на скрижалях под диктовку абсолютного разума, а выведено живыми смертными за счёт точной фиксации факта, научного его анализа и синтеза, проверено опытом, что приводит к формулировкам выведенных и доказанных теорем, открытию объективных законов, точность и практическая состоятельность которых делает эти формулировки, категориями, наполненными бесспорным содержанием. Но самое глупое в вашем заявлении состоит в том, что при материалистическом подходе сперва следует выявить наличное бытие. Для материалиста бытие и так первично, а любое снятие — вторично, производно. Это идеалисту нужно вдалбливать в голову что бытие всегда «сперва», а материалист всегда исходит из наличного бытия, а не бытия абсолютной идеи, в которой категории существуют в готовом виде.
Антип, я хочу донести что выводить всю логику последовательно из чистого бытья также идеалистично как уповать на абсолютную идею. К сожалению все упорно ходят по этим Гегелевским граблям. Хотя он неоднократно писало что все логические категории это «дефиниции абсолютного». Т.е. «абсолютное» первично, и рассматриваем мы его с разных сторон.
В то же время философию можно в принципе строить и с «Я», хотя это и глубоко порицается. Однако когда мы начинает изучать общественные отношения, то такой вариант намного более интересен чем бесконечные пляски вокруг чистого бытья.
Сергей, конечно, очень лестно, когда у тебя спрашивают по поводу понимания или не понимания тех или иных положений работы Гегеля. Но нужно исходить из того, что о степени понимания диалектики, в том числе и гегелевского её варианта, можно будет судить только по практическим достижениям тех, кто вам сегодня кажется уже состоявшимся диалектиком-материалистом. На самом деле, сторонники «Прорыва», поскольку они начали изучать Гегеля несколько раньше других, то они постигли чуть больше, чем те, кто только, по их примеру, приступил к изучению трудов Гегеля. Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин/, утверждали, что, если им что-то удалось на практике, то только потому, что они поняли главное в трудах Гегеля по диалектике, отбросив в ней всё ошибочное. Т.е., они не просто зубрили Гегеля, а сразу изучали его критически и, таким образом, научили себя работать с любым материалом, выделяя главное, истинное и отметая ошибочное. Трудность изучения «Науки логики» состоит в том, что нужно продираться сквозь ошибки Гегеля и находить зёрна истины. В теории бытия Гегель не прав в самых принципиальных вопросах, беря за исходную точку рассуждений, первичность бытия абсолютной идеи, как наличного нечто в состоянии сингулярности, которое одновременно ничто, поскольку ничем не выражает своего содержания. Но поскольку всё, что вокруг себя видел уже Гегель, есть, по мнению верующих, осуществлением, т.е. материализацией абсолютной идеи, которая в своём развитии порождает всё больше определенностей, всё больше качественно определенных предметов и явлений, то Гегель стал «плясать от этой печки» созревших реальностей, показывая всю цепочку превращения нечто, которое было, одновременно ничем, нераскрытым качеством, в новое конкретное нечто, не познанное исчерпывающим образом, а потому, по ряду своих нераскрытых свойств, сохраняющих своё ничто для исследователя. Так что, предлагаю обращать внимание не столько на конкретные выводы Гегеля, сколько на ту смелость и въедливость, которую Гегель проявляет, выстраивая свою картину понимания бытия, и объяснения её динамики, создавая сложнейшую структуру своего повествования, НЕ ОБРАЩАЯ ВНИМАНИЯ НА АВТОРИТЕТЫ, НА ТРУДНОСТИ СТУДЕНТОВ, НА ТО, ЧТО БЫЛО СДЕЛАНО ДО НЕГО. Вот если вы позаимствуете у Гегеля его логическую смелость и ту скрупулёзность, тщательность, с которой он выстраивает архитектуру своих систем и доказательств, то в недалёком будущем и вы, столкнувшись с реальной, сложной проблемой, сможете её препарировать как хороший биолог лягушку. Отмечайте в своих конспектах не совсем понятные места и пытайтесь идти дальше. Нельзя останавливаться на непонятом.
Добрый день.
«о степени понимания диалектики, в том числе и гегелевского её варианта, можно будет судить только по практическим достижениям тех, кто вам сегодня кажется уже состоявшимся диалектиком-материалистом» — я так и планировал. Однако, подумав, все же решил, что когда Редин будет членом ЦК авангарда победившего рабочего класса, у него будет много других проблем, кроме как отвечать мне на вопросы по «Науке логики». Да и самому мне не мешало бы к тому времени уже не только Гегеля понять. А если серьезно – считаю, коллектив издания гораздо лучше меня разбирающимся в «Науке логики» во всяком случае. Тем более, что помощь в понимании Гегеля от этой работы, под которой мы с Вами переписываемся, однозначно имеется, и не малая. И, в любом случае – я же волен, в итоге не согласиться с тем, что мне ответят.
«Трудность изучения «Науки логики» состоит в том, что нужно продираться сквозь ошибки Гегеля и находить зёрна истины» — есть предположение, что продираться еще и через переводчика приходится (не в обиду ему сказано, труд по переводу такого текста колоссален).
«Гегель не прав в самых принципиальных вопросах, беря за исходную точку рассуждений, первичность бытия абсолютной идеи» — я пока увяз в «другом другого», еще вроде бы не встречал такого текста. Когда про абсолютную идею встречалось – я эти моменты с меньшим вниманием читал, ибо мало понятно, прежде всего. С какой главы нужно насторожиться?
«Отмечайте в своих конспектах не совсем понятные места и пытайтесь идти дальше. Нельзя останавливаться на непонятом» — у меня уже три варианта конспекта, первый и второй стыдно читать самому. Конспектом трудно назвать, это скорее изложение-сочинение, но, как говорил – увяз в «другом другого». Дело в не том, что не могу понять, а в том, что никак не могу принять. Для меня другое другого попахивает мошенничеством, фокусничеством. Мы определили, что оно другое, потому что рядом было другое. Согласен. Потом мы одно другое убрали, но тогда «другость» должна быть убрана тоже или «другое» станет неким названием. И мы такие – раз оно другое, а больше в округе других нету, то оно другое для самого себя. Хоть стреляй, никак не могу отделаться от ощущения некоего обмана и, поэтому не могу двинуться дальше.
Поэтому пока стал копаться глубже в первых шагах и задал тот вопрос.
Сергей, я познакомился с несколькими вашими письмами и удивляюсь тому настроению, которое в них сквозит. Вы слишком близко принимаете к сердцу те трудности, которые у вас возникают при чтении книги Гегеля, переведённой на русский язык. Вы пишете, что, возможно, кое-кто из коллектива «Прорыва» уже понял Гегеля лучше вас, но, когда вам советуют, отметить в конспекте место, которое показалось вам не очень понятным, и идти дальше, вы отвечаете, что не можете двинутся дальше, поскольку не поняли фрагмент о «другом другого». А у Гегеля, во-первых, вообще много мест, которые отброшены и Марксом, и Лениным, а во-вторых, полно мест, где он приглашает читателя следовать за своими рассуждениями, и всё, шаг за шагом, выглядит логично, а потом, Гегель объявляет читателю, что, на самом деле, он показал ошибочный путь рассуждений и что истина заключена в другом. Из биографии Маркса и Ленина известно, что они, фактически, дважды обращались к трудам Гегеля, сначала для ознакомления, а позже, для окончательного формировании в своём сознании другой диалектики, т.е. материалистической, явившейся по своей сущности, отрицанием всякой иной диалектики, кроме материалистической. Что касается вашего ощущения обмана, то он, несомненно содержится во всех работах Гегеля, как лучшего идеолога, самого грамотного и начитанного классика БУРЖУАЗНОЙ философии, т.е. по большому счёту, антикоммуниста. Стараясь, самым добросовестным образом, снабдить правящий класс мудростью, Гегель сформулировал немало законов научного мышления. Но, оказалось, «не в коня корм». После Гегеля никто, кроме Маркса и Ленина, в годы их деятельности, не пытались продолжить углубление научности в буржуазной и, тем более, религиозной философии.
Здравствуйте
Попытался систематизировать понятое в таблице.
Прошу посмотреть и подсказать, что не так.
Ссылку даю, так как сюда таблицу не вставить
https://disk.yandex.ru/i/56LQPy3cp8OL0g
Добрый день. Подскажите, пожалуйста, я правильно понимаю, что РЕАЛЬНОСТЬ и ОТРИЦАНИЕ «качества» трансформируются в ДОЛЖЕНСТОВАНИЕ и ПРЕДЕЛ «определения» соответственно, а впоследствии в ОТТАЛКИВАНИЕ и ПРИТЯЖЕНИЕ? То есть, если качество реально есть, то оно должно оставаться существующим, должно отталкивать от себя качества других (многих) и только выполнив свой долг по существованию, сохранению и отталкиванию, да еще и оттолкнув от себя предел может себе позволить назваться количеством?
Вопрос возник потому, что у Вас написано «Берём какой-нибудь вполне определённый объект, например стол, и отрицаем его качество (с удержанием = снятие) до крайней степени. Мы не можем превратить стол в ничто, потому что всё-таки обязаны удерживать его качество хоть в каком-то виде. А какой тут может быть вид? Только самое полное отрицание качества, а значит, мы получим такое качество, которое безразлично к собственной определённости. Но определённость в нашем объекте уже имеется в форме границы, поэтому качество (или определённость) безразлична к своей границе. Это и будет количеством. Такой стол, безразличный к собственной границе, превратится в некоторую количественную определённость, в данном случае стола».
То есть, в моем понимании, если бы у Вас было написано, не «превратится в некоторую количественную определённость, в данном случае стола», а например, «превратится в некоторую количественную определённость, и уже не стола, а чего-то аморфного, то есть единицы счета» — я бы думал, что понял Гегеля правильно.
Я бы продолжил считать, что понял Гегеля правильно, если бы Вы у двух столов – журнального и обеденного, проотрицали бы их качества «журнальность» и «обеденность» и тогда бы у нас получилось просто два стола.
Или КОЛИЧЕСТВО сейчас это не единица счета, а единица объема, расстояния и т.д.?
Прошу также пояснить следующее.
Поскольку ОДНО получилось очень «крутым» — не содержащим в себе небытия в виде определенности, качества и так далее, то есть располагающим качеством в виде бытия (самого себя определяющим), то произведенные ОДНИМ «многие одни» должны также располагать качеством в виде бытия, а не небытия.
Но изначально определением, качеством было названо ничто, то есть ничто, принятое в состав бытия, так, что бытие стало наличным, а ничто стало небытием, то есть про качество раньше думалось только то, что оно существует, но существует оно в виде, простите, ничего.
Я понимаю, что КАЧЕСТВО по своей сути сразу же было наличным бытием, то есть бытием с небытием, но, получается, что бытие «оказалось» в качестве одного из многих только сейчас?
Уважаемый Сергей, количество — это объективное содержание предмета, которое существует без всякой зависимости от счёта. Существует арифметика или не существует, количеству это абсолютно безразлично. Главное в количестве — это ОДИНАКОВОСТЬ качества элементов множества, как овец в стаде, что и позволяет говорить о количестве овец, о величине каждого стада, что, одновременно позволяет судить о богатстве или бедности хозяев паствы. Качество — это отличие количества однотипных элементов, например, протонов в ядре атома, что и определяет качество атома, его отличие от атомов других элементов.
Товарищи, здравствуйте. Помогите, пожалуйста, разобраться. В целом, все поняла, но в мелочах путаюсь. Пренебрегать мелочами не хотела бы.
В другом нечто сначала определяются два момента – в-себе-бытие и бытие-для-другого. Потом Гегель указывает, что в-себе-бытие «имеет инобытие также и в самом себе, ибо оно само есть небытие бытия-для-другого».
Про бытие-для-другого Гегель пишет, что «Оно есть неимение наличного бытия (Nichtdasein), указующее на в-себе-бытие, как на свое рефлектированное в себя бытие, равно как и наоборот, в-себе-бытие указует на бытие-для-другого».
Правильно ли я поняла, что образуются две странные пары – в-себе-бытие с небытием-бытия-для-другого и бытие-для-другого с небытием в-себе бытия?
Если это так, то выходит, что определение – это в-себе-бытие с небытием-бытия-для-другого, а характер – это бытие-для-другого с небытием в-себе бытия?
Когда определение и характер дают границу получается вроде бы правильно – четыре момента в границе – нечто есть в ней, другого нет в ней, но, одновременно нечто нет в границе, другое есть в границе. Поэтому я думала, что все правильно поняла.
Но когда дело дошло до предела и долженствования стало непонятно. Предел у меня получился однозначный – только небытие в-себе-бытия, то есть небытие нечто, а долженствование – как и положено из двух частей (бытие нечто и небытие другого нечто).
Насчет долженствования вроде бы опять все правильно – нечто должно сохранить как свое бытие, так способность стать другим. Насчет бытия-для-другого, торчащего за пределом нечто тоже вроде бы все сходится насчет переступания через предел.
Очень смущает, что все у Гегеля двойственно, все состоит из двух противоречий. А предел у меня вышел однозначный и отдельное бытие-для другого тоже однозначное.
Где я ошибаюсь, товарищи?
Уважаемая Маргарита, на мой взгляд, многие, кто впервые взялся за изучение диалектики в варианте Гегеля, усложняют себе задачу, не учитывая один момент. НИКОМУ, даже, Марксу и Ленину не удалось освоить и научно переосмыслить диалектику Гегеля с первого раза. В частности, тот факт, что Маркс, некоторое время, оценивал себя в качестве младогегельянца, свидетельствует о недостаточно критическом отношении молодого Маркса к весьма сложной литературной манере Гегеля. Изучив труды материалистов, Маркс и поставил диалектику Гегеля с головы на ноги, ОТБРОСИВ ВСЮ ИДЕАЛИТИЧЕСКУЮ ШЕЛУХУ Гегеля. Опыт Маркса и Ленина помогает выработать правильный подход к трудам Гегеля. Если исходить из ленинских конспектов «Науки логики», то легко заметить, что Ленин, по ходу чтения, оставлял свои замечания на полях, не стесняясь фиксировать недопонимание кое-каких положений работы, и ШЕЛ ДАЛЬШЕ, ПО СВОЕМУ переформулируя те места, которые представлялись Ленину верными и гениальными. Места, не слишком ясные, Ленин отмечал и ШЕЛ ДАЛЬШЕ. Поэтому всем, кто взялся за изучение Гегеля, т.е. решились пройти путём Маркса и Ленина к вершинам научности, следует фиксировать и те места, которые вызывают сомнения, и те места, которые представляются и ясными и материалистичными, и двигаться дальше. Если попытаться понять нюансы первой книги Гегеля «Учение о бытии», ещё не прикоснувшись к книге второй «Учение о сущности» и к книге третьей, «Учение о понятии», то это означает пытаться понять начало гегелевского изложения, не освоив то, чем окончил Гегель своё изучение логики. Уважаемая Маргарита, огромная молодчина, но, пока, не поняла одну особенность труда Гегеля, её СМУЩАЕТ то обстоятельство, что «у Гегеля всё состоит из двух ПРОТИВОРЕЧИЙ», в то время, когда у самой Маргариты, и «предел», и «отдельно бытие-для других» — однозначны. Осталось не учтённым, что Гегель разбирает, в данном случае, не ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ, которые существуют на самом деле, а ПРОТИВОРЕЧИЯ, которые возникают в сознании индивида и по поводу «предела», и по поводу «бытия», хоть для себя, хоть для других. Только противоположности существуют и объективно, и однозначно, а отражение всегда субъективно, всегда неполно, а потому не существует без ПРОТИВОРЕЧИЯ между истинами разного порядка по одному и тому же объективному явлению, водном и том же сознании.
Антип, осталось понять зачем этот мазохизм нужен. Если вот изучать труды Гегеля существенно шире Логики то можно прийти к выводу что конечная цель — постичь деятельность т.н. «мирового духа». И убить дракона чтобы самому стать драконом.
Пилот, это для таких как вы — изучение трудов Гегеля — неподъёмный труд, членовредительство. Объясняю ещё раз, но уже для совсем бессовестных людей, таких как Пилот. Во-первых, если кто-то намерен сделать существенный вклад в дело общественного прогресса, то они должны, в своём интеллектуальном развитии, быть не ниже Маркса, Энгельса, Ленина, которые открыто заявляли, что в вопросах методологии являются учениками Гегеля. Во-вторых, тот факт, что личными учениками Гегеля были великие умы своего времени, Клаузевиц и Д.Рикардо, доказывает большую пользу трудов Гегеля для общего умственного развития. В-третьих, никто не принуждает изучать диалектику, строго по Гегелю, но человек, который чувствует, что не понимает прочитанного в трудах Гегеля, должен признать, что он не дотягивает ни до Маркса, ни до Ленина и не должен претендовать на пост генсека, т.е. повторить идиотский путь Хрущёва, Андропова, Горбачева. Так что, всем активистам «Прорыва» предложено изучить труды Гегеля, чтобы они прошли начальный путь Маркса и Ленина и поняли, как много нужно потрудиться головой, чтобы быть достойным продолжателем дела Маркса и Ленина, чтобы проникнуться ещё большим уважением к их заслугам и Победам. И уж совсем забавно изречение Пилота, делающего его похожим на Черномырдина-Байдена-Псаки, «Если вот изучать труды Гегеля собственно шире Логики, то можно прийти к выводу что конечная цель — постичь деятельность т.н. «мирового духа». Мы не предлагаем изучать труды Гегеля «существенно шире Логики», а только диалектическую логику Гегеля, ЗАРАНЕЕ предупреждая, что всё, что в трудах Гегеля посвящено «мировому духу», глупость, затронутая Гегелем лишь для того, чтобы его не турнули с кафедры. Мне, пока, не попадались люди, которые, прочитав Гегеля, становились бы истово верующими в «мировой дух».
Антип, если не нравится «мировой дух», то можно взять вполне марксистские понятия как: «нация», «государство», «господствующий класс». Одна Логика тут мало поможет. А если вы собираетесь воспитывать вождей, то вопрос о «мировом духе» весьма уместен.
Рилот, ну вы, хоть раз, включите в себе совесть и не подменяйте тезисов, как мелкий мошенник. Где вы видели в «Прорыве» призывы использовать лишь одну логику??? Повторяю специально для вас, бессовестного, поскольку все молодые сторонники «Прорыва» уже давно всё поняли. Им предложено ознакомиться с «Наукой логики», прежде всего, чтобы они по достоинству оценили гениальность Маркса и Ленина, которые не раз признавали, что безошибочные стратегические решения давались им потому, что они усвоили главные положения диалектики Гегеля, свободные от идеализма и творчески соединили его диалектические находки с творчески переработанным материализмом Фейербаха, как минимум. Причем, скрупулезное изучение логики Гегеля не является обязательным и первоочередным для всех и сразу. Не раз отмечалось, что имеет смысл изучать Гегеля по мере возникновения необходимости, по мере столкновения с необходимостью оперировать важнейшими категориями диалектики, не забывая обратиться к Марксу и Ленину, чтобы сверить своё понимание с пониманием этих же категорий классиками марксизма.
Антип, я всё пытаюсь мягко намекнуть что среди произведений Гегеля именно Логика не является чем то достойным особенного внимания. Диалектическая мысль Гегеля лучше всего проявлена в работах где он рассматривает конкретное живое целое: дух, искусство, сознание, «Я», историю, религию. Проблема Логики в том что она слишком абстрактна, в ней почти нет примеров и конкретики. Там Гегель пытается построить систему последовательно выводя категории одну из другой. Но это очевидно противостоит духу здорового материализма и больше походит на абстрактную математику.
Пилот, вот вы и советуйте всем своим последователям тот набор литературы, который так испортил вашу логику. А я буду руководствоваться теми советами, которые давали Маркс и Ленин. Никто не запрещает нашим товарищам прочесть, хоть, все произведения Гегеля, Но редакция «Прорыва» предлагает нашим активистам, прежде всего, «Науку логики», написанную нарочито трудным стилем, в качестве тренажера повышенной сложности для проверки умственного трудолюбия претендентов на звание диалектика, марксиста-ленинца.
Добрый день!
Искренне благодарю за статью. Она для меня углубляет и проясняет то, что ранее я посчитал для себя уже понятым. Самое яркое — взаимопереход из Бытия в Ничто и обратно. Раньше этот момент действительно казался «в общем понятным», но оторванным от практики. Сейчас же я увидел в нем основу всего дальнейшего движения мысли, что изменило восприятие всех остальных категорий.
Буду ждать продолжения. Благодарю!
С уважением,
Антон
Здравствуйте,Уважаемая Редакция!У меня возникла мучающая меня мысль.Возьмём ,как например,»красную лампу».»Красная» — определённость(качество),»лампа» — нечто.Но также «красная» — может быть предикатом,а «лампа» субъектом.Так?Если я правильно понимаю,то у меня возникает несколько вопросов: 1.Чем отличается определенность от предиката,а нечто от субъекта? 2.В каких обстоятельствах «красная лампа» — нечто и определенностью,а когда — предикат и субъект?Или я не туда завернул?
И вообще, чем отличаются друг от друга определенность(качество,определение,характер), дефиниция и предикат?
Сергей, всё не так. Вы всё понимаете в спекулятивном ключе, совершенно не стесняясь выглядеть Митрофанушкой и самого себя загонять в угол. Потрудитесь чётко сформулировать, что именно вас мучает? Что это за девичьи мучения на вас напали? Почему вы сами ленитесь подумать над вопросом чем определенность отличается от предиката, а нечто от субъекта и отличается ли? Прежде чем обращаться за помощью, нужно, хотя бы, попробовать сформулировать варианты ответов. Вы что, не слыхали, что один глупец задаст столько вопросов, что не каждый мудрец на них ответит. Вы, оказывается, не понимаете, сколько может быть обстоятельств, при которых красная лампа может восприниматься, как нечто, как определенность, а когда красная лампа предикат, а тем более «субъект». Красная лампа выполняет одни функции над письменным столом, другие в фотографии, третьи в Голландии… Вы, что сами не могли догадаться, что красная лампа вообще не может быть субъектом. Только в детских сказках предметы размышляют о своём предназначении. Разговор будет продолжен, когда вы пришлёте в редакцию варианты ваших суждений о том, чем отличаются друг от друга определенность (качество, определение, характер), дефиниция и предикат. Но тот факт, что вы поставили предикат после дефиниции, свидетельствует о том, что вы очень поверхностно пробежались по трудам Гегеля. Мы не собираемся продолжать портить вам характер и воспитывать из читателя идейного лентяя.
Гегеля, как идеалиста понять невозможно и нет никакой необходимости его понимать в том виде, в каком Гегель хотел быть понятым как гениальный идеалист. Конспекты Ленина «Науки логики» показывают, что, во-первых, им точно фиксировались утверждения, положения теории Гегеля в том виде, в каком они существуют, а, во-вторых, производился их анализ в результате которого нейтрализовалось всё реакционное, что содержалось в работе Гегеля и формулировалось то, что являлось элементами диалектики МАТЕРИАЛИЗМА. Выражение «я понял Гегеля» столь же нелепо, как и выражение » я понял библию», «я понял народные сказки». Иной вопрос, что в «в сказке ложь, но в ней намёк, добрым молодцам урок». Классики марксизм извлекли из трудов Гегеля то, что, действительно можно понять: некоторые законы мышления, как законы движения отражения вглубь сущности объективного и субъективного явления. Гегель, как и всякий идеалист, вынужден ставить предикат «телеги» абсолютной идеи впереди объективной материальной «лошади». Абсолютная идея — есть смесь, сингулярность, в которой заключено всё в готовом, законченном, абсолютном виде. Там нечему развиваться. Всё пребывает в виде абсолютов. Гегель, производя «большой взрыв» этой сингулярности в своём сознании, путал время на развертывание фантома абсолютной идеи, с временем наполнения сознания содержанием от проникновения во всё более глубинные пласты объективной действительности.
Да,я не боюсь выглядеть Митрофанушкой и не боюсь признать,что чего-то не знаю или не понимаю.Только признавая это я могу расти и развиваться.И я буду задавать самые элементарные,с чьей-то стороны,вопросы (не здесь,а вообще).Я буду разбираться в каждой мелочи,которая мне не понятна.Смешно — смейтесь!Мне глубоко плевать,если я для кого-то смешон или нелеп.Речь идёт о Гегеле,а не о пособии как собрать шкаф!Знания — относительны.И в одной области,где вам кажется что-то элементарным, — трудно для других ,и наоборот.Я больше двух лет изучаю Гегеля — это мало?Смотря для чего.Но это уж точно не лень,которую вы мне здесь приписываете.Такие книги идейные лентяи выкидывают после первой страницы.Как в своё время это сделала КПСС и загнулась.Всех Благ!
Как и ожидалось, вместо ответа по существу, вы делитесь своими переживаниями, настроениями и обидами. Вы задали вопросы, ожидаете, что вам дадут краткие ответы, и вы без труда поверите в то, что получили правильный ответ!? Если вы хотите освоить диалектику, тогда, будьте добры, наберитесь терпения и выполните советы тех, к кому вы обратились за разъяснением. Я показал вам, что вы не напрягаетесь, чтобы разобраться в проблеме, а задаёте вопросы без малейших признаков того, что вы читали Гегеля. Если бы вы читали Гегеля, то должны были прислать в редакцию не набор капризно сформулированных вопросов, а показать то, как вы рассуждали, чтобы ПОПЫТАТЬСЯ ответить СЕБЕ на возникший вопрос. По крайней мере, Ленин не ленился, а законспектировал всё, что посчитал интересным в работе Гегеля и выразил своё отношение к его открытиям и заблуждениям. Откуда сотрудники газеты могут знать, каким содержанием вы наполняете категории «нечто», «субъект», «предикат», «определенность», «качество», «дефиниция», «определение», чем ваши определения отличаются от гегелевских и от марксистских? В противном случае ситуация напоминает ту, когда больной пришел к врачу, но не собирается делиться с врачом деталями своего состояния. Вы обязаны найти для себя варианты ответов, сначала, у Гегеля, законспектировать их, зафиксировать, чем отличается предикат от определенности, а нечто от субъекта в гегелевском варианте. Редакция должна получить от вас вариант вашего понимания проблемы, тогда редакция сможет поделиться с вами своими вариантами понимания заслуг и заблуждений Гегеля. Дело ведь не в том, чтобы понять Гегеля и простить, он ошибался во многих принципиальных вопросах, а чтобы понять и объяснить другим объективную реальность. Странно, вы два года «читаете» Гегеля, но не заметили, сколь трудолюбиво Гегель работает над тем, чтобы показать, как люди могут ложно понять проблему, а как следует её понимать в диалектическом ключе.
Здравствуйте!Я понял в чём моя ошибка.Попробую по-другому.Дефиниция — это определение.Определение в»Бытии» — утвердительная определённость,т.е то,что сохраняет себя при переходе в бытие-для-иного.Например,цвет глаз у человека.Человек развивается «в себе»,но цвет глаз остаётся прежним.Хотя через характер (характер — внешняя определённость,через которую меняется нечто) может измениться цвет глаз,но это уже другой разговор.Но что дефиниция — это «утвердительная определённость» как-то режет слух.Также она переводится как «граница»,»предел».Граница — качество «нечто»,благодаря которому оно есть то,что есть; и через которое оно меняется.Предел — граница,которую переходят.Определений дефиниции — пруд пруди,но что понимал под этим Гегель?Куда мне её тут присобачить?
Далее!Предикат.Тоже определений много: в узком,в широком смысле…….Например: предикат — сказуемое указывающее на свойство.Свойство — рефлектированное в себя качество.И тут у меня возникает вопрос: чем свойство отличается от утвердительной определённости(определения)?Как видите,один вопрос цепляет другой.Опять же,что понимал под «предикатом» Гегель?Куда мне это вставить?Я помню,как он приводил пример «красной розы».И как я понял,»красная» — предикат,»роза» — субъект.Тогда и возник вопрос:чем отличается «красная»(определённость,принадлежащая розе,как определённому наличному бытию) от предиката; и чем отличается «роза»(как нечто) от розы(как субъекта)?
Далее!Слово «спекулятивное».Тоже не понятно мне.Я спрашивал — и каждый,у кого я спрашивал,давал мне разное понятие этого слова.Кто-то считал это рассуждением о рассматриваемом предмете;кто-то нечто негативное,от нынешного,часто употребляемого, — «спекулировать» — манипулировать,наводить на ложный след,выдавать желаемое за действительное.Что понимал под этим словом Гегель в «Науке логики»?
Далее!Я хочу видеть «механизм» логики Гегеля в движении.Но чтобы разбираться в этом постоянно двигающемся «механизме»,мне надо знать,что означает та или иная «шестерёнка» и какова её «функция».Как я могу починить часы,если я не понимаю их работы?Если я не понимаю функции каждой шестерёнки?Не понимаю работы механизма в общем?
Вы приводите Ленина в пример.Что он не ленился конспектировать.Но у каждого человека информация перерабатывается в мозгу по-разному.И не будем забывать,что Владимир Ильич знал немецкий язык и,возможно(я не знаю точно),он читал Гегеля в оригинале,а это совершенно другой коленкор.Я заново начал штудировать «Науку логики»,параллельно конспектируя основное.Но я не уверен,пойдет ли мне это на пользу?Ведь я вырываю из «работающего механизма» «шестерёнки»,которые сами по себе бесполезны.И чем больше я записываю,тем больше рискую понимать логику механически:рискую стать очередным «слепым» догматиком.Я не выработал своего подхода,который позволит мне лучше усваивать материал.Если я буду опираться на ложное,на «мёртвые» определения и понятия,без их взаимосвязи, — я получу ложное учение,которое мне придётся ломать.А переучиться намного сложнее,чем научиться.
Надеюсь,у меня получилось более понятно.
Пока, по итогам состоявшейся полемики, могу отметить лишь то, что в редакцию обратился Сергей Ра, действительно, искренне пытающийся разобраться в хитросплетениях гегелевской диалектики, человек с достаточно сильным характером и хорошими навыками исследователя. Дело в том, что в редакцию обращаются часто люди недобросовестные, откровенные антикоммунисты, троцкисты с целью создать трудности и сотворить мелкие пакости. Среди таких читателей числиться, например, «Пилот», несколько «Сергеев». Ваш вариант крайнего ответа доказывает, что разговор с вами может быть продолжен в конструктивном ключе. Однако, поскольку вы затронули значительный объём категорий, постольку разговор будет продолжен частями и не в один день. У нас есть много плановой работы. Хочу обратить ваше внимание на то, что ленинским «Философским тетрадям», с самой первой страницы, присущ познавательно критический подход, т.е. он был заранее настроен на поиск идеалистических ошибок Гегеля. У вас же сквозит большая степень доверия к Гегелю и некоторая скованность перед такой «глыбой». Не считайте, что каждое ваше затруднение при прочтении Гегеля порождено его гениальностью и скромностью вашей логической подготовки. На самом деле, Гегель зачастую умышленно усложнял свои определения, рассуждения и часто был неправ, поскольку вынужден был развивать абсурдную идею о наличии духа и единой высшей идеи. Если у Ленина возникали сомнения в формулировках Гегеля, он анализировал их, извлекал зёрна и смело отбрасывал идеалистическую шелуху. Мы, конечно, поделимся с вами своим пониманием перечисленных вами категорий, но будет полезно, если вы свои размышления над категориями Гегеля будете сочетать с тем, что Ленин в «Философских тетрадях» сказал об этих же категориях и в «Материализме и эмпириокритицизме».
Добрый день!Благодарю за отклик.Я на вашем сайте не новичок.Нахожусь тут около двух лет.Выше можно найти комментарии,где вы объясняете мне «рефлексию».Я заметил,что у вас тут много «Сергеев»,поэтому и прибавил приставку «Ра».Ленина читаю.За 22-ой год прочитал семь томов,разбавляя другими книгами,т.к литература научная, специфическая.Хочу продолжать последовательно.Не люблю прыгать с пятого на десятое.В голове и так хаос.За Маркса еще не брался,т.к без диалектики там делать нечего.Если браться за что-то,то браться основательно,или не браться вообще, — я так считаю.Но,естественно,изучать буду.Собираюсь достать «Капитал» и «Теорию прибавочной стоимости»,для начала.В электронном варианте такие труды изучать не дело.Мой мозг отказывается понимать в таком формате.Я понимаю,что вы загружены.Ответа немедленно не жду.Продолжаю штудировать Гегеля.
Я вам напишу на почту, помогу чем смогу.
Здесь же предельно кратно.
1. Вас, я так понимаю, интересует, что имеет в виду Гегель под этими терминами? Здесь всё довольно просто, Гегель использует эти слова так, как их было принято использовать в его времена. Если он чего-то сам оригинально определяет, то пишет об этом отдельно и подробно. Так, что дефиниция — это просто словарное определение (не определённость, не «определение» как категория, а просто слова о чём-то конкретном). Предикат — то, что говорится о предмете. Эти термины не имеют никакого отношения к категориям Гегеля, например, категориям качества (определённости). Это просто слова, используемые Гегелем. Вот, как бы лично вы отличили значение терминов «предикат» и «дефиниция»? Примерно то же самое, только дефиниция более самодостаточное, а к предикату нужен ещё какой-то объект. Вы сказали, определение и свойство, в общем так и есть. Не вижу никаких оснований считать, что Гегель эти слова использовал в каком-то другом значении. Впрочем, нужно смотреть конкретные примеры словоупотребления.
«Спекулятивно» в гегелевском языке — это, во-первых, синоним «философски», во-вторых, имеет оттенок негативного, ведь Гегель критически относится ко всей философии до него. По поводу употребления термина «субъект», нужно смотреть контекст, что имеет в виду Гегель.
2. Обращаю внимание на ваши рассуждения по поводу красной лампы. Все эти фокусы и примеры к реальной жизни никакого отношения не имеют. Это обычно нужно чисто для иллюстрации какой-то абстрактной логики. «Красная» — определённость, а «лампа» — нечто — это условность «рассказа». Вы же понимаете, что реальная лампа не имеет никакого цвета как своего свойства, а красный цвет — это результат восприятия сетчаткой глаза отражения фотонов от поверхности лампы. С точки зрения логики Гегеля, «нечто» — это качественное наличное бытие, то есть наличное бытие + определённость. Так, что если ваша лампа нечто, то её «ламповость» не меньшая определённость, чем «краснота». Вы поймите, категорией «нечто» нельзя вот так тыкать в вещи. Тут же смысл в том, чтобы рассмотреть, как Гегель ухитряется выводить диалектикой эти категории. В марксизме нет категории «нечто», но если попробовать её ввести, то получится, что это любая вещь, явление, процесс в материальном мире. «Нечто» у Гегеля — это совершенно другое. Это промежуточный результат движения мысли от чистого бытия и ничто вглубь. Я же пишу там в статье: «Нечто — это не конкретная вещь, а лишь поверхностный взгляд на что-то как на наличное бытие». Грубо говоря, когда вы берёте «гегелевское нечто», это может быть что угодно и более того, не важно вообще что это. Поэтому оно и называется «нечто».
Большое спасибо за ваш титанический труд. Подскажите, планируется ли продолжение этой работы и как скоро? Спасибо.
написано же — продолжится обязательно в 2022 году
Да-да-да! Всё будет :) Просто нужно время, чтобы написать. Я уже самого Гегеля проработал далеко, сяду вот и напишу. Кстати, за пару-тройку лет чтения НЛ я научился понимать автора практически без многократных перечитываний. Так что и такое приходит со временем. Причём не сказать, что я прямо целыми днями его читал, даже, наоборот, читал редко.
Но самое главное, что когда допишу до перехода в количество и про само количество, сравню гегелевские и марксистские категории. А то некоторые товарищи чутка перегибают палку, считая, что гегелевские категории абсолютно научные. Это не так. Они ненаучные, но в них есть рациональные зёрна и их выведение достаточно интересно и полезно, как для тренировки ума, так и для более глубокого понимания некоторых аспектов реальной диаматики.
Ничего, кстати, титанического в этом труде нет, просто делюсь тем, как понимаю текст. Может кому будет полезно.
Со своей стороны могу сказать, что ваша статья очень помогает разобраться во всех хитросплетениях Гегелевского изложения. Сейчас читать стало гораздо проще, хотя не без возвращений к недопонятым участкам текста. Вы мне очень помогли, спасибо!
Здравствуйте!
Позвольте обратить внимание на опечатку (если ошибаюсь, поправьте меня), вот в этом абзаце:
«Следует присмотреться к тождеству определения (назначения) и характера. Состоит оно лишь в том, что они оба суть одна и та же определённость? Не только. Дело в том, что момент для-себя-бытия (равенство с собой), наполнение которого определённостью и дало нам определение (назначение), был установлен, как мы помним, в качестве отталкивания от момента бытия-для-иного (неравенства с собой), что у Гегеля получило название «в-нём-бытия», следовательно, и на уровне определённости, то есть определения (назначения) и характера, он должен себя проявлять подобным образом.»
Имелось в виду не для-себя-бытие, а в-себе-бытие?
С уважением,
Антон Ковалевский
Да, описка. Спасибо.
Прежде всего, хотелось бы поблагодарить автора за проделанную работу по облегчению изучения «Науки логики». Весьма полезные в этом отношении заметки. В целом, все изложено, на мой взгляд, вполне верно. Позволю себе только остановиться на паре более тонких моментов учения о бытии.
Первый таковой момент касается значения термина „другое в самом себе“.
Дойдя до соответствующего места в экспозиции, автор совершенно правильно пишет: „Единственный логический выход — взять другое только как «другое». Это означает, что если мысленно представить, что взятое нами другое удерживается именно как другое, не становится для нас нечто, то оно равно самому себе и не равно самому себе.“ Но сразу после следует, для иллюстрации „другого только как другого“, пример с тремя абстрактными нечто, о которых читатель также узнает, что можно было вполне обойтись и двумя. Желаемое упрощение понимания таким образом, на мой взгляд, отнюдь не достигается. Лучший из известных мне наглядных примеров, иллюстрирующих значение данного термина диалектической логики, состоит в рассмотрении простейшей (по Энгельсу) формы движения – механической. Она хороша тем, что, будучи самой элементарной, имеет себя же своей сущностью и, как следствие, „другое в самом себе“ сферы бытия практически совпадает (имеет то же самое наличное бытие) с отрицательным сферы сущности. Под нечто в данном примере следует понимать поступательное движение в определенном направлении, так что это направление и есть его определенность. Тогда просто другое будет движением в каком-нибудь другом направлении. А другое в самом себе, саморавное в своем „неименнии наличного бытия“, должно, следовательно, быть движением, не имеющим никакой определенности в данном смысле, а представляющее собой постоянную смену (отрицание) таковой определенности, равное себе в этом отрицании. Нетрудно догадаться, что речь идет о вращательном движении (изучаемом в курсах общей физики сразу после движения поступательного). Кстати сказать, другое в самом себе – так же как и отрицательное сферы сущности – представляет собой один из наиболее недопонятых и недооцененных моментов гегелевской диалектики.
Второй момент, на который следует обратить внимание, касается количества. Так в самом начале данного раздела заметок читатель узнает, что „строго говоря“ (в мироздании) нет никакого количества самого по себе. Но самого по себе (т.е. совершенно без количества) нет в мироздании и качества. Любая из категорий сама по себе представляет собой абстракцию. Другое дело, что качество, как непосредственная опеделенность, логически предшествует количеству, которое есть „снятое“ качество. На мой взгляд, подобная „размашистая“ фраза может только настроить начинающего изучать диалектику на неверный „упрощенческий“ лад, от которого она и так страдает уже почти два века. Можно предположить, что автор заметок решил столь категорично обойтись с количеством в силу неявно присутствующей полемики с господствующим ныне в широких образованных кругах официальным позитивизмом, излюбленной манерой которого явяляется подчас весьма сложное оперирование с количествами никем не понятых качеств, при том что понять их никто и не пытается. Но, опять же на мой взгляд, давно пора прекратить позиционировать диалектику (науку о разумном мышлении) как своеобразный анти-позитивизм (каковой – т.е. сам позитивизм – можно рассматривать как формализованное „отсутствие мышления“), а изучать – и развивать по мере возможности – ее как науку „в себе и для себя“.
Под этой же рубрикой проходят и такие высказывания автора заметок в отношении автора «Науки логики», согласно которым последний „как минимум догадывался или предполагал, что количество — это тоже качество, просто выступающее как некоторая одинаковость“, хотя он (автор «Науки логики») и не уставал повторять, в несколько различных формах, что количество – это снятое качество. Отношение к автору «Науки логики» как к наивному чудаку, который, в силу своего неизбывного идеализма, не понимает простых вещей до такой степени, что его легко может поправить недавний выпускник российскаго (т.е. даже не советского) вуза, не служит никаким прогрессивным целям.
И напоследок, о категории „чистое количество“ – еще одной простой, но не оцененной по достоинству последователями категории. Она действительно очень абстрактна и в этом смысле промежуточна, логически предшествуя, например, категории „определенное количество“. Но чистое количество – очень важная категория также и сама по себе, в силу той же самой абстрактности и, следовательно, предельной всеобщности, „абсолютности“, как любил выражаться Гегель. Дело в том, что такие фундаментальные всеобщности как время, пространство, материя, энергия (а также абстрактная информация) как таковые, взятые в предельной абстракции, с логической точки зрения представляют собой именно чистые количества, и этот факт никак не делает Гегеля идеалистом. И, кстати, аксиому материальности мироздания он – как автор «Науки логики» во всяком случае, а о другом Гегеле мы здесь речи не ведем – и не думал отрицать. (Он, скорее всего, о ней просто не слышал, т.к. «Прорыв» начал выходить несколько позже. Несколько серьезнее выражаясь, материальность мироздания есть следствие его единства, каковое автор «Науки логики» не просто не отрицал, а всего-навсего сделал его основным принципом своей диалектики, ее альфой и омегой.)
P.S. Кстати, аксиоматизация философии (науки о разумном мышлении), как и естественных наук, вообще говоря нежелательна. Гегель, как автор «Науки логики», ее старательно избегал, не считаясь с ущербом, например, ясности изложения, как совершенно верно отмечает автор настоящих заметок. Опасность аксиоматизации в том, что за аксиому может быть принят частный факт, попросту неверный в качестве общего принципа (как прекрасно продемонстрировал юный А. Эйнштейн в 1905 году) или же – в особенности в отношении философии – что по мере прогрессивного развития форм универсальной субстанции (материи) некоторые с виду незыблемые общие – но в чем-то односторонние – принципы могут проявить сторону своей противоположности. Примеры приведу чуть позже.
1. На мой взгляд очень сложный пример. Сложен он не самой иллюстрацией, которая, в целом, наглядная, а моментом, в котором я должен определённость нечто свести к вектору движения. Пусть судит читатель, мне кажется, так, как написал я, вполне понятно. Но никто не мешает попробовать написать проще и доступнее.
2. Гегель ошибался и ошибался много. Специально или нет, в силу субъективных или объективных причин неважно. Это не отменяет его гениальности. Однако его изложение категории количества с точки зрения марксизма просто нелепо.
Сказать, что качество немыслимо и не существует в отрыве от количества, ТАК ЖЕ как количество от качества, как раз нельзя. Вам следует внимательно обдумать этот вопрос. Потому что количество немыслимо без вопроса: количество чего? А вопрос о количественной определённости качества вторичен. Я могу сказать, в 1917 г. мы достигли коммунизма! Это вполне адекватная мысль. А уже в более детализированном виде уточню количественные параметры, что достигли только в одной отдельно взятой стране и т. д. Но сказать-то могу! Отразить объективную действительность получится. С количеством так поступить можно только в области математики. Сказать, у нас есть единица. Единица чего? Яблока? Коммунизма? Человека? Бессмыслица. То есть, да, качество не существует без количества, но совсем не так же, как количество без качества.
То, что Гегель говорил, что количество есть снятое качество — вы хорошо подметили. Хотя сама по себе формула эта мало что объясняет читателю. Нужно это действительно добавить, что Гегель говорил, по крайней мере, что количество — это качество, хоть и снятое.
Но, мне кажется, вы пытаетесь увидеть в Гегеле только то, что у него есть рационального. Моя же критика касалась именно логического ВЫВЕДЕНИЯ им категории. В текстах Гегеля есть противоречия. В одном месте он может написать так, в другом иначе.
Даже это выражение «количество есть снятое качество» можно понять двояко: 1) количество есть качество (правильная мысль); 2) количество есть что-то БЕЗ качества (неправильная мысль). К сожалению, у Гегеля в НЛ есть это «что-то» без качества в ходе логического выведения, а в реальности нет. Об этом и была критика.
Сама эта процедура снятия у Гегеля в разных местах выглядит по-разному. Скажем, теория марксизма-ленинизма понятие «снятия», вообще говоря, не использует, хотя этот термин в некоторых случах употребить можно.
3. Вы говорите, время, пространство, энергия, информация как таковые — это чистые количества. А я скажу, это махровая гегельянщина. Да, В НЕКОТОРОМ СМЫСЛЕ, так сказать можно, и логику вашего высказывания я понимаю, но к науке это отношения не имеет. Можете сесть и написать статью «Пространство как чистое количество». Единственное, чего вы добьётесь, это полный разрыв с материализмом. Вашу статью с удовольствием опубликуют буржуазные философские институции, они такое любят.
1. В данном примере речь идет именно о механическом движении. Так что всевозможные другие определенности движущегося нечто роли не играют. В механическом же движении как таковом, в его чистом виде, направление движения и есть единственная его определенность (абсолютное значение скорости требует введения определенных количеств, таких как единица времени).
2. Кто бы спорил. Но здесь речь не о Гегеле, а о его «Науке логики», в которой он далеко превзошел Гегеля – автора многочисленных «Философий…». Я уже упоминал, что Гегель оказал своей же диалектике медвежью услугу, взявшись ее применять к объяснению природы, истории и т. д. Нашпигованные настоящим идеализмом и, подчас, нелепицами, эти его „прикладные“ работы были на порядок (или три) легче для восприятия и дали повод даже вчерашним школьникам (как тов. Дубов) с важным видом рассуждать о том самом гегелевском „идеализме“, а затем переносить таковые выводы и на «Науку логики», понять которую у них просто не хватило времени и терпения.
3. При всем уважении, все же отмечу, что в данном случае „махровая гегельянщина“ (заметьте, именно гегельянщина, а не гегельянство, негативно окрашенный термин) – выглядит просто как эвфемизм фразы „то, в чем я не удосужился разобраться“. В самом деле, возьмем для простоты время как таковое. Какие у него есть определенности до того как нам заблагорассудилось отметить в нем произвольную границу, ввести какой-нибудь произвольный масштаб и получить таким образом привычное численно определенное количество – длину интервала? Именно что никаких. Это и есть чистое количество. Так же и с материей как таковой, и с энергией, в которой путался Энгельс, не понимавший категории „чистое количество“. Конечно материя, энергия и время – разные чистые количества, ибо в них сняты разные качества. Но как только мы зафиксировали, о каком именно чистом количестве идет речь, дальнейшие определенности кончаются, и не остается ничего кроме чистого количества. Могу предположить, что вас в чистом количестве смущают параллели с позитивизмом, который пытался построить всю науку по образу и подобию математики. Можете не волноваться – эти субъекты понятия о чистом количестве не имеют. И соответственно, с буржуазными философскими институциями вы явно погорячились. Не поверю, что вам неизвестно, что для оных „философия пространства и времени“ уже сотню лет как синонимична с „философией теории относительности“, в каковой и пространство и время – а точнее „пространство-время“ – живут разнообразной и интересной жизнью, искривляясь вплоть до сворачивания целых измерениий (которых, кстати, намного больше чем 3 плюс 1, если вы не в курсе) до „планковских“ размеров, и закручиваясь в „многообразия Калаби-Яу“, например. Какое уж тут чистое количество. С подобной ересью вас и на порог означенных „институций“ не пустят. Так что если под наукой понимать „современную науку“, включающую теорию относительности в качестве одного из краеугольных камней, то вы правы – к такой науке чистое количество (да и вся диалектика, до кучи) отношения имеет действительно весьма мало. Но что-то мне подсказывает. что вы другую науку имели в виду. А к такой науке чистое количество имеет самое прямое отношение. Я, например, здесь недавно объяснял, как можно, используя категории диалектики – включая с необходимостью и чистое количество, – помочь Энгельсу прояснить разницу между движением и энергией и растолковать заодно авторам современных учебников по физике (таким как Фейнман, Савельев и Сивухин), что же такое эта самая энергия.
P.S. Еще немного о качестве с количеством. Похоже, здесь у нас с вами почти консенсус. Действительно, гносеологически, т.е в порядке движения познавания от непосредственного к сущности и затем к понятию, качество предшествует количеству (а не наоборот, как считал, например, Кант). И действительно нет количества без качества. Но нет и качества без количества – снятие качества (с переходом в количество) происходит не только „в голове“ (как говаривали классики, не освободившиеся еще вполне от столь привычного декартова дуализма), но и „в вещах“, или „ в реальности“, а именно, в виде превращений качественно различных нечто друг в друга, т.е. приведения многообразного к единству, т.е. к тождеству. Так как подобные превращения универсальны и неизбежны, качество невозможно в изоляции от количества.
А с чьей точки зрения аксиоматизация марксистской философии вообще и частных наук в особенности нежелательна? С точки зрения Елисея? Можно ли было создать планиметрию без аксиомы о бесконечных параллельных прямых? Можно ли быть материалистом не признав за аксиому положение о бесконечности времени, пространства и материи?
Ув. тов. Антип, давно собирался черкнуть несколько строк об аксиматическом подходе к философии и даже сделал кое-какие наброски, но пресловутые „дела“ (читай: примитивная борьба за выживание) немного отвлекли. Так что спасибо, что нампомнили.
Вначале посмотрим, что об этом думали классики марксизма. Если говорить о методе – диалектическом материализме (диаматике), – то он был наиболее полно (хотя и недостаточно полно) изложен в «Анти-Дюринге» и «Диалектике природы» Энгельса, а также в «Материализме и эмпириокритицизме» и «Философских тетрадях» Ленина. При этом только «Анти-Дюринг» и «Материализм …» были законченными произведениями, опубликованными самими авторами. «Диалектика природы» и «Философские тетради» же представляют собой неоконченные наброски и конспекты произведений других авторов с примечаниями классиков. Названные выше законченные произведения в свою очередь были критическими выступлениями, направленными против определенных „улучшателей марксизма“, взгляды которых – в силу в первую очередь их простоты и видимой ясности – приобрели в свое время известную популярность и грозили увести потенциальные революционные массы в сторону от революции. В обоих случаях задача по развенчанию означенных взглядов, стоявшая перед авторами «Анти-Дюринга» и «Материализма …», соответственно, с философской точки зрения, была не из сложных. Действительно, Ленину, например, не составило большого труда показать, что философские воззрения русских махистов Богданова, Базарова и ко, выступающих, вслед за своим учителем „выдающимся современным физиком“ Махом от лица „современной науки“, представляли собой слегка перекрашенные откровенно „фидеистические“ тезисы церковного иерарха 18 века епископа Беркли и положения воинствующего солипсиста, одного из ярких представителей школы „отсутствия мышления“ Юма. Каждый взявший на себя труд прочитать ленинскую книгу, может увидеть, как автор буквально резвится на ее страницах, забивая очередной гол в метафорические ворота незадачливых противников. Примерно такой же сложности задача стояла и перед Энгельсом. Другими словами, ни у кого из классиков так и не дошли руки до тщательной разработки их философского метода, и то, что мы сейчас называем диалектическим материализмом (и диаматикой на страницах данного ресурса), было собрано „по частям“ (и местами дополнено) из всей совокупности работ (и предварительных заметок, и написанных для себя конспектов) основоположников марксизма.
Тем не менее, давайте посмотрим, что классики имели сказать об аксиоматическом подходе в философии, используя четыре вышеупомянутых источника. В «Анти-Дюринге», действительно, слово „аксиома“ и его производные используются около трех десятков раз. Однако, уже первый раз данное слово появляется в следующем контексте.
„Подобно тому как г-н Дюринг воображает, что из математических аксиом, которые «с
чисто логической точки зрения не допускают обоснования, да и не нуждаются в нем», можно без всякой примеси опыта вывести всю чистую математику, а затем применить ее к миру, — точно так же он воображает, что он в состоянии сначала создать из головы основные формы бытия, простые элементы всякого знания, аксиомы философии, из них вывести всю философию, или мировую схематику, и затем высочайше октровировать эту свою конституцию природе и человечеству. К сожалению, природа вовсе не состоит из мантейфелевских пруссаков 1850 г, а человечество состоит из них лишь в самой ничтожной части“. Дальше тоже в том же духе: Энгельс довольно едко высмеивает „аксиоматизацию“ Дюринга. Встречаются, например такие пассажи. „Первое предложение представляет, кстати сказать, прекрасный образчик широковещательной аксиоматически-тавтологической манеры выражения г-на Дюринга: там, где величина не изменяется, она остается той же самой“. В «Материализме и эмпириокритицизме» слово „аксиома“ не встречается ни разу, а в „Философских тетрадях“ – дважды: один раз в конспекте книги Фейербаха о философии Лейбница, и один раз – в конспекте «Науки логики». В последнем случае, речь идет об „аксиоматических“ фигурах логики, которые, по мнению Ленина, приобрели свою самоочевидную прочность в силу „миллиардного повторения“ в процессе практики.
Мы видим, таким образом, что сами классики не делали попыток аксиоматизировать свой философский метод, а скорее напротив, во всяком случае в лице Энгельса, были противниками подобного подхода. Того же мнения, кстати, придерживался Гегель в своей ипостаси автора «Науки логики». С другой стороны, в силу того, как мы уже здесь заметили, классики были в первую очередь революционерами, а уже во вторую обстоятельными кабинетными теоретиками, никто из них не смог найти времени для тщательной проработки и последовательной экспозиции логического метода как такового. Поэтому, хотя они и избегали формулировки аксиом, вполне возможно, что они таковые неявно подразумевали и даже явно декларировали, попросту не называя аксиомами. В явном виде аксиомы диаматики были по-видимому впервые сформулированы именно как аксиомы тов. Антипом в его статьях, написанных пару десятилетий назад (поправьте меня, пожалуйста, если это не так), и впоследствии легли в основу теоретических построений коллектива данного издания с начала его функционирования. Давайте теперь выделим эти аксиомы из настоящего текста тов. Редина и попробуем немного проанализировать их содержание.
Во-первых, согласно тов. Редину, „Бытие в трёх объективных реальностях — пространстве, времени и материи… является аксиомой, составляющей начало изложения философии…“. На самом деле, как мы попробуем показать ниже, нет необходимости постулировать ни материю, ни пространство со временем в самом начале изложения. И сразу два слова по поводу „объективной реальности“ как фундаментальной категории, в коем качестве, по тов. Редину, она выступает в теории диалектического материализма (диаматики) и, более, того, противопоставляется, как сугубо научная категория, таковым «Науки логики», написанной неисправимым идеалистом. Объективная реальность как категория диалектического материализма берет начало в знаменитом ленинском определении материи, данном автором в «Материализме и эмпириокритицизме», написанном в 1908 году, т.е. задолго до его первоначального ознакомления с текстом «Науки логики» (и до выяснения того, что для полного понимания «Капитала» необходимо „проштудировать“ основной философский труд Гегеля). Объективная реальность, таким образом, не может считаться логической (философской) категорией в том же смысле как категории «Науки логики» попросту потому, что не является моментом единой системы, разработанной именно как таковая. Это скорее элемент „просвещенного представления“ – результата обогащения традиционного естественно-научного антиклерикального материализма элементами диалектики, сводящимися в основном к знаменитым „трем законам“, сформулированным Энгельсом в «Анти-Дюринге».
Перечислим теперь остальные аксиомы, как они были упомянуты в тексте тов. Редина.
1) Аксиома о материальности мироздания, которую, по словам тов. Редина, отвергал Гегель.
2) Аксиома о движении материи как форме ее существования.
3) Аксиома о внутреннем источнике самодвижения материи.
4) Аксиома о материальном единстве мироздания (взаимной связи всего со всем).
5) Аксиома о соотношении бесконечного множества элементов бесконечной материи, находящихся в движении.
6) Аксиома о единстве мира и определяющей роли общего в единичном.
7) Аксиома бесконечности бытия: есть только бесконечное, а конечное – момент бесконечного.
Напомним, что единственный принцип, положенный в основу системы, развернутой в «Науке логики» (который при желании можно назвать аксиомой), есть таковой единства в многообразии (т.е. единства всего мироздания, без исключений). Научный подвиг Гегеля и состоит в том, что он задался целью – и в известной степени ее достиг – проследить, как именно единство может прийти к непосредственно данному (в ощущениях) многообразию. Заметим также мимоходом, что он выполнил эту цель еще до того как, став уважаемым академическим философом, понизил свой уровень, приблизив его к таковому своих коллег. Этот более поздний Гегель, автор различных «Философий…» (природы, духа, религии и т. д.), как раз и есть тот самый идеалист (и даже фидеист), который подчас вызывал негативную реакцию классиков марксизма.
Давайте теперь посмотрим на аксиомы диаматики, перечисленные выше, сопоставив их с единственной аксиомой классической диалектической логики (изложенной, напомним, в «Науке логики», а не в гораздо более легких для восприятия – и потому и более читаемых – «Философиях…» позднего Гегеля). Материальность мироздания следует прямо из его единства. Если следовать непосредственно логике «Науки логики», то категория материи появляется на уровне рефлексии основания сферы сущности. Если рассмотреть эту рефлексию в отношении всего мироздания, то логическая материя рефлексии основания становится той самой универсальной материей классического материализма, с тем лишь уточнением, что материя как таковая вечна и неизменна, и не может, таким образом, пребывать в движении. Материя как логическая категория противопоставляется форме и рассматривается как равнодушная к ней, так что единственной ее (материи) характеристикой является устойчивое наличие. В движении пребывает форма или, можно сказать, оформленная материя, материя, взятая в единстве с формой. Более удачным стандартным философским названием для традиционной материи материализма была бы субстанция. Кстати, как я уже отмечал в комментариях к заметке тов. Назаренко от том, зачем Ленин изучал Гегеля, эта самая нечеткость в понимании содержания логической категории „материя“ послужила причиной некоторой путаницы в отношении смысла физического термина „энергия“ со стороны Энгельса, который просто отождествил энергию с движением, в то время как энергия, по смыслу употеребления этого слова в физике, есть именно движение абстрагированное от всех определений формы, т.е. материя универсального движения.
Ровным счетом то же самое можно сказать и об аксиомах, перечисленных выше под номерами от 2 до 5. Все они – простые следствия фундаментального единства мироздания. Возьмем для примера аксиому 3 о внутреннем источнике самодвижения материи. Непосредственно видно, что она носит главным образом – и чуть ли не единственно – антифидеистический характер. Действительно, если мир един, и материя понимается как логическая категория, приложимая в всему сущему, то за ее пределами нет ничего, и любой мыслимый источник движения будет с необходимостью внутренним. Не так это может быть только если есть какой-то иной мир, отделенный от этого неким барьером, не состоящий с ним в единстве и в то же время дающий ему источник движения. Но в силу единства, принятого за принцип, подобный вариант должен быть исключен. Такая аксиома необходима только в полемике с лицами, придерживающимися религиозных взглядов, как тезис в борьбе с фидеизмом („поповщиной“). Если же вопрос с фидеизмом уже решен, и таковой вариант всерьез не рассматривается (т.е. если принцип единства принят в его полноте), то необходимость в подобных тезисах, интерпретируемых как фундаментальные принципы, отпадает.
Классики в свое время (Энгельс в «Анти-Дюринге», Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме») создавали не фундаментальные труды по философии, а вели идейную борьбу за революционные (в будущем) массы, которые в тогдашнем настоящем стояли на достаточно низком идейно-теоретическом уровне для того, чтобы быть уязвимыми для религиозной и квази-религиозной пропаганды со стороны противников прогресса всех мастей. Такова была необходимость, продиктованная наличными условиями политической борьбы. Но эта самая необходимость мешала – и в конце концов помешала – классикам (при всей их гениальности) развить „высокую“ теорию настолько насколько это было возможно на то время и при их (чрезвычайно высоких) интеллектуальных возможностях. Борясь с фидеизмом и ретроградами разлинчых окрасок (почитайте еще раз «Материализм и эмпириокритицизм» дабы оценить уровень их философских оппонентов), они тем самым, не желая того, в какой-то мере опускались в направлении (хотя, конечно, и не до) их уровня. Следующая цитата, для иллюстрации наших слов, взята из «Матриализма и эмпириокритицизма». „Нельзя выдержать последовательно точку зрения в философии, враждебную всякому фидеизму и всякому идеализму, если не признать решительно и определенно, что наши развивающиеся понятия времени и пространства отражают объективно-реальные время и пространство; приближаются и здесь, как и вообще, к объективной истине”. Обратите внимание на оборот „враждебную всякому фидеизму и всякому идеализму“. Автор в явном виде отталкивается от фидеизма, с необходимостью принижая тем самым и свою точку зрения.
В наше время, хотя фидеизм пока никуда не делся, и лиц, готовых всерьез внимать всяческим религиозмым и квазирелигиозным лозунгам и призывам, пока тоже достаточно, тем не менее нет никакой необходимости позиционировать рациональную диалектику (теорию разумного мышления) как анти-фидеизм или какой нибудь анти-позитивизм. Попросту говоря, слишком много чести для обоих (фидеизма и позитивизма) и слишком мало пользы для прогресса разума. (Это примерно так же продуктивно как, например, проведение тщательного анализа содержания речей Путина, Байдена, Макрона или какого -нибудь другого телеартиста.)
И напоследок, коротко об аксиомах 6 и 7. Они носят отличный от предыдущих аксиом характер. Не будучи тавтологичными (простыми следствиями принципа единства), они страдают односторонностью. Так аксиома 6 об определяющей (довлеющей) роли всеобщего в отношении единичного возводит в фундаментальный принцип наличное на данную фазу развития конечных форм положение дел. Единичное (субъект) в системе «Науки логики» – это точка реализации понятия, осуществления единства противоположностей, необходимая ступень прогрессивного развития форм универсальной субстанции. Как говорит Гегель в учении о понятии, „в единичности лишь положено то, что они [всеобщее и особенное] суть в себе и для себя“. Пример с переходом от механической формы движения к физической, протекающим через посредство единичного – вихревого образования, представляющего собой единство положительного (поступательног движения) и отрицательного (вращательного движения), я уже приводил раньше и, в интересах экономии времени, не буду повторять в деталях.
В аксиоме 6 можно увидеть констатацию наличного уровня развития, данного в ощущении здесь и сейчас (в исторической шкале времени и глобальном пространственном масштабе). На уровне представления, всеобщее это, например, законы природы (скажем, законы Ньютона), а единичное в таком случае есть какое-нибудь конкретное движение (например, планеты по орбите). Мы ясно видим (если усвоили школьную программу), как всеобщее подчиняет себе единичное. То же самое и в общественной форме движения. Благодаря открытиям Маркса, все теперь (кроме некоторых буржуазных и клерикальных идеологов, которые притворяются, что не слышали) знают, что всеобщее (производственные отношения) определяeт поведение масс единичных субъектов. Вроде все правильно. Но дело в том, что по мере развития форм движения универсальной субстанции (оформленной материи, взятой вместе с неотделимым от нее идеальным „своим другим“), от механической к вполне разумной (через нынешнюю переходную квази-разумную), всеобщее, зарождающееся на ранних этапах развития означеных форм как „пассивная субстанция“ (т.е. та же самая универсальная субстанция, взятая как объект приложения собственной деятельности), становится активной и в конце концов (на уровне развития, соответствующем „абсолютной идее“ – вполне разумной материи, если пользоваться несколько упрощенным языком классиков марксизма) проникает во все уголки „своего другого“, восстанавливая свое с ним тождество, завершив большой (самый большой, фундаментальный) цикл „отрицания отрицания“, в который все остальные подобные циклы вложены как пресловутые матрешки. Таким образом, восстанавливается тождество (или, точнее говоря, впервые возникает) всеобщего с единичным, завершая переходную стадию довления первого над вторым. В самом деле, классики периодически упоминали, что будущее неизбежно должно будет стать эрой универсального индивида, в противоположность нынешней – эре „атома“ отчужденного общества, „профессионального кретина“, которому довлеют всеобщие производственные отношения. Другое дело, что классики, будучи пионерами теории перехода к разумной форме, не вполне понимали логику такового перехода. Отчасти – в силу новизны подобного предприятия и полного отсутствия опыта, но отчасти – и результате недостаточного освоения достижений предшественников, и, в первую очередь – «Науки логики» как наиболее полной – на тот момент, и, в основном, по сей день – экспозиции логики единства в многообразии.
Елисей, почему вы не размышляете, а поучаете? Какую аксиоматику критиковал Энгельс? Совершенно конкретную. Дюринга. И ни слова в осуждении истин, не требующих доказательств. Видимо для вас философия — это собрание всех исторических типов философий. А для нас философия есть продукт здорового ума, который в исследовании частностей «танцует от бесспорных наиболее общих истин. Одной из таких первых и бесспорных истин, отрицающих идею бога, является аксиома о бесконечности времени, пространства и материи, об их вечности. Мы, прорывисты, и не пытаемся доказать верующим отсутствие бога. Просто в своей практике мы не обращаемся к богу, тем более, к святым писаниям. Для физиологически здорового ума факт отсутствия бога не требует доказательств. Мы полностью согласны с критикой Энгельса в адрес аксиоматики Дюринга, как к его очередной глупости. Вы же, Елисей, как и Пилот, чемпион по запутыванию самого себя. Большего формалиста чем вы, со времён Брежнева, не встречал.
Так и я, вроде, о том же: нет никакой необходимости формулировать аксиомы материализма в „высокой“ теории, в отличие, например, от публицистических и пропагандистких материалов. Все они следуют из принципа единства. Аксиомы же о довлении всеобщего единичному (и бескочечного конечному) попросту односторонни и могут быть приняты лишь с оговорками (что лишает их, вообще-то, статуса аксиом). Вы к тому же, по вашим же словам, не собираетесь вести пропаганду в среде современных фидеистов (сторонников „русского мира“, „духовных скреп“ и т. п.). Что же касается „инстинктов физиологически здорового мозга“, то вполне возможно, что они естественно атеистичны, но это не большое достижение. Их явно недостаточно для уяснения логики перехода к вполне разумной форме движения универсальной субстанции (материи) – к коммунизму, если использовать естественно-исторически возникшее название. Здесь, как вы и сами понимаете, надеяться можно только на „силу абстракции“, как однажды выразился Маркс. Вполне возможно – почти гарантировано, на самом деле, – что упомянутая логика значительно сложнее таковой функционирования капитализма, с которой, использовав свою немалую силу абстракции, в основном разобрался автор «Капитала». Так что никакие теоретические „запутанности“ наверняка не окажутся лишними. Надо только (специально добавлю „по моему сугубо личному мнению“, дабы не накликать на себя дальнейшие обвинения в дидактике) не уставать по ним „карабкаться“ и избегать соблазнов простоты, которые, согласно опять же моему сугубо индивидуальному опыту, ведут обратно в наезженную каждым современно образованным (пусть даже и в советское время, как мы с вами) индивидом колею буржуазного (фрагментарного, эмпирического, декартово-дуалистического) мышления.
P.S. А философия, вроде бы, действительно одна („линия мышления“ по Ленину). Творения же всевозможных юмов, контов, ильиных, расселов и попперов („линия отсутствия мышления“ по Ленину же) это скорее идеология в квазифилософской обертке.
P.P.S. Тронут присвоенным мне званием крупнейшего со времен Брежнева формалиста. Спасибо, хотя я понимаю, что это аванс. Но, признаюсь, совершенно не понял шутки о летчиках. Поясните, может вместе посмеемся.
P.P.P.S. Всех сo 106-й годовщиной!
Всё-таки, Елисей, в своих рассуждениях по мировоззренческим вопросам вы исходите из бесконечности или конечности времени, бесконечности или конечности пространства, бесконечности или конечности матери??? Или вы будете требовать от нас доказательства бесконечности пространства, времени, материи и бесконечности параллельных прямых. Если вы признаёте бесконечность, как исходное условие научно-состоятельных рассуждений, то к чему все ваши уговоры отказаться от этих очевидных аксиом. Вы считаете, что философского авторитета Елисея хватит, чтобы мы изменили точку зрения, которую мы выработали длительной теоретической и практической пропагандистской работой. Дефект вашей методологии для нас очевиден, коли вы пытаетесь нашу аксиоматику отождествить с «аксиоматикой» Дюринга. Тогда вы должны раскритиковать и аксиому Евклида.
Отвечу вначале на ваш заглавный вопрос. Я считаю, что все упомянутые универсальные абстракции с логической точки зрения – чистые количества и, следовательно, не имея определенностей, не могут быть конечными.
Теперь – по поводу Дюринга. Признаюсь, мой подход в вопросу о том, что думали классики об аксиоматизации философии, грешил некоторым формализмом: я просто провел банальный поиск на предмет буквосочетания „аксиом“ в четырех базовых произведениях классиков, напрямую касающихся диалектического материализма как системы. Оказалось, что, на его беду, поклонником математической строгости был именно Дюринг, которому суждено было стать мишенью для критики Энгельса.
Заметьте, однако, что я не ставил знака равенства между вашей системой аксиом и таковой Дюринга. Я только отметил, что сами классики аксиоматизаций не предлагали. При этом я также и допустил – взгляните еще раз на мой комментарий, – что они (классики) вполне могли те самые (ваши, не дюринговские) аксиомы подразумевать. И, опять же, в пропагандистской деятельности они вполне уместны – даже аксиома о довлении всеобщего.
Я же всегда говорил именно о „высокой“ теории, почему, если вы могли заметить, мои комментарии появлялись только к статьям, посвященным «Науке логики» (хотя я читал и другие). Таким образом, я и не думал уговаривать вас отказаться от использования аксиом, а, скорее, пытался обратить ваше (и читательское) внимание на возможные пути дальнейшего (т.е. за рубежи, достигнутые классиками) развития теории перехода к вполне разумной форме (стадии „абсолютной идеи“ на несколько „эзоповом“ языке автора «Науки логики»).
Елисей, вы, действительно, считаете, что время, пространство и, тем более, материя — универсальные абстракции и чистое количество? Елисей, если вы себя хоть немного уважаете, то не отнимайте у нас время подобными глупостями. Мы не занимаемся и не создаём аксиоматики. Мы развиваем диалектический материализм и в своих исследованиях отталкиваемся от нескольких аксиом.
По своей инициативе создал БД (базу данных) «Наука Логики»
Куда вошли несколько взаимосвязанных текстов:
1) статья Ленина
2) статья Редина + комментарии
3) два тома Гегеля
4) «Категории» Аристотеля
5) Энгельс «Людвиг Фейербах»
6) первый том из ЭФН Гегеля
Адрес БД в облаке
(открыт доступ к просмотру)
http://libs.mobi/s/pKdu0Afde
В дополнение к первой БД создал также вторую.
Предназначение которой — дневник осмысления текста «Науки Логики»
Эта БД ссылается на первую — основную.
Находится в облаке по адресу
http://libs.mobi/s/LvGmerGBm
Таким образом есть две БД.
Одна — основная, как источник.
Вторая — вспомогательная.
Загрузить себе нужно две.
Работать при помощи второй над осмыслением первой.
Причем, первая аккумулирует в себе все комментарии, сделанные во второй (которая ссылается на первую).
Работать над осмыслением могут несколько человек, помогая друг другу.
На днях мне довелось иметь виртуально-дружескую беседу на этих страницах с тт. Рединым и Антипом, на тему аксиоматического подхода к философии, а также категориального аппарата «Науки логики». Получилось так, что своеобразным яблоком раздора стала категория чистого количества и ее отношение (или, согласно моим коллегам-оппонентам, отсутствие такового) к фундаментальным категориям диалектического материализма. В связи с этим (и с заявленной темой обсуждаемых здесь заметок), представляется целесообразным осветить поподробнее данный вопрос и попытаться внести в него некоторую ясность.
Как я уже ранее упоминал, если говорить о недопонятых даже классиками марксизма моментах гегелевской диалектики, то оказывается возможным выделить несколько ключевых категорий, вокруг которых таковое недопонимание имеет тенденцию своеобразно концентрироваться. Одной из таких категорий как раз и является чистое количество. Для полноты картины, укажем и другие „аттракторы недопонимания“ (омуты „темной воды“, если воспользоваться образной терминологией ленинского конспекта). В первой книге (учении о бытии) это, кроме чистого количества, пожалуй, „другое в самом себе“. В учении о сущности, это, в первую очередь, как ни странно, положительное и отрицательное, ведущие к разрешаемому противоречию. Что же касается учения о понятии, то там с недопонимаем дело обстоит гораздо хуже, чем в первых двух книгах. Ленин, например, насколько можно судить по его конспекту, так и не успел понять разницу между понятием (объективно-субъективным концентрированным выражением единства в его развитии) и „понятиями“ (более или менее адекватными, которыми обладают мыслящие индивиды).
Но вернемся к чистому количеству. На мой взгляд, основная причина недопонимания смысла этой категории – в прочной ассоциации количества именно с определенным количеством, выраженным каким-либо числом. В среде же сторонников марксизма (и диалектики) данный эффект зачастую усиливается негативными ассоциациями с позитивизмом всех мастей и стадий (от оригинального контовского, до логического „венского кружка“, до всемозможных „пост-“ версий). Позитивизм, как всем известно, отрицая единство и сущность и являясь ярким образчиком „отсутствия мышления“, питает слабость к математике (науке об абстрактном количестве) и стремится построить все науки – и самое философию – по ее „строгому и логичному“ образу и подобию.
На самом же деле, чистое количество (как, впрочем, и адекватно – не фетишистски – понятое определенное количество) отношения к позитивизму, конечно, не имеет. Чистое количество, попросту говоря, есть результат полного „снятия“ определенностей какой-либо универсальной реальности, оно есть, говоря словами Гегеля, „возвратившееся в себя реальное для-себя-бытие, не имеющее еще в себе никакой определенности; оно есть сплошное (gediegene), продолжающее себя внутри себя бесконечное единство“. При этом необходимо отметить, что это снятие (или абстракция от определенностей) происходит не „в голове“ (вернее, не только в голове) какого-либо мыслителя, а и в той самой реальности. Например, если речь идет о материи как таковой, то эта самая „реальная“ абстракция имеет место в превращении различных форм всего сущего друг в друга, без которого (т.е. без превращения) никакое сущее невозможно и никогда не существовало. Получившееся в результате такого снятия (абстракции от определенности формы, с сохранением лишь единственной определенности – природы той универсальной реальности, в рамках которой происходит абстракция) простое лишенное формы безграничное единство, вечно пребывающее в абсолютной неизменности (именно в силу абстракции от всех определений формы), и есть материя диалектического материализма. Она вечна, неизменна, бесформенна и бесконечна – и именно в силу этих своих („не-“ и „бес-“ качеств) является – с логической точки зрения – чистым количеством.
Подчеркнем еще раз, особенно для тт. Редина и Антипа, что чистое количество это никоим образом не число. Также подчеркнем, для т. Антипа, что абстракция никоим образом не означает происходящее в чьей-либо голове, и, следовательно – идеализм, а вполне может быть – и сплошь и рядом бывает – на 100% „объективно-реальным“ действом. Так что, если мы говорим, что материя – это универсальная абстракция всего сущего от всех определенностей формы и, именно в силу абстрагированности от определенностей, является – логически – не чем иным как чистым количеством (т.е. вечной, неизменной, бесконечной и бесформенной), то мы тем самым не совершаем постыдных поступков, не делаем уступок фидеизму (и даже более мягким вариантам идеализма) и не имеем никаких рациональных резонов беспокоиться о дефиците самоуважения из-за изречения нечаянных глупостей.
Давайте сравним определение материи, которое мы здесь только что дали, с ленинским, данным автором в 1908 году (т.е. до его даже начального знакомства с «Наукой логики») в книге «Материализм и эмириокритицизм». По Ленину «Материализма и эмириокритицизма», „Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них“. Невооруженным глазом видно, что в этом определении именно аспект независимости от ощущений был важен для автора. И в самом деле, «Материализм и эмириокритицизм» был написан не как трактат по философии, а скорее как памфлет, посвященный разоблачению взглядов русских махистов. А махизм, как известно, был несколько замаскированной разновидностью радикального идеализма, опасной тем, что напрямую аппелировал к высокому на тот момент авторитету естественных наук. Согласно махизму, цель любой науки состоит не в установлении объективных законов явлений путем выявления их сущности, а просто в нахождении наиболее компактного описания „комплексов ощущений“, вызываемых в органах чувств означенными явлениями. Против подобных взглядов и направлена книга Ленина и его определение материи в частности. В нем и делается акцент на объективной реальности (в противовес субъективным ощущениям и фантазиям) и на независимости ее (реальности) от таковых ощущений.
Но для уяснения сего пункта и действительно, как считает т. Антип, достаточно наличия „физиологически здорового мозга“. В самом деле, любому обладателю такого мозга (во всяком случае, таковому, связанному с материальным производством) в целом понятно, что вне его существует множество объектов, часть из которых он может преобразовать в согласии с заранее выработанным планом (например, сделать из дерева стул), а до большей их части (например, до луны, солнца и звезд) пока дотянуться и как-то на них повлиять неспособен. Наконец, словосочетание „филосовская категория“ в ленинском определении, в контексте его появления, несет определенную смысловую нагрузку. А именно, подчеркивает предельно общий характер данного (определенного) понятия и утверждает, таким образом, что вопрос о природе материи решается в рамках философии, а не, например, физики. Но, если мы с этим – достаточно банальным для уже упомянутого обладателя здорового мозга, не отягощенного (прямо или косвенно) социальным заказом на удержание интеллектуального уровня масс на желаемом для правящих классов уровне, – утверждением и не спорим, а уже работаем в рамках философии, то данное словосочетание становится излишним.
Так вот, если мы не рвемся ставить телегу субъективных ощущений впереди лошади объективно существующего внешнего мира и уже занимаемся философией, то чем отличается материя именно как материя от всевозможных „объективно-реальных“ объектов внешнего мира, от стола до звезды? Тем ¬ – отвечает тот самый т. Антип, который никак не может поверить, что количество может быть чистым, – что стол (и звезда) материален, а материя не столообразна (и не звездообразна). Правильно, добавляем мы, так как материя, будучи материей, лишена (абстрагирована от) всех разнообразных определенностей формы, которые и делают стол столом и звезду звездой. И следовательно является не чем иным, как абстракцией. При этом, подчеркнем еще раз для всех, кто ассоциирует абстракцию с математикой, формальной логикой и, вообще, чем-то, что имеет место исключительно „в голове“, что эта самая абстракция, отождествляющая стол со звездой, имеет (или, по крайней мере, может иметь) место в самой что ни на есть „объективной реальности“. Например, если просто как-нибудь зашвырнуть стол на звезду, он с ней тотчас же самым буквальным образом отождествится. В обратном направлении, превратить звезду в стол (или в квинтиллионы столов) технически было бы несколько сложнее, но приципиальных запретов на подобное отождествление тоже нет и не предвидится.
Любое чистое количество – и материя в том числе – может всегда быть произвольно ограничено. Результатом тогда будет определенное количество – ограниченный со всех возможных направлений „кусочек“ количества чистого. Затем мы всегда можем зафиксировать произвольный другой кусочек того же чистого количества и использовать его в качестве эталона (единицы). Тогда первый кусочек может быть выражен как численность таких единиц, приведя нас таким образом к всем привычному численно выраженному определенному количеству (каковое для т. Антипа, похоже, является синонимом любого количества вообще). В случае, если нашим чистым количеством была именно материя, соответствующее определенное количество имеет исторически возникшее название „масса“, а наиболее употребимой единицей последней служит всем известный килограмм. Упомянем вскользь один из практических плюсов четкого понимания логической природы материи и массы. Если мы установили, что масса – это просто определенное количество материи, то нет небходимости глубокомысленно рассуждать об инерционной и гравитационной массах, их равенстве (или неравенстве), а можно сразу заняться выяснением физического смысла инерции с одной стороны и гравитации с другой. Отметим также, походя, что, выяснив последний, мы, возможно, смогли бы (сможем в будущем) действительно сконструировать адекватные аппараты для полетов на планеты солнечной системы и за ее пределы.
Отметим также, справедливости ради, что вопрос с материей и массой достаточно прост и может быть правильно решен также и лицами, не вполне понимающими значения чистого количества. Дело тут, как нам представляется, в том, что материя, понятая как обобщающее понятие (категория) для всей „объективной реальности“ вне нашего сознания, без уточнения ее противопоставления форме (и, как следствие, ее абсолютной – полученной посредством полной абстракции – неподвижности и бесформенности, и вечного пребывания как ее единственного „свойства“) довольно легко представима тем самым „физиологически здоровым мозгом“ с некоторым опытом материально-производственной деятельности. Материально-производственная деятельность представляет из себя процесс, преобразующий внешние объекты во что-то другое и – что здесь важно – фиксирующий желаемый результат, который затем, как правило, пребывает в относительной неизменности довольно долгое время. Так же как и материя. Именно эта статичность, длительное пребывание обоих и делает понятие материи естественным для правильного понимания даже при пренебрежении философскими тонкостями.
С энергией дело обстоит практически так же, лишь немного сложнее. Как известно, материя (а точнее ее форма, ведь материя как таковая неизменна) пребывает в постоянном движении, которое, в свою очередь, тоже предстает в разнообразии форм. Формы эти так же превращаются друг в друга и, посредством своих превращений, производят операцию „объективно-реальной“ абстракции (подчеркиваем опять, специально для т. Антипа, что формы движения превращаются, хочется ли кому-либо этого или нет, знают ли они об этом или пребывают в блаженном неведении) от себя же, оставляя неизменной и вечно пребывающей лишь свою материю, которая в данном случае зовется энергией. Таким образом, энергия как чистое количество (никакого идеализма, т. Антип, все абсолютно независимо от какого-либо сознания) бесконечна, неизменна и наполняет собой все мироздание. При этом она не тождественна с универсальным движением, как считал Энгельс, а относится к нему как его материя (в логическом смысле), абстрагированная от и противопоставленная тотальности его (движения) формы. Как мы уже знаем, произвольно ограничив это чистое количество, можно получить количество определенное. В случае материи, соответствующее определенное количество именуется массой. Каково же название определенного (ограниченного) количества энергии? Оказывается, что тоже энергия. Дело здесь, скорее всего, в том, что, как мы уже упоминали, адекватное понимание энергии дается естественно здоровому мозгу несколько труднее, нежели материи, и, как результат, само понятие энергии появилось сравнительно недавно, и соответствующая терминология еще не успела (естественно-историческим путем) возникнуть.
Заметим, для полноты картины, что энергия выступает даже не в двух, а в трех логических ипостасях. Первая – это энергия как чистое количество. Когда мы говорим , например, что энергия разлита по всему мирозданию и бесконечна, как и само мироздание, речь идет именно об этой энергии. Вторая – энергия как определенное количество. Когда мы заявляем, что при взрыве, например, одного килограмма тротила выделяется около 4 мегаджоулей энергии, мы имеем в виду энергию как определенное количество (при этом не уточняя, в каких формах она выделяется, и в каких относительных пропорциях). А какую энергию – с логической точки зрения – мы имеем в виду когда говорим, к примеру, о кинетической, потенциальной или тепловой энергии? Если мы только что заявили, что энергия – либо чистое, либо определенное количество, то как она может быть еще и кинетической, или еще какой? Ведь если она лишена определенностей (не считая той фундаментальной и всегда подразумеваемой, что она есть лишенное формы движение) кроме чисто количественной (которая есть, говоря словами Гегеля, „граница, которая не есть граница“, т.е. формальная, произвольная граница, пересекая которую, мы не находим ничего отличного от того, что было по эту сторону), то как она может иметь вполне себе качественную определенность механического, к примеру, движения? Дело в том, что в данном случае энергия выступает в логической ипостаси материи, взятой в определенности формы – содержания. Когда мы говорим, например, что кинетическая энергия велосипедиста в размере нескольких килоджоулей, в результате нажатия на тормоза, практически полностью перешла в тепловую энергию обода, колодок, а также шин и асфальта, то мы подчеркиваем и тот факт, что это та же самая энергия, и тот, что она изменила форму. Если мы скажем, что движение в механической форме перешло в таковое в тепловой, то это будет верно. Если мы добавим, что количественная определенность движения, поменявшего форму была, равна, скажем, 5 килоджоулям, то это будет неточно, так как у движения в какой-либо форме может быть много разных количественных определенностей. Верным и точным будет утверждение, что абстрактная количественная определенность поменявшего форму движения была равна 5 килоджоулям, но это и есть утверждение об энергии в логической форме содержания (в отличие от просто материи).
Напоследок разберем вопрос со временем и пространством. Интересно отметить, что мое утверждение об их логическом статусе универсальных абстракций и, как следствие, чистых количеств, вызвало несколько меньшее возмущение т. Антипа, по сравнению с таким же моим заявлением касательно материи. Интересно также и то, что, попросту говоря, для того чтобы понять логику пространства и времени с точки зрения гегелевской диалектики, необходимо штудировать «Науку логики» несколько менее долго, в сравнении с материей и энергией. В последнем случае, необходимо дойти, по меньшей мере, до главы об основании второй книги, а в первом – в принципе можно ограничиться проработкой первой книги до главы о количестве. Дело в том, что, для того, чтобы дойти до логического определения материи (и энергии) необходимо „доштудироваться“ до близкого знакомства с сущностью и соотношением основания. В самом деле, материя, как мы уже выяснили, это не что иное, как самая глубокая – и самая абстрактная (и абстракция эта, т. Антип, производится самой объективной реальностью в процессе превращения всего во все) – сущность всего сущего. Это то неизменно пребывающее, что остается после совлечения постоянно изменяющихся определений формы со всевозможных нечто. Материя материализма, с логической точки зрения, совпадает с логической материей рефлексии основания, примененной ко всему сущему.
Что же касается „нематериальных объективных реальностей“ пространства и времени, то для получения их логического определения достаточно, в силу их нематериальности, уяснить – на уровне бытия – что все нечто имеют свойство постоянно изменяться, оставаясь (в определенных пределах) собой. Используя язык гегелевской диалектики, можно сказать, что все они имеют как момент в себе бытия (саморавенства), так и момент бытия для другого (самонеравенства). При этом, оба момента – как и любые моменты – присутствуют в каждом нечто неразрывно. Забегая немного вперед, можно утверждать, что всякое нечто (точнее, вещь, если уж мы дошли до существования) существует во времени и в пространстве одновременно. Это простое наблюдение и дает возможность релятивистам и их группе поддержки, философски невежественным и незнакомым с настоящим смыслом абстракции, говорить – и убеждать себя и других – о пресловутом неразрывном „пространстве-времени“. Итак, в каждом нечто эти два момента неразрыны, но, в то же время, они представляют собой два различных – и противоположных – момента. Это значит, что возможно разделить их в подходящей для этого абстракции. При этом, так как эти два момента присущи всем нечто без исключения, таковую абстракцию вполне можно – и должно – сделать абсолютно универсальной. Такая универсальная абстракция момента в себе бытия (саморавенства) носит название пространства, а универсальная абстракция момента бытия для другого (самонеравенства) – название времени. Сразу заметим, что абстрагировав всего один момент неразрывных нечто, мы их тем самым теряем как нечто. Сравним, для контраста, эти две абстракции с таковой материи, рассмотренной нами выше. Там абстракция была произведена от всех определений формы, оставив только голое – и неизменное, в силу того, что все, способное к изменению, было абстрагировано – пребывание. От всех сущих осталось только оно, но оно – пребывание – осталось. Здесь же, разделив два неразрывных в нечто (т.е. в материи) момента, мы не можем получить ничего материального. Действительно, как правильно утверждает т. Антип, на совесть проштудировавший классиков марксизма, и чего не могут понять релятивисты, философский багаж которых ограничивается Юмом и Махом, пространство и время фундаментально нематериальны и поэтому не могут сами по себе обладать никакой динамикой, искривляться, замедляться и т. п. Обе наши универсальные абстракции – и пространство, и время – не имея никаких границ и определенностей, логически представляют из себя – так же как и материя с энергией – чистые количества. (Если т. Редин считает, что какие-то определенности они все же имеют, то мы попросим его любезно нам их указать.)
На уровне представления, пространство можно попытаться сделать в какой-то степени наглядным, вообразив что-то вроде моментального (одномоментного) снимка всей вселенной (мы отвлекаемся при этом от технической невозможности подобного снимка). Что здесь важно так это то, что все материальные предметы исчезают как таковые (в силу того, что мы выделили лишь один из двух неразрывных моментов). В самом деле, т.к. материя не существует вне времени, идеальная остановка времени в нашей абстракции тем самым абстрагирует и от материи. Можно отметить, что представление о классическом ньютоновском абсолютном пространстве находится (в отличие от пространства-времени Минковского, возникшего вследствие фетишизации света и скорости его распространения Эйштейном) недалеко от истины. Следует также отметить, что пространство представляет собой интересный пример, если уместно так выразиться, многомерного (трехмерного) чистого количества. Произвольное отграничение в пространстве какой-либо конечной его части ведет, как и всегда, к определенному количеству, но, в силу многомерности самого пространства, численное выражение такого определенного количества принимает форму не одного, а множества чисел. Представить наглядный образ времени несколько сложнее, чем пространства. Можно попытаться подумать о метафорической реке времени, текущей всюду одинаково и ни в каком определенноом направлении (или во всех направлениях сразу).
Скажем теперь несколько слов о времени как определенном численно выраженном количестве и его возможном ускорении или замедлении. Как всем известно, для измерения времени нужно найти какой-либо материальный периодический процесс с целью использования его в качестве эталона. Может ли таковой процесс ускориться или замедлиться в результате влияния окружающей его материальной среды? Вопрос риторический. Конечно, может. Будет ли такое замедление означать замедление самого времени? Релятивисты считают, что будет, если только часы, помещенные во всех без исключения точках пространства, были должным образом синхронизованы посредством магических фетишизированных Эйштейном „световых лучей“. Но, если мы заявляем, вместе с Ньютоном и т. Антипом, что время как таковое абсолютно, то резонно было бы спросить, можно ли это абсолютное время – в его ипостаси определенного количества – измерить. Вопрос этот на самом деле достаточно прост. Измерить его – в принципе сколь угодно точно – разумеется, можно. Для этого надо только найти материальный периодический процесс, не подверженный (или исчезающе мало подверженный) влиянию именно той среды и условий, в которых предполагается проводить измерение. В силу бесконечности материальных форм, таковое нахождение всегда в принципе возможно. Если, к примеру, тот же релятивист соберется пойти нырять с аквалангом, не озаботившись достаточной водонепроницаемостью своих часов, и обнаружит под водой, что часы встали, то он не на секунду не подумает, что встало само время, вопреки тому, что он говорит на лекциях. Он просто возьмет более водонепроницаемые часы в следующий раз. Ситуация с измерением абсолютного времени точна такая же.
Давайте теперь сравним только что полученные определения пространства и времени с таковыми авторства т. Антипа, данными в статье «Методологические аспекты теории развития», опубликованной в 1998г. в журнале «Прорыв». О пространстве т. Антип пишет: „ПРОСТРАНСТВО — это философская категория, принятая для обозначения объективной реальности в виде абсолютного ПОКОЯ, совершенно независящего от нашего сознания, не имеющего иных свойств, кроме абсолютно непрерывной протяженности от «-» до «+» бесконечности.“ Мы, во-первых, видим, что т. Антип считает, называя пространство философской категорией, что вопрос о природе пространства проходит по ведомству философии. Здесь с ним трудно поспорить, но можно заметить, что, коль скоро такая принадлежность установлена, т.е. если мы уже смотрим на пространство с философской точки зрения, то подобная квалификация становится излишней (и немного напоминает об авторах учебников по физике, которые, не понимая толком природы энергии, начинают с того, что объявляют ее „физической величиной“). Идем далее. Узнаем, что пространство есть объективная реальность, т.е. нечто независящее от каких-либо субъективных ощущений и чьего-либо субъективного сознания. Возражений по данному поводу у нас тоже нет. Можно только заметить мимоходом, что, в логике «Науки логики», „реальность“ практически является синонимом словосочетания „наличное бытие“, а последнего у пространства, в силу отсутствия определенностей, как раз и нет. Но т. Антип работает в логике диалектического материализма «Анти-Дюринга» и «Материализма и эмпириокритицизма», и в ней термин „реальность“ и словосочетание „объективная реальность“ имееют в основном анти-идеалистический смысл и не являются философскими категориями, понимаемыми как моменты логической системы.
Кратко подытожим. Мы узнали, что, согласно т. Антипу, вопрос о природе пространства решается в сфере философии и само пространство объективно. Это может звучать как заявление очевидного, но дело обстоит не совсем так. Большинство современных физиков, например, уверены, что вопрос о пространстве решается именно физикой, в процессе математической обработки результатов экспериментов и путем выдвижения обобщающих все это „безумных“ теорий. С другой стороны, Кант, который был серьезным ( и даже великим) философом (в отличие от дешевых идеологов вроде Рассела и Поппера) и который по сей день имеет множество последователей, считал пространство и время субъективными формами восприятия. Так что утверждения т. Антипа о предельной общности и объективности пространства далеко не банальны, и мы с ними полностью согласны. В нашем определении, приведенном несколько выше, мы опустили эти важные вообще-то моменты так как считали данную часть вопроса уже решенной. Мы вплотную приблизились к сути определения пространства т. Антипом. Конкретно, мы узнаем, что пространство – не просто какая-то объективная реальность, а объективная реальность „в виде абсолютного покоя, не имеющего других свойств, кроме абсолютной непрерывной протяженности“. Другими словами, по т. Антипу, пространство это абсолютный покой без чего-либо, что могло бы покоиться, и, следовательно, хочется ли этого субъективно т. Антипу или нет, объективно (т.е. независимо от желания т. Антипа, т. Редина, моего лично, или еще чьего бы то ни было) представляет из себя не что иное, как абстракцию. По т. Антипу, как мы видели, это абстракция покоя. На наш взгляд, лучше было бы сказать „неизменности“ (себеравности), т.к. покой обычно понимается как отсутствие именно механического движения, а пространство именно как таковое – это абстракция абсолютно от любого движения. Но это уже в известной мере дело вкуса. Мы установили, таким образом, что определение пространства т. Антипа практически идентично нашему, отличаясь от него только большей степенью метафоричности, вызванной, судя по всему, недостаточным пониманием т. Антипом настоящего (диалектического) смысла философских терминов, таких как „абстракция“ и „чистое количество“. Означенное недостаточное понимание, в свою очередь, как можно предположить, явилось следствием несколько вольной трактовки одного из основных заветов Ильича, во всяком случае, в том, что касается именно лиц, имеющих прямое отношение к философии. Завет этот, как все уже наверное догадались, звучит точно как заглавие обсуждаемых здесь заметок т. Редина. Т. Антип же, по его собственному признанию, «Науку логики» просто „быстро пробежал“.
Теперь совсем кратко о времени. Приведем для полноты картины определение т. Антипа из той же статьи 1998г.: „ВРЕМЯ — философская категория, принятая для обозначения объективной реальности в виде абсолютно чистого ДВИЖЕНИЯ независящего от нашего сознания, более чистого, чем движение идеальной точки в кинематике. Время выступает в виде всеобщей необратимой поступательности, характеризующейся непрерывностью и протяженностью от минус вечности до текущего момента.“ Легко видеть, что все сказанное нами в отношении определения пространства в порядке сравнения нашего определения с таковым т. Антипа, применимо и здесь. В самом деле, время, по т. Антипу, это движение без какого-либо движущегося тела (как улыбка чеширского кота), т.е. не само движение, а его абстракция. Т. Антип, вполне понимая все это, старательно избегает термина „абстракция“, считая, по-видимому, абстракцию принадлежностью исключительно „головы“. Вместо прямого указания на абстрактно-универсальную природу времени как такового, т. Антип прибегает к метафорам и сравнениям. Он, понимая, что поименование движения, с которым отождествляется время, абсолютно чистым может быть недостаточным, использует сравнение с движением идеальной точки (т.е. материального тела, абстрагированного не только от размера и формы, но и от массы) в кинематике, заявляя, что время есть движение еще более чистое. Действительно, идеальная точка в кинематике может ускоряться, замедляться, изменять направление – в очевидном контрасте со временем. Так что да, согласимся и мы с т. Антипом, если время считать движением, то это движение намного (бесконечно, абсолютно) более чистое, нежели то, что рассматривается в кинематике. Резюмируя, скажем, что т. Антип в своем определении, независимо от личных субъективных предпочтений, имеет в виду абстракцию и чистое количество как ее результат. Избегание точного философского языка для выражения в общем верных идей делает определение времени т. Антипа, так же как и его определение пространства, не вполне точным, излишне метафоричным и аппелирующим к представлению.
После Дюринга, Елисей следующий автор, который уверен, что объяснил сам себе всё и всем. После слов Елисея, что Маркс и Ленин что-то не поняли в трудах Гегеля из того, что имеет в гегельянстве смысл, дальше можно не читать. Если сравнить писание Елисея с чем-то, то больше всего оно укладывается в содержание басни Крылова, завершенной словами: «Слона то я и не приметил». С видом третейского судьи Елисей пытается «объяснить», как нужно понимать те или иные категории Гегеля. Елисей, как и многие в КПСС, ничего не понял в марксизме-ленинизме и считает, что существует какой-то конкретный философский язык, которым все должны изъясняться. Но мы, в «Прорыве», за единственный язык, пригодный для мудрого изложения истин, признаём категориальный аппарат классиков марксизма, язык диалектического материализма, сокращенно, диаматики, а не субъективной диалектики Гегеля, этого лучшего образца идеализма, пригодного для революционного отрицания его и построения на его отдельных удачах, полноценной теории преобразования мышления и мира на научной основе. Время, на является абстракцией. Это объективная реальность. Движение точки, птички, падающего кирпича, кулака адекватно воспримет даже Кличко: ««А сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее смотреть могут не только лишь все, мало, кто может это делать». Нужно быть диаматиком, чтобы понять, что время это объективное движение, важнейшее свойство мироздания. Время не зависит от перемещения чего бы ни было в пространстве, но позволяет субъекту понять и использовать все остальные формы движения, координируя их, благодаря тому, что время абсолютно не зависит от субъекта и любой момент времени является объективной системой отсчёта для дальнейшей человеческой практики.
Ув. т. Антип, признаться не ожидал столь скорого ответа: чуть более часа по временным отметкам. Я, конечно, польщен, но, право, не стоило так беспокоиться. Два-три дня я бы подождал безо всяких обид. Кроме того, не поторопись вы так с ответом, могли бы, например, прочесть тот самый мой комментарий, на который вы столь быстро отреагировали. А прочти вы его, вполне могли бы изменить немного и свой ответ.
Вот, к примеру, я пишу о вашем определении пространства как столь любимой вами объективной реальности: „Узнаем, что пространство есть объективная реальность, т.е. нечто независящее от каких-либо субъективных ощущений и чьего-либо субъективного сознания. Возражений по данному поводу у нас тоже нет. “ Вы мне, как я понимаю, бескопромиссно возражаете (вы здесь говорите о времени вместо пространства, но, надеюсь, что вы согласны, что логический статус пространства и времени один и тот же): „Время не является абстракцией. Это объективная реальность. “ Оставим на минуту в покое эту злополучную абстракцию (мы к ней еще вернемся). Но любому обладателю дорогого вашему сердцу физиологически адекватного мозга, прочитавшему мой комментарий, станет понятно, что я ни разу не подверг сомнению объективность – как, впрочем, и реальность, если понимать ее так, как вы – ни пространства со временем, ни материи, ни энергии.
Есть в моем комментарии и такая строка: „Так что утверждения т. Антипа о предельной общности и объективности пространства далеко не банальны, и мы с ними полностью согласны.“ Повторим специально для вас: ПОЛНОСТЬЮ СОГЛАСНЫ. Еще один подобный пример: „Но, если мы заявляем, вместе с Ньютоном и т. Антипом, что время как таковое абсолютно…“ Теперь посмотрим на ваше возражение: „Время не зависит от перемещения чего бы ни было в пространстве…“ Несколько напоминает разговор двух глухих, не находите?
Резюмируем вкратце смысл моего комментария (что вы должны были бы сделать сами, коли уж взялись отвечать и уничтожающе возражать). У нас с вами ПОЛНОЕ И АБСОЛЮТНОЕ СОГЛАСИЕ в том, что касается объективности – и независимости от ощущений, чувств, душевных движений и т. д. индивидов с мозгом – обсуждаемых универсалий. Разногласия же наши касаются, с вашей точки зрения, во всяком случае, ФИЛОСОФСКИХ ДЕТАЛЕЙ ИДЕНТИЧНОГО в главном понимания. Я считаю эти детали важными, вы, похоже, – не очень, хотя и находите нужным против них возражать.
Соответственно, одной из основных задач моего комментария была попытка РАЗЪЯСНЕНИЯ именно МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО смысла ИМЕННО ФИЛОСОФСКИХ (в отличие, например от математических) категорий „абстракция“ и „чистое количество“. Детали моего разъяснения содержатся в предыдущем, не прочитанном вами комментарии, и переписывать их здесь я не буду. Отмечу только еще раз специально для вас, что ВСЕ АБСТРАКЦИИ, о которых шла речь в том самом комментарии, имеют место В ОБЪЕКТИВНОЙ РЕАЛЬНОСТИ и уж потом только „В ГОЛОВЕ“, и то если только означенную голову достаточно напрячь.
Позвольте, наконец, выразить вам благодарность за следующий много разъясняющий в вашем отношении к филсософии вообще и «Науке логики» в частности пассаж: „После слов Елисея, что Маркс и Ленин что-то не поняли в трудах Гегеля из того, что имеет в гегельянстве смысл, дальше можно не читать.“ Во-первых, хотя я и не уставал подчеркивать и поминутно уточнять, что речь ВО ВСЕХ моих комментариях идет только и исключительно О «НАУКЕ ЛОГИКИ», А НИКАК НЕ О „ГЕГЕЛЬЯНСТВЕ“ (или, как предпочитает выражаться т. Редин, о „гегельянщине“), вы, с упорством, достойным лучшего применения, продолжаете приписывать мне защиту того самого гегельянства. Прочтите же хоть раз, субъективный идеализм вас побери, мои комментарии целиком.
Далее, вам не кажется, что установка „Маркс и Ленин уже все поняли, и больше нам понимать нечего, достаточно применения текстов Маркса и Ленина ко всем возможным ситуациям“ уж очень сильно напомнает позицию тех самых начетчиков из института марксизма-ленинизма? Почитайте, например, предисловие к 29 тому ПСС Ленина. Там прямо словами „опытного марксиста“ вчерашнего студента т. Дубова утверждается, что ленинский конспект «Науки логики» УЖЕ ОСУЩЕСТВИЛ полную и всестороннюю материалистическую переработку означенного путанного труда наивного идеалиста Гегеля и отделил от вороха плевел случайно затесавшиеся туда одинокие зерна. Незадача только состоит в том, что сам Ленин так не считал и, даже не подумав опубликовать свой гениальный конспект, настаивал на организации широкого фронта работ по изучению самой «Науки логики».
И еще обратите внимание, взглянув только на оглавление 29 тома, что Ленин не гнушается не только внимательно читать, но и конспектировать не одну только «Науку логики», но и труды гораздо менее значительных авторов, таких как Лассаль, Рей и Деборин. Вы же не считаете возможным даже мысленно законспектировать (т.е., внимательно прочитав, выделить основные пункты) коротенький, по большому счету, комментарий Елисея, дабы подвергнуть его потом (если возможно) „отточенной“ (ваше выражение, кстати) разгромной – и главное доказательной и убедительной – критике. Но куда там: для вас, похоже, и «Науку логики» Гегеля проштудировать – ниже достоинства. Сказано же было (тем же самым иститутом марксизма-ленинизма) – идеализм. Значит, зачем напрягаться и ломать голову, достаточно „быстро пробежать“. Если это не проявление того самого комчванства, против которого в свои последние годы боролся Ленин, тогда скажите мне, ради самой наиобъективнейшей из реальностей, что можно считать таковым проявлением?
P.S. Прошу прощения за использование заглавных букв, но я уже, отчаявшись побудить вас к полному прочтению написанного, решил попробовать это – используемое и вами – средство.
Прежде, чем писать ответ, я прочитал ваше послание дважды. И как все идеологические диверсии, ваше послание, тем более, это, последнее, включает циничное «признание» кое-каких теоретических положений вашего оппонента, а потом, вы размещаете небольшую ложку дёгтя в виде утверждения, что все абстракции, которые упоминались вами в вашем послании, имеют место в объективной реальности и только потом в «ГОЛОВЕ». В кавычки вы взяли, видимо, свою голову? Но, если абстракции существуют объективно, то прошу вас выслать мне бандеролью, в котором пришлите немного ТОВАРА, но ничего кроме товара. Можете вложить в бандероль и пять минут времени, но не секундой больше, а так же три объективных сантиметра, совершенно независимые от головы. Елисей, спасибо, вы подтвердили, что абсолютно не владеете категориальным аппаратом диаматики и не понимаете ни природу объективной реальности, независимой от «головы», ни научной абстракции, рождаемой только головой. Пока в природе существовали только головы динозавров и приматов, не существовало ни одного философского словаря. Когда появился Гегель, то словари, выпущенные до Маркса, изобиловали антинаучными категориями буржуазно-феодальной философии. Вы, Елисей, лучший, наиболее педантичный путаник этой философии.
Путаник, говорите? Неплохо придумано. Интересно, что лучше: быть путаником или начетчиком с синдромом комчванства? Наверное, все-таки первое. Но, с другой стороны, если уточнить, что речь идет не просто о путанике, но о путанике феодально-буржуазном, то вполне может статься, что второе. Всего вероятнее же, „оба хуже“.
На чуть более серьезной ноте, начнем с ваших иезуитски-каверзных вопросов. Простенькую материальную модель трех сантиметров вам вполне по силам соорудить самостоятельно: возьмите спичку, приложите к линейке и отломите (или отрежьте ножиком для большей точности) соответственно. Так что мне нет необходимости тратиться на пересылку. Сами понимаете – я так надеюсь – что субъективно-случайна здесь именно ассоциация этого определенного количества (длины) с числом 3, в силу такого же выбора в свое время сантиметра в качестве эталона. То же самое с пятью минутами: в свое время все процедурные кабинеты в поликлиниках были щедро оснащены песочными часами, пятиминутными в том числе. Скорее всего, нетрудно будет найти таковые и сейчас. И вот вам опять прекрасная материальная модель требуемого определенного количества нематериального объективного времени.
Теперь – по поводу товара. Как я понял, вам угодно, чтобы я прислал вам кусочек стоимости (сущности товара, являющейся общественным отношением) без потребительной стоимости. Я отвечу, пожалуй, что пока я разыскиваю таковой ТОВАР, не могли бы вы прислать мне, для ускорения моих поисков, скажем, всего 10 граммов химического вещества воды, но не пара, не жидкости и не льда. Примерно то же самое, что и в вашем задании, но проще, в силу сравнительно (значительно) большей простоты предмета обсуждения. Пока размышляете над моей просьбой, подумайте о том, что же такое химическое вещество вода именно как таковое (а не пар, не лед и не вода из-под крана, например) и каково оно, скажем, на ощупь. Легко выяснится, что пощупать его само по себе и нельзя, а можно только в каком-либо из упомянутых обличий.
При этом, так же как обмениваемые друг на друга товары (например, 1 квартер пшеницы и a центнеров железа с третьей страницы первой главы «Капитала»), лед, вода и пар в известных количествах (той же самой массы, но разных объемов в данном случае) „приравниваются“ друг другу. Только здесь это происходит гораздо проще и очевиднее, так что особой „силы абстракции“ (субъективной) для уяснения такого приравнивания не требуется. Так же как и в «Капитале», „обе эти вещи равны чему-то третьему, которое само по себе не есть ни первая, ни вторая из них.“ Маркс затем демонстрирует нам силу субъективной абстракции, выясняя природу этого самого третьего, которое не есть ни первое, ни второе. Оно, как всем теперь известно, оказывается общественным отношением, характерным для определенной стадии развития квазиразумного (т.е, полу-умного, полоумного) общества. В нашем случае, как мы уже говорили, все проще. Это „третье“ оказывается тем самым неосязаемеым, но понятным ныне (почти) каждому школьнику, химическим веществом „вода“, с известным составом молекул, которые как раз и остаются теми же самыми в процессе превращения воды из-под крана в лед и обратно.
Давайте теперь посмотрим, что говорит автор «Капитала» на следующей странице первой главы о нашем с вами камне преткновения – той самой разнесчастной абстракции (отвлечении). В приведенной ниже цитате выделения заглавными буквами наши. „Если ОТВЛЕЧЬСЯ от потребительной стоимости товарных тел, то у них остается лишь одно свойство, а именно то, что они — продукты труда. Но теперь и самый продукт труда приобретает совершенно новый вид. В самом деле, раз мы ОТВЛЕКЛИСЬ от его потребительной стоимости, мы вместе с тем ОТВЛЕКЛИСЬ также от тех составных частей и форм его товарного тела, которые делают его потребительной стоимостью. Теперь это уже не стол, или дом, или пряжа, или какая-либо другая полезная вещь. Все чувственно воспринимаемые свойства ПОГАСЛИ в нем. Равным образом теперь это уже не продукт труда столяра, или плотника, или прядильщика, или вообще какого-либо иного определенного производительного труда. Вместе с полезным характером продукта труда ИСЧЕЗАЕТ и полезный характер представленных в нем видов труда, ИСЧЕЗАЮТ, следовательно, различные конкретные формы этих видов труда; последние НЕ РАЗЛИЧАЮТСЯ более между собой, а СВОДЯТСЯ все К ОДИНАКОВОМУ человеческому труду, К АБСТРАКТНО человеческому труду.“
Вопрос к вам: кто отвлекается (от потребительной стоимости) в данной цитате? Вы наверняка скажете, что конечно же „мы“, ведь черным по белому написано. И соответственно, добавите вы, „погасают“, „исчезают“ „сводятся“ и т. д. различного рода „конкретные формы“ тоже для нас, в нашей „голове“. Но будете ли вы настаивать, что означенные „погасания“, „исчезновения“ и „сведения“ имеют место только „в голове“, а никак не в „объективной реальности“? Если вы, к примеру, роясь в ящиках стола, обнаружите там завалявшийся средних размеров алмаз, то будет ведь не так сложно „абстрагировать“ его физическую форму чтобы в результате превратить ее в таковую, скажем, автомобиля для езды на дачу. При этом заметьте, что автомобиль будет вполне себе „объективно реальным“, способным придавить вас, если вы поленитесь и полезете менять масло подняв его (автомобиль) только домкратом из прилагающегося минимального комплекта инструментов. Так же и в нашем простом примере – моей просьбе к вам. Можете взять небольшой кусочек льда, положить его на сковородку, поставить на газ и наблюдать воочию „объективно-реальную“ абстракцию от “конкретной формы“. При этом вода именно как химическое вещество, абстрагированное от конкретного агрегатного состояния, становится наиболее „осязаемой“, так и не будучи буквально осязаемой, именно в процессе перехода, смены агрегатного состояния, „снятия“ непосредственного и проявления сущности. Именно так – наблюдая переходы, смены формы, – „мы“ и можем „увидеть“ (во всяком случае, не прибегая к наблюдению в электронный микроскоп) воду как таковую.
Резюмируем нашу ультракраткую мысленную экскурсию в мир объективный извечных „переходов, переливов“ и выражаемых ими (проявляющихся через них) извечных же „снятий“, абстракций от формы, проявлений сущностей различных порядков и через них – фундаментального единства мироздания. Если вы и впрямь считаете, что все это единство существует только в „голове“ (пусть даже и моей), то вам вполне по пути с такими как Юм, Рассел, Витгенштейн и „иже с ними“. Для них, на полном серьезе, общность сводится к похожести, которую „интеллект“ может использовать для экономного описания фундаментально только многообразного (без единства) того же мироздания. Что-то мне подсказывает, однако, что вы так не считаете и в компании Юма оказаться не торопитесь.
И напоследок еще один архиважный момент, о котором я неоднократно говорил раньше, но вы, как и подобает носителю синдрома комчванства, не слышали и не хотели слушать. Была ли и у классиков неизжитая еще тенденция скатывания в ставший привычным за пару веков (и в свое время весьма прогрессивный) декартов дуализм и вытекающая оттуда переоценка роли – и одновременно некоторая недооценка возможностей, как ни странно – той самой „головы“? Вы считаете, что таковой тенденции не было и быть не могло потому, что классики. Я же, на основе опыта выполнения одного из заветов Ильича (касаемо «Науки логики»), знаю, что была. Кстати, не поленюсь уж повторить еще раз (ибо „мать ученья“), что сам Ленин, начиная с предоктябрьской фазы, начал постепенно изживать означенную тенденцию. Отсюда и его настоятельная просьба-требование серьезного изучения «Науки логики» (заметьте, что не «Анти-Дюринга» и не «Материализма…»). Я уверен, что проживи Ленин те самые среднеожидаемые причитающиеся ему 20 лет, нам с вами не пришлось бы сейчас спорить о довольно простых в сущности моментах диалектической логики, сидя к тому же на развалинах первой серьезной попытки прорыва в будущее.
Т. Елисей, порою, не могу уловить ход ваших мыслей, можно как-то, где-то подробнее про материю, энергию, пространство и время, так же, относительно атрибутивности последних? Слишком смелые утверждения.
Т. Елисей, полностью солидарен с вами в вопросе бесполезности нагромождения производных аксиом, и «аксиом односторонних» (а аксиом ли?), одно и тоже – вид сбоку. «Единство в многообразии» («конкретность» К. Маркса) «успешно справляется» в качестве единственной аксиомы мироздания в настоящий момент времени. Но так ли было, и так ли будет всегда? Ладно, отбрасываем будущее в рассуждении. В настоящем же «единство в многообразии» примем как качество «универсальной субстанции» (вы так называете «материю», и я, как и вы, считаю это более подходящим), неужели это качество никогда революционно (скачкообразно) не менялось? Рискуем попасть в «дурную бесконечность». Предполагаю, что «копнуть» необходимо ещё «глубже и шире».
Как всё запущено, Елисей, в вашей «голове», как хороши вы… в качестве объекта интереса со стороны телефонных мошенников, черных риелторов и микрокредитных организаций.
Верю, у вас ума хватит, чтобы прислать мне спичку длиной в три сантиметра, но не три сантиметра, поскольку «три сантиметра» это абстракция, существующая только в голове. А то, что существуют спички разной длины и вообще предметы любых размеров я знаю и без вас. Но врёте вы себе, с каким-то поэтическим остервенением, как мазохист. Точно так, вы мне можете прислать песочные часы с любым количеством песка в них. Но не 5 секунд или пять минут, поскольку и это научно обоснованные абстракции, благодаря которым человек взаимодействует с объективной реальностью в МЕРУ практической необходимости человеческой субъективной деятельности. Но это для среднего ума. Вы не понимаете простых вещей в силу того, что сами себе кажетесь гениальным философом. Вы не понимаете, что и время и вода — объективная реальность, но 10 секунд и десять грамм — абстракции. А поскольку грамм — абстракция, постольку она и применима одинаково для определения конкретной МЕРЫ ЛЮБОГО вещества. Время, как объективная реальность, не нуждается в том, чтобы субъект делил его на секунды. Воде безразличны ваши усилия по точному измерению её объемов, веса, хоть в виде жидкости, хоть в виде льда. Но смешнее всего ваши, Елисей, рассуждения о стоимости и попытка привлечь себе в защитники Маркса. Приходится, Елисей, сообщить вам весьма неприятную новость, вы не понимаете, что такое стоимость, в чем его сущность, как и любой другой категории буржуазной политэкономии, которую Маркс подверг КРИТИКЕ в своём знаменитом труде. Я попросил вас прислать мне, просто, товар, зная заранее, что это невозможно. Но, поскольку вы не поняли, что критика политической экономии капитализма стала возможной, как пишет сам Маркс, только благодаря научной абстракции, постольку вы стали мне доказывать, что меновая стоимость неотделима от потребительной стоимости. А это я знал и без вас, что отделить одно от другого можно лишь в порядке научной абстракции, которая существует только в голове. Но вы не поняли юмора. Вы, Елисей, даже не понимаете того, что в голове человека находится мозговое вещество, а в нём могут существовать только мысли, в том числе абстракции, но если в голове заводятся спички, купюры, конкретные товары и другие тараканы, то люди начинают мыслить как вы. Читавшие Маркса внимательно, знают, что ТОВАР, есть СЛОВО, набор букв и звуков, принятых в русском языке ( в любом другом языке, это набор ДРУГИХ букв, иероглифов, звуков) для обозначения, прежде всего, различных предметов, находящихся в частной собственности индивида, но созданных для обмена на другие предметы, другой потребительной стоимости в определенной пропорции. В реальности, особенно во времена Маркса, в роли товаров выступали, прежде всего, вещи, в том числе, монеты, ценные бумаги. В голове нормальных людей присутствует абстрактное понятие, товар, и нет ни одного предмета, который мог бы быть обменен на другой предмет, находящийся в других мозгах. Если же в мозгу человека появляется какой либо предмет, например, пуля, то, как показала практика, такой мозг утрачивает способность рождать научные абстракции.
На наш взгляд, „атрибутивность“ вообще – термин немного „вредный“, т.е. такой, за которым частенько прячется чрезмерное упрощенчество и отсутствие сколь-нибудь глубокого понимания. Обычно, термин „атрибут“ используется как синоним словосочетания „неотъемлемое свойство“ и понимается почти всегда довольно абстрактно. Будучи „свойством“, таким образом, атрибут тем самым автоматически занимает подчиненное – вторичное – положение по отношению к тому, чьим свойством он был объявлен. Так и здесь – определив пространство и время как атрибуты материальных форм, мы тем самым заявили бы их неизбежную от означенных форм зависимость. А раз так, то логично было бы им – вслед за своим носителем – и приобрести некоторую динамику, начать искривляться, замедляться и конечно же (ведь материальные формы пребывают нераздельно в пространстве и времени) слиться в единое „пространство-время“, провозглашенное в свое время выдающимся математиком и митрофанушкой от философии в одном лице, Германом Минковским, единственной (в отличие от пространства и времени по отдельности) „независимой реальностью“. Таким образом, назови мы пространство и время атрибутами, попали бы прямиком в философскую компанию Германа и его бывшего студента (впоследствии „гениальнейшего физика всех времен и народов“) Альберта, что никак не входило в наши планы.
Но, возможно скажете вы, как же так? Вы ведь (т.е. я, в данном случае) утверждаете, что пространство и время – какие-то абстракции (пусть даже и универсальные) ничего иного как тех самых материальных образований. Вот вам и атрибут. Ведь какие же, в самом деле, абстракции без самих материальных образований? Действительно, эти абстракции – дело несколько тонкое (как восток тов. Сухова). И правда, ведь в мире, как совершенно верно заметил Ильич, „нет ничего, кроме движущейся (и, добавим мы, оформленной и отражающейся в себе) материи и познавать больше нечего.“ Если это так, то все должно быть доступно рациональному познанию, начинающемуся с этого фундаментального единства. В том числе и пространство со временем. Приходим к выводу, что пространство и время не могут быть поняты вне рассмотрения материи, но, в то же самое время, будучи существенно нематериальными, не могут от нее зависеть, и ни в коей мере не могут быть ее атрибутами. Как таковое возможно и как разрешить сие противоречие? Давайте его, прежде чем разрешать, еще немного заострим. Итак, пространство и время, гносеологически говоря (надеюсь все согласятся, что вопрос о том, что появилось „онтологически“ раньше, материя или пространство со временем, не имеет смысла), не могут быть ни „привязаны“ к материи, ни поняты в изоляции от нее.
Вспомним, как разрешил свое противоречие Маркс. Он заметил, что таковое разрешение становится возможным, если нам – в теории (а перед этим будущим капиталистам в их практике) – удастся найти такой товар, сама потребительная стоимость которого способна увеличивать стоимость. В нашем же случае, надо просто найти такую логическую конструкцию – и заодно ее „прообраз“ в „объективной реальности“, – которая, будучи предельно всеобщей и абсолютно нечувствительной к определенностям формы, полностью „снимает“ (абстрагирует) материальность любого нечто. И таковая имеется в наличии: это противоположные абстрактные моменты „в себе бытия“ (равенства себе) и „бытия для другого“ (неравенства себе), присущие абсолютно всем без исключения материальным нечто. Действительно, даже на уровне представления легко понять, что всякий материальный объект одновременно и равен себе (будучи каким-либо определенным объектом, пусть и очень недолго существующим) и себе неравен (так как никакой материальный объект не может как-нибудь да не изменяться). Взяв только один из этих двух моментов, мы тем самым полностью абстрагируемся не только от второго момента, но тем самым и от самого материального нечто (объекта). Вдобавок, вспомним, что сами эти моменты, в силу своей предельной абстрактности, уже абсолютно универсальны и совершенно равнодушны к любым деталям формы любого нечто.
Взяв таковой универсальный момент равенства себе абсолютно всего сущего (что не требует никакой дальнейшей подготовки, так как он уже универсален), мы „потеряем“ все наши материальные нечто (так как они не существуют без второго момента), оставшись только с пресловутой „улыбкой чеширского кота“ без самого кота – всеобщим (всеохватывающим) моментом равенства себе в чистом виде. На уровне представления, нетрудно вообразить „замороженное“ во всей вселенной время и – одновременно с таковой „заморозкой“ – исчезновение всей материи, которая не может, оставаясь материей, перестать двигаться и изменяться. Останется, как легко вообразить, то самое бесконечное вместилище всего – пространство Ньютона. Используя метафору, вполне можно сказать, как т. Антип, что мы получили покой в чистом виде, т.е. покой без чего-либо покоящегося. Иными словами, самую беспардонную абстракцию, которая, к тому же, вполне объективна и не нуждается ни в какой „голове“, даже такой мудрой как голова т. Антипа (или моя, если кому угодно).
Время как таковое получится, как все уже догадались, если мы возьмем точно такую же универсальную абстракцию – с теми же комментариями – второго момента, момента неравенства себе („бытия для другого“). Опять взяв только один универсальный момент из двух, мы „потерям“ все материальные нечто, оставшись только с тощей (но предельно универсальной благодаря этой же „тощести“) абстракцией изменения (движения) в чистом виде. И опять, вполне верной будет метафора абсолютно чистого движения, как и учит т. Антип, – движения без чего-либо, что двигалось бы. Заметим походя, что здесь было бы уместным спросить т. Антипа, что если таковое движение без какого-либо движущегося объекта не есть вопиющая (и вполне объективная) абстракция, то что тогда вообще дозволительно считать абстракцией.
И еще пару слов об определениях т. Антипа (приведенных нами в предыдущих комментариях к этим же заметкам т. Редина) и их соответствии нашим. Т. Антип в своих определениях, будучи по существу правым, несколько уподобляется г-ну Журдену из известного произведения Мольера, фактически объявляя пространство и время (покой без покоящихся и движение без движущихся, соответственно) абстракциями, старательно избегая при этом слова „абстракция“ и – что и роднит его в данном случае с мольеровским персонажем – не осознавая того, что ведет речь о (предельных, максимально „тощих“) абстракциях. Не будет большой натяжкой сказать, что мы в нашем определении просто выразили явно и более или менее философски последовательно верное содержание, присутствующее в определении т. Антипа в метафорической форме. Ирония здесь заключается именно в довольно энергичных возражениях т. Антипа против нашего определения, объявляющего объективные универсалии абстракциями. Сам т. Антип использует вместо этого – когда возникает необходимость сказать, что же такое все-таки пространство со временем – столь же универсальный сколь и бессодержательный термин „философская категория“ и затем, как мы уже убедились, прибегает к метафорам.
Чтобы „прочувствовать“ наши пространство и время чуть лучше, давайте разберем вопрос о том, может ли время, понятое уже как определенное количество (интервал), замедляться или ускоряться. Давайте вообразим, как иногда любят порассуждать релятивисты, что, в силу каких-либо особенностей окружающей материальной среды, все материальные процессы начали идти медленнее. Не будет ли верным сказать, что (локально, во всяком случае) медленнее начало идти само время. А если так сказать все же нельзя, то не превращается ли таковое неизменно абсолютное „ньютоновское“ время в принципиально неизмеримую фикцию и, соответсвенно, настаивающая на абсолютности времени философия – в антиматериалистическую „метафизику“? Каков тут правильный ответ? А ответ таков, что, в силу бесконечности материальных форм и неисчерпаемости материи, всегда в принципе можно найти материальный процесс, на который означенные особенности окружающей среды заметного влияния не оказывают. И этот процесс может быть в принципе использован для измерения определенных интервалов абсолютного времени. Проблема с миром (вернее, моделью мира) релятивистов – в ее, как сказал бы т. Редин, ненаучности, в рамках которой, с одной стороны, возможна динамика нематериального (пространства и времени), а с другой стороны, конкретные конечные материальные формы превращены в абсолюты: например, пресловутая скорость света, а также максимально возможная энергия, задекларированная в той самой формуле, ставшей одним из символов „современной науки“.
P.S. Возвращаясь к „атрибутивности“, следует отметить, что вообще категория атрибута занимает весьма второстепенное место в системе «Науки логики» и была включена в нее, возможно, только для того, чтобы показать место системы Спинозы в более полной картине. При этом несколько раз подчеркивается, что „спинозизм“ – философия неудволетворительная. Причина таковой неудволетворительности – в декларативности основных положений. Так Спиноза просто постулирует протяженность и мышление в качестве атрибутов субстанции, чем и вызывает критику автора «Науки логики». Отметим также, что, при всей предварительности системы Спинозы, она сделала первый шаг в направлении преодоления дуализма Декарта, который, кстати, остается в целом не преодоленным и по сей день.
P.P.S. И еще кстати, раз уж мы вспомнили о декартовом дуализме. Мой опыт изучения «Науки логики» в качестве хобби (т.е. не „для дяди“ или „за денюжку“, а больше „для души“) привел меня к убеждению, что въевшийся в сознание практически всех современных индивидов декартов дуализм является главным, наиболее трудно искоренимым препятствием на пути продуктивности означенного изучения. Декартов дуализм, кстати, вполне совместим с материализмом и даже, в значительной степени, – с диалектическим материализмом «Анти-Дюринга», «Материализма и эмпириокритицизма» и «Философских тетрадей». Но он совершенно несовместим с рациональной диалектикой «Науки логики», так что всякий, взявшийся за изучение последней всерьез, вынужден, слегка перефразируя слова классика литературы, „по капле выдавливать из себя декартова дуалиста“. И выдавливать, действительно, по моему личному опыту, приходится по капле – настолько укоренен в каждом этот самый дуализм. Дело, по всей видимости, в том, что вся ежедневная практика любого современного индивида, так или иначе, предметно-фрагментарна по своей сути, вращаясь вокруг взаимодействия субъекта с другими отдельными субъектами по поводу того или иного ограниченного воздействия с какой-либо частной целью на отдельные объекты внешнего мира. Диалектика же требует, наооборот, мышления с точки зрения целостности, к которому ни у кого нет никаких навыков. Привычка „раскладывать по полочкам“ оказывается настолько сильной, что постоянно стремится сформировать все прочитанное „под себя“, и точка зрения целостности в результате никак не желает образовываться. Но поначалу ничего, кроме банального гимназического „штудирования“ (наверное, на манер изучения греческого и латыни) действительно не приходит в голову. И только со временем количество, согласно опять же моему личному опыту, начинает понемногу переходить в некоторое качество. В свете этого, кстати, рекомендация т. Антипа „быстро пробежать“ «Науку логики» звучит просто как рецепт самообмана.
P.P.P.S. Отметим еще раз, воспользовавшись поводом, что если говорить о философии Гегеля вообще (гегельянстве, „гегельянщине“), то очень важно делать различие между как минимум двумя (или даже тремя) „Гегелями“. Первый – начинающий выдающийся философ 19 века: от первых работ о Фихте и Шеллинге до «Феноменологии духа» включительно. Второй – состоявшийся выдающийся академический философ 19 века: все после «Науки логики», не включая последнюю, т.е. всевозможные «Философии…» и «Лекции…». И третий, особняком – автор «Науки логики» и ничего больше. Об этом третьем следует думать как о явно отличном от первых двух и не просто как о выдающемся философе 19 века, а как о своеобразном „посланце из будущего“, приоткрывшем немного завесу над собственно разумным мышлением для тех, кому предстоит это самое будущее создать. Мешать этого третьего с первыми двумя значит совершать грубейшую ошибку, ставя себе тем самым своеобразный гносеологический „детский мат“. И как мы уже здесь указывали, „поздний“ Ленин начал это понимать, но, к сожалению, не успел развить, оставив только завет серьезного изучения «Науки логики», коим его последователи благополучно пренебрегли, ограничившись, по сути дела, только (правда, довольно хорошими) переводами.
P.P.P.P.S. Т. Андрей, увидел ваш второй вопрос, когда этот ответ был уже готов. Напишу что-нибудь по последнему поводу в следующий раз.
Т. Елисей, спрашивая об атрибутивности, я имел ввиду атрибутивность в её классическом понимании, то есть, как «неотъемлемое свойство» материи, материи в её единстве, и соответственно, «свойство» неизменяемое, не зависимое от изменения формы существования отдельно взятых материальных образований (внутреннего движения материи). Эдакая неизменная «точка отсчета», но существующая только совместно с материей, а значит, сама по себе являющаяся абстракцией. И ничего от более позднего релятивизма, исказившего истинный смысл, как вы правильно заметили, «движением недвижимого и постулированием движимого».
Возможно, что термин «атрибут» несколько устарел, не отражает в полной мере уровня развития гносеологии, и нужен, «только для того, чтобы показать место системы Спинозы в более полной картине». Поэтому, у меня нет возражений и дополнительных вопросов, и я полностью удовлетворен изложенным вами по первому вопросу.
По какой-то причине не скопировался первый абзац предыдущего сообщения. Прошу прощения и привожу его здесь.
Насколько я понял, т. Андрей, пространство со временем заинтриговали вас несколько больше. Согласен с вами в этом пункте: логику материи и энергии уяснить себе действительно проще. Поэтому сконцентрируемся на пространстве со временем. Более всего, по-видимому, вас смущает в нашей версии, изложенной выше, эта самая злосчастная „атрибутивность“, на первый взгляд вроде как заявленная в отношении столь фундаментальных объективностей. Заметьте, однако, что мы ни разу не назвали пространство или время „атрибутами“ чего-либо. Соответственно, никакой атрибутивности нами никогда не утверждалось.
Просмотерев выше написанное увидел, что забыл кратко описать противоречие разрешенное автором «Капитала». Большинству читателей, скорее всего, оно хорошо известно, но все-таки для удобства чтения следовало о нем напомнить. Речь там идет о возрастании стоимости. Если все товары обмениваются по стоимости, то в товарном обращении стоимость возрастать не может. Но с другой стороны, так как все полезные вещи, т.е. потребительные стоимости, приходят в пункт своего „конечного назначения“ и использования исключительно через рынок, т.е. проходя этап обмена в качестве стоимостей, то возрастание стоимости невозможно и вне товарного обращения. Это и есть знаменитое марксово противорение: возрастание стоимости не может иметь место ни в товарном обращении, ни вне его.
P.S. Прошу прощения еще раз за невнимательность.
Т. Антип, помещаю ответ на ваш последний комментарий здесь, а не в подобающем ответу месте, единственно с целью избежать геометрического удлинения текста ответа в силу его геометрической же узости. Надеюсь, что так будет немного удобнее.
Признаюсь, что недооценил всей каверзности вашего вопроса-задания по поводу ТОВАРА. Рад, однако, тому, что дал вам возможность улыбнуться моим рассуждениям о стоимости. Если бы вы вообще перестали сердиться, наша с вами неформально-электронная дискуссия только выиграла бы. Сообщенная вами неприятная новость (действительно, чего уж в ней приятного) о непонимании мною природы стоимости побудила меня к более внимательному прочтению вашего комментария с целью извлечения из него информации об истинной ее (стоимости) природе. С некоторым удивлением обнаружил, что для вас ТОВАР (как и СТОИМОСТЬ, надо полагать), просто слова из „головы“, которые могли бы звучать (и звучат на других языках) по-другому. Я-то, как обладатель среднего ума, подумал, что вы имели в виду ту неприятную (но возможно, неизбежную) фазу в становлении разумной формы движения материи (субстанции), для которой характерно подчинение производительных (творческих) сил общества частным антиразумным интересам. В рамках этой фазы, ближе к ее концу, таковое подчинение принимает форму универсального обмена (купли-продажи) плодов деятельности становящегося разума (потребительных стоимостей) в определенных количественных пропорциях. Это и есть, вкратце, отношение стоимости, открытое и объясненное Марксом. Можно было бы, абстрактно говоря, назвать его, например, лошадью, а лошадь – стоимостью, точно так же как можно было бы вместо любого из слов использовать другое, которое в таком случае наполнилось бы смыслом первого. В этом плане, само собой, все конкретные слова субъективны, существуя в коллективной „голове“ данной языковой общности индивидов. Но я надеюсь, что мы тут дискутируем все-таки не о словах.
Само же отношение стоимости имело место довольно долгое время и до того, как кто-либо создал в своей голове адекватные для его рационального понимания абстракции. Да, можно заметить, что отношение стоимости, будучи общественным отношением, прокладывает себе дорогу посредством сознательных (но ни в коей степени не разумных) субъективных действий множества индивидов. Но дело здесь в том, что эти действия носят именно что неразумный частно-сиюминутный характер, подчиняясь в целом общественным отношениям, которые складываются помимо воли вовлеченных в них индивидов и продолжают воспроизводиться благодаря тотальности тех самым действий. То, что сами эти отчужденные от индивидов отношения объективны и независмы от чьего-либо о них знания (или скорее, незнания), вроде бы и составляет основной тезис исторического материализма. Ваш юмор же, которого я – по вашему мнению – не понял, заключался, по-видимому, в том, что отношение стоимости – только научная абстракция, существующая в голове. Но эту вашу шутку, как вы можете легко убедиться, я как раз уловил, выразив сомнение в вашем желании присоединиться к философской компании Юма.
Основным же тезисом моего комментария была вовсе не неотделимость стоимости от потребительной стоимости и, соответственно, химического вещества воды – от его агрегатных состояний. Им была именно объективность первых (стоимости и воды как таковой), никак не зависящая от наличия научных абстракций в чьей-либо голове. Эти простые вещи на поверку оказываются не такими уж простыми, так как в них не могли до конца разобраться даже классики, не успевшие, как мы уже упоминали, до конца преодолеть укорененный в их головах декартов дуализм (и вытекающий из него эмпиризм). Чтобы проиллюстрировать данный пункт на простейших примерах, давайте призовем в помощники родоначальника диалектического материализма Энгельса. Посмотрим, что он думал по поводу природы пространства и времени, которая не так проста, как может поначалу показаться, особенно для эмпирического взгляда, на что указывает – как мы увидим – и сам Энгельс.
В «Анти-Дюринге» читаем, что, „основные формы всякого бытия суть пространство и время“. Сказано максимально расплывчато, как будто автор не был уверен, что же тут следует сказать, и не хотел наговорить лишнего. Отметим, что этому определению, с небольшими вариациями, был придан статус канонического в советском официальном варианте диалектического материализма. Например, можно встретить версию, в коей пространство и время объявляются „коренными“ формами бытия вместо „основных“. Что касается объективности пространства и времени, то, хоть данное определение напрямую о ней не упоминает, можно предположить, что основные формы бытия уж всяко должны унаследовать объективность того, чьими формами они являются. Чуть позже, в «Диалектике природы», Энгельс, возможно не будучи удовлетворен чрезмерной схематичностью своего более раннего определения, разворачивает тезис о природе пространства и времени в заметке о философских взглядах известного биолога Негели.
В ответ на заявление Негели о невозможности познания бесконечного и, что „мы точно знаем, что означает один час, один метр, один килограмм, но мы не знаем, что такое время, пространство, сила и материя, движение и покой, причина и действие“, Энгельс пишет следующее: „Это старая история. Сперва создают абстракции, отвлекая их от чувственных вещей, а затем желают познавать эти абстракции чувственно, желают видеть время и обонять пространство. Эмпирик до того втягивается в привычное ему эмпирическое познание, что воображает себя все еще находящимся в области чувственного познания даже тогда, когда он оперирует абстракциями. Мы знаем, что такое час, метр, но не знаем, что такое время и пространство! Как будто время есть что-то иное, нежели совокупность часов, а пространство что-то иное, нежели совокупность кубических метров! Разумеется, обе эти формы существования материи без материи суть ничто, пустые представления, абстракции, существующие только в нашей голове.“ Здесь, как мы видим, автор заметки явно признает статус абстракций за пространством и временем, добавляя, к тому же, что без материи они „существуют только в нашей голове“. Ирония здесь заключается в том, что признав статус абстракций за пространством и временем как таковыми и одновременно ограничив „среду обитания“ любых абстракций „головой“, Энгельс тем самым, не желая того, сближается с кантианской (и, разумеется, при этом декартово дуалистической) точкой зрения, согласно которой пространство и время – всего лишь универсальные формы субъективного восприятия внешних объектов мыслящим разумом.
В этой связи позволю себе краткое лирическое отступление. Давным-давно, еще до того как я приступил к планомерному неторопливому изучению «Науки логики», я уже, конечно, внимательно ознакомился с основными произведениями классиков, и, будучи физиком по образованию и роду деятельности, обратил внимание на этот видимый недостаток энгельсовского определения. Замечу также, что к тому времени меня совершенно не удовлетворяло изгибающееся по произволу, привязанное зачем-то к „лучам света“ „пространство-время“ официально-обязательной „теории относительности“. Знакомясь с содержанием сетевых изданий „левого“ содержания, я нашел методологические статьи за вашим авторством, в которых, кроме прочего, содержались и лучшие, нежели у Энгельса, определения пространства и времени. Приведу, для удобства, одно из них здесь. „ВРЕМЯ — философская категория, принятая для обозначения объективной реальности в виде абсолютно чистого ДВИЖЕНИЯ независящего от нашего сознания, более чистого, чем движение идеальной точки в кинематике. Время выступает в виде всеобщей необратимой поступательности, характеризующейся непрерывностью и протяженностью от минус вечности до текущего момента.“ Основным прогрессивным моментом данного определения является констатация объективности времени и его независимости от движения каких-либо материальных образований (посредством объявления движения, ассоциированного с временем, абсолютно чистым). В то время как энгельсовское определение (в силу твердокаменной декартово дуалистической убежденности в исключительно субъективном статусе любой абстракции, приговоренной к пожизненному заключению в глубинах „мозгового вещества“) оставило бы полностью удовлетворенным Канта и не встретило бы никаких существенных возражений со стороны любого из современных – и изначальных – релятивистов, о вашем такого сказать никак нельзя. С другой же стороны, как мы сейчас видим, вы, так же как и основатель диалектического материализма, убеждены в неизбывной субъективности абстракций.
Каким же образом время (и пространство) из вашего определения оказывается объективным? Очень просто: вы, в отличие от Энгельса, не признаете его абстракцией. Однако, понимая, что время никак не может быть идентифицировано с каким-либо материальным движением, вы вынужденно признаете-таки его нематериальный абстрактный (отвлеченный от любого проявления движения материи) статус, но делаете это на эзоповом языке, называя движение, ассоциированное со временем, абсолютно чистым и даже, для усиления, более чистым, чем неприкрыто абстрактное движение идеальной (т.е. безмассовой) точки в кинематике. И здесь вы абсолютно правы: оно действительно бесконечно более абстрактно, чем движение любого идеализированного объекта, так как абстракция эта – время – абсолютно универсальна. Дабы убедиться в абстрактном статусе времени как такового, можно подойти к вопросу и с такой стороны. Если мы согласны с Лениным в том, что „в мире нет ничего, кроме движущейся материи“, то нематериальное абсолютное время не может не быть абстракцией, причем универсальной. Действительно, если мы беремся утверждать, как вы, что время есть чистое движение, то оно не может быть, не будучи материальным, никаким движением материи, а может только какой-либо абстракцией оного. Некоторые из современных физиков, кстати, понимая как-никак, что „пространство-время“ не может иметь никакой динамики, не будучи материальным, начинают поговаривать об „атомах времени“.
Давайте резюмируем наш краткий экскурс в историю диалектико-материалистических определений времени (и пространства). Энгельс в «Диалектике природы»: время – абстракция, абстракции субъективны. Получаем неудовлетворительный вывод (не артикулированный в явном виде Энгельсом) о субъективности времени, от которого рукой подать до зависимости времени от движения наблюдателя и прочего всем знакомого релятивизма. Вы в статье «Методологические вопросы теории развития»: время объективно, абстракции субъективны, следовательно, время – не абстракция. Получаем вывод (тоже не сказать чтобы удовлетворительный) о материальности времени (т.к. нематериального движения не существует). Вы, как мы видели, обходите таковой вывод путем неявного признания времени абстракцией (абсолютно чистое движение). Как разрешить противоречие между двумя определениями, не делая время материальным (и не лишая его абсолютности) и не поступаясь его объективностью, придя, таким образом, к верному и последовательному определению? Ответ настолько очевиден, что его можно произнести хором: освободив несчастные абстракции из заключения в „голове“ и признав за ними объективный статус (и сделав, таким образом, еще один шаг на пути преодоления декартова дуализма и ограниченной, „раскладывающей по полочкам“ „рассудочности“ мышления).
Раз уж мы заговорили о «Диалектике природы», давайте почитаем ее еще немного, чтобы лучше понять, где в логике классиков гнездилась неискорененная еще ими антидиалектическая рассудочность. Читаем ниже на той же странице: „Вещество, материя есть не что иное, как совокупность веществ, из которой абстрагировано это понятие; движение как таковое есть не что иное, как совокупность всех чувственно воспринимаемых форм движения; такие слова, как «материя» и «движение», суть не более, как сокращения, в которых мы охватываем, сообразно их общим свойствам, множество различных чувственно воспринимаемых вещей. Поэтому материю и движение можно познать лишь путем изучения отдельных веществ и отдельных форм движения; и поскольку мы познаём последние, постольку мы познаём также и материю и движение как таковые.“ Что в приведенном отрывке рассудочно-антидиалектического? Если максимально кратко, то вот эта самая, многократно повторенная „совокупность“. Из этого отрывка довольно явственно видно, что Энгельс все еще понимает всеобщность „по-школярски“, как большую по объему и соответственно меньшую по содержанию пребывающую, само собой, в „голове“ декартова дуалиста абстракцию, просто опускающую специфические признаки входящих в этот объем индивидуальных „чувственно воспринимаемых вещей“, сохраняя лишь общее для всех них. „Материя“ и „движение“, для автора «Диалектики природы», – здесь вы правы – просто слова, „сокращения“ (в истинно позитивистском духе, кстати), принятые „нами“ (т.е. субъективно, „головой“) для краткого обозначения множества отдельных вещей с общими признаками. Другими словами, для Энгельса, „материя“ и „движение“ – такие же обобщающие в чем-то однородное множество различных слова как, например, „стол“ или „стул“. Чем же отличается вполне диалектическое понимание всеобщности от дуалистически-школярского, от которого, как мы видим, не успел до конца избавиться в теории Энгельс? Если выразить это отличие максимально кратко, используя язык «Науки логики», то „абсолютно отрицательной“ природой сущности. Другими словами (т.е. на обыденном языке), сущность, т.е. всеобщее определенного порядка, проявляет себя и „живет“ в „динамике“, на изменениях непосредственного, исчезновениях одних определенностей формы и замене их другими, т.е. на их постоянном и никогда не прекращающемся „снятии“, выявляющем их именно в качестве „положенности“, несамостоятельности, явлении чего-то более фундаментального, нежели они сами. Ленин, кстати, в своем конспекте «Науки логики», отмечает этот момент, называя отрицательность „солью диалектики“ (точнее, пометка „соль диалектики“ стоит напротив гегелевского выражения „внутренний источник всякой деятельности“, что и есть ни что иное, как метафорическое выражение (абсолютной) отрицательности).
По последнему поводу можно заметить, что если уж попытаться выделить „соль“ рациональной диалектики «Науки логики» в виде, скажем, одной цитаты, наиболее четко и концентрировано выражающей отличие диалектики от не-диалектики (или недо-диалектики, как у Энгельса), то, пожалуй, лучшей надо признать следующую из второй книги: „В обычном умозаключении бытие конечного выступает как основание абсолютного; именно потому, что есть конечное, есть и абсолютное. Но истина состоит в том, что именно потому, что конечное есть в самой себе противоречивая противоположность; потому, что оно не есть, есть абсолютное. В первом смысле умозаключение гласит так: бытие конечного есть бытие абсолютного; в последнем же смысле оно гласит: небытие конечного есть бытие абсолютного.“ Возьмем для примера ту же самую воду, о которой я спрашивал вас в ответ на вашу просьбу прислать вам немного ТОВАРА. Согласно логике Энгельса, вода как химическое вещество – это совокупность льда, жидкой воды и пара. Это верно, но не совсем истинно. Неистинно это тем, что следует логике отдельных „вещей“ и уж от них заключает к единству. На определенном раннем (дидиалектическом) этапе становления разума, такая логика неизбежна, но может быть только стадией, которая изживает себя и должна перейти во что-то высшее, более истинное. Рациональная диалектика же (неполный эскиз который дан в «Науке логики») фундаментально есть логика единства, проявляющего себя в многообразии. Тот же Энгельс, случись ему усомниться в том, что лед, вода и пар принадлежат одному единству, проверил бы это утверждение путем организации эксперимента по таянию льда и испарению воды. И в этих-то переходах, в их динамике исчезновения определенностей формы (в „небытии конечного“), как мы уже упоминали, и становится наиболее осязаемой сущность – вода как таковая. Подойти как можно ближе к тому, чтобы „пощупать“ воду как таковую, можно организовав условия „тройной“ точки на фазовой диаграмме воды (около 0 по Цельсию и 0.006 атмосферы давления), где в неустойчивом равновесии пребывают одновременно все три фазы. Вот в этой-то „бешеной пляске“ взаимных переходов и проступает наиболее явственно единство.
Точно так же и пространство со временем, в их истине – отнюдь не „совокупность кубических метров“ и „совокупность часов“, соответственно. Знакомые с теорией относительности легко увидят здесь сходство с „гениальным озарением“ юного (25 лет) митрофанушки от философии Альберта, открывшим, что время, строго говоря, это показание часов (синхронизированных посредством магических, изгибающих пространство и время под себя, чтобы, не дай бог, не изменить свою скорость относительно абсолютно любого „наблюдателя“, „лучей света“). Пространство и время фундаментально – чистые количества без всякой определенности, универсальные абстракции, и потому – абсолюты, а уже потом – локально – часы и кубические метры, если есть в том необходимость. Бесконечная совокупность часов и кубических метров – это дотеоретический образ представления, который может быть использован „на подходе“ к диалектике для облегчения такового подхода.
P.S. Т. Антип, возвращаясь к вашему объективному времени и субъективным секундам и минутам, можно заметить, что деление времени на определенные интервалы может происходить и происходит постоянно не только в деятельности субъектов. Любое конечное материальное образование, такое, например, как звезда класса солнца, имеет ограниченный срок жизни в качестве звезды такого класса. И срок этот представляет собой какой-либо определенный интервал самого по себе бесконечного времени. Субъект, заинтересовавшись этим сроком, может оценить его числом каких-либо субъективно выбранных единиц, но само определенное количество времени, представляющее этот срок, как легко себе представить, от выбора единиц и желания данного субъекта таковую оценку произвести абсолютно не зависит.
P.P.S. Т. Андрей, помню о вашем вопросе и попытаюсь ответить чуть позже. Дело в том, что, в силу предельной общности затронутого там предмета, грамотно осветить его, не отделываясь общими замечаниями, оказывается сложнее, чем может поначалу показаться.
Елисей, огромное спасибо за такое развернутое, многословное доказательство теоремы о возможности или невозможности сотрудничества с вами. Вы убедительно, бескомпромиссно убедили, по крайней мере, меня, что сотрудничать с вами в рамках проекта НЦ не только бесполезно, но и невозможно, поскольку вредно. Но усидчивости вашей и писучести можно позавидовать. Сторонники «Прорыва», из тех, кто уже не первый год последовательно проводит линию на построение партии НЦ, применяет слово философия только в варианте диалектического материализма, как синонима добросовестного творческого мышления. У вас же получается, что философия это… философское мышление, не обязательно мудрое. Мы же прорывисты и прорывцы, исключая проникновение в нашу среду людей, предрасположенных к поповщине, исходим из того, что БЕСКОНЕЧНОСТЬ пространства, времени и материи — аксиома не требующая от вас никаких доказательств.
Лучший материал данного ресурса, т. Редин, особенно в свете заявленного курса на повышение теоретического уровня. Как и раньше, все освещено верно и вполне доступно – хорошее подспорье для самостоятельного продвижения по дебрям «Науки логики». Добавлю от себя пару моментов для дальнейшего прояснения, с вашего позволения.
Чтобы проще понять, как количество приходит в своей логике к отношению, надо смотреть на эту логику в целом. Действительно, если прочитать фразу гласящую, что „бесконечное определённое количество есть единство качественной и количественной определённости как некоторое отношение “, саму по себе, может вполне создаться „впечатление натянутости и пустоты“, равно как и ощущение того, что автор развлекает себя „логическими трюками“. Но если посмотреть несколько „ширше“, то легко вспомнить, что количество возникло изначально как наиболее абстрактное – чистое – количество, в результате снятия всех качественных определенностей. Чистое количество проще всего представить себе как традиционное ньютоновское пустое пространство, без границ и каких-либо неоднородностей. Затем приходит черед количества определенного, получаемого из чистого путем проведения – внешним образом – произвольной границы в чистом количестве. При этом важно отметить, что граница эта исключительно внешняя, „граница, которая не есть граница“, оставляющая само определенное количество абсолютно равнодушным к себе. Провести ее можно по произволу абсолютно где угодно, ничего не меняя. Здесь полезным наглядным образом может служить произвольный объем, выделенный внутри бесконечного и бесформенного ньютоновского пространства. Количество таким образом становится определенным – взятым „с первым отрицанием“. На уровне обыденного представления, легко увидеть, что таким образом выделенный объем, будучи хотя и определенным конечным количеством, еще не вполне определен в самом себе, пока еще чисто внешен. Попросту говоря, он не дает нам ни малейшего понятия о своей величине: может ли он вместить, например, яблоко, машину с яблоками, или же Землю вместе с Луной.
Следующий логический шаг в определении количества состоит во втором отрицании – знаменитом „отрицании отрицания“. Его цель – произвести на свет „определенно определенный“ вид количества, равный себе в своей отрицательности – что-то вроде „нечто“ сферы качества. Последнее определяется вполне путем „отталкивания“ от (качественно) другого, т.е. определяет себя, метафорически говоря, „в борьбе“ с окружением. В нашем же случае, „другое“ определенного количества – тоже определенное количество, так как последнее внешне по своей природе. Таким образом, количество, дабы определиться внутри себя, не может оттолкнуться ни от чего, кроме другого определенного количества. Автор «Науки логики» выражает данный пункт следующим образом. „Качество определенного количества, определенность его понятия заключается вообще в том, что оно внешне, и вот теперь, в отношении, оно положено так, что оно имеет свою определенность в своей внешности, в некотором другом определенном количестве, есть в своем потустороннем то, что оно есть.“ На мой взгляд, никакой натянутости, и уж точно никакой пустоты. Получается то самое определенное в самом себе количество, имеющее внутри себя свою внешность, как имманентное качество. Это то самое определенное количество, к которому все привыкли, вроде тех самых 10 см. Затем Гегель изучает непосредственное – прямое – отношение, в котором численность постоянна, а единица может меняться, как, например, 10 см, 10 м, 10 парсек и т.д. В прямом отношении определенное количество все еще не вполне определено, как мы видим из приведенных примеров. Прямое отношение таким образом переходит в обратное, где численность единиц меняется обратно пропорционально самой единице, сохраняя само определенное количество неизменным: 10 см и 0,1 м, например.
Но самым интересным отношением является степенное, предваряющее переход к мере как единству качества и количества. Именно в степенном отношении качество, абстрагированное при переходе к чистому количеству, снова появляется на логической сцене. В степенном отношении, численность и единица представляют собой одно и то же определенное количество, делая показатель с необходимостью качественным. Например, показатель степенного отношения кинетической энергии (определенного количества абстрактного движения, присутствующего в механической форме) и скорости тела – половина его (тела) массы. Качество здесь не может быть забыто даже на время. Вообще, как легко видеть, любая степень определенного количества (кроме первой) приводит с необходимостью к количеству чего-то другого.
Заметим также, что гегелевские пространные рассуждения о бесконечном числе десятичных знаков в выражении некоторых дробей к вопросу о логической природе количества прямого отношения не имеют. Похоже, что ему просто не терпелось поскорее применить свою логику к выяснению истинного характера математической бесконечности (что он отчасти и сделал: его замечание, что бесконечно малые величины математики вроде дифференциала dx не являются более определнными количествами, хотя и сохраняют количественную определенность, до сих пор актуально). Также, на мой взгляд, не помогают прояснить существо дело (логику количества и роль в ней количественного отношения) замечания самого т. Редина о бесконечности, незримо присутствующей в знаменателе любого числа.
Второй момент, к которому хотелось бы вернуться, связан с давешним вопросом т. Андрея из Уфы о природе единства в мироздании и философии и, в частности, с гипотетической возможностью его перехода в свою противоположность. Я какое-то время об этом думал, намереваясь привести развернутый ответ, но пришел постепенно к выводу, что таковой ответ получится в любом случае гораздо более развернутым, нежели разрешено данным форматом обмена мнениями. Думается, что единство настолько фундаментально, настолько просто и одновременно настолько сложно, что, с одной стороны, его трудно определить через что-то более фундаментальное, а, с другой, вся философия и, шире, все рациональное познание является орудием раскрытия его подлинной природы. Может ли оно когда-либо перейти в свою противоположность? Думается, что, не будучи качеством какого-либо нечто и проявляясь именно через свою противоположность – многообразие, – оно никуда перейти не может, попросту потому, что и так постоянно туда переходит, пребывая вовеки именно в форме такового перехода. Чтобы немного „прочувствовать“ это единство, можно помыслить всю вселенную – именно всю во всей своей бесконечности. Любой материалист согласится, что вселенная, взятая таким образом, никогда не родилась и никогда не умрет и, следовательно, не имеет истории и не меняется. При этом, любой сколь угодно масштабный фрагмент вселенной находится в процессе постоянных изменений, рождения новых форм и т. д. Вся вселенная – это единство, простое и неизменное, вечно пребывающее в бесконечном многообразии. Оно же, таким образом, будучи простым, является бесконечно сложным. Этот пример, кстати, уже показывает, насколько адекватно можно надеяться отразить действительность в любой теории, избегающей противоречий.
Затем, единство не могло бы выйти из себя к многообразию без постоянного и повсеместного ничем не ограниченного взаимного превращения материальных форм (и их идеальных „отпечатков“) – универсального движения. Если вглядеться в формы означенного движения (как это сделал Энгельс), можно увидеть своеобразную иерархию – от простых к более сложным, – тоже с пренепременным превращением одних в другие. По всей видимости, ничего проще механического перемещения в пространстве среди этих форм нет. Единство, таким образом, приобретает простой образ механичиского движения, в котором в зародыше содержится все богатство высших форм. В то же самое время, его (единства) нельзя понять вполне, не познав превращений механической формы во все высшие, включая „универсальный интегратор“ всех форм – разум в собственном смысле. И здесь следует иметь в виду не наличный человеческий переходный „квазиразум“ (которого пока хватает только на запуск чудовищно шумных и грязных керосинок с бочками на НОО, где явно пьющие граждане различных „стран“ парят в свободном падении с неизвестными целями), а вполне развитый – и постоянно развивающийся дальше, – пронзающий галактики в порядке рабочего момента, но не знающий, например, что такое „накопительная пенсия“ или „духовные скрепы“. Перефразируя известную фразу Ленина, можно сказать, что в мире нет ничего, кроме единства в многообразии и познавать больше нечего.
И наконец, кратко о терминологии. В нашей последней маленькой дискуссии о логическом статусе пространства и времени я привел их определения практически совпадающие с таковыми т. Антипа, выраженные однако в последовательно рациональной форме – в отличие от метафорической, использованной т. Антипом. Напомню, что время, например, получило статус универсальной абстракции момента бытия для другого (себе неравенства), в то время как т. Антип нарек время философской категорией, выражающей чистое (т.е. абстрагированное от движущихся материальных образований, если говорить и „Б“ вслед за „А“) движение. Терминологическим камнем преткновения тогда стала именно эта „абстракция“, примененная к чему-либо вне „головы“. Здесь, возможно, стоит отметить, что сам автор «Науки логики» для подобных „объективных“ абстракций предпочитает использовать термин „снятие“. Если придерживаться именно такой терминологии, то время станет „всеобщей снятостью момента для себя бытия (саморавенства)“. Другими словами, сняв момент саморавенства всех нечто, мы останемся только с провоположным ему моментом самонеравенства – с тем самым чистым (абстрагированным) движением. Как уже раньше обсуждалось, подобное определение времени делает явным его абсолютность и объективность, очевидно не оставляя возможностей как для его динамики, так и для всевозможных субъективных „плюралистических“ толкований.
P.S. Что касается философского мышления, т. Антип, и его форм, то, конечно, мудрым и добросовестным быть препочтительнее, нежели наоборот. Вопрос только в том, на каком направлении в наше время следует добросовестно искать мудрость. Ваша стратегия, насколько я понял, состоит – в отношении «Науки логики», в частности, – в попытках понять, что оттуда способствовало росту гениальности классиков марксизма. Отсюда, например, такое внимание к ленинскому конспекту и к каждому абзацу, написанному по поводу диалектического материализма Энгельсом. Я же считаю, что постичь надо стремиться не то, что классики поняли, а то, чего они не поняли. Заодно, скорее всего удастся прояснить и то – в логике, – чего не смог понять и сам Гегель. Как я уже неоднократно отмечал, непонятого или недопонятого классиками конкретно в «Науке логики» – сколько угодно. И это хорошо, так как представляет собой готовый резерв роста. Если говорить специально о диалектическом материализме, то как мы уже говорили, он – важная стадия в развитии рационального мышления. Важная, но не последняя, и обязан перейти во что-то высшее. Вопрос – во что? Как отмечал уже Ленин, примат материального безусловен только в узкой области гносеологии. (Автор «Науки логики», кстати, с этим согласен – читайте стр. 6-9 второго тома 1937 г. издания.) Как мы здесь отметили раньше, изначальный диалектический материализм возник в борьбе со всякого рода „поповщиной“ и несет в себе отпечаток этой борьбы в виде недостаточного диалектического уровня. Попросту говоря, в нем больше материализма, чем диалектики. В самом деле, попытайтесь выделить то в диамате, что касается исключительно методологии, без примеров и разъяснений. Что выйдет „в сухом остатке“? Три закона диалектики Энгельса, шестнадцать элементов диалектики Ленина. Добавьте туда ваши максимы познания, цитируемые периодически авторами данного ресурса, да и все аксиомы, если угодно. Будет несколько страниц текста, пусть даже с десяток. Сравните с «Наукой логики», даже за вычетом всех приложений и „лирически-критических“ отступлений по поводу Канта, Спинозы и Лейбница. Будет на порядок (или полтора) больше. Конечно, можно сильно облегчить себе жизнь, объявив всю разницу „поповщиной“ или, на худой конец, „темной водой“. Но всем (очень немногим пока) интересующимся предметом постепенно становится ясно, что это, мягко говоря, не совсем так. Т. Редин, к примеру, задался целью донести до читателей содержание «Науки логики» во всей полноте (я так надеюсь) именно по этой причине.
Не соглашусь. Вполне можно отразить движение мысли Гегеля вашим вариантом рассуждения. Только меньше натянутости и пустоты от этого не станет. Кстати, Гегель и сам мог самым ясным образом изложить данную схематику (с прямой аналогией с главой про качество), однако не стал этого делать даже в ЭФН, лишь кое-где кое-что обыграв. Потому что видел, что схематика «чистое количество = чистое бытие», «определённое количество = нечто», «количественное отношение = в-нём-бытие» или иные конфигурации не подходит. И не удивительно, потому что количество и качество ни в каком смысле не равновеликие категории.
Энгельс совершенно не напрасно сделал отрицание отрицания одним из „законов“ диалектики. Точнее было бы назвать его не законом, а, как иногда выражается автор «Науки логики», „видом и способом“ (объективно-субъективным, разумеется) проявления единства в многообразии, чем-то вроде мостика к „абсолютной идее“ – вполне разумной форме движения материи (универсальной субстанции). Как вам и без меня известно, эта „тройственная логика“ – от абстрактного к определенному и к определенно-определенному (равному себе в своей отрицательности) – пронизывает всю «Науку логики» на многих уровнях (по принципу „матрешки“). Конечно, общая логика не означает прямой аналогии. Прямая аналогия вообще – логический инструмент очень грубый, сродни – по грубости – отношению частей и целого. А так, если не настаивать на прямой аналогии, логика развития качества и количества представляет из себя „триаду“ вполне себе одного масштаба. Это видно даже по оглавлению. Развертывание качества начинается, как вы отметили, с чистого (абстрактного) бытия, переходит к бытию качественно (через другое) определенному, а затем – к для-себя-бытию, содержащему свое отрицание (определенность) внутри себя и таким образом сохраняющему себя вопреки неизбежным изменениям и „внедрениям“ другого. Возникновение такого бытия со снятой определенностью как раз и делает возможным переход к количеству.
Количество, в свою очередь, начинается с наиболее абстрактного – чистого – количества. Кстати сказать, как я раньше упоминал, позитивисты о чистом количестве понятия не имеют. Так что сторонники диалектики вполне могут им бравировать, не опасаясь быть принятыми за простаков-позитивистов. Получая затем внешнее отрицание (определенность), чистое количество становится определенным. Но так как в количестве нет имманентной определенности (в отличие от качества, где их сколько угодно в силу бесконечной „пестроты“ наличного многообразия), то определенно-определенное количество вынуждено вбирать внутрь внешнюю безразличную определенность. Таковой может служить только другое определенное количество, так как ничего другого в этой сфере просто нет. Другое определенное количество вбирается внутрь нашего, давая ему масштаб и делая его определенным самим по себе. На практике, как мы знаем, это другое определенное количество выбирается с учетом (качества) стоящих задач. Так, сантиметр удобен в изготовлении мебели, деталей машин и т. п., а для астрономии, например, требуются а.е. и парсеки. По сравнению со сферой качества, таковая количества действительно выглядит как безжизненная пустыня: бесконечное множество качественных определенностей уступает место всего одной, безразличной к ним. В этом эмпирически-внешнем смысле, качество в самом деле бесконечно „больше“ и никак не равновелико скудному количеству. Но мышление, как живое воплощение единства, обязано идти дальше эмпирии.
Что же мы увидим, с точки зрения „логики тройственности“, если посмотрим на качество и количество в контексте целого? Во-первых, оба они принадлежат сфере бытия – непосредственности. Так что особой глубины здесь ожидать не приходится. Во-вторых, качество гносеологически предшествует количеству. Вся сфера бытия – царство непосредственного, а качество в нем – непосредственно-непосредственное. В самом деле, непосредственность многообразна, а единство в ней еще надо уметь заметить. Далее, количество в рамках данного уровня „логики тройственности“, представляет собой первое отрицание сферы качества со всеми его бесконечно многообразными определенностями. Оно, таким образом, на данном очень поверхностном уровне, является выражением противоположного многообразию единства. Действительно, пространство, например, и время, как таковые, по своей природе – ни что иное как чистые количества (как бы это ни звучало странным для ушей т. Антипа). А что может быть причастно единству больше, чем пространство и время? Наконец, третье к качеству и количеству, мера – ни что иное как отрицание первого отрицания, т.е. качество с внедренным в него количеством, или „окачественное“ количество, или же поверхностно понятое многообразие, но взятое уже с поверхностно ухваченным единством.
Когда наука в свое время (хороший пример здесь дает химия) перешла от качественной систематизации экспериментального материала к количественному анализу (точнее, к рассмотрению меры), она сделала большой шаг вперед. Именно так, как известно, был установлен химический состав многих веществ, а химия стала полноценной наукой – начала проникновение в сущность своего предмета. Количество не виновато, что, начиная с конца 19 века, доминирующая общественная система утратила прогрессивный потенциал, начав поворачиваться спиной даже к научному прогрессу (не говоря уж об общественном). Данная тенденция проявилась с особой силой именно в философии (и фундаментальной физике), создав „спрос“ на простофиль типа Рассела с Витгенштейном. (Почитайте философскую автобиографию первого, дабы оценить степень его простофильства, смешанного – разумеется – с большим апломбом. Второй вообще был психически неуравновешенным типом, которому разгневанные родители из европейской глубинки собирались подправить физиономию за излишнее рвение в качестве школьного учителя, дравшего за уши маленьких девочек, что даже там и тогда уже было не принято.)
P.S. Позитивисты, будучи простаками, которым под силу было разобраться разве что в математике, начали поклоняться количеству вне всякой меры, стяжав последнему своего рода недобрую славу совершенно незаслуженно. Кстати сказать, совсем недавно посетители данного ресурса имели возможность наблюдать особенно карикатурно-гротескный вариант позитивиста – автора памфлета о стоимости рабочей силы. В данном случае, лично мне буквально потребовалось время, чтобы понять, что человек не шутит, заявляя, что Маркс допустил фундаментальную ошибку в силу недостаточного знания (до)школьной логики. Юмор на этом не кончается: г-н, пригвоздив таким образом Маркса как неуча на грани идиотизма, объявляет себя марксистом (настоящим, конечно, в отличие от всех начетчиков), готовым подобрать выбитое им же – из рук неуча и тупицы – знамя освобождения трудящихся. О вытекающем отсюда переименовании марксизма он пока скромно умалчивает, оставляя сей акт, надо полагать, благодарным последователям. (Т. Антип, не ознакомившийся, по всей видимости, со всеми „логическими“ шедеврами данного персонажа, до сих пор пытается доказать ему его антимарксистскую сущность. Хотя, конечно, даже антимарксизма здесь нет, т.к. количество перешло в качество, и мы имеем уже не антимарксизм, а чистый юморизм-комедизм.) Но интереснее всего для нашего краткого экскурса в позитивизм то, что почти столь же юмористические моменты есть и в философской автобиографии Рассела, одного из основателей современного позитивизма в его ипостаси т.н. „аналитической философии“.
Конечно, можно меряться с Гегелем и количеством страниц, т.е. толщиной. Важнее понять, что категории качество и категория количество отражают тождество, единство и борьбу этих противоположностей, как в реальной действительности, так и в сознании. Не существует качества, т.е. определенности чего-либо, без количественного содержания. Не бывает количества, чтобы оно, одновременно, не было бы количеством чего-либо качественно конкретного. Определение количества задача рутинная, чаще всего требующая усидчивости. Определение качества задача творческая, комплексная. Качество, определенность исследуемого явления — задача для зрелого диаматика. В проблеме количества разберётся любой человек с инженерным дипломом.
Похоже, что вы с т. Рединым страдаете среднетяжелой формой аллергии на позитивизм. Те, вдохновившись строгостью математики, обожествили количество, а вы его – по контрасту – склонны всячески третировать, превознося – в пику позитивистам с их количеством – качество. Я вполне разделяю ваше неприятие позитивизма, но считаю, что отталкиваться от него даже в исключительно отрицательном смысле – во-первых, слишком много чести, а во-вторых, совершенно непродуктивно в смысле любого продвижения вперед. Как раз наоборот, в том, что касается рационального мышления, лучше побыстрее забыть и про позитивизм, и про всякую „поповщину“, почвенничество и т.д. – про все, что следует отнести к „школе отсутствия мышления“, по Ленину. На самом деле, и качество, и количество – весьма абстрактные и поверхностные категории сферы бытия – непосредственности. Так что нет никакой необходимости бить поклоны перед качеством. Для его постижения – если это именно качество, а не сущность какого-либо порядка – никакого особенного знания диалектики не требуется. Наши далекие предки, например, знали, что вода жидкая, а камни твердые, задолго то того, как научились измерять объем воды и взвешивать камни.
Елисей, ваша беда в том и состоит, что вы, сначала, инженер, мыслящий заученными алгоритмами и «сопроматами», и только теперь пытаетесь стать творческим мыслителем, познакомившись с «Прорывистом». Вы, пока, не понимаете, что проникновение в сущность явления каждого нового, более высокого порядка, выработка очередной НОВОЙ формулировки сущности одного и того же явления, и есть этапы познания качества, т.е. конкретики на пути к единственной истине. Архимед же, как и Ньютон, установив количественную связь между чем-то и чем-то, не стал двигаться дальше. Они себя уже чувствовали гигантскими учёными. А Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин, столкнувшись с явлением, искали причину его возникновения, находя её, устраняли и, тем самым избавляли общество от разрушительного явления. Инженеры и пытаются приблизится к пониманию сущности опосредованным, окольным путем, т.е. через повышение сложности системы обработки количественных данных: от алгебры к матанализу, квантовым исчислениям. Маркс, Ленин и Сталин шли, преимущественно, аналоговым путём, приближая свои представления об изучаемом явлении к объективному качественному содержанию реальных противоположностей, единство тождество и борьба которых порождал само явление. Они не брезговали количественными параметрами явления, но реагировали, прежде всего, на качество, т.е. на сущность, а не количество. Например, капитализм количественно многократно превосходил социализм, как не считай , а качественно уступал ему настолько, что проиграл социализму вторую мировую войну. Ни Ленина, ни Сталина не смущало количественное превосходства капитализма, поскольку они владели диаматикой, т.е. мастерством качественного исследования проблем.
Вам, судя по всему, не на пользу идет чрезмерно долгое общение с г-ном Журденом от позитивизма. (Кстати, он уже признал себя виновным в антимарксизме? А то даже ведь не знает, бедняга, как вы ему льстите, обвиняя в последнем.) У того есть своя „интерпретация“ категорий диалектики (далеко не по Гегелю, разумеется), согласно которой бытие – это то, что просто есть, а все остальное („что мы в том бытии увидели“) – это уже, извините, сущность. Например, мелькнуло что-то на поле – бытие. Присмотрелся: собака. Это уже сущность. Для качества с количеством и мерой в его „диалектике“ места нет. Вас же тянет в противоположную сторону. Вам, похоже, по душе отталкиваться от противников – в плане борьбы противоположностей, наверное, – причем, не столь важно, до какой степени они (противники) ослы. Вот и здесь: у вас все вдруг – качество, т.е. непосредственность. Правда, если для вас это действительно так, то остается только восхититься. В самом деле, ведь таковой феномен сдеалал бы враз излишними все косвенные и очень ненадежные экспериментальные методы любых естественных наук, например. Если есть кто-то, для кого не только молекулы и их превращения, но и субатомные элементы – открытая книга, то к чему вся подобная морока? То же самое и в общественных хитросплетениях.
Поведаю вам по секрету, что Маркс, создавший теоретическую базу для будущих побед Ленина-Сталина, потратил двадцать лет только на первый том своего основного труда. Последующих почти двадцати лет ему не хватило на завершение работы над вторым и третьим томами. Долговато для копания в непосредственном, не находите? Или в вашем лице специалист по „логике“ г-н Журден нашел первого последователя? У него бедолага Маркс безнадежно путался в премудростях дошкольной логики, у вас – сорок лет без малого перемалывает в своей голове непосредственно данное. Я-то по наивности, – еще до знакомства с «Прорывистом», кстати, – считал, что Маркс создал первый в истории последовательно диалектический (добуквенно в согласии с первыми двумя книгами «Науки логики») прикладной труд, вскрывший последовательно сущность саму по себе (в первом томе), явление (во втором) и действительность (в третьем) исследуемого предмета. И столько времени у него ушло (да еще и не хватило) не потому, что он был, как считает местный г-н Журден, неучем и туповатым типом, а потому, что ни сущность, ни явление с действительностью не даны непосредственно в эмпирии, а прозревать их „силой абстракции“, по выражению автора «Капитала», – дело в самом деле нелегкое. Точнее говоря, явление, например, в эмпирии, конечно присутствует, но чтобы понять его как именно явление, а не ограничиться видимостью, необходимо постижение сущности. Судя по вашему тексту, вы имеете в виду именно сущность и ее „производные“, а не просто непосредственное качество. Действительно, решение подобных задач выиграет от участия „зрелого диаматика“, если использовать вашу терминологию. И в том же явлении и действительности, – да и в самой сущности, если брать ее как рефлексию основания, – можно различать качественные и количественные определенности. Но и в этом случае нет никакой нужды их антагонистически противопоставлять, тем более, как вы и сами говорите, что одного из них не бывает без другого.
Теоретическая физика в начале 20 века зашла в тупик, где до сих пор и пребывает, не потому, что начала пренебрегать непосредственным качеством, а потому, что не знала и не захотела узнать, как правильно подступиться к сущности, или объявив последнюю непознаваемой (в квантовой механике), или „свободно изобретя“ некую чудесную квазисущность (в теории относительности). Кстати сказать, знакомые с историей физики могут в этой связи примпомнить знаменитый т.н. „спор Бора с Эйнштейном“, продолжавшийся многие годы. Советская официальная философия была в этом споре всецело на стороне последнего, отстаивавшего „материалистическую“ (которую советские философы повысили в ранге аж до „диалектико-материалистической“) точку зрения, направленную против индетерминизма „копенгагенской интерпретации“: то самое „бог не играет в кости“. На самом деле, разумеется, это был некий внутренний конфликт двух направлений позитивизма, спорящих фактически о том, как быть с сущностью: напрочь отрицать или для удобства рисовать на скорую руку „на куске старого холста“.
О моей беде мы от вас узнали. Давайте теперь в двух словах обрисуем вашу. Что касается конкретно обсуждаемой здесь темы, то беда ваша проста и очевидна. Вы не штудировали «Науку логики», и в том, что касается ее содержания, свои „сужденья черпаете“ из „Анти-Дюринга“, ленинского конспекта и, может быть, еще каких-то косвенных источников. Кое-что там схвачено правильно, спору нет, но далеко не все. Многие ключевые для понимания нюансы от авторов вышеупомянутых текстов ускользнули как в силу недостаточности потраченного на их личные „штудии“ времени, так и в силу их изначальной воинствующе-анти-идеалистической диспозиции. Не последнюю роль в последнем факторе, как мы уже ранее отмечали, сыграли дальнейшие работы (начиная с «ЭФН») Гегеля, где он выступил уже как достаточно банальный (в сравнении с уровнем «Науки логики»), – на зато легко читаемый и понимаемый, – идеалист, типичный для своего времени. Таковое радикальное снижение философского уровня, по всей видимости, произошло в основном в результате вхождения Гегеля, как признанного философа, в круг своих академических коллег и последующее плотное научное общение с оными.
Вернемся, однако, к вашей беде. Чаще всего вы пишете правильные вещи, но выражаете их либо в метафорической, либо, скажем так, в домашне-обиходной форме, затемняя тем их истинное логическое содержание. Первый вариант мы уже относительно подробно разбирали на примере определений пространства и времени, а образчик второго смотрит на нас с вам со страниц вашего последнего комментария. Читаем на означенных страницах: „… проникновение в сущность явления каждого нового, более высокого порядка, выработка очередной НОВОЙ формулировки сущности одного и того же явления, и есть этапы познания качества, т.е. конкретики на пути к единственной истине.“ Вроде по существу все правильно, но выражено философски несколько неуклюже. Особенно вот это: „…качества, т.е. конкретики…“, как будто количество, неотделимое от качества и составляющее в единстве с ним меру, не имеет отношения к той самой конкретике. „Сущность явления“ тоже из той же оперы. Если речь идет о каком-либо предмете, то и сущность, и явление будут сущностью и явлением этого предмета, например, капитала, как в знакомом вам труде Маркса. Если нам удалось проникнуть в сущность глубже, то и явление предстанет в новом свете, т.е. мы уже не будем иметь новую сущность того же явления. Мы увидим в непосредственности то, чего раньше увидеть не могли или же, ранее видя, не предавали значения.
Более того, эта самая „сущность явления“ есть с вашей стороны своеобразная „проговорка по Фрейду“. Как мы уже здесь обсуждали, диалектический материализм в варианте Энгельса-Ленина представляет из себя прогрессивный естественнонаучный материализм, обогащенный элементами рациональной диалектики. Именно элементами, т.е. он еще не вполне диалектичен – не вполне стоит на точке зрения единства, данного в многообразии. Он еще склонен отталкиваться от отдельных „вещей“, замечая в них диалектику и заключая от нее к „диалектике идей“. Другими словами, он еще отягощен эмпиризмом и декартовым дуализмом. Вот и у вас имеем „сущность явления“, т.е. сущность „пристегивается“ к явлению, берущемуся за основу. Далее у вас же находим „выработку очередной НОВОЙ формулировки сущности одного и того же явления“. Опять „явление“ из сферы непосредственного и использованное вами, по всей видимости, как синоним словосочетания „определенное бытие“, берется за основу. Явление остается одним и тем же, а мы просто „вырабатываем новые формулировки сущности“, понимаемой, таким образом, как некий способ лучшего субъективного „объяснения“ данного зафиксированного явления. Получаем декартов дуализм и рациональный эмпиризм par excellence. В «Науке логики», кстати, нет „сущности явления“, а есть „явление сущности“. Почувствуйте, как говорится, разницу.
Кстати, если уж говорить о классиках марксизма, то от количественных определенностей они не бегали, так как, наверное, позитивизмом сильно не интересовались. И некоторые главы «Капитала», и такие ленинские работы как «Развитие капитализма…», «Империализм…» местами содержат больше цифр, чем иной учебник физики. И наконец, не поленюсь, напомню еще раз: Ленин завещал штудировать именно «Науку логики», а свой „гениальный“ конспект оной даже никому не показывал, не говоря уж о его опубликовании. Я при этом не хочу сказать, что там нет ничего полезного для дальнейшего „штудирования“. Есть, но всякий внимательно прочитавший этот конспект поймет, что там больше вопросов, чем ответов, хотя присутствуют и поспешные заключения „шапкозакидательского“ толка. Именно последние, по всей видимости, позволили советским философам из оппортунистической КПСС объявить этот конспект исчерпывающим „материалистическим прочтением“ «Науки логики». Всем получившим совет изучить диалектику, „быстро пробежав“ «Науку логики» (до сих пор не пойму, что это может значить, разве что просмотреть оглавление) и внимательно несколько раз прочитав ленинский конспект (что может быть проделано за пару-тройку недель вполне добросовестно), следует иметь в виду, что в смысле действительного изучения диалектики речь идет о доле процента требующихся усилий.
Небольшое добавление к последнему комментарию (прошу прощения у администрации за „засорение эфира“, в следующий раз буду внимательнее). Общаясь с вами, т. Антип, невольно начинаешь перенимать ваши привычки: вот и здесь, я как будто не прочитал до конца ваш комментарий. Там у вас есть следующий пассаж о методе классиков: „…реагировали, прежде всего, на качество, т.е. на сущность…“. Так на что же все-таки они „реагировали“, или, вернее сказать, что они пытались познать и осмыслить („реагирование“ как-то все-таки напоминает о безусловных рефлексах, а мы говорим о мыслящих индивидах)? Качество или все-таки сущность? Или у вас в самом деле, как у нашего г-на Журдена (только наоборот), качество объемлет собой и сущность? Я, конечно, понимаю, что вы хотите сказать, что они смотрели в корень (т.е. познавали сущность), в то время как их идейные противники не видели дальше непосредственности, которую сколько ни „анализируй“, качественно и количественно, многого в ней все равно не поймешь. Но, как вы видите, ваша философски-неряшливая манера выражать свои мысли ведет к путанице там, где ее можно легко избежать. И чего ради? Только для того, чтобы зачем-то выгородить одну из категорий сферы бытия в ущерб противоположной (но состоящей с нею в единстве), проведя между ними какую-то наивно-позитивистскую черту. Объяснили бы для начала, зачем это нужно, и как это может помочь в и без того трудном деле штудирования «Науки логики».
Елисей, мы никогда не призывали штудировать «Науку логики» так, как это, по школярски, делаете вы. Нужно быть полным придурком, чтобы попытаться «ПОНЯТЬ» учение о первичности бытия идеи «в себе и для себя сущей». Нам важно, чтобы люди поняли, сколь умён был Маркс, что реакционное учение Гегеля, привел к противоположности, через отрицание всего того глупого, что пытаетесь «понять» вы. Однако признание вами того факта, что вы «засоряете наш эфир» и верно, и самокритично. Браво. Прорывисты, руководствуясь диалектическим материализмом своего уровня усвоения, успели учредить ряд изданий, который вы засоряете. А вы, руководствуясь своим пониманием диалектики Гегеля, не успели создать ничего и, чувствуется, не успеете уже никогда. Маркс, руководствуясь своим методом, противоположным методу Гегеля по сущности, успел написать «Капитал. Критика политической экономии», вы уже не успеете ничего. В качестве «рыбы прилипалы» покрутитесь возле «Прорывиста» и… всё. То, что не успел дописать Маркс — абсолютно достаточно для КОРЕННОГО, качественного переустройства общества, для перехода от предыстории человечка, в которой он позорно топчется по сию пору, благодаря таким «арифмометрам» как вы, как Леонтьев, Канторович, Сахаров, Солженицын, к подлинной истории Человека. Мне совершенно ясно, что в своей практической деятельности и Маркс, и Ленин руководствовались теми диалектико-материалистическими соображениями, которые они изложили в своих работах, а Ленин, как и Сталин, руководствовались теми мыслями, которые Ленин сформулировал в «философских тетрадях» и… ПОБЕДИЛИ на практике ВСЕХ своих противников. Достаточный уровень марксизма они переводили в необходимый, конкретный, применительный к качественному состоянию, прежде всего, России. Можете продолжать штудировать Гегеля, но придёте всё к той же поповщине, в рамках которой практиковал и Гегель, чтобы не повторить мытарства Фейербаха. Если я вам чем-то напоминаю г-на Журдена, то вы — клон автора «письма к ученому соседу».
Глагол „штудировать“, вроде бы, и подразумевает вполне „школярский“, вернее даже „гимназический“, подход к предмету, на манер детального изучения древних языков, где гимназистам требовалось действительно изрядно попотеть в течение нескольких лет. Ленина никто не тянул за язык, когда он вначале призвал „штудировать“ «Науку логики», а потом – организовать кампанию по ее тщательному изучению на базе журнала «Под знаменем марксизма». Никто ме мешал ему вместо „штудировать“ написать, например, „ознакомиться“, „пробежать“, „покритиковать свысока, не читая“, „перетолковать с точки зрения здравого смысла, опустив все непонятное для эмпиристского взгляда“ и т. п. Кто знает, вдруг он и в самом деле не понимал, что его собственные рукописные тетрадки уже содержат все рациональное из оной «Науки…», а все остальное там – пресловутая „поповщина“. В таком случае, посоветуйте т. Редину бросить эти ненужные штудии. Может, он и послушает. Если того, что есть у классиков, по вашему мнению достаточно для успешного преобразования „человечков“, то и ладно. На этом давайте и закончим, сделав еще один маленький вклад в „незасорение эфира“. Не совсем понятно, зачем вы вообще утруждали себя комментариями в данной теме. По существу вопроса – деталям содержания „штудируемого“ труда – вам ведь все равно добавить нечего.
P.S. Г-н Журден в данном случае – не вы, а ваш корреспондент, специалист по строгой дошкольной логике, автор памфлета о стоимости рабочей силы и к тому же – самоназванный марксист весьма оригинального толка. Оригинальность эта заключается в том, что он считает автора «Капитала» этаким митрофанушкой, неспособным постичь премудростей означенного выше уровня логики, каковой сам г-н Журден полагает высшим, универсальным и обязательным для следования.
P.P.S. Если я – упомянутый вами чеховский персонаж, то вы, надо полагать, ученый сосед. Неплохо придумано. Смешно. Вообще говоря, фельетонист вы действительно хороший.