№ 11/39, XI.2019

---

Предлагаемая статья дополняет следующий комплекс материалов:

i) «Что бы поделать?»;
ii) «Протестность и марксизм»;
iii) «О революции»;
iv) «О борьбе за коммунизм здесь и сейчас»;
v) «О принципах нашей пропаганды»;
vi) «Как агитировать»;
vii) «Любят — не любят?».

---

🎙

Продолжая серию политико-прикладных заметок о марксистской работе по соединению пролетарского движения и коммунизма, необходимо отдельно остановиться на роли и месте промышленных пролетариев в Коммунистической революции.

Прежде всего, следует отметить, что с 1980-х годов буржуазные идеологи упорно пытаются насадить нехитрую мысль о том, что промышленное производство как будто бы отошло на задний план, уступая передовые позиции «информационной экономике», «постиндустриализму», «экономике услуг» и тому подобному. Наиболее весомый вклад в установление и развитие данной концепции якобы свершившегося перехода от промышленного производства к производству непромышленному внес преподаватель Гарвардского университета Белл и редактор американского делового журнала Fortune Тоффлер. Смысл их позиции сводится к тому, что в современной капиталистической экономике возрастающую роль играет сфера услуг, а не материальное производство, значит, противоречия капитализма сходят якобы на нет.

Кроме Белла и Тоффлера подобные идеи пропагандируют и другие буржуазные идеологи. Поскольку концепция «постиндустриализма», в каких бы формах она ни существовала, основывается на «наблюдениях», «статистике» и болтовне, а не на материалистическом понимании истории, постольку представляет собой одну сплошную путаницу, созданную, в частности, ради одной чисто политической цели — пропагандировать вечность капитализма и безальтернативность господства частной собственности. Иными словами, люди из карьерных соображений выдумывали разные теории, описывающие развитие империализма и некоторые внешние изменения в экономиках ведущих стран, и наиболее логичная и понятная из них была максимально растиражирована буржуазией в противовес марксизму.

Естественно, в этой борьбе с марксизмом пускаются в ход спекуляции о снижении роли/ доли/ влияния промышленных рабочих, о невозможности повторить опыт большевиков, о появлении «среднего класса» и так далее. Все эти поверхностные глупости воздействуют в основном на тех, кто рассуждает в контексте механического повторения Великой Октябрьской революции. Имеется в виду, что в современном обществе нет настолько же, как в 1917 году, заинтересованной в революции социальной силы и нет сплочённой революционной идеей организованной массы рабочих, которую можно было бы считать передовой.

Однако. Во-первых, например, в нашей стране более половины населения — наёмные работники, то есть пролетарии. Они находятся в бедственном положении, полностью зависят от буржуазии, представляют собой эксплуатируемую массу. Несмотря на то, что благодаря техническим аспектам роста производительности труда бытовые условия жизни современных пролетариев значительно лучше, чем были в начале XX века, они бесконечно далеки от комфортной и зажиточной жизни. Иными словами, пролетариат страдает от гнёта капитала и с удовольствием бы сбросил это иго. Несмотря на то, что политические условия буржуазно-демократической республики намного лучше террористической диктатуры царизма начала XX века, в стране множество капиталистических социальных проблем и язв, которые отравляют жизнь большинства, а для некоторых делают её буквально невыносимой. Поэтому говорить, что массы не заинтересованы в революционном переустройстве общества, в возврате страны на коммунистический путь, было бы неправильным.

Во-вторых, степень сознательности и организованности революционного класса зависит от наличия партии авангардного типа и качества её пропагандистской, агитационной и организаторской работы. Дело вовсе не в наличии рабочих, не в их активности, не в их сплочённости самой по себе.

Как раз Великая Октябрьская революция является прямым подтверждением той истины, что авангардную и ключевую роль в революции и революционной войне (гражданская война) играет не наиболее массовый и угнетаемый класс (на тот момент крестьянство), а наиболее организованный и сознательный (в тот момент класс городских фабрично-заводских рабочих).

Вместе с тем, опыт Великой Октябрьской революции показывает, что революционный класс формируется не как некая объективная экономическая общность людей, движущаяся стихийно масса, а как организованная партией и сознательно идущая за партией сплочённая социальная сила.

Действительно, большинство революционного класса в 1917 году представляло собой промышленных пролетариев. Действительно, диктатура рабочего класса опиралась на рабочую массу в осуществлении своей политики. Но, во-первых, не все городские фабрично-заводские рабочие поддерживали революцию, во-вторых, не только городские фабрично-заводские рабочие поддерживали революцию, в-третьих, формировать, проявлять и реализовывать волю революционного класса означает сознавать цели и задачи революции, коллективно действовать и бороться именно за взятие, удержание и укрепление своей политической власти как класса. Следовательно, быть классом с экономической точки зрения и стать революционным классом — это две большие разницы.

Городские фабрично-заводские рабочие в 1917 году были тем отрядом пролетариата, который в силу объективных причин являлся ядром революционного рабочего класса. Именно в этой среде получали наибольшее распространение марксистские идеи, имела наибольшее влияние большевистская партия. Городские рабочие в царской России были относительно образованны, организованны, территориально располагались в крупнейших городах, что делало их наиболее близким к коммунизму отрядом.

Что же сегодня?

Прежде всего, сегодня отсутствует резкая разница в условиях труда и мышлении рабочих, служащих, интеллигентов, в том числе инженеров. Более того, после разрушения СССР наблюдается значительное похолодание к коммунизму в фабрично-заводской среде. Промышленные рабочие, несмотря на огромные усилия партий с коммунистическими названиями, оказываются даже несколько менее восприимчивыми к пропаганде марксизма и необходимости коммунистической революции, чем служащие, интеллигенты, молодёжь и даже деклассированные элементы. Думается, что это связано и с историческим опытом предательства КПСС, и с повышенной интенсивностью эксплуатации при капитализме, и с падением общего культурно-образовательного уровня, и с внедрением буржуазной идеологии, культивирующей индивидуализм и неверие в силу рабочего класса. Таким образом, нет ни почвы, ни необходимости в какой-то специальной ориентации пропаганды и агитации на городских фабрично-заводских рабочих — они в равной степени являются объектами коммунистической работы, как и другие отряды пролетариата.

Некоторые левые в этом смысле погрязли в догматизме и начётничестве. Так, РКРП, РПР и некоторые другие организации уверены, что их работа должна быть направлена именно на городских фабрично-заводских рабочих, преобразована в связи с их повседневными нуждами и интересами. В уставе РПР даже сказано, что решения руководящих органов считаются принятыми, только если рабочие составили большинство голосовавших, то есть, грубо говоря, все нерабочие имеют лишь право совещательного голоса. Одним из главных лозунгов РПР является сокращение рабочего дня до шести часов, прежде всего для рабочих. РКРП много лет активно обслуживает профсоюзы, которые не входят в ФНПР, называя их «боевыми». Короче говоря, такие организации делают всё, лишь бы привлечь в свои ряды промышленных рабочих и попытаться убедить рабочую массу, что именно они их классовая организация. Правда, воз и ныне там. В сущности такая организационная стратегия — типичное проявление хвостизма, попытка понравиться рабочим, ориентируя партию под обслуживание стихии тред-юнионизма.

Другие левые, выделяя некоторые признаки фабрично-заводских рабочих образца 1917 года, которыми руководствовался Ленин, пытаются убедить себя в наличии нового «авангарда пролетариата» — офисных служащих. Так, идеолог движения им. Антипартийной группы Балаев утверждает, что раз по образованности, политической активности и концентрации в крупных центрах «белые воротнички» превосходят современных фабрично-заводских рабочих, значит, они и являются новым основным объектом коммунистической работы.

Такая позиция порождена не реальным изучением ситуации, а таким же голым схематизмом, как и у Попова с Тюлькиным, просто в более оригинальном виде. На самом деле офисные служащие, хотя и, действительно, более образованны, активны, имея больше свободного времени, чуть чаще изучают марксизм и вливаются в ряды коммунистического движения, однако в целом настолько же пассивны, как и фабрично-заводские рабочие. Здесь явно желаемое выдаётся за действительное.

И та и другая позиции есть проявление веры в то, что осознание своего положения и своих классовых интересов приведёт массы к коммунизму. Этого не происходит и не произойдёт по крайней мере потому, что для формирования революционного класса и ведения борьбы требуется понимание и признание необходимости установления диктатуры работающего класса. И не на словах, не в каких-то традиционно дописываемых в конце заявлений и резолюций лозунгах, а предметно, с намерением конкретной революционно-партийной работы и в ходе конкретной революционно-партийной работы.

Желание заманить массы в коммунизм, «завоевать» людей какими-то хитрыми ориентациями, поддержками, перспективами, обещаниями не имеет ничего общего с реальным применением марксистско-ленинской теории соединения пролетарского движения и марксизма.

Вместе с тем, недопустимо и отрицать объективное значение фабрично-заводских рабочих в деле осуществления коммунистической революции и мероприятий диктатуры работающего класса. Сколько бы служащих и других пролетариев преимущественно умственного труда, непосредственных производителей интеллектуальной продукции ни встало на позиции марксизма, конечный результат всецело зависит от воли и позиции других непосредственных производителей — производителей продуктов питания, энергоносителей, сырья, машиностроительной продукции, зданий, сооружений и так далее. От непосредственных производителей материально-вещественного фактора зависит второй день после установления диктатуры работающего класса, а от непосредственных производителей интеллектуальной продукции зависит пятый, десятый и последующие дни после разворачивания строительства коммунизма. От первого слоя диктатуры работающего класса зависит само существование общества, а от второй группы непосредственных производителей зависит перспектива коммунизма. Разумеется, класс, не решивший первую группу задач, не решит больше вообще никаких задач, ибо будет низвергнут буржуазией.

Многие сегодня не представляют роль, грубо говоря, электро- и водоснабжения, роль укладки асфальта и канализации в деле строительства коммунизма. Политбюро ЦК КПСС тоже слишком вознеслось над этим слоем трудящихся, поэтому в том числе он был так легко обманут буржуазной пропагандой.

Поэтому мы, разумеется, держим в уме необходимость завоевания промышленных пролетариев, работаем в том числе и для рабочих, но порядок построения работы от этого не меняется. Авангардную роль по отношению к пролетарским массам играет не какой-то профессиональный или специфический отряд, а сама партия и сплочённые вокруг неё сторонники, которые составляют агентурную сеть в широких массах трудящихся.

А. Редин
09/11/2019